Валентина Дмитриевна Гутчина
Чашка кофе
«Беру темную медную турку, которую еще моя прабабка купила на стамбульском рынке в 1913 году, и медленно наливаю в нее чистой воды, взятой из-под крана в час волка, одновременно читая заклятие воды: «Tiat firmamentum in medio aquarum et separet…»
Насыпаю три ложки трижды молотого кофе и ставлю турку на медленный огонь. Когда темная, шоколадно-коричневая корка начинает медленно подниматься и лопаться, снимаю турку с огня и нашептываю свое желание, после чего закрываю ее крышкой и оставляю на столе. Заговоренный кофе должен быть выпит, максимум, через двадцать четыре часа после заговора».
По доброй старой традиции утро в провинциальной телередакции «Апельсин» начиналось с грандиозного скандала: красавица и стерва Лера Стерликова «увела» у славной девственницы Натальи Ореховой единственного на данный текущий момент оператора.
–Я три дня назад договорилась, что именно сегодня, в девять тридцать, отправляюсь снимать Ивана Николаевича, – яростно сморкаясь, выкрикивала Наташа, стоя посреди кофейной. – Сегодня старику исполняется ровно сто лет, соберется вся его родня – семеро детей, двенадцать внуков и пять правнуков. Господи, ну почему этой проклятой Лере-холере нужно было именно сегодня, с утра пораньше что-то там снимать?!
Кофейной в редакции называли небольшую, округлой формы комнату перед кабинетом главного редактора «Апельсина» Игоря Петровича Князева. Здесь был современный электрический кофейник на четыре чашки, удобные кресла, и здесь все собирались в свободную минутку выпить кофе и позубоскалить, обмывая как новости города, области, родного коллектива, так и всей страны в целом. Шефа между собой, по подсказке его знаменитой фамилии, прозвали Князем. Из своего кабинета он выходил крайне редко, а потому посиделки всегда проходили шумно и весело.
На этот раз, в снежный декабрьский день, в редакции, не считая водителя и бухгалтеров, оставалось совсем мало народу: хорошенькая куколка-секретарша Лялечка, исправно несущая службу за столом перед редакторской дверью, несчастная Наталья, сочувствующие ей коллеги-корреспонденты Лена Скворцова и лысый умница Толик Сенчугов, пресловутая Лера-холера и уведенный ею оператор Сенька Зайцев. Оператор Женя Мясников отпросился на свадьбу к двоюродной сестре в Ульяновск, а одно место труженика телекамеры оставалось печально вакантным.
-Нашей гениальной Холере всегда есть что снимать, – стараясь самим своим голосом успокоить коллегу, проговорила Лена. – Сегодня она вспомнила о петардах, завтра – о модных сапожках. Главное, что в любом сюжете на первом плане будет она – красавица с микрофоном в руках… Толик, зайка, там еще есть кофе?
–Есть, лисонька, – с готовностью отозвался Толик, подливая коллеге ароматного напитка. – Наталья, ты бы тоже выпила кофейку, успокоилась, улыбнулась нам. Как говорится…
Дружеские увещевания ничуть не помогли – Наталья словно и не слышала никого вокруг себя, напряженно думая лишь об одном: кровь из носа, а скоро будет необходимо ехать на съемки, а оператора – нету!
–Кто бы знал, как я ненавижу эту стерву, так вот взяла бы ее сейчас и – мордой о стенку!
И она в ярости заходила кругами по кофейной под сочувствующими взглядами потягивающих кофе Лены и Толика, сидящих в соседних креслах.
–Но еще только девять, – пропищала Лялечка, округляя глаза. – Быть может, она успеет вернуться.
–Как же, явится она прямо сейчас! – взмахнула руками Наташа. – Да она назло мне будет снимать про свои петарды до обеда!
–Нет в жизни счастья, – вздохнул Толик.
Все лицо бедняжки немедленно пошло красными пятнами, словно вспыхнув от огненно-рыжих волос. Только сейчас Толик обратил внимание, что помимо рыжих кудряшек у Натальи удивительно красивые, ярко-зеленого цвета глаза и брови вразлет.
Странная вещь – женская привлекательность! И Наташка, Лера-холера – одного возраста, каждой по двадцать одному году. Но если Лера считается общепризнанной красавицей с эффектными формами в стиле Мэрилин Монро, то Наташка на ее фоне – всего лишь худая конопатая девочка-подросток. А ведь если ее со вкусом одеть, причесать…
–О, женщины, женщины, – печально вздохнул Толик.
Наталья резко к нему обернулась.
–Ты, конечно, имеешь в виду эту красотку, – она вздернула подбородок своего пылающего лица. – Понятно, что я на женщину мало похожу. По крайней мере, на красивую женщину.
В одно мгновение все ее лицо залилось слезами, она громко всхлипнула и, рыдая, выбежала вон из кофейной. Испуганно и виновато Толик взглянул на Лену, та успокаивающе похлопала его по плечу, а Лялечка за своим секретарским столом взволнованно поправила прическу.
–Бедная Наташенька! Иногда мне ее так жалко, так жалко!
И Лялечка, вздыхая, принялась торопливо подкрашивать свои и без того в два слоя накрашенные ресницы.
В этот момент неожиданно и беззвучно, как в фильмах ужасов, открылась дверь кабинета за Лялечкиной спиной, и в кофейную вышел сам Князь – редактор Игорь Петрович Князев. Лена с Толиком как сидели с чашками кофе в руках, так и замерли, мгновенно словно превратившись в куклы из музея мадам Тюссо. Хотя ужасного в появлении главного редактора, собственно говоря, было мало, разве что полная неожиданность.
Шеф «Апельсина» был молодым – тридцать шесть лет – стройным шатеном с небольшими, светло-серыми глазами; человек интеллигентный и молчаливый, как правило, он позволял себе чисто деловое общение с коллективом, не более того.
