Валерий Белов
Пятикнижие. Бытие. Поэтическое прочтение
Глава 9 Ной, пьянство и хамство
Благословил Бог Ноя и сынов,
Всем дал карт-бланш плодиться, размножаться,
Определил уделом для скотов
Страшиться человека и мужаться.
(Одной травой нам не насытить плоть.
Без жира в углеводах толку мало.
Врач-диетолог, строгий наш Господь,
Нам в пищу прописал есть, что попало.
Что движется, чирикает, живёт -
Всё передал Бог человеку в пищу…
Комками мёрзлыми летит жнивьё -
Загонщики с борзыми зверя рыщут.
Угроз не ведая, пушистые белки -
Жиры и углеводы скачут резво.
Всего делов-то – выставить силки,
Стравить, словить и горло перерезать.
К чему привычна нация твоя -
Особенно по вкусу, мне сдаётся.
Французу – устрица, хохлу – свинья,
Бомжаре – Тузик, если попадётся.)
Но человека колотушкой в лоб
Иль как иначе вытряхнуть из тела,
А плоть промыть, сварить и есть взахлёб -
Ни при каких! Бог против беспредела.
Едва железкой выписал по лбу
Брат Каин Авелю (ещё до катаклизма),
Бог на убийство возложил табу.
Теперь пришёл черёд каннибализма.
(Бог озадачился не с пустяка -
Как раньше лютовали отморозки,
Так и теперь в тайгу ведут «бычка»,
Из баловства убьют, за папироску.)
("Побег с бычком". Это когда пара матёрых рецидивистов уговаривают "мужика", то есть человека присевшего случайно и далёкого от реального криминала пойти "в бега". Его усиленно откармливают пару месяцев перед побегом, а потом действительно используют в качестве пищи.)
Господь сказал: «Взыщу за вашу кровь,
За вашу жизнь взыщу от зверя даже».
(Но как бы ни был сей запрет суров,
Для многих суть одна – как фишка ляжет.
Напрасно извращённые умы
Скептически относятся к Писанью.
Тот, кто другую жизнь возьмёт взаймы,
Людского не избегнет наказанья.
Возмездия никто не отвратит.
До срока смерть настигнет супостата,
И он своею жизнью возвратит
Чужую ту, что в долг забрал когда-то.
Не вами создан и не вам кончать,
Тем паче, что по образу похожий…
Права же перед Господом качать
С подобьем, без подобья – всё негоже.)
Ещё с большого взрыва знает Бог,
Что вспыльчив и горяч Он бесконечно
И не одну Галактику, небось,
Стёр в порошок, в муку, как путь наш Млечный.
Но чтоб Земля, любовница его,
Зелёная и хрупкая планета
Не пострадала, с Ноем договор
Господь скрепляет радугой завета.
«С людьми и с прочим, что ковчег сгрузил,
Я заключаю пакт ненападенья,
И как бы ваш прогресс меня ни злил,
Не уничтожу жизнь в одно мгновенье,
Не обращу на всходы бездны вод,
Не допущу впредь мерзость запустенья
И, как бы ни был грешен мой народ,
Не сделаю впредь жизнь своей мишенью.
Чтоб не шугалось по кустам зверьё
При имени Моём упоминанье,
Я знамение всем даю своё,
Как договор бессрочный между нами.
На составляющие белый свет
Я разложу и радугу подвешу
Напоминанием про мой обет
Мне самому и прочим громовержцам».
(Впредь, как бы ни был Бог зол на задир,
Завидит лишь завет под небесами,
Прочь скинет прокурорский свой мундир…
Мол, ну вас к чёрту, разбирайтесь сами.
И если твердь вдруг рухнет потолком,
И океаном в пучину смоет многих -
То не Господь накрыл нас колпаком,
А дело рук уже самих двуногих.
На радугу гляжу после дождя,
Ей дрожь земли передаёт свой зуммер.
