Валерий Вайнин
Петрушка на балу
– Ну хватит! – Ольга выключила магнитофон. – Все тоже танцевать хотят!
Катя продолжала обнимать Сергея.
«Публика» разразилась овациями. Даже именинник – с весьма кислой миной. Смутившись, Катя отпрянула и пробормотала:
– Без репетиций все-таки…
Кузен Гоша полюбопытствовал:
– Где так насобачился, Макаров?
Сергей обмахивался ладонью.
– На семинарах по квантовой электродинамике.
– Пижон, – поправила очки Дина. – Все было замечательно, ребята, но мне, увы, пора домой.
Именинник апатично встал с дивана.
– Я провожу.
– Спасибо, Валь, – улыбнулась сокурсница. – За мной папа приехал, ждет у подъезда. Всем пока.
Макаров взял ее за руку.
– До лифта, надеюсь, проводить можно?
Дина потрепала его за ухо.
– Такому лихому танцору… только до лифта.
Они вышли. Школьный товарищ Эдик с подругой засобирались тоже: ехать им предстояло на другой конец Москвы. Когда вернулся Макаров, они уже надевали плащи. За ними, с интервалом в десять минут, потянулся и кузен с дамой сердца. Именинник с сестрой проводили их в прихожую.
– Позволь деликатный вопрос, – обратился Макаров к Кате. – Что ты подарила юбиляру?
– Галстук. Иди к черту.
– Красивый хоть галстук?
– К черту иди.
– Хм… Разве я наступил тебе на ногу?
Катя ожгла его взглядом.
– Расцарапать тебе рожу?
Он посмотрел на нее с интересом.
– А если отвечу положительно?
– Ты просто… Знаешь, ты кто?! – Катя аж задохнулась. Тут вернулись Валентин с Ольгой, и она объявила: – Пойду-ка и я. Натанцевалась.
– Погоди, время детское, – засуетился именинник. – Давай кофейку попьем.
Сергей возразил:
– Девушку родители ждут, Валя. На твоем месте я не стал бы их нервировать.
Ольга прыснула.
Катя прошипела:
– Шел бы ты, знаешь…
– О тебе, Катерина забочусь. – Гнусный Макаров приложил руку к сердцу. – Москва – город неспокойный… Кать, я без подначки: тебе действительно пора.
Катя молча направилась в прихожую. Остальные последовали за ней. Валентин помог девушке надеть плащ и натянул на себя куртку.
– Валька, – потребовал Макаров, – покажи галстук, который она тебе подарила.
– Не показывай, – воспротивилась Катя. – Или я его этим галстуком задушу. Сделаем так: вы оба меня проводите… для надежности, и отправитесь по домам. Хорошо?
Именинник хмуро качнул головой.
– Лучше проводим Сержа: здесь не далеко. А потом я спокойненько провожу тебя. Время детское.
– И я пойду провожать, – заявила Ольга.
Валентин показал ей кукиш.
– А вот это видела!
Макаров встал между ними.
– Сделаем по-другому. Катю проводит Валя, на такси. А мы с Ольгой перемоем пока посуду.
Довольный именинник пробормотал:
– Посуду, в принципе, можно и завтра…
– Или послезавтра, – фыркнул Серж. Затем отозвал Валентина в сторонку и, не слушая протестов, всучил деньги на такси. – Пока, ребята. Мы с Олькой тут справимся.
Валентин смущенно произнес:
– Ладно, раз ты сам это предложил… Пойдем, Кать.
В дверях Катя обернулась.
– Приятно было познакомиться.
– Взаимно, – поклонился Серж.
Вслед за Валентином переступив порог квартиры, Катя услыхала Олькин возглас: «Пошли на кухню, горе мое!» Катя с треском захлопнула дверь.
* * *
Директор ресторана стояла у окна спиной к милиционеру, который недоверчиво переспросил:
– Девятнадцать лет знакомы? И до сих пор, блин, отношений не выяснили?
Катя обернулась.
– Простите, не поняла намека.
– Да какой намек, Екатерина Васильевна. У меня сведения точные. – Хомяков заглянул в блокнот. – «Ор стоял такой – потолок содрогался». Отрицать будете?
– И что с того?! – повысила голос Катя. – По-вашему, это означает, что я организовала пожар?!
– Выводы, Екатерина Васильевна, я сделаю потом. А пока без уверток ответьте на вопрос: стоял у вас ор или меня ввели в заблуждение?
