Валерий Николаевич Ковалев
Человек войны
По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там,
По морям-морям-морям-морям,
Смерть гуляет по волнам!
лихо выдали очередной куплет ребята, и кто-то по – разбойничьи свистнул.
…Когда зазеленела степь, а на опускающемся к морю косогоре буйно зацвели дикие абрикосы, офицер связи из штаба армии, доставил в бригаду приказ о наступлении.
Предстояло освобождать Севастополь.
Всю прошедшую зиму войска 4-го Украинского фронта в районе Сиваша и Перекопа, а Отдельная Приморская армия в районе Керчи готовились к прорыву сильно укрепленной обороны противника.
Черноморский флот должен был блокировать Крым с моря и нарушить морские сообщения противника с портами Румынии и Болгарии. Координация действий сухопутных и военно-морских сил была поручена представителю ставки Верховного Главнокомандования Маршалу Советского Союза Василевскому.
Крымский полуостров был очень важен для фашистской Германии с военной и политической точек зрения: он сковывал значительные силы Советской Армии и Черноморского флота. Потеря Крыма означала резкое падение престижа Рейха в союзной ей Румынии, а также других странах Юго-Восточной Европы и Турции – поставщиках стратегического сырья и людских ресурсов
Немцы построили под Севастополем мощную эшелонированную систему оборонительных сооружений, используя для этого выгодные условия гористой местности и оборонительные сооружения советских войск, оставленные при отступлении.
Линия обороны начиналась от реки Бельбек и заканчивалась под Балаклавой.
В городе враг имел более 72 тысяч солдат и офицеров, 1830 орудий и минометов, около 50 танков и более 100 самолётов. Только в апреле немцы перебросили из портов Румынии порядка 6000 человек живой силы.
Не веривший в возможность удержания Севастополя командующий 17-й армией генерал Енеке был заменен генерал-полковником Альмендингером. В своём обращении к войскам стратег писал:
«Я получил приказ защищать каждую пядь Севастопольского плацдарма. Его значение вы понимаете. Ни одно имя в России не произносится с большим благоговением, чем Севастополь… никому из нас не должна даже в голову прийти мысль об отходе на позиции, расположенные в глубине… Честь армии зависит от каждого метра порученной территории»…
Накануне наступления, выстроив личный состав при развернутом знамени, новый комбриг, полковник Смирнов, коротко озвучил приказ и поставив боевую задачу.
Далее выступил начальник политотдела и рассказал то, чего моряки не знали.
Оказывается в 42-м, после захвата немцами главной базы Черноморского флота, часть краснофлотцев осталась в городе и продолжала сражаться в казематах 35-й береговой батареи. Одной из самых мощных на побережье.
Бои длились целую неделю, и только когда противник высадил с моря десант, применив удушающие газы, сопротивление защитников было сломлено.
– Гады, – шептали многие в строю, а выступавший завершил речь словами «Никакой пощады врагу! Смерть фашистским оккупантам!
Сражение за город русской морской славы запомнилась Диму и его друзьям исключительным ожесточением обеих сторон.
От начавшей утренний бой роты, к закату дня осталось менее трех десятков.
Когда же на землю опустилась ночь, командование стало бросать в бой все, что было под рукою.
Например, при штурме Сапун-горы, где немцы поставили сплошной огневой заслон, моряки-разведчики вели за собой штрафников, штабных писарей, ординарцев и даже поваров с ездовыми.
Укрепив увесистый ручной пулемет Дегтярева на ремне через плечо и стреляя с рук, старшина настырно лез вверх по склону, расчищая путь товарищам.
Но когда, забросав траншеи гранатами, морпехи ворвались в них, «ручник» с Димом в узких лабиринтах заклинило. А тут еще навалились сразу три фрица.
Плохо бы ему пришлось, не окажись рядом Жора.
Двоим он молниеносно вбил головы с касками в плечи пудовым кулачищем, а третьего Дим в упор застрелил из парабеллума.
Гора была подобна извергающемуся Везувию, а то, что творилось вокруг, напоминало последний день Помпеи.
С той лишь разницей, что никто никуда не бежал, «вермахт» и СС дрались отчаянно. В окопах шла рукопашная, не на жизнь, а насмерть.
