Валерий Николаевич Ковалев
Третий Рим
Книга первая «Танго «Агарта»
«Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам…»
Вильям Шекспир
Часть 1. Прелюдия
Глава 1. На Крыше Мира
Над бескрайним морем Гималаев вселенская тишина.
Льющиеся сверху лучи солнца освещают заснеженные пики их вершин, синие ледники и мрачные ущелья, откуда берут свои истоки священный Ганг и великая Янцзы, и согревают своим теплом, уходящее за горизонт бесконечное каменное плато, с зеленью лесов и долин в его складках.
Все это называется Тибет, а иначе «Крыша Мира».
Разменявший пятое тысячелетие, он не принял цивилизации и живет по законам Будды.
В его древней столице Лхаса время остановилось, жизнь течет спокойно и размерено, а монастыри хранят вековую мудрость.
Одним майским днем 1938 года, именуемого в этих местах годом Тигра, к Западным воротам столицы подошел небольшой караван.
Впереди, на крепких монгольских лошадях, ехали буддийский монах и пятеро экипированных по дорожному европейцев, за ними, на мулах, двое слуг – уйгуров, замыкали процессию десяток яков, на спинах которых покачивались тяжелые вьюки, кофры и ящики.
Ну, вот и знаменитая «Обитель богов»*, – утирая лицо платком, обернулся к соседу средних лет рыжебородый мужчина, в тирольской шляпе, судя по виду, старший.
– Впечатляет, – с интересом озирая величественную панораму, ответил тот. – Здешние восседали явно выше олимпийских.
Все европейцы были немцами, бородатого звали Эрнст Шеффер, а его спутников Карл Винерт, Эрнст Краузе, Бруно Бегер и Эдмунд Геер.
В представленных властям для посещения Тибета документах они значились как ученые, но на самом деле являлись членами тайной организации Третьего рейха «Аненербе».
Созданная в 1935 году в Мюнхене профессором – мистиком Германом Виртом и пропагандирующая идею «гиперборейцев»*, она вскоре заинтересовала верхушку Рейха и к моменту описываемых событий была включена в состав СС, на правах отдела.
Шеф «Аненербе», рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, немедленно переориентировал организацию на военные нужды и вскоре организовал три экспедиции по поиску легендарной Гипербореи, а заодно и высших знаний, которые бы пригодились в предстоящей войне.
Две из них отправились на Ближний Восток и в Исландию, а та, которая входила в город, в эту заоблачную, покрытую тайнами страну.
Оставив позади темный проем ворот и вздымая фонтанчики пыли, караван проследовал по узким, застроенным домами из сырца и камня улицам, миновал по восточному шумный разноголосый базар, после чего направился к высящемуся в центре храму Джоканг, с хранящейся там с незапамятных времен золоченой статуей Будды.
– Нужно возблагодарить Великого учителя за благополучное путешествие, – остановив неподалеку от него лошадь, по – китайски сказал монах Шефферу, тот с готовностью ответил, – ши*.
После этого все спешились, и, оставив животных под присмотром слуг, сняв обувь, проследовали в храм.
Выстроенный в седьмом веке императором Сонгцен Гампо специально для великого божества, четырехэтажное здание впечатляло своим неповторимым стилем, покрытой узорчатой бронзовой плиткой крышей, увенчанной двумя золотыми ланями и колесом дхармы*.
Внутри его была прохлада, легкий полумрак, дурманящий запах курящихся в медных жаровнях благовоний.
Изобразив на лицах смирение и следуя за идущим впереди монахом, все прошли в главный зал, где на алтаре возвышалось статуя Будды, бесстрастно взирающего в пространство.
Немногочисленные в этот день молящиеся, уйдя в себя, мысленно с ним общались, рассказывая о своих чаяниях и желаниях.
Здесь же находились несколько служителей, нетленно возникающих из ниоткуда и так же незаметно исчезающих.
Купив у них благовонные палочки и воскурив их от уже зажженных, вся группа несколько минут безмолвно созерцала окружающее, потом каждый из европейцев опустил на поднос для подношений по несколько юаней*, группа проследовала по ритуальному пути, именуемому кора. При этом каждый легко вертел молитвенные колеса, непроизвольно загадывая желания.
– М-да, – значительно изрек на выходе Винерт. В буддийских храмах какая-то особенная аура.