Надежду слабую питаю я -
А может, Бог безумных образумит,
Зло помыслов добром сведёт на нет…)
Но истина – в семье не без урода -
Стара как мир и, обойдя весь свет,
Не обошла и патриарха рода.
В те времена библейских праотцов
В ещё неалкогольную эпоху
Ной регулярно жал своё винцо,
В чём преуспел действительно неплохо.
Однажды, вроде как на разговор,
К нему зашёл запойный Дионис сам,
О дегустации затеял спор,
А в результате оба напились в хлам.
Бог Дионис под утро улетел
Иные навестить с вином подвалы,
А в глубине шатра старик храпел,
Обпитый, неприкрытый и усталый.
Вошёл к отцу, напившемуся в хлам,
Хам Ноевич, родитель Ханаана,
Законченный неисправимый хам,
История хамей не знала хамов.
Зашёл, увидел: батя впополам.
Нет, чтобы дать отцу опохмелиться,
Сын вперился на детородный срам
И побежал увиденным делиться.
Готов был осквернить отца постель
С братьями, с не последними ослами.
А попадись ему в пути бордель,
Он перед шлюхами б отца ославил.
Два сына Ноя: Иафет и Сим
Не поддались на Хама уговоры
В шатёр отца последовать за ним
И тем спасли папашу от позора.
Достойные сыны, на Хама злы,
Одежды возложив себе на плечи,
Спиной к отцу, сбивая все углы,
Шли, благочестие тем обеспечив.
Так с головой повернутой назад
В боязни на мгновение отвлечься
Укрыли сыновья папашин зад
И с наготой избегли пересечься.
Проспался Ной от крепкого вина,
Узнал, какое сотворил Хам гадство.
И Ханаану тут пришла хана -
К родным дядьям Ной внука отдал в рабство.
А Сима с Иафетом наградил:
Объединил имущества друг с другом
И к Симу Иафета подселил
(Сомнительная, на мой взгляд, услуга).
Потомство Хама Ной велел отдать
Прислуживать участникам Исхода.
Так рядовое хамство может стать
Причиной разобщения народов.
По тексту, Ной был сверхблагочестив,
А мне так представляется – не очень.
Богопослушен, верно, не блудлив,
Но будущность легко решал за прочих.
Не ставлю я в вину алкоголизм,
Плюс очевидный – твёрдость в испытаньях.
Но, как неисправимый атеист,
Немного я скажу за воспитанье.
Манерам должным Ной не воспитал
Ребёнка, скажем попросту – профукал,
Не батогами Хама наказал,
А в рабство отдал собственного внука,
Что звали Ханааном. Так алкаш
В истории еврейского народа
Потомкам Сима выдал свой карт-бланш
Колонизировать кого угодно.
Потопа после Ной жил триста лет
Плюс пятьдесят и принял смерть счастливым.
Шестнадцать внуков, что оставил дед,
Размножатся потом, как дрозофилы.
Потомки их по свету разбрелись
И спорят меж собою, кто главнее.
От Сима к нам дошедший список лиц -
Семиты, но пока что не евреи.
Из всех живущих прочих на земле,
Кто не семиты, скажем, а арийцы,
Сокрыто тайною в глубокой мгле,
В Писании о них не говорится.
А что до Хама и его родни -
Покинут племена родные веси.
Как с Ханааном справились они,
Библейские евреи сложат песни.
В догадках пребывают разных стран
Учёные и спорят меж собою,
Что раньше было – древний Ханаан
Или жрецов фантазии про Ноя?
Глава 10 От Иафета мы, не от Хама
Сынов здесь Ноевых родословная:
Сима, Хама и Иафета.
Легла пред ними земля огромная
От Междуречья до края света.
От Иафета листвой осеннею
Сдуло внуков времён ветрами,
И по просторам они рассеялись
Разноязычными племенами.
Прочь разлетелись, потом составили
Нашу русскую панораму.