– Если вам нравится слово «ор», на здоровье! Но должна заметить, что орала я одна! Если б Макаров хоть раз на меня наорал… возможно, все было бы по-другому.
– Значит, вы подтверждаете, что скандалили с Макаровым Сергеем Петровичем в помещении, где хранятся декорации, непосредственно перед вспыхнувшим пожаром?
Катя прошлась по кабинету.
– Бред какой-то… Что значит «непосредственно перед»? Ведь я даже не знаю, во сколько начался пожар.
Хомяков смотрел на нее пристально.
– Это вы так утверждаете. Само собой, я проверю… – В его кармане зазвонил сотовый. Капитан извлек его и отозвался. – Я, Аркадий. Кто ж еще? Ближе к теме… Подъехать не могу: в пожарном деле увяз. Пожрать, блин, некогда… Как это, Чижа взяли?! Что ж ты соплю жуешь?! Погоди… Эй! Вы куда?! – крикнул он директрисе, выходящей из кабинета.
– В бега, – ответила Катя. – В Лондон вылетаю. Ищите с Интерполом. – Она шагнула за дверь. – Да не волнуйтесь: сейчас приду.
«До чего красивая баба!» – восхитился Хомяков мысленно и сказал в трубку:
– Чижа, говоришь, взяли. Уже кое-что. Обшмонали, небось, а он чист. Угадал?.. Кончай кудахтать, Аркаш! На что ты рассчитывал?.. Не кудахчи, говорю! Где Гафуров?.. Понял. Подъеду к вечеру… Сейчас не могу: тут пожар этот долбаный… – Заметив входящую директрису, Хомяков спешно закруглился: – Все, Аркадий! Аккумулятор садится. – Он сунул телефон в карман. – Екатерина Васильевна, что за дела?
Катя поставила перед ним блюдо с горячими пирожками.
– Сами выпекаем. Четырех видов: с капустой, с грибами, с черносливом и с курагой.
Хомяков сглотнул слюну.
– К чему вы это рассказываете?
– К тому, что вам пожрать некогда.
– Уберите, я не буду.
Катя строго на него посмотрела.
– Ешьте, я не поджигала. У меня отсутствует мотив.
– Не уверен. – Хомяков старался не смотреть на пирожки.
– Тогда придумайте хоть один.
– Во, блин! Екатерина Васильевна, скажем прямо, балетмейстер вас бросил. Какой еще мотив нужен брошенной женщине?
Катины щеки вспыхнули.
– Кто брошенная женщина… я?
Хомякову все это не нравилось, чертовски не нравилось. Иметь дело с ворами было гораздо сподручней. Капитан уткнулся в свой блокнот.
– Если вы та самая Екатерина Васильевна Митина, значит…
– Не Митина, а Макарова. После развода я оставила фамилию мужа. И я скорее застрелюсь, чем буду ему пакостить.
– Постойте, – изумился Хомяков. – То есть вы жена этого… балетмейстера? Бывшая?
Катя удивилась в свою очередь:
– Вы не знали? Зачем же вы сюда явились?
– Думал, вы любовница в отставке, – обескураженно пробормотал Хомяков.
Катя невесело рассмеялась.
– Ваша версия, пожалуй, устроила бы меня больше.
Хомяков пытался собраться с мыслями.
– Развелись так развелись. Какого тогда рожна вы сцепились? Если не секрет, конечно.
Катя опустилась в рабочее кресло.
– Макарову нужны две танцевальные пары. Для спектакля. Я подобрала ему отличных ребят, предложила. А он в обычной своей манере: «Спасибо. Ценю твои хлопоты, но мы тут сами справимся.» И я, как обычно, завелась, дура… Зря время тратите, Виталий Павлович: я не поджигала. Уточните там, во сколько я ушла и во сколько загорелось. Должен быть временной зазор. Если, конечно, вы не подозреваете, что я оставила бомбу с часовым механизмом.
Признав ее правоту, Хомяков мысленно обозвал себя пеньком, однако сохранил форс:
– Проверим, Екатерина Васильевна. Обязательно проверим. – Он извлек из папки список участников субботней репетиции. – Вопрос последний: Макаров женат?
Катя подняла на него глаза. Синие-синие.
– Нет. И надеюсь, не собирается.
– В таком случае, – Хомяков ткнул авторучкой в список, – кто ему Макарова А. С.? Однофамилица просто?
– Макарова Алина Сергеевна, – отчеканила Катя, – наша дочь. Моя и Сергея. Вы сказали, вопрос последний.
Хомяков застыл на мгновение. Затем убрал бумаги в папку и поднялся.