– Это от благовоний, – усмехнулся Геер. – Они в них что-то подмешивают.
– А теперь я провожу вас в гостиницу, – подойдя к Шефферу, чуть склонил голову сопровождающий.
– Хорошо, Чжасчи – тобгял, – ответил ему тот, и караван тронулся с места.
Гостиницей, если ее можно так назвать, был находящийся неподалеку средневековый караван-сарай, где и разместились путники.
Лошадей и яков, которых разгрузили слуги, определили в каменную, с низким навесом загородку, а постояльцев в просторную, но без особых удобств, гостевую комнату.
– Восточный колорит, – оглядев ее убранство, состоящее из потертых ковров на глиняном полу, тянущихся по периметру лежанок с подушками и двумя медными светильниками – констатировал Винерт и дружески хлопнул по плечу, толстого, с хитрыми щелками глаз хозяина.
– Ши-ши *, – напевно произнес тот и, сложив на груди руки, изобразил улыбку.
Затем хозяин и Чжасчи – тобгял перебросились несколькими словами, а монах, попрощавшись с каждым из гостей за руку, исчез в низком дверном проеме.
Он был секретарем регента Далай-ламы, сопровождал караван от границы и отправился к своему патрону для согласования вопроса об аудиенции.
Предварительно она была достигнута ведомством Риббентропа* на одной из его встреч с представителем Его Святейшества в Пекине, а теперь предстояло определить детали.
– Ну, а теперь уважаемый, мы бы хотели ополоснуться и поесть, – обратился Шеффер на ломаном китайском к хозяину.
– Буюн се*, – последовал ответ, и хозяин сделал приглашающий жест к выходу.
Во дворе, у колодца, они наскоро умылись и утерлись извлеченными из походных сумок полотенцами, а когда вернулись, их ждала расстеленная на ковре скатерть, со стоящим на ней блюдом чего-то напоминающим хлеб и фаянсовыми, по числу гостей, исходящими душистым паром, мисками.
– Прошу господа,– первым усевшись по-турецки, – сказал Шеффер, после чего отщипнул изрядный кусок пористого мякиша, и, вооружившись ложкой, стал аппетитно опорожнять миску.
То же самое проделали его спутники, несколько минут в комнате слышалось довольное сопение. Когда с первым блюдом было покончено, в комнату, неслышно ступая, вошла с подносом в руках миловидная девушка, и, встав на колени, поставила перед каждым по фаянсовой чашке.
– Г-м, что-то вроде тюрингских клецек, но намного крупнее – потянув носом, плотоядно облизнулся Краузе. – А как это есть?
– Очень просто, – сказал Шеффер, и, прихватив одну за короткий хвостик, быстро отправил ее в рот.
– Недурно, весьма недурно, – проделав то же самое, изрек Краузе, их примеру последовали другие.
Затем был необычного цвета и вкуса обжигающий напиток, после которого, осоловев, все возлегли на лежанки и закурили.
– Необычная у этих туземцев кухня, – сыто рыгая, пробасил Бегер. – Эрнст, ты уже бывал в этих местах, что это было?
– Местный хлеб из ячменной муки с ячьим сыром, называется «цампа», суп – лапша с горными травами и овощами, а похожее на клецки – сваренные на пару «баози» с душистым перцем и бараниной.
– А напиток? – не отставал Бегер.
– Чай с молоком яка, маслом и солью, по ихнему «бо-ча», – сонно бормотнул Шеффер, все погрузились в сон. Крепкий и глубокий.
Когда проснулись, за узким, выходящим во двор окном гостиницы, занималось утро и в прозрачном воздухе издалека доносились звуки гонга.
– Всем вставать, привести себя в порядок и завтракать, – первым встал с лежанки Шеффер. – Сегодня у нас весьма ответственный день.
– Есть, господин штурмбанфюрер, – сладко зевая, отозвался Бегер, накинул на широкие плечи полотенце, и, насвистывая нацистский гимн, вышел наружу.
Когда вся пятерка завтракала горячими лепешками, запивая их чаем, в дверь комнаты тихо постучали, на пороге возник Чжасчи – тобгял. На нем были новые шапка, халат с юбкой, а руке бамбуковый посох.