И как свидетельствует Писание -
От Иафета мы, не от Хама.
Кто разглагольствует, что изгои мы
(Наше пьянство ему в подмогу) -
Плохо тот знает свою историю
И не заглядывал в синагогу.
С ним бесполезно не то чтоб ссориться,
Даже спорить не будет смысла.
Лучше зажги нам лампаду в горнице
И не дозволь нам Всевышний спиться.
От Ханаана, потомства Хамского,
Хуша, Фута и Мицраима
Произошли племена Иранские
От Междуречья почти до Рима.
Люди из первых, ближневосточные
Аборигены сплошь Хамских линий.
Иевусеи, евеи, прочие
Всю Палестину заполонили.
Сима потомки в деторождении
Там отличились куда как меньше.
Это с того, что для размножения
Брали они лишь семитских женщин.
Тщательно книжники описали нам
Всю этнография после Ноя.
В тексте, однако, добавка вставлена,
Нам говорящая про другое.
Глава 11 Смешение языков. Вавилон
Был на земле всего один язык,
Одно наречие.
И заселил народец невелик
Всё Междуречье.
Плодился доеврейский пранарод
В Месопотамии,
Оттуда род Иакова пойдёт,
Скажу заранее.
Любил решать при пламени свечи
Вопросы вздорные
И научился делать кирпичи
Огнеупорные.
И взяли люди на себя обет
В своём тщеславии:
Чтоб след в истории на много лет
Они б оставили.
Построить башню до самих небес
Клялись не шёпотом:
«Чтоб Галилей потом туда залез
Для разных опытов.
Хотим, чтоб град наш был непобедим,
Во всём лидировал,
По силе имени с Творцом самим
Ассоциировал.
Достанем головой мы облака,
Подушки ватные.
Мы имя сделаем себе пока
Живём компактно мы.
Рассеявшись до самых дальних мест,
От слёз опухшие,
Достав рукой однажды до небес,
Всё будем лучшие.»
(Свою судьбу народ проведал от
Какого пастора?
Был раньше Вавилон, вопрос встаёт,
Или диаспора?
Загнуться беженцам Господь не даст
От одиночества.
Единым сохранится много раз
Евреев общество.
Вернутся завершить свой долгострой
Они с оказией.
Подобным опасениям виной
Мои фантазии.
Растёт их здание иных главней
И будет строиться,
Пока мой царь еврейский в голове
Не успокоится.)
Опасный намечался прецедент
В своей тенденции.
Чернь занеслась, превысила в момент
Верх компетенции.
Энтузиазмом, как горящий крест,
Светились лица всех.
С усмешкой Бог поплёвывал с небес
На их амбиции:
Какую башню к небу возведёт
Народ безбашенный?
Тем, что увидел Бог, взглянув вперёд,
Был ошарашен Он -
Чтоб статую воздвигнуть к небесам,
Что возмутительно,
Такие в будущем разрушат храм
Христа Спасителя…
Сошли архангелы вниз посмотреть
На город, здание,
Уж возведённое почти на треть
От основания,
И поняли: «Когда народ един -
Одна симфония.
Наведывались в этот край, поди,
Кирилл с Мефодием.
Один язык у них, один букварь
И мысли дерзкие,
На небо свой приделают фонарь
С его железками
И станут до утра нам докучать
Своими майнами,
О богочеловечестве кричать,
Как ненормальные.
В психушку сдать и разума лишить
Сумеем Ницше мы,
Но как нам уваженье сохранить
Сословья низшего?
Так сделать, чтобы ведал «Who is who?»
Народ зарвавшийся…
Все мненья обобщив, Бог наверху
Решил: Знай нашенских,
Чтоб уничтожить чванство на земле,
Затрат не жалко Мне…
Смешал все языки в одном котле
Господь мешалкою.
(Язык ломать так любит молодёжь
Того не ведая,
Какими обернётся выпендрёж
Крутыми бедами.)