Непрерывно гвоздила наша и гитлеровская артиллерия, рвались мины и гранаты, во все стороны неслись огненные трассы.
Почти непрерывный 48 – часовой бой завершался на самой оконечности севастопольской земли – мысе Херсонес.
Внизу, под крутым обрывом, немцы подрывали свою технику и добивали обозных лошадей, а сами – кто на чем, но чаще вообще без всяких плавсредств, стремились уйти в открытое море.
Благо там, на внешнем рейде, дымили поджидавшие их транспорты с эскортом сопровождения.
Поджидавшие, как оказалось, совсем напрасно.
Вынесшиеся на высоту, закопченные «тридцатьчетверки» с ходу открыли по скоплению врага губительный огонь, а десятки выкаченные расчетами на руках в полосу прибоя орудий, разносили в клочья и отправляли на дно, болтающихся на волнах «сверхчеловеков».
Не повезло и транспортам с кораблями сопровождения. Их накрыла бомбовыми разрывами морская авиация.
А чуть вправо, на узком обрывающемся в море перешейке, лишали себя жизни пьяные эсэсовские офицеры. Разогнавших на штабных «майбахах» и «хорьхах», с громкими криками «Хайль Гитлер!» они целыми командами рушились вниз, в черноморскую пучину.
– Чудеса, да и только, кореша!– всаживая длинные очереди из захваченного «МГ», в бегающих внизу фашистов, на секунду оторвался от него Жора. – Фрицы сами себя кончают!
– Да, Петро, точно ты рассказывал про Новороссийск! – обернулся к выцеливающему очередного офицера Дорофееву старшина, вщелкнув в свой «дягтярь» последний диск с патронами.
Однако так поступали далеко не все. Несколько дней и ночей после коренного перелома сражения, герои вермахта с их румынскими союзникам, сдавались целыми подразделениями.
«Них шисен! – жалобно хрипели одни, другие молча швыряли оружие наземь и, пряча глаза, поднимали вверх руки.
– Куда девать пленных, товарищ капитан? – согнав захваченных на своем участке в ближайший эскарп*, спрашивали у ротного валящиеся с ног разведчики.
– В расход,– обвел морпехов Терещенко налитыми кровью глазами. – У нас нет людей их конвоировать.
– Ни хрена себе, – переглянулись те от столь необычного приказа.
Одно дело убить врага в бою, как они делали не раз и совсем другое расстрелять безоружных.
– Ну, кто возьмется? – видя замешательство моряков, буркнул ротный.
Напряжение снял Дим.
– Я, Николай, – сказал он (без начальства все обращались друг к другу по именам) и, передернув затвор ППШ, направился к эскарпу.
– Форверст!– подойдя к пленным, среди которых были несколько раненых, ткнул стволом по направлению чадящего дымом города, и те понуро двинулись к выходу
Когда спустя минут пять, немцы с румынами (их было человек двадцать), спустились в сопровождении старшины вниз, к усеянной воронками дороге, по ней несколько красноармейцев в пропотевших гимнастерках, гнали разношерстную колонну захваченных фашистов.
– Шнеллер плен! – кивнул он в ту сторону и его подопечные несколько оживились.
– Бегом! – рявкнул Дим, дав в небо пару очередей из автомата.
– Принимай славяне, – сказал он бойцам, когда доставленные пополнили колонну, после чего устало поплелся назад, к своим ребятам.
Разведчики встретили старшину молчанием, а капитан вскинув бровь, выжидательно уставился на Дима
– Я их передал внизу армейскому конвою, – сказал тот. – Пусть живут, бродяги.
– А почему стрелял?
– Что-то вроде салюта. И на добрую память.
Пару минут Терещенко молчал, а затем протянул к дымящему рядом самокруткой Кацнельсону руку – «дай» и глубоко затянулся.
– Добрая махра, – выдул вверх, струйку дыма, – моршанская* – А с приказом я того, погорячился.
…Утром Дим проснулся от тишины. Такой, которой давно не слышал. И еще увидел в синем куполе неба парящую над морем, чайку.