– Екатерина Васильевна, вы… мне это… Можно взять пирожок? Даже два, пожалуй. Можно?
Катя кивнула: на здоровье, дескать. И когда капитан вышел, потерла виски ладонями. Затем сняла трубку, набрала номер и, услыхав знакомый голос, проговорила:
– Трудно было позвонить, да? Насчет пожара… Ну конечно, мелочи! Все на свете для тебя мелочи!.. Я не кричу, не выдумывай… Ты обгорел?.. Не смей отключаться, Макаров! Ты правда не обгорел?!
Глава 3
Солнце покинуло наконец танцзал, жалюзи были подняты, и в окна беспрепятственно хлынул свет. Шла репетиция балетного спектакля. Танцоры (в тех же обтягивающих трико) жмурились сидя вдоль стены, за исключением пары, занятой в очередной сцене. Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами и остроносый парень с волосами, стянутыми в хвост, расположились рядышком на стульях в центре зала. Они терпеливо ждали, пока прервавший репетицию балетмейстер закончит разговор по мобильнику. Отойдя в сторонку, Макаров спокойным ровным голосом пытался поставить точку в диалоге:
– Никто не обгорел, Кать. Даже не ушибся. Хочешь, поклянусь?.. Алины там вообще не было… Как скажешь. Когда загорится, помчусь звонить тебе.
Вскочив со стула, синеглазая девушка подбежала к нему.
– Скажи ей: у нас репетиция! Сколько можно жилы тянуть!
– Ну-ка, брысь, – столь же спокойно осадил ее Макаров. И, дождавшись, пока дочь вернулась на место, проговорил в телефон: – Слыхала? Жива-здорова. Извини, меня сейчас тут порвут. – Дав отбой, он отложил мобильник.
В наступившей тишине прозвучала насмешка Ольги:
– Надо же, какая заботливость. Материнская прямо.
– Хватит! – отозвалась со стула девушка-синеглазка. – Без комментариев обойдемся!
– Или до ночи тут промаемся, – ввернул ее остроносый партнер.
Макаров взглянул на него, склонив голову набок.
– И сколько же, Леха, тебе положено маяться? Если по контракту.
Парень поднял руки.
– Сколько скажете. До потери пульса.
– Правильный ответ. – Макаров подошел к сидящей на скамье Ольге. – Ну?
Ольга выдержала его взгляд.
– Баранки гну.
– Отправила, говоришь, мента на кудыкину гору?
– Ничего другого на ум не пришло.
Макаров извлек из ее волос красную ленту. Ольга не шевельнулась. И труппа с интересом наблюдала, как балетмейстер повязывает ленту на Ольгиной шее бантиком.
– В наказание. – Макаров расправил бант. – Будешь носить, не снимая. Пока гнев мой не остынет.
Раздались смешки.
Ольга сверкнула на худрука глазами.
– Ага, щас! – Но к ленте не прикоснулась.
Макаров меж тем повернулся к сидящей на стульях паре.
– Сцена у телевизора – поехали!
Прижавшись плечами, парень и девушка уставились в пространство. Затем задергались и принялись пихаться. Вновь послышались смешки. Симпатичный парень постарше (как и утром, массирующий колено) небрежно обронил:
– Высокое искусство. Новаторское, главное.
Макаров бросил через плечо:
– Петя, заткнись. – И воззрился на сидящих в центре зала. – Совсем сбрендили? Мы же это проходили.
Щеки девушки вспыхнули.
– Пап, может, с музыкой?
Балетмейстер мотнул вихрастой головой.
– Музыка из телевизора не звучит. В смысле содержательном. Когда пульт в руках Леши, слышны только выстрелы из боевика. А когда пультом завладевает Алина, музыка – лишь фон для страстей из мексиканского сериала. Все это еще не смонтировано, так что обойдетесь. При том главное требование: музыка должна звучать в ваших головах, и танцевать под нее вы обязаны даже в абсолютной тишине. Кто не справится – выгоню. И никаких «пап», ясно?
Немолодой танцор брякнул:
– Детоубийца. – И насмешливо уставился в потолок.
Мужчина и женщина лет под сорок, с аристократической отрешенностью наблюдавшие за происходящим, обменялись взглядами.
– Думаю, Миша Ласкин схлопочет, – предположил мужчина, теребя чахлую бородку. – С утра, бедолага, нарывается.
Женщина с бледным лицом, заплетая волосы в косичку, искривила тонкие губы.
– Схлопочет как пить дать.