От многоцветья разных языков -
Лишь масса белая.
Добавлена в неё для дураков
Махра незрелая,
Щепоть неверия – крутой табак
Бездумной смелости,
Чем зелье разбавляет голытьба
Для очумелости.
На копошащийся народ Отец
Отраву выплеснул.
И положил, разгневанный, конец
Единомыслию.
Где незнакомый слышится язык,
Кран не работает.
Там вместо «майна!» пьяный крановщик
По фене ботает.
Чужую слышит речь со всех сторон
Чернь без почтения…
Был Богом город назван Вавилон
В честь разночтения.
Рассыпались по свету, как горох,
Наречий катушки,
До дальних докатились берегов,
До Волги-матушки.
Была так меж людьми возведена
Стена различия.
Знать, не случайно наша сторона
Многоязычная.
А дальше, извините, господа,
Зажав Писание,
Позёвывать я начал иногда
С однообразия.
К единобожью отношусь, пенёк,
Достойно вроде я,
Но слишком от идеи я далёк
Однонародия.
И как бы свой народ я ни любил
С Покровско-Стрешнего,
В одну телегу всех бы не сгрузил,
Простите грешного.
Когда для Бога мы родня чуток,
Одно подобие,
То русофилия совсем, браток,
Не юдофобия.
И сколько б пива я не перепил
Со всей Покровкою,
Никто мне тайны страшной не открыл,
Что полукровка я.
***
Одинаковое детство
Выдаёт любая власть,
Накормиться и одеться
И в кутузку не попасть.
Матерей мы не винили,
Нелегка у них тропа -
Двух мужей похоронила,
Третий без вести пропал.
Много что в отцовском доме
Узнаётся лишь потом.
Кто меня бы познакомил
С моим собственным отцом.
Тайна детская, конечно,
Разрешиться бы смогла б,
Но мой дед мягкосердечный
Оказался сердцем слаб,
Всё хвалил отца – мол, Верку
И с дитём Серёга взял.
Лентой траурною сверху
Рот Господь ему связал.
Замолчал навеки рупор,
Отошла его душа.
Крёстная входила в ступор,
Когда речь о папе шла.
Где теперь она, не знаю,
Не искал по мере сил,
И грозу в начале мая
Про отца не расспросил.
О своём туманном ретро
Мама взрослой детворе
Сообщила, что на смертном
Не расколется одре,
Что судом моим третейским
Мне масонов не судить,
Про особенность еврейства
Мягче надо говорить.
Мне фамилию на бирке
На иврите врач писал…
Вроде как не плюй в пробирку,
Из которой вышел сам.
Белый свет я встретил мрачным,
Покидая тот роддом.
Понял я – меня дурачат,
Но ещё не ведал в чём.
Лишь теперь, когда мой пафос
Оказался не у дел,
На себя взглянув с анфаса,
Я этнически прозрел.
Приоткрыло в тайну дверцу
Дело громкое врачей,
Оказалось, что отец мой
Не последний был еврей.
Что Сергеич, что Семёныч -
Как меня ни назови…
Хорошо хоть не найдёныш,
А продукт большой любви.
Так антисемит прожжённый
Я узнать был обречён,
Что отец мой наречённый
Гервиш, чем не Шниперсон?
По обрядам ихним строгим -
Всех, кто до семи недель…
За интим себя потрогал,
Ужаснувшись – Неужель..?
За семейную ту драму
Я прощу отца, Бог с ним,
И скажу: Спасибо мама,
Что я цел и невредим.
Окажусь когда за ересь
Иудеями гоним,
То возьму себе я Гервиш
По папаше псевдоним.
Понял я тогда, где счастье
Мне предписано искать,
И с особенным пристрастьем
Начал в Библию вникать.
***
С надеждою огромной на успех
Верчу Писание.
За пропуски прощение у всех
Прошу заранее.