Он поднялся с расстеленного на земле брезента, (все ребята еще спали, укрывшись кто-чем) и, прихватив автомат, вышел из эскарпа.
На его откосе клевал носом часовой, проходя мимо старшина хлопнул того по плечу – «не спи, замерзнешь!», вслед за чем, оскальзываясь на щебенке и камнях, неторопливо спустился к заливу.
Весь берег, с последними хлопьями тумана, был завален трупами немцев и румын, их брошенной и сожженной техникой, убитыми лошадьми, разломанными повозками и прочим военным скарбом.
Тихо шипящий, с розовой пеной прибой, качал на легкой зыби тела утопленников.
– Намолотили мы вас, – сплюнул на песок горькую слюну Дим, после чего сняв ватник с гимнастеркой и тельняшку, забрел по колено в море.
– Там он до пояса умылся холодной морской водой, а потом вернулся назад, сел на патронный ящик и, стянув с ног яловые сапоги, перемотал портянки.
– Порядок, – потопал подошвами по песку, – будем жить дальше.
Вернувшись назад, Дим оглядел все еще дрыхнувших ребят и что-то бормотавшего во сне ротного, и обернулся на послышавшийся за спиной шорох.
В проеме земляного укрепления, поочередно возникли Алексей Левин, а за ним довольно улыбающийся Кацнельсон, с туго набитыми вещмешками на плечах и оттягивающими пояса фляжками.
– Шамовку притаранили, она дохлым фрицам ни к чему, – шмыгнул носом Алексей. – И ямайский ром,– облизнулся уже явно принявший Сашка.
– Че там за шум? – сонно приподнялся на локте, лежавший чуть в стороне, Терещенко.
– Да вот, ребята шамовку принесли, – подошел к нему Дим. – И немного выпивки.
– Добре, – потер заросшие щеки руками капитан и, оглядев спящих, бодро сказал, – команде подъем, приготовиться к завтраку!
Спустя полчаса, ополоснувшись в море и приведя себя в надлежащий вид, оставшиеся от роты разведчики, усевшись в круг и приняв «по лампадке», с аппетитом уплетали трофейные продукты.
– Хорошо жили, гады, вскрывая финкой – очередную коробку шпрот, сказал Вася Перевозчиков.
– Да, с таким харчем можно воевать, – швырнув за спину пустую банку от голландской ветчины, Коля Алексашин
– А теперь давайте помянем наших ребят, – кивнул ротный Кацнельсону.
Тот свинтил колпачок с очередной, обшитой войлоком фляжки и передал ее ротному.
– Пусть им будет земля пухом, – скрипнул зубами тот, и забулькал горлом.
Дальше посудину принял Жора, и она пошла по кругу.
Когда завтрак подходил к концу и многие задымили трофейными «Спрингватер», снаружи послышались голоса, потом кто-то чертыхнулся и в сооружение ввалился один из адъютантов штаба.
– Еле нашел вас, – отряхнул полу шинели. – Николай Иванович, – тебя срочно к комбригу.
– Ну, если срочно, то тогда пошли, – встал со своего места капитан и бросил Вонлярскому, – Дим Димыч, остаешься за старшего.
Спустя час он вернулся.
– Так, флотские, кончай припухать, слушай поставленную задачу.
После чего уселся в центре на брезент и извлек из планшетки карту.
– По данным штаба, полученным от партизан, в районе Байдарской долины, – ткнул пальцем с обломанным ногтем, – к юго-западу от Севастополя, могут быть остаточные группы немцев.
Нам приказано двумя подвижными группами проскочить туда, разведать, что и как, после чего вернуться.
– Ясно, – протянул Вася Перевозчиков, – чего проще.
– Не говори «гоп», пока не перескочишь, – извлек из кармана сигарету капитан и щелкнул зажигалкой.
– Пойдут шестеро – почмокал губами. – Добровольцы имеются?
– Мы, – переглянулась тройка Вонлярского. – И я со своими, – добавил Перевозчиков.
– Ну, тогда на сборы пять минут и вперед, – сложив карту, сунул ее под целлулоид Терещенко.
– Голому собраться, только подпоясаться, – пошутил кто-то из моряков, и все рассмеялись.