После взаимного приветствия Чжасчи сообщил, что регент малолетнего Далай – ламы XIV Джампел Еше весьма рад прибытию гостей, но в силу занятости может принять их только на следующий день.
– А пока я покажу вам город, – сказал, кланяясь, монах, – если вы, конечно пожелаете.
Делать было нечего, и гости пожелали.
Для начала они посетили весьма экзотический парк, именуемый Норбулинка, с обширным дворцовым комплексом и прозрачным озером, в котором плавали черные лебеди, затем монастырь Дрепунг, основанный в 1416 году, после чего отправились на столичный базар, поразивший всех шумом, разноязычием и обилием самых разнообразных товаров.
Здесь были китайские шелка, персидские ковры и пряности из Индии, обувь, и одежда из Европы, всевозможные изделия местных кузнецов, гончаров и ювелиров, а также множество других товаров, от которых рябило в глазах. Из многочисленных харчевен, чайхан и китайских ресторанчиков доносились вызывающие аппетит запахи жареного мяса, лука, плова и рыбы, на высоко натянутых в разных местах канатах, невозмутимо расхаживали с шестами в руках канатоходцы, внизу, под визгливые звуки флейт, что-то гнусаво пели и юлами вертелись пляшущие дервиши*, а чтецы Корана возносили к небу молитвы.
– Новый Вавилон, – обращаясь к спутникам, сказал Краузе.
– И практически нет европейцев, заметил Геер. – Одни азиаты.
Внезапно внимание экскурсантов привлек многоголосый рев, донесшийся с дальнего конца базара, и они пожелали узнать, в чем дело.
– Там показывают свое искусство борцы и все желающие, ответил гид. – Интересное зрелище.
– В таком случае, посмотрим, – оживился большой любитель спорта Бегер, и, расталкивая толпу, все направились в ту сторону.
Вскоре перед ними открылся высокий, на растяжках, купол цирка «шапито», у входа которого расхаживал зазывала и временами что-то орал в жестяной рупор.
– Вход два юаня, – перевел Шеффер, и, заплатив, группа вошла внутрь.
Там, в душном полумраке, сопели и толпились многочисленные зрители, а в центре на ярко освещенном, с натянутыми канатами помосте, сплелись в могучих объятиях два пыхтящих борца.
– Хе! – внезапно выдохнул один, и его противник с грохотом полетел спиной на доски.
– А-а-а!! – восторженно завопили зрители, и вверху закачались лампы.
Затем, когда они спустились вниз, из-за отгораживающей небольшую часть цирка ширмы появилась вторая пара, и в зале возникла тишина.
В отличие от первых, рослых и атлетического сложения, эти оказались невысоки и худощавы, а их движения напоминали кошачьи.
– Не впечатляют, – ухмыльнулся Геер, – очень уж хилые.
Далее прогудел гонг, и все завертелось в бешеном круговороте. То была не борьба, а скорее бой. Двигаясь стремительно и неуловимо, словно тени, противники наносили друг другу стремительные удары, высоко взлетали в воздух и делали головокружительные кульбиты. Затем все кончилось. Один неподвижно лежал на помосте, а второй, последний раз взлетев над ним, красиво приземлился и стал кланяться бурно выражающей эмоции публике.
– Что это было? Мы никогда такого не видели, – наклонился к Чжасчи пораженный Шеффер.
– Странствующие монахи, – был ответ. – Из Шаолиня.
Между тем, поверженный встал, и, прихрамывая, удалился, а победитель воздел вверх руки и что-то задорно прокричал зрителям.
– Приглашает желающих вступить с ним в единоборство, – перевел Шеффер.
Однако среди сотен присутствующих таковых не нашлось, а когда пауза затянулась, из-за ширмы снова вышел победивший борец.
Взобравшись на помост, он стукнул себя кулаком в грудь, а затем, играя мускулами, наклонился, широко расставил руки и по – медвежьи двинулся на противника.
– Гора и мышь, – констатировал Краузе. – Сейчас этот детина его раздавит.
Но случилось обратное. Примерно с минуту оба кружили друг вокруг друга, затем борец подобно тарану ринулся вперед, а монах спиралевидно взвился в воздух и с криком «ха!» саданул того на развороте в лоб пяткой.
Беспорядочно маша руками, здоровяк полетел в другую сторону, и, перевалив через канаты, с грохотом обрушился вниз.