Миша Ласкин буравил взглядом потолок.
– Елецкие, хотите пари? Ставлю десять баксов: инквизитор не посмеет.
– Принимаем, – отозвалась женщина.
– И удваиваем, – подхватил мужчина с бородкой.
Балетмейстер предостерегающе поднял руку.
– Елецкие, воздержитесь. Если удалю Мишу с репетиции – он обвинит меня в холокосте. Оно мне надо?
Все рассмеялись. И Миша Ласкин похвалил:
– Тертый ты калач, Макаров.
– А то! – подмигнул Сергей. – Работы у нас навалом, а времени в обрез. Так что никаких «пап». – Он хлопнул в ладоши. – Алина, Леша – вы у телевизора, пытаетесь завладеть пультом.
Сидящие на стульях парень с девушкой опять принялись пихаться. Макаров снова их прервал:
– Выпороть вас, что ли?
– Что мы делаем не так? – буркнул парень.
– Если ты сидишь, Леша, это не значит, что ты не танцуешь. Надоело напоминать.
Алина растерянно смотрела на отца. А парень упрямо тряхнул «хвостом» на затылке.
– Сергей Петрович, что мы делаем не так?
– Нет пластики? – предположила девушка.
Макаров вздохнул.
– Ни пластики, ни характеров. Петрушка, отбирая пульт у невесты, трогательно деликатен. Он опасается ее обидеть, нечаянно сделать больно. Представь его движения, Леша. – Балетмейстер прошелся по залу. – Юлия же, напротив, ведет себя, точно капризный ребенок, у которого отнимают игрушку.
– Я так и делаю, – ввернула Алина.
Макаров покачал головой.
– Ты похожа на воришку, цапнувшего с прилавка банан. – Когда стих смех, Сергей подытожил: – Зачем столько мусолить эту незначительную, вроде, сцену? Затем, что в спектакле ничего незначительного не бывает. К тому же, с этой сценки начинается действие и задается тон всему шоу.
– Великий педагог, – не удержался Миша Ласкин. – Помесь Фокина с Голейзовским.
Макаров и ухом не повел.
– Врубайтесь в образ, – сказал он Алине и Леше. – Поехали.
На сей раз получилось лучше. Движения сидящих на стуле действительно обрели пластику и, главное, наполнились смыслом. Борьба за обладание телевизионным пультом походила теперь на игру, в которой худо-бедно обозначились характеры. Огрехов было еще полно, однако никто из коллег уже не хихикал.
Тут послышалось постороннее покашливание. С папкой под мышкой в дверях зала стоял капитан Хомяков.
– Почему без музыки? – осведомился он смущенно.
– Простите, если можете.
Раздражения в голосе балетмейстер явно не прозвучало, но капитан ОВД оказался чутким.
– Я здесь по службе, – произнес он с вызовом. – Не то, ей-богу, нашел бы, чем заняться.
Труппа смотрела на худрука.
Худрук взирал на милиционера.
– И что теперь? Вы намерены срывать репетиции?
Хомяков расправил сутулые плечи.
– Без нужды не намерен. Сергей Петрович, не я все это закрутил.
Макаров признал в душе его правоту.
– Ладно. Что я должен?
– Выйдем на две минуты, – потребовал капитан, скрываясь за дверью.
Ольга расправила на шее бант.
– Может, я?
– Непременно, – обронил Макаров у входа. – Ты мой кролик в шляпе.
Хомяков тем временем, устроясь в одном из кресел, раскрыл папку.
– Присаживайтесь, – пригласил он.
Макаров качнул головой.
– Вы обещали на две минуты.
– Как хотите. – Капитан достал из папки полиэтиленовый пакет с лоскутом обгоревшей материи. – Гляньте-ка: здесь инициалы «С. М.». Ваш платок?
Сергей протянул руку.
– Позвольте…
Хомяков, пристально за ним наблюдавший, переместил пакет подальше.
– Не трогайте. Просто посмотрите.
– Где вы его нашли? Ах да… на месте пожара, очевидно?
– В нем была пакля, смоченная бензином.
Макаров опустился в кресло напротив.
– Какой же я разиня, – сказал он. – Мой платок. Жена мне его вышила. Бывшая то есть.
Кивнув, Хомяков убрал пакет в папку.
– На разиню, Сергей Петрович, вы не похожи. Тем более, вы физик: захотели бы поджечь, изобрели бы что-то понадежней.
Взгляд Макарова выразил удивление.
– Поджигателем, значит, вы меня не считаете?
Хомяков усмехнулся.