– Без нужды в бой не ввязываться, – встав, продолжил капитан. – Туда и сразу назад. Мы все будем в штабе бригады.
– А где штаб? – поинтересовался Морозов. – Я Севастополь хорошо знаю.
– В Покровском соборе, – ответил ротный. – Вам быть там к 15.00. А теперь всем, кто свободен, на берег и доставить к дороге пару мотоциклов с колясками.
Когда получив подробный инструктаж, сопровождаемая капитаном группа спустилась к раздолбанной дороге, там уже стояли пофыркивающие моторами два немецких «Цундапа» с пулеметами, вокруг которых суетились морпехи.
– Вах, какие машины! – обращаясь к убывающим, хлопнул ладонью по одному, бывший катерник, Тофик Алиджанов, – Баки мы залили под завязку, а в зарядных сумках и багажниках, патроны с гранатами.
– Гарни кони,– пробасил Жора Дорофеев (остальные удостоверялись в достаточности боеприпасов), после чего все расселись по мотоциклам, и Дим махнул рукой, – «форверст!».
В головном находилась его группа, а следующем позади, Василий Перевозчиков с Кацнельсоном и месяц назад переведенный в разведку из стрелковой роты, Миша Луценко.
Старший матрос был родом из этих мест, и знал где находится долина.
Прогрохотав по разбитому, окутанному чадом и сладковатым трупным запахом городу, «Цундапы» помчались вверх, оставив позади окраину, вырвались на степной простор, и в лица ударил свежий степной ветер.
– Крути машинку! – придерживая рукой бескозырку, орал сквозь него Дим сидящему за рулем Морозову. Жора мерно покачивался позади, зажав в зубах муаровые ленты.
С высоты открывался чудесный вид.
Чуть в стороне, до самого горизонта, в лучах майского солнца ультрамарином отливало море, а с другой, в синеватой дымке высились поросшие кустарниками и лесами горы.
Следуя по извилистой дороге уступом с интервалом в пятьдесят метров, разведчики внимательно вглядывались в окрестности, а порой останавливались, и Вася Перевозчиков обшаривал дальние склоны в бинокль.
Примерно через час, когда они приблизились к долине, справа от дороги, за ручьем, сквозь молодую листву проглянуло какое-то одноэтажное строение без крыши, и разведчики решили его осмотреть, так, на всякий случай.
Мотоциклы замедлили ход, поворачивая к объекту, и в следующую минуту из постройки ударил пулемет, а из окон зачастили шмайсеры
Дав газу и перелетев ручей, Петька вывернул руль, мотоцикл рыскнул за остаток какой-то стены, и в ответ Дим полоснул длинной очередью из МГ по постройке, а вот второму «цундапу» не повезло, он завалился в кювет и там кто-то громко вскрикнул.
– Прикрывай нас! – заорал в ухо старшине Жора (тот кивнул), и, запихав с Петькой за ремни по несколько гранат из мотоциклетных сумок, они ужами поползли на выстрелы.
Немецкие, с длинными деревянными рукоятками гранаты, как нельзя лучше подходили для прицельного метания, да и летели вдвое дальше, чем наши.
Между тем, присоединяясь к беснующемуся пулемету старшины, из кювета дружно ударили два ППШ, и от стен строения полетела каменная крошка.
Далее, один за одним, прогремело шесть взрывов, и наступила тишина. Звенящая и напряженная.
– Сдавайтесь суки! – заорали, уже откуда-то из кустов, растущих сбоку дома Перевозчиков с Кацнельсоном, а возникшие у фундамента Морозов с Дорофеевым, швырнув в два оконных проема по «лимонке», нырнули туда вслед за разрывами.
– Порядок, братва! – вскоре донеслось из-за стен, после чего Дим оставил раскаленный пулемет и вылез из коляски.
Когда он вошел внутрь, глазам представилась неприглядная картина.
По всему, кисло воняющему взрывчаткой помещению, были разбросаны подплывающие кровью тела немцев различных родов войск, а посреди всего этого разгрома стояли разведчики.
– Тринадцать рыл, – обернулся Кацнельсон к старшине. – Хорошо мы их уработали.