А боец, как не бывало, снова проделал несколько головокружительных «па» и гордо застыл с поднятыми руками.
Публика неистовствовала.
– Не могу я на это смотреть, Эрнст! – с разгоревшимися глазами проорал на ухо Шефферу Бегер, после чего стащил с плеч куртку, и, сунув ее Гееру, стал проталкиваться сквозь толпу.
Эмоции Бегера были понятны. Он был прирожденным бойцом, чемпионом Германии по боксу и жаждал померяться силами с этим непонятным акробатом.
Через минуту «ученый» был на помосте, и, засучив рукава сорочки, принял боксерскую стойку.
– Ком! – махнул он азиату здоровенным кулаком, и противники прыгнули навстречу друг другу.
Примерно с минуту Бегеру удавалось отражать град посыпавшихся на него молниеносных ударов и даже отвечать на них, а потом в глазах ослепительно вспыхнуло, и он куда-то провалился.
Когда забравшиеся на помост коллеги бережно спустили «чемпиона» вниз, он только мотал башкой и мычал что-то нечленораздельное.
– Чжасчи, – вы знаете этого парня? – поинтересовался Шеффер, когда получив очередную порцию оваций, победитель скрылся за ширмой.
– Знаю, – ответил тот. – Его зовут Цзи Цинь. – Это один из последних мастеров «ушу», в прошлом знаменитого в Поднебесной буддийского монастыря Шаолинь.
– «Ушу», – это то, что мы видели? – просипел наконец-то пришедший в себя Бегер.
– Да, это великое боевое искусство. Оно зародилось в древности, в провинции Хэнань.
Тогда тринадцать буддийских монахов помогли императору Ли Шаминь удержаться на престоле, за что Шаолинь получил высочайшее соизволение содержать монашеское войско и вскоре прославился, как центр боевых искусств.
Однако спустя десять лет, военачальник Ши Юсань поджег и разрушил Шаолинь, изгнав оттуда монахов. Часть из них ушла в другие, а Цзи Цинь с сыном и еще несколько, стали ездить по стране, участвуя в таких вот представлениях и собирать средства на его восстановление.
– Весьма интересно, – переглянулись Шеффер с Бегером. – Вы можете познакомить нас с этим мастером?
– Нет ничего проще,– чуть поклонился Чжасчи. Они живут там же где и вы, в караван-сарае.
Вечером, при его посредничестве, в комнате «ученых» состоялась встреча с необычным мастером.
При ближайшем рассмотрении он оказался несколько старше, чем выглядел в цирке, бедно одетым, но полным достоинства и внутренней силы.
Шеффер от лица своих товарищей выразил восхищение мастерством Цзи Циня, Шеффер почтительно пожал ему руку, и оба изъявили желание помочь странствующим монахам.
– Каким образом? – невозмутимо поинтересовался тот.
– Мы готовы вам пожертвовать пять тысяч юаней.
– А что взамен?
– Вы научите нас, – положил Шеффер руку на плечо Бегера, – вашему искусству.
Несколько минут монах думал, – потом кивнул бритой головой, – согласен.
После этого было оговорено, где и как будет обучаться Бегер, Цзи Циню вручили задаток и оба тибетца удалились.
На следующий день, ближе к обеду, члены экспедиции были приняты регентом Далай-ламы XIV в его резиденции – дворце Потала.
Высоко вознесшийся над долиной, построенный в седьмом веке дворцовый комплекс, по праву считался одним из чудес света, являлся местом обитания всех Далай-Лам и символом Тибета. В его бесчисленных залах и хранилищах, в свитках и манускриптах хранилось вечное учение Будды, а также множество сокровищ, ценных предметов и реликвий.
Регент Джампел Еше оказался преклонного возраста благообразным старцем, никогда не покидавшим своей заоблачной страны и дал гостям милостивое согласие на ее изучение.
Те, в свою очередь, вручили ему портрет великого фюрера, переведенный на китайский «Майн кампф», в золоченом переплете и слоновой кости, украшенные инкрустацией, шахматы для юного Далай – Ламы.
– Здесь «Печать сердца»* – с почтением глядя на оттиснутую на обложке свастику,– сказал регент.
– Мы обязательно прочтем этот труд, идите, и да сопутствует вам удача.