– Менты не так тупы, как в анекдотах.
– Нынче утром, однако, вы были уверены…
– Ну, блин, вы даете! Может, я исповедываться перед вами должен?
– В принципе, блин, не должны, – согласился Макаров.
Капитан невольно улыбнулся.
– То-то и оно. Буду гнуть эту линию: типа вы под подозрением. Я рассчитываю на ваше содействие. Кто-то ведь поджег, Сергей Петрович, козе понятно.
Макаров напрягся.
– Я должен был сам с этим разобраться.
– Вот и разбирались бы! – в досаде отреагировал Хомяков. – Нечего было в прокуратуру капать! На мне ограбление ювелирного, а балетная ваша хренотень… – Капитан похлопал себя по загривку. – Как ваш платок там оказался? Догадки имеются?
Макаров чуть подумал.
– Ни единой. Катя… бывшая жена, два платка мне вышила. Один исчез из кармана брюк, затем – вскоре и другой. Почти полгода прошло.
Хомяков сделал пометку в блокноте.
– Вы огорчились? – осведомился он.
– К делу не относится.
– Относится, Сергей Петрович. Может, кто-то сильно хотел вам досадить. Тот, кто хорошо вас знает.
– Огорчился, – сказал Макаров. – И что это нам дает?
Капитан задумчиво покусывал авторучку.
– Другие платки не пропадали? Не вышитые Екатериной Васильевной.
Макаров взглянул на него с интересом.
– Ход ваших мыслей ясен. Не пропадали. Но, опять же, что это дает?
Хомяков снял фуражку и шмякнул на стол.
– А пес его знает! Но за эту ниточку… С вами пока все, Сергей Петрович. Не могли бы вы пригласить сюда Олю… э-э… Ольгу Николаевну?
Сергей с облегчением поднялся.
– Запросто. И Олю, и Ольгу Николаевну – пришлю обеих.
Хохотнув, капитан пригладил волосы.
Балетмейстер вернулся в зал, и оттуда танцующей походкой вышла, можно сказать, старая знакомая. Она села в кресло и, положив ногу на ногу, проворковала:
– Наконец-то, Виталик. Заставляешь скучать.
Хомяков не сдержал улыбки.
– Почему у тебя лента на шее?
– Сползла. – Ольга расправила бант. – Как успехи, напарник? Расколол королеву бифштексов?
Улыбка на лице капитана погасла.
– Влегкую, – ответил он. – Приковал наручниками к трубе и дубинкой по почкам. Во всем призналась.
– Зачем же так?
– А как ты хотела? Ты ж нас, ментов, знаешь.
Ольга взглянула сердито. И несколько мгновений они, что называется, играли в гляделки.
– За кого, Виталик, ты меня держишь? – спросила Ольга.
– За крутого напарника. В милицию служить пойдешь?
Послышалась мелодия из «Лебединого озера», и голос Макарова скомандовал: «Держи спину, Алина! В корсет упакую!» Заинтересованный Хомяков проследовал к дверям зала.
Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами, волнообразно двигая руками, танцевала на пуантах. «До чего ж они похожи! – восхищенно подумал Хомяков. Как я сразу не допер?» Тут остроносый паренек с «хвостом» на затылке (таких причесок у мужиков капитан на дух не переносил) поколдовал с магнитофоном. Из динамиков хлынуло что-то забойно-ритмичное, и парень пластично задергался под эту музыку. Синеглазая Алина, подбоченясь, за ним наблюдала. Затем, как бы в досаде, нажала на магнитофонную клавишу. И вновь полилась тема из «Лебединого озера». Девушка возобновила танец на пуантах, а парень в досаде топтался рядом. Хомяков зачарованно замер.
– Работать будем или глазеть? – произнесла Ольга. – Закрой-ка дверь, сыщик.
Капитан неохотно вернулся в кресло.
– Как они успевают музыку менять? Даже без перемотки.
– Монтаж, Виталик, запиши в блокнот. Какого черта ты на меня взъелся?
Хомяков взглянул на нее в упор.
– Почему не сказала, что она жена Макарова?
– Бывшая! – сверкнула глазами Ольга. – Уже четыре года как бывшая!
– Ты сказала: брошенная женщина.
– Одно другого не исключает!
– Разве Макаров ее бросил?
– Какая на хрен разница?! Они собачились перед пожаром! Она, что ли, это отрицает?!
– Не отрицает.
– Еще бы ей отрицать: свидетелей вагон!
Хомяков не сводил глаз с пылающего лица балерины.