– Кстати, – Миши Луценко больше нет, – добавил Перевозчиков. – Они его срезали первой очередью.
– Я это понял, – нахмурился Дим. – Хороший был парень.
Затем, ступая по россыпи гильз, они направились во вторую, меньшую половину (где валялись еще семеро) и, взглянув в угол, побледнели.
Там, распятая на железной ржавой кровати, лежала девочка лет двенадцати, с раздвинутыми окровавленными ногами и забитым в рот кляпом.
Ее мертвые глаза были широко открыты.
– Как их земля носит? Это ж звери, – прошептал побелевшими губами Перевозчиков.
– Ее надо похоронить, – играя желваками, прохрипел Жора. – Вместе с Мишкой.
В наступившей снова тишине, под бетонным полом что-то зашуршало, разведчики насторожились.
Ступая на носках, и держа наизготовку автомат, Кацнельсон, подошел к валяющемуся у обрушенной печи листу железа, заваленному осколками битых кирпичей и отгреб их ногой в сторону.
Под ними открылся темный проем.
– Вылазь гады! – передернул он затвор, и в проеме показались дрожащие руки.
Затравленно глядя на моряков, из него поочередно вылезли два полицая в черной форме, с белыми повязками на рукавах.
– Хлопци, не вбывайтэ! – рухнув на колени завопил первый, а второй дробно стучал зубами.
– Так вот вы какие? – приблизил к нему лицо Левин, – детей насилуете?
– Это не мы! – отшатнулся тот. – Немцы!
– Где основная группа, тварь, – прошипел Вонлярский – Говори, быстро!
– Они уехали ночью на трех машинах к перевалу.
– Сколько?
– Человек пятьдесят или чуть больше, вместе с генералом.
– Ну, а вы за ними, – сделал Дим шаг назад, громыхнула очередь, и полицаи засучили на полу ногами.
Спустя десять минут, оставив накрытых плащ – палаткой девочку и Мишу снаружи у входа, мотоциклы помчались дальше.
Когда вынеслись на перевал, он именовался Байдарские ворота, Дим поднял вверх руку – «стоп», а Перевозчиков вскинул к лицу бинокль, осматривая открывшуюся перед ними долину.
Судя по ней, война прошла и здесь, что подтверждалось чернеющими в разных местах воронками, наличием траншей и брошенной немецкой техникой
– Вон там что-то есть! – кивнул в сторону дальнего леска Василий, и «цундапы», переваливаясь на рытвинах, заурчали в его направлении.
На опушке, в терновом кустарнике, стояли три сожженных грузовика, а в траве виднелись многочисленные следы. Они вели в горы.
– Ищи теперь ветра в поле, – в сердцах матюгнулся кто-то из ребят
– Сообщим в штаб, их там прищучат,– не согласился старшина. – Без снаряжения и жратвы, в горах много не напрыгаешь.
На обратном пути разведчики похоронили девочку под раскидистым кленом у ручья, а погибшего друга забрали с собой, решив упокоить его в братской могиле на Сапун-горе. Чтобы он всегда видел море.
Глава 7. Хороша страна Болгария
…В течение 20 октября в Северной Трансильвании наши войска вели наступательные бои, в ходе которых овладели населёнными пунктами Фернези-де – Сус, Роши-Орь, Егериште, Килия, Соконзел, Корны, Ходод, Бабука, Чехал,Жижир, Итэу.
Войска 2-го Украинского фронта, продолжая наступление, 20 октября в результате обходного манёвра конницы и танковых соединений в сочетании с фронтальной атакой штурмом овладели крупным промышленным центром Венгрии городом Дебрецен – важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны противника.
Западнее и южнее югославского города Суботица наши войска на территории Венгрии овладели городом и железнодорожным узлом Бачальмаш и на территории Югославии с боями заняли города и железнодорожные станции Башок, Бачка, Топола, Нови Вбрас, крупные населённые пункты Жедник, Душановац, Ново Село, Пачир, Старая Моравица, Байша, Емушич, Мали Идош, Секич, Фекетич.
Войска 3-го Украинского фронта, совместно с войсками Народно-освободительной армии Югославии, в результате упорных боёв завершили уничтожение немецкого гарнизона в городе Белград и 20 октября освободили столицу союзной нам Югославии от немецких захватчиков.