Глава 2. Загадка горы Кайлас
Второй месяц сотрудники «Аненербе» активно занимались поиском сакральных знаний, столь необходимых Германии.
Получив доступ в дворцовую библиотеку, знаток восточных письменностей Геер, сутками корпел над древнекитайскими глиняными табличками, свитками и манускриптами, фотограф и кинооператор Краузе снимал их и ритуалы лам в монастырях на пленку, а Бегер с остальными, в поте лица осваивал методику «ушу».
Спустя неделю, обобщив и проанализировав все заслуживающее внимания, под неусыпным оком Чжасчи – тобгяла, они отправились в экспедицию.
Ее многокилометровый путь, пролегал по западному нагорью Тибета, имел целью священную гору Кайлас, а также расположенные у подножья, озера Манасаровар и Ракшас-тал.
Для последователей древней тибетской религии Бон, гора Кайлас являлась сердцем древней страны Шангшунг, где зародилась эта религия. Кайлас, который в Боне назывался Юнгдрунг Гу Тзе (Девятиэтажная Гора Свастики), – был его душой, центром жизненной силы и главного принципа "Девяти Путей Бона".
Как следовало их древних писаний, здесь основатель религии небожитель Тонпа Шенраб спустился с небес на землю. Традиция Бона, изложенная в них, гласила:
"У подножия горы Юнгдрунг берут свое начало четыре реки, текущие по четырем направлениям. Гора окружена храмами, городами и парками. К югу находится дворец Барпо Согье, где родился Тонпа Шенраб, к западу и северу расположены дворцы, в которых жили его жены и дети. На востоке стоит храм под названием Шампо Лхатзе.
Все дворцы, храмы, реки, сады и парки с пиком Юнгдрунг в центре составляют внутреннюю часть страны Олмо Лунгринг. Она окружена двенадцатью городами, четыре из которых стоят точно на четырех сторонах света. За этими городами начинается внешний мир, окруженный, в свою очередь, океаном, а за ним – цепью неприступных снежных пиков. Единственным доступом в волшебный Олмо Лунгринг является "путь стрелы".
Перед своим посещением Тибета, Тонпа Шенраб пустил стрелу сквозь внешние горы и проделал проход. Однажды он, тогда уже авторитетный учитель доктрины Бона, преследовал демона, который украл его лошадей. В погоне учитель прибыл в Тибет. В свой единственный визит сюда, Тонпа Шенраб передал людям лишь некоторые ритуалы Бона, увидев, что страна еще не готова к получению более полного учения.
Впоследствии шесть учеников Мучо Демдруга, преемника Шенраба, спустились в Тибет и принесли первые тексты Бона людям".
Не менее интересно говорилось в писаниях и о лежащих у подножия горы Кайлас озерах. Оба они также считались священными.
Манасаровар считалось порождением ума Бога, и было создано, чтобы показать его величие и могущество. На тибетском название озера звучало как «Мапан Цхо», что означало «Непобедимое». Один из древних свитков гласил: «Когда земля Манасаровара касается тела, когда кто-либо купается в нем, он отойдет в рай Брахмы. Кто пьет его воды, отойдет в
рай Шивы и будет освобожден от грехов ста своих жизней. Даже зверь, который носит имя Маносаровара , уйдет в рай брахмы. Его воды – жемчуг».
И если для тибетцев Кайлас был жилищем Бога, то Манасаровар являлось местом обитания его подруги и утешения, богини Дордже Пхагмо. Вместе они символизировали мудрость и сострадание, являясь идеальной священной парой: мужское и женское начала, отец-небо и мать-земля.
Соседствующее с Манасароваром озеро Ракшас – Тал называлось по имени отряда поедающих плоть демонов ракшасов, которые, как утверждалось в писаниях, обитали в его водах. Вода в озере была ядовитой до тех пор, пока золотая рыба не проделала проход из Манасаровара, чтобы впустить немного святой воды в темное озеро. Созданный канал получил название Ганга Чу и постоянно меняющий уровень воды в нем предсказывал судьбу Тибета.
В течение недели, следующая на лошадях группа, двигалась по безлюдной каменной пустыне, изредка встречая скудную растительность, а поздно вечером останавливалась на ночевки.
Лошадей развьючивали и задавали корм, затем разводили небольшой костер, ужинали разогретыми на нем консервами и, забравшись в спальные мешки, долго не могли уснуть.
