Валентина Шабалина
Старуха Судьба
Удивительно, я себя вижу только в зеркале. (Отворачивается от зеркала.) А так не вижу! Не вижу лица, не вижу, как оно стареет. Говорят, что надо любить себя. Но, чтобы полюбить, надо увидеть предмет любви, а себя человек не видит. Богом так дано! Чтобы человек любил других людей, то есть был человеколюбив. Это Нарцисс, увидел своё отражение в воде и влюбился в себя, а про своих подружек нимф забыл. Получается, надо меньше смотреться в зеркала, тогда не заметишь приход старости…, и тебе будет казаться, что ты умираешь молодым. Если не вдаваться в подробности – в этом что-то есть!
Подходит к столу, садится на своё место.
– Ну, вот, можно разливать чай.
Да, Андро, вы же с Олегом ещё не знакомы? Это мой бывший муж. Бывший, бывший! И не надо мне здесь устраивать сцены ревности, Олег! (Пауза.) Хотя, не скрою, приятно, когда тебя ревнуют!
Олег, ты ведь тоже не видел Андро. Он помог пережить мне твою измену. Ты недоумевал. Ревновал. А я цвела! У меня был мужчина, который меня любил! Мне же многого и не надо. Надо, чтобы меня любили! Я так хотела услышать слова «Я тебя люблю!». Но ты, Олежка, мне этого ни разу не сказал. Даже когда предложение делал, не сказал. Ты сказал просто – давай поженимся! У Ларисы Гузеевой тоже просто – давай поженимся! – а любви-то нет. Любви нет… А это главное! И у тебя не было любви ко мне, ну, может, чуть-чуть нравилась, и только. А я тебя безумно любила, ты был моим первым мужчиной! Ты был моей мечтой! А тебе нужна была домработница без жалования, женщина на ночь, и чтобы эту женщину не стыдно было показать друзьям – и всё! Это, конечно, много, но много для тебя, а не для меня. Поначалу я закрывала глаза, старалась не замечать того, что лежало на поверхности, и что было очевидно для всех. Если бы можно было положить на весы, с одной стороны мою любовь, а с другой твои нужды и желания, то любовь бы перевесила всё.
Я тебя часто спрашивала, любишь ли ты меня? Ты недоумённо смотрел сквозь меня и говорил: «Ты сама знаешь!» А я не знала! Ты мне этого никогда не говорил! Я только с возрастом поняла, что хочу одного – один раз услышать от тебя – «Я – тебя – люблю!» Услышать и умереть! – как сказала Коко Шанель. (Удивлённо.) Почему Коко Шанель? Это я говорила, а не она! При чём тут Коко? Как это связано? А, вспомнила! Мне Андро подарил духи «Шанель № 5». Он их купил на шанхайке. Да, они были китайского разлива, и французы даже не нюхали их, но для меня это было не важно! Он вытащил из кармана коробочку с духами и сказал: «Оленька, я люблю тебя!» И мне больше ничего не надо было! Только это драгоценное слово – «люблю»!
Сидит молча.
-Хватит воспоминаний! Будем пить чай.
Андроник, налей-ка мне чаю!
Наливает себе чай в чашку из самовара.
Пододвигает к себе торт и берёт большую ложку. Ест.
– Ну, что вы так смотрите? Я всю жизнь мечтала, чтобы мне подарили большой торт, и я бы его ела одна, не разрезая, ложкой. Наверное, это во мне сидит моё послевоенное детство и просит: «Дай сладенького, дай сладенького!». На углу улицы Тимирязева, где трамвай поворачивает на рынок, стояла булочная. Её давно снесли, а я помню отчётливо, как с мамой стояли за белым батоном. Белого хлеба мы тогда и не видели, только серый. А тут по двору новость пробежала – батоны в булочную привезли из белой муки, по одному в руки дают. Очередь огромная, расползлась по улице змеёй до самого архива, что находился тогда в Преображенской церкви. В руки давали по одному батону, поэтому все матери стояли со своими детьми, и прихватывали ещё и соседских детей. Нам с мамой достались две белые длинные булки. Я шла по улице и ела этот хлеб, откусывая прямо от батона. И не было ничего вкуснее его!
Сегодня купила торт. Вспомнила детство, и решила побаловать его в восемьдесят лет. Лучше поздно, но купить! Купила торт для себя любимой и ем. Одна! (Ест ложкой торт.) Мммм… По-моему, целиком есть даже вкуснее, чем маленьким кусочком. Можно набрать побольше крема и орешков. Вкуснотища! Отчего я так раньше не делала? (Кладёт ложку. Задумчиво.) А раньше и некогда было – то образование и воспитание не позволяли, то глупостями занималась. А жаль, иногда надо сходить с ума, и делать то, что тебе очень, очень хочется! Даже в восемьдесят лет! Потому что за той чертой, что Бог нам отмерил и начертил, будет поздно. Очень поздно, просто невозможно. Не-воз-мож-но!
Сейчас я хочу спеть песню о старости. Такая песня на моём юбилее вполне актуальна.
Поёт.
Стук по батарее.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Опять?
Звонит стационарный телефон.
Ольга Владимировна подходит к телефону, берёт трубку.
– Алло! Я слушаю!
Павел Григорьевич? Что случилось?