Юго-восточнее Белграда наши войска завершили ликвидацию окружённой группы войск противника. За время боёв в этом районе с 18 по 20 октября наши войска взяли в плен 8.147 немецких солдат и офицеров и захватили следующие трофеи: танков и самоходных орудий – 20, орудий разных калибров – 318, миномётов – 94, пулемётов – 320, винтовок и автоматов – более 6.000, бронетранспортёров – 20, радиостанций – 76, автомашин – 3.000, повозок с военными грузами – 2.250, лошадей- 3.500, мотоциклов – 150, тягачей – 24, складов с боеприпасами, вооружением и другим военным имуществом – 26. Противник оставил на поле боя до 9.000 трупов солдат и офицеров.
На других участках фронта – поиски разведчиков и в ряде пунктов бои местного значения.
За 19 октября наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 189 немецких танков. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 40 самолётов противника.
(Из оперативной сводки Совинформбюро от 20.10.44)
83-бригада морской пехоты пополнялась.
После боев на мысе Херсонес и освобождение Севастополя, ее расположили в Балаклаве, и возникла короткая передышка.
Чтобы дать бойцам немного развеяться и отдохнуть, командование отправило некоторую их часть (туда попали и разведчики) в одно из близлежащих крымских сел на заготовку сена.
Село оказалось ничего себе: под сотню хат, с церковью, клубом и не особо ограбленное немцами.
Принявшие на постой моряков, селяне на славу угостили освободителей, а с утра те уже повзводно махали в полях косами.
– Такая работа по мне! – довольно басил Жора и пер вперед буром, словно трактор.
– Хорошо – улыбался, широко ворочая плечами Петька, а изрядно отставший Дим (он держал косу впервые), тихо поминал всех чертей и их святителей.
В полдень, исполнявший обязанности кока Сашка Кацнельсон молотил чумичкой* в кусок привязанного к столбу рельса, и все подкреплялись на расстеленных плащ – палатках наваристым кулешом с салом у полевой кухни, закусывая его черным хлебом и зеленым луком.
Однажды после обеда в небе грянул гром (сначала ребята подумали что это взрыв) и ломанулись к сложенному на бричке оружию, а потом сверху хлынул майский дождь, теплый и душистый.
Когда же он кончился, над степью, из края в край, повисла радуга, которую они видели за войну впервые.
После заката, когда в небе зажигались первые звезды, моряки возвращались в село, мылись у колодцев и прихорашивались. Облачась в форменки с синими воротниками и клеша, они прихватывали с собой аккордеон вслед за чем направлялись в сельский клуб, где их уже ждали местные девчата. «Сильного пола» в селе почти не было, только старики, да подрастающие пацаны, старающиеся походить на взрослых.
И до полуночи в клубе играл аккордеон, сменяя лихое матросское «яблочко» на вальсы, танго и кадрили.
Веселились все, кроме Жоры Дорофеева.
В боях за Севастополь Дуся Завалий была в очередной раз ранена и отправлена в глубокий тыл, в связи с чем он заливал горе вином, которое имелось практически в каждой хате.
После окончания танцев пары уходили за село, где в балках щелкали соловьи, и ребята любили девчат, как всегда бывает в таких случаях.
Не обошло это дело и бравого старшину.
Дим несколько ночей провел на сеновале с черноглазой вдовой Галей. Молодой и красивой.
Через неделю мирная жизнь кончилась, и всех отозвали в часть, где выяснилось, что Дим, как говорят флотские «намотал на винт», от этой самой Гали.
И в результате загремел в госпиталь, по полной программе.
Оттуда он написал маме в Тбилиси, что немного захворал и находится на излечении, а спустя несколько дней получил оттуда телеграмму. «Держись, сынок, вылетаю».
Когда прилетевшая с попутным «дугласом» майор Вонлярская, примчалась на машине в госпиталь, чада и след простыл. Оно выписалось и драпануло в бригаду, которую к тому времени передислоцировали в Одессу.
Соединение меж тем, вплотную придвинулось к государственной границе СССР. За которой раскинулись Балканы.