Возможно, что местами согрешу,
Но к отступлениям
Не отнеситесь, искренне прошу,
Как к преступлению.
Идиосинкразию пережить
К подобным опусам
Сложней чем плотью крайнею прикрыть
Окно автобуса.
А Библию рискнуть перелистать,
Взглянуть по новому -
Что перед хамскими детьми лежать
В обличье Ноевом.
Главы 12-15 Умеют же устраиваться люди
Потомок Сима, патриарх Аврам
(Поздней получит имя Авраама)
За семьдесят передвигался сам,
Собрался в путь и вышел из Харрана.
С ним шли жена, его племянник Лот
(Как в высылку из Киева в Житомир),
При них рабы, не менее двухсот,
Несли добро, в Харране нажитое.
Бог племенной им указанье дал -
Уйти туда, куда перстом укажет,
Свой отчий дом покинуть навсегда,
Забрать свой скот, упаковать поклажу.
«Произведу я избранный народ
Для нужд своих, от прочих всех отличный,
Благословлю Аврама славный род
И имя Авраама возвеличу.
Благословлю всех славящих тебя,
Злословящим тебя пошлю проклятья.
Все этносы земли, твой род любя,
В тебе благословятся словно братья».
(Что тут сказать? Красивые слова
И правильные даже, может статься,
Но не даёт дурная голова
Хоть в Книге обойтись без папарацци.
Кто боговдохновенный диктовал
За Господа возвышенные строки?
А может, он ещё тогда не знал
Про человека худшие пороки -
Тщеславие, гордыни тяжкий грех?
Про зависть с её взглядами косыми?
Быть человек не может «Лучше всех»,
Когда мы все равны пред Богом-Сыном.
Я волю над собой его признал.
Всевышнему я верю беззаветно.
Но сам апостол Павел призывал
Очиститься от Ветхого Завета.
С Аврамом этот номер не пройдёт.
И всё, что я могу себе позволить -
Сняв с патриарха святости налёт,
Представить человеком и не боле.
Не захотел я в розовых очках
Рассматривать Аврама в виде лучшем.
Будь трижды он святой и патриарх,
Что в Книге заслужил, то и получит.)
Пришли потомки Сима в Ханаан,
Где проживали люди Хананеи.
Аврам немедленно был послан на
(Как посылались многие евреи) -
На все четыре стороны. Карт-бланш
Ему потомки выписали Хама.
За это Бог их взял на карандаш,
Чтоб позже гнать с тех мест метлой поганой.
Для ясности скажу: Бог племенной.
Без меры возлюбил народ ядрёный,
Мгновенно появлялся за спиной
В лихое время и стоял на стрёме.
В своей доктрине складно излагал,
Как нужно чужака держать за вымя.
Примером мог служить иным богам
И потому возвысился над ними.
Нюрнбергский не прошёл ещё процесс,
В ощип не угодил фашистский кречет,
И потому для «Лучше всех» с небес
Звучали зажигательные речи:
«Потомству передам, как связку бус,
Сей край, спасу от происков Корана,
В достатке завезу в любой кибуц
Бронежилеты, каски, дам охрану.
Поля и веси, рядом и окрест
Отдам народу, дабы жил привольно».
(Но как бы сделать так, чтоб с этих мест
Туземцы уходили добровольно?)
Бог контурную карту рисовал -
Заветный край, его отроги, реки,
И много раз границы исправлял
(Последний раз уже в двадцатом веке).
Пошёл Аврам вначале на восток,
Потом опять на юг решил податься
И, несмотря на возраст и песок,
Пришлось ему немало помотаться.
Был голод на земле. Старик ослаб.
Хотелось есть и ещё больше выпить.
Супругу он сажает на осла,
Со всем семейством следует в Египет.
Его подруга Сарою звалась
(Второе эр приобретёт позднее),
В деторождении судьба не задалась,
Зато намного прочих красивее
Прекрасна видом женщина была.