Собака? Долго выла? У меня? Я же вам говорила – у меня нет никакой собаки!
Чем я занималась? Пела!
Что значит – это я выла? Я – пела! У вас что-то со слухом, дорогой сосед! Или вы ненавидите музыку?
Ах, вы любите музыку? Не похоже!
Да, я знаю, что у вас со слухом плохо! Но это вас не оправдывает! В мой юбилей сказать, что я не пою, а вою! Это кощунство! О юбилярах и о покойниках плохо не говорят!
Нет, не прощу!
Это у вас контузия после того как грабитель ударил вас по уху? Боже праведный! Сколько вы натерпелись!
Ладно, прощаю! Я лучше для вас станцую степ. В честь примирения.
Сейчас поставлю пластинку, трубку положу рядом. А перебор моих ног будете слушать через потолок.
Стук – это не пение, Павел Григорьевич! Вой не напоминает!
Всё! Мне надо приготовиться!
Кладёт трубку на проигрыватель. Включает музыку.
Говорит в трубку.
– Алло! Павел Григорьевич! Слышно?
Я говорю – музыку слышно? Прекрасно!
Уходит. Приносит палки для скандинавской ходьбы.
Начинает танцевать и отбивать дробь палками под музыку.
Музыка заканчивается.
Подходит, запыхавшись, к телефону. Говорит в трубку.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Павел Григорьевич! Ну, как?
Впечатлило? Меня тоже! Сама не ожидала, что так получится! Есть ещё порох в пороховницах!
Научу! Обязательно! Только отдышусь! Запыхалась… возраст всё-таки!
Чайку сейчас хлебну.
Как вы мне вовремя напомнили! Я про шампанское и забыла!
Кладёт трубку.
– Вот ведь, незадача! Про шампанское забыла! Юбилей на сухую прошёл!
Уходит на кухню.
Приносит шампанское.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Надо было сухое вино взять. Я же не умею открывать шампанское, так же как и чиркать зажигалкой. Да и сухое вино не смогла бы открыть! Всегда все смеялись надо мной. А я не умею! Зачем шампанское взяла? Память дырявая, совсем забыла, что открыть некому. Надо было попросить в магазине, чтобы открыли! Как всегда, позднее зажигание у вас, Ольга Владимировна!
Ставит бутылку на стол.
– Ладно, чаю попьём. (Садится за стол, пьёт чай.)
Резко ставит кружку на стол.
– Стоп! Оставайтесь все на местах! Мне надо позвонить! Опять забыла! Память-то до сих пор девичья, хотя подруга рядом давно стоит с косой. Не с той косой – для красоты, а с той, которой она косит людей! Всегда задавала себе вопрос – почему с косой? Мне не нравится коса! Кто это выдумал? Пусть моя подруга придёт ко мне с тортиком для приманки, или с хорошей книгой. А можно, с тем и с другим: посидим, поболтаем по душам… если у неё душа, конечно, есть. А потом поедем в её страну, смотреть тамошние красоты. Я в других странах-то и не была. Как-то стороной это обошло: то денег не было, то времени, то не выпускали. Советский Союз исколесила вдоль и поперёк. Раньше проще было – в профсоюз пошёл, путёвку взял, за тебя ещё пятьдесят процентов оплатят, а иногда и все семьдесят. И езди – не хочу! А почему я об этом вспомнила? Смерть и профсоюзы – странное сочетание. Что-то я хотела… А! Позвонить. Где мой телефон? Всегда теряется. (Ищет сотовый телефон.) Вот стационарный телефон – стоит себе на одном месте, и стоит, никуда не теряется, а этот маленький пострел, всё бегает и бегает от меня… Придумали бы такое: увидал телефон хозяйку – меня, например, – и запищал бы радостно: мол, вот где я, бери меня! Хотя, какая радость видеть старуху? Думаю, он бы поглубже закопался. Нет, пусть остаётся таким, какой есть. Я тебя и таким люблю! Только найдись! Слава богу, нашла! (Берёт телефон в руки.) На любовь все откликаются! Даже телефоны! Надо позвонить Иришке. Иришка это Надина дочь. Мы договорились, я должна каждый вечер ей звонить, или послать СМС, что жива. Ей меня хоронить. Не большое удовольствие, скажу я вам, ей досталось. Но у меня нет родственников, а кто-то должен меня закопать. Подруги мои все умерли, на государство надежды мало – оно зашевелится, когда запах из квартиры пойдёт. Так что одна надежда на Иришку. Звонить я без надобности ей не буду. Зачем человека по пустякам тревожить? Ей, для приличия, надо будет спросить о моём здоровье. Мне, для приличия, надо рассказать что-то плохое о моём здоровье. А разве ей интересно это плохое? Оно и мне не интересно! Так зачем нагружать хорошего человека плохой информацией? Лучше СМС послать. И ясно всё, и никакой болтовни. Недавно с Иришкой ходили в магазин, она мне помогла купить сотовый телефон, показала, как звонить и посылать СМС. У меня на телефоне только её номер и записан. Больше звонить некому. Да и Иришке звоню редко, с праздником каким-нибудь поздравлю или с днём рождения. А так только записки ей шлю, из-за них этот телефон и купила. У меня и текст набран. Где он? (Надевает очки.) Вот: «Иришка, я ещё жива. Спи спокойно!» Ну вот, послала.