Входившие в гитлеровскую коалицию Болгария, Венгрия и Румыния, вместе с немцами располагали там почти миллионной армией, имевшей опыт войны на Восточном фронте.
В ночь на 22 августа 1944 года, под густым покровом ночи, бригада приступила к форсированию Днестровского лимана. А чтобы обеспечить скрытность, двенадцать километров до места высадки, морские пехотинцы шли своим ходом – на шлюпках.
Ритмично налегая на весла, увешанные оружием и боеприпасами, Дим с друзьями нет-нет, да поглядывали на чужой, без единого огня, западный берег.
Судя по всему, там царило спокойствие.
Однако когда до нужной отметки оставалась последняя сотня метров, затаившийся враг, открыл ураганный огонь по головным шлюпкам.
Вверх взлетали фонтаны воды, с берега неслись сотни огненных трасс, в небо взлетали осветительные ракеты.
Но долго активничать ему не дали.
С нашего берега ударили дальнобойные орудия, к ним подключилась бригадная артиллерия, а вслед за шлюпками, из которых уже с ревом высаживался десант, к берегу рванули бронекатера с подкреплением.
Знавшие не понаслышке, что такое «черная смерть», румынские части дрогнули и стали отступать, сначала в месте высадки, а затем и на других участках обороны
Очень скоро в этот массовый, захватывающий все на своем пути поток, оказались вовлечены и более стойкие их союзники – немцы.
Как часто бывает в таких случаях, возникли паника и неразбериха, которые десант тут же обратил в свою пользу.
Захватив первую линию обороны, атакующие рванули дальше, вопя «полундра», расстреливая бегущих из всех видов оружия.
Разведчики чувствовали себя в этом аду как акула в море.
Петька Морозов затесался во вражескую колонну, а затем, резко отскочив в сторону, подорвал противотанковой гранатой головной тягач с пушкой и положил из ППШ расчет, а Дим с Жорой, усиливая эффект, метнули туда еще тройку.
В это же время Вася Перевозчиков с Сашкой Кацнельсоном, вооружив брошенный немцами миномет, накрыли прицельным огнем хвост колонны.
Завершила дело подоспевшая группа десантников, во главе с замполитом бригады подполковником Александровым.
Зажав мечущегося на дороге противника с двух сторон, морпехи посекли его перекрестным огнем в упор из ручных пулеметов и автоматов.
А неразлучная троица уже выныривала в другом месте.
И снова в вызванной их действиями панике, убивала и брала пленных.
Впрочем двоих, не рассчитав сил, Жора сгоряча пришиб насмерть, зато верткий и живой как ртуть Петька, изрядно преуспел в этом деле.
Он захватил десяток фашистов во время боя, а затем подорвал черный «хорьх», из которого вытащил оглушенного полковника, которого вместе с друзьями доставил в штаб, пред светлые очи комбрига.
– Хорошо воюете хлопцы, – довольно крякнул тот. – Я этого не забуду.
Впрочем, не обошлось без потерь. Так всегда бывает в наступлении.
На третьи сутки, у села Байрамча, смертельно ранило подполковника Александрова.
Когда возглавляемый им отряд выкатил на прямую наводку две «сорокапятки» и открыл шрапнельный огонь по скоплению противника, выползший из-за пригорка немецкий бронетранспортер всадил в комиссара очередь из пулемета.
В этот же день погиб и командир разведчиков, Николай Терещенко.
То ли в азарте преследования, то ли по ошибке, разогнавшись на трофейном мотоцикле, капитан буквально влетел в группу отступавших немцев.
И как не спешили к нему на подмогу ребята, все закончилось трагически. Из боя они вынесли уже бездыханное тело.
Серьезное ранение в голову, еще при высадке, получил и сам Дмитрий Вонлярский. Но в госпиталь идти наотрез отказался. И тогда Жора, вспомнившего старый казачий способ, намешал земли с порохом из ополовиненного патрона, скрепил эту смесь собственной слюной и залепил ему обильно кровоточащую рану. А для надежности обмотал бинтом из индивидуального пакета.