«Такую привести к нечеловекам -
Убитым быть в момент из-за угла,
А повезёт – всю жизнь ходить калекой» -
Так думал патриарх и, не шутя,
Он нравы изучал мест проживаний.
Подозревать в коварстве египтян,
У патриарха были основанья.
Отборы жён у пришлых и чужих
Оканчивалось часто мужа смертью…
«Меня убьют, а ей ходить в живых?
Что скажут наши будущие дети?»
Свой страх обосновал супруге муж.
Аврам придумал выход бесподобный -
Что Саре он не муж объелся груш,
А просто брат её одноутробный.
«Скажи всем, Сарочка, что мне сестра,
А я Авраша, твой любимый братик,
Иначе, не дожить мне до утра,
Сам фараон не даст таких гарантий.
Лишь для того, чтоб дальше быть с тобой,
Душа живая сохранилась дабы…»
И Сара согласилась быть сестрой
(Как женщины уступчивы и слабы…
А может, что иное на душе?
Припрятала пасхальное яичко?
Авраму ведь за семьдесят уже,
По меркам, даже древним, не мальчишка.)
Египетская расступилась тьма.
И к Саре подступили египтяне,
Прознав, что та красива и весьма,
К ней тянут руки с грязными ногтями.
Коростой на ладонях жёлтый ил,
Авраму он казался рыльной мазью…
Кормилиц ты великий, славный Нил,
Но сколько же в себе несёшь ты грязи!
Выплёскивая пену на поля,
Ты затхлостью болотною надулся,
И не поймёшь, где грязь лежит твоя,
А где с того, кто в реку окунулся.
На брата Сары стал Аврам похож…
(Похожим станешь хоть на чёрта, если
За женщину твою в кругу вельмож
Тебя готовы за ноги повесить.)
Любил красивых женщин фараон
И Сару стал обхаживать, как кочет,
Хоть было у него в избытке жён,
А вот здоровье выдалось не очень.
Авраму хорошо вблизи сестры
При фараоне было – вина, дыни.
К его услугам были до поры
Верблюды и ослы, рабы, рабыни.
Не обижал Аврама фараон,
С его женой прилично обходился.
Язычником он был, как царь Гвидон,
Бог племени за Сару рассердился.
За бородёнку тощую и в щи
Господь пять раз царя макал не хило.
(Ну, это я слегка переборщил,
Тщедушному и пары раз хватило.)
Аврама царь выводит на ковёр:
«За что же ты, браток, меня подставил?
Мне голову морочил про сестёр,
Жену по этикету не представил.
Зачем сказал: Она моя сестра?
И я её себе взял-было в жёны…
Катился б ты колбаскою лжебрат.
Подальше с глаз моих таких пижонов».
Прочь из страны Андропов тех времён,
Как Ростроповича, с его ослами
Изгнал Аврама. Впрочем, Фараон
Себе добра чужого не оставил.
Аврам опять вернулся в Ханаан,
При нём ослы, рабыни и верблюды.
Ложь во спасенье – это не обман…
Умеют же устраиваться люди!
Глава 16 Аврам, Сара, Агарь
Сара, жена Аврамова, родить не могла ему.
Оба довольно старые, видимо, потому.
«Чрево моё, знать, проклято Господом навсегда.
Горе нести безропотно – наша с тобой беда.
Жизнь провели впритирочку, лет уж всё круче склон,
И не найти пробирочку вырастить эмбрион,
Преодолеть все сложности, род от тебя продлить.
Нет у тебя возможности Саре помочь родить.
Рабство, веков проклятие, не обрати во вред,
Перенеси зачатие в лоно иное, дед.
Есть у меня служаночка та, что родить смогла б…
Ты ж её – на лежаночку… если вконец не слаб.
Наши желанья сложатся. Думаю не шутя:
Если твоя наложница, значит, моё дитя.