Откуда-то наносило тоскливый волчий вой, в небе холодно сияла, поражая своими размерами луна.
Во всей своей величественной красоте Кайлас открылся утром восьмого дня, а когда путешественники подъехали ближе, то застыли в мистическом трансе.
Гора напоминала по форме равностороннюю пирамиду, ее пересекали отлично видные снизу две, образующие свастику трещины, и пронзительная тишина, подобно натянутой неведомой рукой струне, звенела в воздухе.
– Это именно то, что нам нужно, – заворожено глядя вверх, хрипло произнес Шеффер.
– И не иначе, знак свыше, – с трепетом переглянулись остальные.
Затем, придя в себя, штурмбанфюрер поинтересовался у проводника, можно ли добраться к вершине, и тот отрицательно покачал головой, – туда могут взойти только Боги.
Далее, произведя кино и фотосъемку, группа решила заночевать в древнем, спрятанном в предгорье небольшом монастыре, и ей снова способствовала удача.
По просьбе Чжасчи, настоятель обители, которому со слов сопровождающего минуло двести лет, поведал гостям о небесных богах, когда-то посетивших эти места, чудесных каменных зеркалах, а также озерах с живой и мертвой водой, которые те создали.
– Искупавшийся в первом, попадет в рай Брахмы, – заявил он, – а поочередно в двух, умрет и родится заново.
А еще настоятель рассказал о древних монахах, живших в уединении в пещерах предгорья.
– Кто они и откуда приходили нам неведомо, – прошамкал он. – Но все были бессмертными и посвященными в великую Тайну. Их встречали молящимися у подножия Кайласа и священных озер. Потом они исчезали и появлялись новые, но с каждым веком меньше.
– И вы их видели? – с недоверием спросил Шеффер.
– Да, – невозмутимо ответил старец. – Один и сейчас живет в часе ходьбы отсюда.
– А не могли бы вы дать нам провожатого, чтобы навестить его?
Настоятель с минуту пристально смотрел на гостя, потом хлопнул в сухие ладони и рядом с ним возник мальчик, судя по виду ученик.
Далее последовал короткий диалог, состоящий из неведомых Шефферу слов, фраз и жестов, после чего мальчик, сложив на груди руки, низко поклонился старцу и сделал знак гостям следовать за собой.
Оставив кладь и животных, те вместе с сопровождающим их Чжасчи, вышли из монастыря и двинулись по едва заметной горной тропе вслед за проводником.
Спустя два часа (путь оказался труднее, чем они предполагали) группа оказалась на западной стороне предгорья, среди высоких диких скал, в некоторых из которых зияли темные отверстия.
– Там жили посвященные, – указал на них мальчик Шефферу и несколько раз благоговейно поклонился в ту сторону.
Пещера, к которой он их привел и остался у выхода, была с узкой, поросшей мхом скальной площадкой, явно природного происхождения и ее пространство озарялась лучами закатного солнца.
В центре ее, на вытертой шкуре, скрестив ноги и положив на голые колени высохшие руки, сидел напоминающий мумию человек и, поверх голов вошедших, бесстрастно взирал на уходящее на покой светило.
– Как на их древних свитках, – наклонившись к Шефферу, прошептал Геер.
– Здравствуйте учитель, – по-китайски сказал штурмбанфюрер, чуть склонив голову.
В ответ отрешенность и молчание.
– Наверное, он нас не воспринимает, – тихо сказал Бегер. – Впал в нирвану.
– Может быть,– так же тихо ответил Шеффер и медленно поводил перед глазами мумии ладонью. Они ничего не отразили, хотя и были живыми.
– А в пещере нет ничего для жизни, – судорожно дернул кадыком Краузе. – Поглядите.
Обиталище монаха действительно было пустым, и в нем не было ничего кроме импровизированной подстилки.
Постояв еще несколько минут, вся группа неслышно вышла и с облегчением вздохнула. В пещере явно чувствовалось что-то непонятное и потустороннее, которое давило на психику.
– Пойдем назад? – спросил неподвижно стоявший у входа мальчик.
– Да, – не сразу ответил Шеффер, с трудом освобождаясь от навалившейся на него тяжести. Она была везде – в голове, теле, конечностях.