Завершение кровавой мясорубки, в который почти полностью были разбиты две румынских и одна немецкая дивизия, было отмечено торжественным событием – вручением соединению Боевого Знамени, с вышитым на нем новым, заслуженным в боях наименованием.
На алом полотнище золотом сияли слова: «83-я отдельная стрелковая Новороссийская дважды Краснознаменная ордена Суворова бригада морской пехоты».
Не обошли награды и трех друзей.
За героизм, мужество и отвагу, Петр Морозов был представлен командованием к званию Героя Советского Союза, Вонлярский получил орден «Отечественной войны», а Дорофеев второй орден «Славы».
Как-то в перерывах между боями, Дим вместе Жорой и Петром, навестил своего старинного приятеля по парашютному батальону, а теперь командира роты автоматчиков, старшего лейтенанта Георгия Калмыкова.
Встречу, как полагалось «вспрыснули», и во время нее Георгий познакомил разведчиков со своим лучшим взводным Михаилом Ашиком.
Лейтенант пришел в бригаду весной, успев повоевать пулеметчиком на Южном фронте и закончив офицерские курсы. А еще он был коренной питерец, и они с Вонлярским сразу нашли общий язык: Миша бывал в Москве, а Дим в Ленинграде.
– Ну, застрекотали антилигенты, – ткнул Петра вбок Жора. – Давай, ротный, наливай, а то их не переслушаешь.
Потом были еще несколько встреч, и Дим с Мишей по – настоящему сдружились.
Одним днем Вонлярского вызвали в штаб, где новый замполит Емельянов предложил ему вступить в Партию. Мол, оборонял Москву, отмечен самим Ворошиловым и вполне достоен.
В отличие от погибшего Александрова, он вдохновлял бойцов, как, правило, в политотделе, где «крепил ряды» и на передовой появлялся редко.
– Спасибо, за доверие, оправдаю, – проникся Дим и тут же накатал заявление.
Он верил в ленинскую партию большевиков (примером для него являлась мама), настоящим коммунистом был прежний комиссар и многие краснофлотцы.
А спустя некоторое время майор вызвал Вонлярского опять и поинтересовался – ты почему скрыл, что твой дядя враг народа?
– Какой враг?! – опешил старшина. – Такого быть не может!
– Может, – последовал лаконичный ответ, и начальник показал ему официальную бумагу из «СМЕРША».
В ней значилось, что Вавилов Михаил Михайлович, в октябре 1943-его осужден как контрреволюционный элемент по статье 58 п.10 УК РСФСР сроком на семь лет и отбывает наказание в исправительно-трудовом лагере.
– Так значит, ты ничего не знал? – забарабанил пальцами по столу майор.
– Не знал и не верю, – впился в него глазами Дим. – Это какая-то ошибка.
– Наши органы не ошибаются, – отвел свои начальник. – Так что о Партии забудь. Можешь быть свободен.
Когда бледный от ярости и обиды старшина вернулся в роту, встревоженные Жора с Петькой спросили, – что случилось?
Он рассказал о разговоре с начальником политотдела, и ребята долго молчали.
– Ты знаешь, Дим Димыч, – скрутив цигарку, чиркнул спичкой Дорофеев. – У нас в соседнем районе был председатель, который служил с самим Жуковым. В тридцать седьмом его посадили как шпиона, а перед самой войной выпустили. Мол, случилась промашка
– За дядьку надо вступиться, – тут же принял решение Морозов. – Напиши Сталину и точка. Если надо, мы с Жорой подпишемся.
– Спасибо, ребята, – сказал Дим, после чего отправил письмо маме.
В нем он сообщил о том, что узнал и стал ждать ответа.
Потом пришла весть из Тбилиси. Мария Михайловна писала, что она не хотела расстраивать сына и уже хлопочет о брате, что ему делать запрещала.
Дмитрий знал мамины связи, и перечить не стал. Она слов на ветер не бросала.
Вслед за этим была высадка в болгарском порту Варна. Бескровная и какая-то праздничная.
Посигав с катеров на причал и привычно рассыпавшись веером, морпехи никакого сопротивления не встретили. Кругом стояла мертвая тишина – на судах, покачивающихся на волнах, в порту и прилегавших к нему улицах.