– Успокойся, Оль: вдохни и выдохни. У нее же дочь здесь танцует.
– И что с того?! К чему ты дочь сюда приплел?!
– Ну, блин, ты даешь! Мы говорим про Екатерину Митину… не Митину, кстати, а Макарову. Зачем ей поджигать? Насолить бывшему супругу и дочери заодно? Так, по-твоему?
Забравшись в кресло с ногами, Ольга теребила красный бант на шее. Хомяков не торопил ее с ответом, лишь продолжал изучающе смотреть. Ольга вздохнула с улыбкой.
– Кто знает? – пожала она плечами. – Не хочу возводить напраслину, однако… Кто знает, на что способна танцовщица-неудачница с завышенной самооценкой? Женская психология, Виталик, вещь настолько своеобразная…
Возникла пауза. Хомяков терпеливо ждал продолжения.
* * *
Мусоля задачку по геометрии, Ольга искоса наблюдала за старшим братом. Валентин тщательно вывязывал перед зеркалом галстук. Ветерок из форточки шевелил его густые волосы и страничку Олиной тетради. Сентябрь шел к концу, но после дня рождения погода сохранялась теплая и сухая.
– Задачку решишь? – подала голос Ольга. – Или собой никак не налюбуешься?
Валентин полюбопытствовал:
– О чем там речь?
– Треугольник, вписанный в окружность.
– Сама решай. Или позвони Макарову.
– Звонила, – в досаде призналась девочка. – Нет его. Шлёндает где-то.
Валентин справился наконец с галстуком.
– «Шлёндает?» – нахмурился он, подходя к сестре. – Откуда ты словечки эти берешь?
– Из народной среды. – Продвинутая семиклассница ткнула авторучкой в тетрадь. – Вот чертеж, вот условие. Выручай, братан, тащи меня к знанию.
– Вытащишь тебя, занозу. – Валентин вперился в чертеж. – Тэк-с… Вы уже проходили теорему об угле, опирающемся на дугу окружности? Этот угол равен половине дуги.
Ольга мотнула головой.
– Не проходили. Макаров больше недели носа не кажет. С чего бы это?
Валентин усмехнулся.
– Просто кошмар. Думай об учебе, Оль. Если без этой теоремы…
– Вы не поссорились?
– Успокойся. Мы с Сержем и с Динкой каждый день видимся на работе. Нас же в одну лабораторию распределили, забыла?
«Ты видишься, а я не вижусь», – возразила девочка мысленно, а вслух проворчала:
– О’кей, долго еще ты будешь возиться?
– Ты не даешь мне сосредоточиться! – мальчишески вспылил Валентин. – Если вы не проходили этой теоремы…
– Макаров бы решил, – вздохнула Ольга. – Жопа ты, а не физик.
– Сама ты жопа! – старший брат отложил тетрадь. – Маленькая вредная жопа!
Ольга округлила глаза.
– Пап! – закричала она. – Валька меня плохим словам учит!
Родитель, дремлющий в соседней комнате за газетой, разумеется, не отреагировал. Зато Валентин выскочил в прихожую и надел плащ. Сестра вышла за ним следом.
– Не будь яблочным пюре, Валька, – сказала она. – Срочно женись, а то Катьку уведут.
Брови брата приподнялись.
– Кто?
– Конь в пальто, – буркнула Ольга, возвращаясь к урокам.
В метро Валентин обдумывал ее сердитое предупреждение. Странно. Повод для опасений, вроде бы, отсутствовал. Вроде бы. После дня рождения они с Катей встречались дважды – просто гуляли, и все шло замечательно. В обществе друг друга они ощущали себя легко и непринужденно. Отчего же после глупых Олькиных слов на душе будто кошки скребут?
От метро Валентин решил пройти две остановки пешком: время позволяло. В чем причина этой глухой тревоги? В Макарове? Но с Макаровым Катя больше не виделась, можно поклясться. Да и на дне рождения они, в основном, пикировались, за редким исключением… Черт побери эти исключения!
К трехэтажному зданию балетного училища Валентин приблизился в настроении сумрачном. И окружал его шелестящий сентябрьский сумрак. Дурацким замечанием сестры пятница казалась испорченной. Однако стоило Валентину увидеть Катю…
В вестибюле она с улыбкой поцеловала его в щеку. Народу было негусто, да и внимания ни них никто не обращал. На Кате был брючный костюм под цвет глаз и туфли на шпильке в тон. Ее черные волосы убраны были в пышный «конский хвост».