Оступаясь на мелких камнях и спотыкаясь, «ученые» поспешили от пещеры вслед за удаляющимся проводником, а оттуда, громко и явственно дохнуло, – а-г-а-р-т-а…
– Вы слышали? – оглянувшись назад, с мистическим ужасом прошептал шедший последним Винерт. Ответом ему были полные страха глаза спутников.
На следующее утро, с восходом солнца, оставив в монастыре Чжасчи (тот желал помолиться в уединении) и, захватив с собой мальчика – бандна*, вся группа, ведомая им, отправилась к первому озеру.
Оно, как уже знали путешественники, именовалось Манасаровар, отличалось небесной голубизной воды и с юга окаймлялось заснеженными пиками Гималаев.
– Неземная красота, – оглядев величественную панораму, сказал Винтер, когда в полдень они остановились на берегу, и в руках Краузе застрекотала кинокамера.
После этого все сняли рюкзаки, присели на прогретые солнцем валуны и, закурив, долго любовались водной гладью.
– А теперь нужно получить индульгенцию в рай, – затушив сигарету, первым встал Шеффер и, сняв альпийскую куртку, стал раздеваться.
Его примеру последовали остальные, и спустя несколько минут, в полном молчании, все вошли в воду.
Она оказалась ледяной, но каждый счел своим долгом окунуться.
– Не иначе ледниковая, – выйдя на берег и стуча зубами, обменялись мнениями «посвященные».
– Ши – ши, – с готовностью закивал, наблюдавший за всем этим юный лама.
Затем, чувствуя небывалое умиротворение, они обсушилась у разведенного на берегу костра, не спеша оделись и позавтракали.
– Ну что же, пойдем дальше, – оглядел спутников Шеффер. – Ко второму озеру.
– Там мы умрем и воскреснем, – ухмыльнулся Бегер. – Если, конечно, повезет.
Озера соединялись протокой, и, следуя вдоль нее по мелкой гальке, группа вскоре оказалось у второго, считающегося у тибетцев демоническим и носящим имя Ракшас -Тал.
В отличие от Маносаровара, Ракшас было серповидной формы, с небольшим, островком в центре и несколькими пузырящимися гейзерами на берегу, покрытыми издающий запах серы,
голубой дымкой.
– Где-то под ним сейсмическая активность, – констатировал Геер и принюхался.
– И это озеро намного прозрачнее, – отметил кто-то, и остальные согласились.
Затем состоялся второй этап, и вскоре вся группа, за исключением мальчика, с удовольствием плавала у берега.
Вода была не только кристально чистой, но и теплой, что вызывало приятное расслабление и негу.
– Послушай, Эрнст, – блаженно щурясь, сказал Шеффер. – А ну- ка, запечатли нас для истории.
– Будет сделано шеф, – рассмеялся Краузе и погреб обратно.
Для начала он снял коллег крупным планом, а потом, желая захватить и панораму, отошел на десяток метров в сторону, вскарабкался на базальтовую, нависающую над водой скалу и снова застрекотал аппаратом.
Съемка длилась несколько секунд, а потом, забывшись, оператор сделал пару шагов вперед и с воплем полетел в воду.
– Черт побери, мой «Арифлекс!» – показавшись через минуту на поверхности, и едва не плача, заголосил он. – Там десятки метров отснятой пленки!
Вся группа тут же направилась к берегу, вышла из воды, и, забравшись на скалу, стала вглядываться в место падения.
– Карл, – обратился Шеффер к Винерту, – попытайся ее достать.
Служивший в прошлую войну на подлодке Винерт был отличным ныряльщиком и тут же принялся за дело.
Для начала, определяя глубину, он швырнул вниз небольшой, валявшийся под ногами скальный обломок, а затем попросил принести ему фальшфейер*.
Этот уникальный осветительный прибор, не так давно был изобретен в одной из секретных лабораторий «Аненербе» и весьма успешно применялся в экспедициях.
Через пару минут, приняв из рук Геера тонкий пластмассовый цилиндр, Винерт свинтил с него крышку, дернул за короткий шнур, и, в свете ослепительного фейерверка, ласточкой прыгнул со скалы.
– Как думаешь, Эрнст, он ее достанет? – наблюдая за исчезающим в глубине световым пятном, поинтересовался Бегер.
– Будем надеяться – пожал тот плечами и стал отсчитывать секунды.
