Валерий Карибьян
Крепость
– Пи-и-ить, дайте пи-и-ить…
Чуть поодаль лежал мертвый рядовой, уткнувшись лбом в стену с незавершенной, плохо читаемой надписью, а на животе покоился штык.
Еще двое, по виду серьезно не раненые, один с пистолетом, второй с – винтовкой, контролировали вход; другая пара вела огонь из прямоугольного окна, упирающегося в потолок: снайпер и стрелок с пистолетом-пулеметом – оба на импровизированном деревянном постаменте.
Ко мне подскочила совсем молоденькая девчонка в гражданской одежде. Ее лицо почернело от гари, а волосы покрылись сединой цемента:
– Что с ним?
– Ерунда, осколок в плечо угодил, – ответил сопровождавший, передав меня в руки черноглазой комсомолке со значком РКСМ на груди и потрепанной аптечкой наперевес.
Она отвела меня к стене, посадила и принялась обрабатывать рану.
Теперь я мог отчетливо разглядеть «человека из проема». Он держал в руке автомат, имел, кажется, сержантские петлицы: два треугольника; приземистый молодчик с квадратной, лысой головой, морщинистым не по возрасту лицом и выпуклыми глазами.
– Ползут, сволочи, – прошипел снайпер в сторону позиций немцев. – Гранатами закидать хотят. Думают, не вижу, паскуды.
Раздался очередной выстрел из его винтовки, и где-то наверху отчетливо прозвучала немецкая ругань вперемешку с криками:
– Цурюк! Цурюк!
– Все равно рано или поздно выкуривать начнут. Жечь будут из ранцевых огнеметов. – Автоматчик сплюнул на груду кирпичей и вытер потрескавшиеся губы опаленным кулаком.
– Будут, – отозвался офицер у входа. – А пока сдохнет их пускай побольше, чтобы жизнь прогулкой не казалась. Иди, – он мотнул головой в сторону окошка, и второй, контролировавший с ним вход, поменялся местами с автоматчиком, а лупастый – со снайпером.
Черноглазая управилась с раной быстро, похоже, рука у нее набита. Еврейка, подумалось мне, – нельзя ей в плен. А кому можно?..
Офицер, лет тридцати пяти, судя по двум квадратам – лейтенант, посмотрел на меня строго, исподлобья. Его взгляд мне не понравился.