Богом с тобой обвенчаны, общее всё у нас».
Так говорила женщина, Сарой она звалась.
«Всё, что в купели плещется, выплеснем не до дна…»
Умная, видно, женщина Сара была, жена,
Если смогла достоинство не уронить своё.
Пусть лишний раз помолится дедушка за неё.
В мире умнее Сара чем – женщины не сыскать.
Так порешили старые в роженицы призвать
Славную египтяночку. Целые десять лет
Пестовал ту смугляночку наш благоверный дед.
Спорить с мужским желанием не полагалось встарь,
И отдалась заранее в мыслях своих Агарь.
Краска в лицо ударила. Скинул Аврам покров.
Дело то не составило им никаких трудов.
Расшевелился старенький… Девушка понесла.
В генах у дивчин навыки древнего ремесла,
Память зато не гарная – стоило лишь зачать,
Стала неблагодарная Сару не замечать.
С явным пренебрежением бегает к госпоже.
Сара, всерьёз рассержена, мужа корит уже:
«Слишком друг друга мацали, ласковый идиот,
Если со мною цацею пава себя ведёт.
Не для того заставила лечь к ней, прелюбодей,
Чтобы потом ославленной прятаться от людей.
Дело своё паскудное сделал, угомонись…
Близ мужика беспутного, Господи, что за жизнь?»
Слушая обвинения, шедшие от жены,
Муж, не вступая в прения, не отрицал вины,
Но сохранял достоинство. С Сарою патриарх
Брачный, добавить хочется, не нарушал контракт.
Должного воспитания Сара его была,
Родом с Месопотамии, предков закон блюла.
В древней той Вавилонии сор не несли на двор,
Не выносил зловония Навуходоносор.
Семьи богоугодные был сохранять указ.
Дрязги бракоразводные муторней чем сейчас
Были у тех кочевников, невыносимей срам…
Женщине в облегчение срам победил Аврам,
Быть с молодой сожителем переборол искус.
Как мы в Египте видели, был дальновиден трус.
«Это твоя уборщица, ею сама и правь,
Делай с ней, что захочется, только меня оставь
В мыслях моих возвышенных с Богом наедине» -
Муж говорил обиженный Саре, своей жене.
Сразу не по-хорошему та за Агарь взялась,
Стала теснить за прошлое, употребила власть.
Дело совсем не в ревности, это всё ерунда.
Комплекс неполноценности в Саре взыграл тогда
Тот, что сосёт под ложечкой, гложет без выходных.
Боль и обиды множатся, рушатся на других.
Рок обделённой семенем недетородной быть,
Глядя на всех беременных, злобой не победить.
Плачущих и рыдающих от передряг своих,
Боль на других срывающих – кто остановит их?
Сара, жена примерная, не избежала зла.
Бабой обыкновенною в чувствах она была.
Женщиной самодуристой Сара была порой,
Выгнать Агарь на улицу в холод могла и в зной.
Вот уж в рыданьях корчится, ненавистью дыша,
Девушка у источника, раненая душа.
Сары остервенение снимет кто, защитит
Лаской, прикосновением, словом приободрит?
Всхлипы неслись под вязами. Дело здесь не в словах.
Слышалось между фразами: Тоже мне, патриарх…
Дед обошёлся с девушкой, как записной нахал…
Слишком огульно дедушку я б осуждать не стал.
Будь ты семейства древнего хоть десять раз главой,
Шея, жена примерная, вертит той головой.
Смотрит куда предписано мужняя голова.
В Книге меж строчек втиснуты мудрые те слова.
Происхожденьем, званием аристократ живёт.
Нет у рабынь в Писании шансов возглавить род,
Даже когда отмеченный Господом твой малец…
Жалко Агарь как женщину, сломленную вконец.
Выплакать горе некому. Пропасть, над нею рожь…
Ангел Господень лекарем: «Кто ты, куда идёшь?