– Ноги прямо гудят, – пожаловалась юная балерина. – Куда мы сегодня?
– В «Художественный». – Валентин совершенно оттаял. – Я взял билеты на американский ужастик. Успеем еще перекусить в буфете.
– Чудненько! – обрадовалась Катя. – Прогулки я бы не выдержала. Передохнуть время есть?
Сияющий Валентин глянул на часы.
– Навалом.
Они присели на стулья у стены.
– Будь проклят этот балет, – вздохнула Катя. – Как прошла неделя? Рассказывай с подробностями.
– Да какие подробности… Осваиваемся в лаборатории. – Валентин разглядывал приближающегося к ним тощего юношу. – Мы осваиваемся, начальство к нам принюхивается – ничего интересного.
У тощего юноши были шкодливо-грустные глаза.
– Здрасьте вам! – произнес он бодро и обратился к Кате: – Отойдем-ка на минуту.
– Зачем? – устало спросила Катя.
– Для гнусных приставаний, – выпалил юноша. – Митина, у меня мало времени.
Катя тронула за руку воинственно приставшего Валентина.
– Не бери в голову: это наш Миша Ласкин. Мишуня, – сказала она тощему парню, – либо говори, что хотел, либо отвали. Сил больше нет.
Косясь на Валентина, Миша доложил:
– Тебе записка, Митина. Велено передать лично.
Катин взгляд выразил удивление. А Валентин раздраженно уточнил:
– Тебе, Миша, за услуги платят или из альтруизма стараешься?
Парень и бровью не повел.
– Его зовут Валькой? – обратился он к Кате. – Ему тоже записка.
Валентин с Катей переглянулись.
– От кого? – осведомилась девушка.
Раздвинув руки, Миша изобразил широкие плечи:
– Вот такой. – Затем взъерошил свои волосы: – И такой.
– Макаров! – вырвалось у Валентина.
Катины щеки медленно заливала краска.
– Как он вообще… Что он здесь забыл?
Миша Ласкин усмехнулся.
– За нами наблюдал. Как мы потеем.
– И Татьяна Андреевна его не выперла?
– Сам удивляюсь. Не смотри на меня так.
Раскрасневшаяся Катя протянула ладонь.
– Давай записки.
Но Миша медлил.
– На перемене, – сообщил он, – я пытался удержать линейку на носу. Вертикально, разумеется. Здоровяк этот вдруг подошел и заявил, что удержит линейку на носу дольше, чем я. Мы заключили пари. Он выиграл с разницей в двадцать секунд.
Валентин прыснул.
– Узнаю Макарова!
Миша обратил на него шкодливо-грустный взор.
– Поэтому я передаю вам записки. Никакого альтруизма – лишь проигранное пари. – Он вручил Кате два листка из блокнота и, уходя, обронил: – Опасный тип. Весьма опасный.
Катя протянула листки Валентину.
– Прочти вслух.
Валентин буркнул:
– Ох, этот Серж… – И прочел: – «Дражайшей Екатерине поклон. Пришел, увидел, осудил.» Далее подпись: «Маркиз Баттман Тандю.» – Валентин хмыкнул. – Что такое «баттман тандю»?
– Движение в классическом танце, – отмахнулась Катя. – Читай вторую.
– Вторая адресована мне.
– Мою ты прочел, прочти теперь свою. Что за секреты?
И Валентин с улыбкой прочитал:
– «Валька, она горбится. Чтоб держалась прямо, привяжи к ее спине лыжи…» Кать, ты что? Это же Макаров.
Катя поднялась, сверкая глазами.
– Кто горбится?! Я горблюсь?! – Походкой разгневанной королевы она проследовала в гардероб, надела плащ и вернулась. – Татьяна Андреевна, если хочешь знать, следит как цербер, чтобы мы тянули спину! Он просто идиот!
Валентин также встал со стула.
– Не заводись, Кать. Он просто ваньку валяет.
– Я не завожусь. Пойдем.
Они вышли из училища. Было темно, и пахло осенью. Катя взяла Валентина под руку.
– Прогуляемся до метро. Время ведь есть?
– Тебя, вроде, ноги не держали.
– Оклемалась немного. У метро есть автоматы – позвоним Макарову. Я ему выскажу.
Шурша опавшими листьями, они шли по тротуару. Валентин погладил Катину руку.
– Прекрати. Что именно ты собралась высказывать?
Катя резко остановилась.
– Послушай! Если бы я приперлась к вам в лабораторию и стала подглядывать, шпионить… Тебе бы понравилось?!