Стой, возвращайся в хижину, ненависть спрячь, уймись,
Саре, тобой обиженной, в ноженьки поклонись.
Ты же раба, наложница, знай своё место впредь.
Богом рабе положено от госпожи терпеть.
Хватит в соплях, в стенаниях горе носить в трусах.
Слышал твои рыдания Бог наш на небесах.
Семя Аврама считано, твой на учёте плод.
Сыном твоим упитанным мы зачинаем род.
Век ему необученным диким ослом ходить,
И при удобном случае братьев копытом бить».
Так успокоил девушку Ангел, что послан был.
Как-то не очень вежливо. Видимо, для рабынь
Слово звучало грубое в древние времена…
Груди зато упругие – Ангелов слабина.
(Вечно тому, кто пыжится прыгнуть за облака,
Вместо поддержки слышится: Врёшь брат, кишка тонка.
Если кому обломится выскочить за предел,
Быстро ему напомнится, сколько он каши съел.)
Вышел со знаком качества первый лихой араб,
Но чтоб евреем значиться, был он кишкою слаб.
Рос Измаил упитанным, вёл от рабыни род.
Стать парню богоизбранным слабый не дал живот.
Может, подпортил мальчика орган какой иной,
Сросшиеся там пальчики, вылезший геморрой
Или иное пугало, требует что ножа,
Раз невзлюбила смуглого белая госпожа.
Но воздадим ей должное. Что если бы Аврам
Не поимел наложницу, превозмогая срам?
А не случись соитие за перебором лет
Мы бы и не услышали, кто такой Магомед.
Кабы не Сары рвение деву лишить прыщей,
Есть у меня сомнение, был бы ислам вообще?
Племени сын семитского мог бы евреем стать,
Да подкачала низкого происхожденья мать.
Гуленый от наложницы, названный Измаил,
Под ритуала ножницы мальчик не угодил
(Резали избирательно)…Стал он при всех делах
Племени основателем, хоть и не патриарх.
(Как полукровке первому славу ему пою,
С Пушкиным я, наверное, здесь на одном краю.
Предкам от Измаила мы можем вести свой счёт,
Пушкин – талант невиданный, я – неизвестно что).
Род свой ведут по матери неполукровки сплошь,
Так что смотри внимательно в жёны кого берёшь.
Красит жену не талия, мёд вам не пить с лица.
Нужно в Месопотамию слать за женой гонца.
Чем патриархи славились первые от сохи -
Жёны у них красавицы, Сара, потом Рахиль.
Лия, Ревекка пихтами вырастут средь невест,
Даже служанки ихние родом из нужных мест
Будут. Лицом, сложением – персики, мармелад.
В дело деторождения тоже внесут свой вклад,
Будут плодить невиданно избранных, как песок.
Лишь с поклоненьем идолам был Иегова строг.
Позже, когда не выгорит всех обратить, тогда
Многих с евреев выгонит чистых кровей Ездра.
Жён из своих, по вере чтоб, следует в дом вести.
А на чужие прелести Господи упаси
Слюни пускать и пялиться – пишет Ездра Закон.
Так бы повырождались все, кабы не Соломон.
Женщин им перемечено было из разных мест
Сколько во всём Двуречии не отыскать невест.
С ним укрепилось мнение: разницы нет, поверь,
Рода для укрепления чьих будет сын кровей.
Тот, кто отнюдь не дразнится, стоит задуть фонарь,
Не обнаружит разницы Сара под ним, Агарь.
Мудрая Сара женщина, Бога ей не гневить.
Мужу её завещано род, как песок, плодить.
Умная, но бесплодная (нынче почти типаж)
Женщина благородная мужу дала карт-бланш.
Это ж не просто пьянствовать, на стороне блудить..
Что мужику препятствовать? Разве что пожурить…
Господа обещания стали почти клише.
Дальше об обрезании всенепременнейше.