Валентин рассмеялся.
– Пережил бы как-нибудь. Шпионь на здоровье.
– А мне это не нравится! – Катя повлекла его под руку по улице. – Могу я высказать свое отношение?! Могу потребовать, чтобы оставил мою спину в покое и вообще?!
Валентин счел за благо отступить.
– Можешь. По Конституции. Но в темпе: время уже поджимает.
Катя вдруг обняла его и поцеловала. Но, когда Валентин попытался вернуть поцелуй, грациозно уклонилась.
В ближайшем телефон-автомате Валентин набрал номер Сергея. Выражение лица Кати обещало, что «маркизу Баттман Тандю» мало не покажется. В трубке, однако, раздались частые гудки.
– Занято, – сообщил Валентин.
Катя слегка его подвинула.
– Дай-ка, я попробую.
– Ты же номера не знаешь.
– Так продиктуй.
После двух неудачных попыток Катя обозвала Макарова «чертовым болтуном» и вознамерилась продолжить натиск. Валентин отобрал у нее трубку.
– Он, между прочим, с родителями живет. Не известно, кто висит на телефоне.
Гнев Кати, судя по всему, не иссяк.
– Ну и что, сдадимся?!
Валентин вздохнул.
– Доедем до Арбата, позвоним оттуда. В буфет уже не успеем.
Из автомата возле «Художественного» они дозвонились сразу. Трубку сняла мать Сергея.
– Добрый вечер, Ирина Александровна, – проговорил Валентин. – Дома ли друг мой разлюбезный?
– Нет, Валя, – отозвалась мамаша, – друг твой разлюбезный где-то развлекается. Сам-то как?
Вежливо отшутившись, Валентин простился. Объяснять Кате ничего не пришлось.
– Ладно, – кивнула она на афишу, – пошли смотреть мистический триллер.
В буфет они все же успели. Это было единственной удачей, поскольку фильм оказался полным бредом. Инфернальные монстры тупо жрали каждого кто подвернется, а жертвы столь же тупо лезли им в пасть, оглашая окрестности воплями. Но было очевидно: чудищам в финале придет каюк и дебиловатый герой, волей Господа, уложит спасенную девицу в койку. Публика млела в предвкушении.
– Пойдем отсюда, – предложила Катя.
На выходе Валентин взглянул на часы.
– Домой, вроде, рановато.
– Погуляем, – согласилась Катя. – Но сначала дозвонимся. Макарову. Пока задор не пропал.
«Знаешь, где у меня твой задор?!» – едва не выдал Валентин, но сдержался. Они пристроились к телефону-автомату. Трубку опять сняла мать и доложила, что Сережа еще не вернулся: пятница все же.
– Хватит, – буркнул Валентин.
– Нет, не хватит! – ожгла его взглядом Катя – Как он узнал, где я учусь?! Как узнал, что мы сегодня встречаемся?!
Валентин разозлился тоже.
– Я ему сказал! Это тайна государственная?!
Катя притопнула каблучком.
– Трепался бы меньше! А то «пришел, увидел, осудил»! И как я жила без этого?!
Они стояли у телефона-автомата, готовые поссориться.
Валентин опустил взгляд.
– Ладно, есть одна идейка. – Он набрал номер Дины Белых и в коротком разговоре с ее папой выяснил, что «Диночка на прогулке с Сережей, обещали вернуться к одиннадцати». Сообщив это Кате, Валентин отрезал: – Звонить больше не буду.
Катя скривила губы.
– Бабник твой Макаров.
– Ты про Дину?
– Ага. Видела, как они на кухне… Ладно, дело не мое.
Валентин вдруг ощутил себя задетым.
– У Макарова с Динкой ничего нет – пусть гуляют хоть до утра. Не надо грязи.
Катя внезапно успокоилась.
– Конечно, пусть гуляют. – Она взяла Валентина под руку. – И мы с тобой пройдемся. Чтоб ужастик выветрить из головы.
Их прогулка, однако, длилась не долго: Катя все же устала. И главное, Макаров, как Фома Опискин, можно сказать, «блистал своим отсутствием». Валентин проводил Катю, условился созвониться завтра и получил заслуженный поцелуй в щеку.
Дома все уже спали. Валентин прошел в свою комнату, извлек из кармана две записки Макарова и, повертев их в руке, бросил на письменный стол. Затем, раздевшись до трусов, отправился в душ. Вернувшись, он застал у себя сестру. В ночной рубашке Ольга сидела на тахте и при свете бра читала пресловутые записки.