Единственной печальной особенностью Князя была его хромота: согласно просочившимся сплетням, в юности он усиленно занимался горными лыжами, подавая в этом плане добрые надежды. Все просто: травма, неправильно сросшаяся кость, отказ Князя на любезное предложение врачей вновь ее сломать, чтобы собрать, как следует, а в общем итоге – почти старческая хромота. Быть может, именно потому Князь и предпочитал в одиночестве сидеть в собственном кабинете, не мозоля никому глаз.
И вот теперь он стоял перед своими сотрудниками и неловко хмурился.
–Доброе утро, – кивнул, конкретно ни на кого ни глядя. – Что тут у вас приключилось?
Толик и Лена удивленно переглянулись, а Лялечка просто застыла с тушью для ресниц в руке, изумленно раскрыв свой алый ротик.
Князь поинтересовался, что тут приключилось! Просто так, не по работе! Удивительно, но факт.
–У нас каждое утро начинается со скандала, – придя в себя, не без ехидства ответила Лена. – Скандал, кто первым пьет кофе, скандал из-за оператора – каждый ведь считает, что именно его репортаж нужно снять в первую очередь… И так далее, и тому подобное. Сегодня Валерия без предупреждения забрала единственного оператора Арсения, хотя прекрасно знала, что у Натальи заранее назначена съемка. Вот такие дела.
Князь, поджав губы, внимательнейшим образом разглядывая носки собственных – безупречных! – ботинок, выслушал Ленину тираду, молча кивнул и, не произнеся ни слова комментария, вновь неожиданно и беззвучно скрылся в своем кабинете.
Подождав минуточку и убедившись, что он вновь не появится, Лялечка проговорила шипящим шепотом:
–Вчера Игорь Петрович спросил меня, почему некоторые называют Валерию Стерликову Лерой-холерой. Представляете себе ситуацию? Ну, и что я могла ему ответить?
–Объяснила бы, что наша Лера – настоящая холера в самом прямом смысле, – хмыкнул Толик.
Все трое весело улыбнулись.
–Интересно, почему это его вдруг так заинтересовало? – допивая свой кофе, вздернула бровь Лена. – Коню понятно, что наша славная Лера заслуживает гораздо более выразительного прозвища. У нее и фамилия говорящая – Стерликова. Или Князю и здесь следует подсказать, что Лера – не просто холера, она еще и самая настоящая стерва, а потому…
В этот момент общего жизнерадостного смеха дверь Князя вновь бесшумно отворилась, и он вновь появился – на этот раз с сотовым телефоном в руке. Хохот мгновенно стих, и все с живейшим интересом на него уставились.
Чуть нахмурившись, Князь посмотрел на всех присутствующих, затем перевел взгляд на свой мобильник.
–Мне только что позвонил один старый знакомый. Спросил, нет ли в редакции места для его сына-оператора, выпускника ВГИКа. Как по заказу. Что вы на это скажите?
–Чудеса, – хмыкнула Лена.
–Именно – чудеса, – задумчиво проговорил Игорь Петрович, все так же уставившись на свой сотовый. Наконец он поднял глаза на коллектив.
– Парню двадцать два года, ни в какую не захотел остаться в Москве, хотя отец и пытался его там пристроить. Зовут Андрей, он скоро подъедет. Надеюсь, вы ему объясните…
Тут Князь сделал неопределенный жест рукой и вновь, неожиданно и бесшумно, скрылся за дверью.
–Занавес! – проговорил Толик в полголоса. – Интересно, дамы и господа, что означал сей жест?
И он попытался повторить жест Князя.
Лялечка лишь хихикнула, торопливо склонившись над пудреницей и подмазав губки.
Лена сладко потянулась.
– Сей жест означал, что мы должны подготовиться к теплой встрече новичка – кофе, виски с содовой и все такое.
Между тем кофе был выпит, очередной скандальчик пережит, все последние новости обмусолены. Лена с Толиком поднялись и, кивнув Лялечке, разошлись по своим кабинетам.
* * *
Старинное здание, в котором располагалась редакция «Апельсина», принадлежало ранее зажиточному купцу по фамилии Лысенко, торговавшему мукой, известному охотнику и страстному любителю собак, имевшему лучших сук породы русская борзая. За щенками приезжали даже из-за границы! После революции купец предпочел остаться в славном городе Париже, а в его доме расположился сначала приют для престарелых, чуть позже уступив место центру детского досуга, закрывшемуся в суровые годы Перестройки, передав эстафету «Апельсину».
Из круглой приемной-кофейной с кабинетом Князя вели два коридора: один, коротенький, на выход, второй – узкий и длинный, вдоль которого располагалось множество комнат, благополучно обустроенных под отдельные кабинеты корреспондентов, одну просторную монтажную студию (пришлось удалить пару стенок) и столь же просторную комнату для операторов.
Толик из кофейной направился прямиком в монтажную – поработать над своим сюжетом, а Лена уединилась в своем кабинете по соседству с кабинетом Натальи, чьи рыдания к тому времени заметно пошли на убыль.
Общеизвестна аксиома: каждое личное помещение отражает характер хозяина. На примере кабинета Лены это просматривалось особенно четко. Так как в редакции проходила большая часть ее молодой жизни, она постаралась обустроить все по собственному вкусу, безжалостно использовав для того свои скромные сбережения.
Кроме традиционного редакционного стола кабинет украшали приобретенные Леной вертящееся кресло, книжная полка с полным собранием сочинений Жоржа Сименона и Рекса Стаута, маленький столик у окна с крошечным электрокофейником (чтобы наслаждаться кофе и в одиночестве). Самым же чудесным и великолепным было стоящее тут же, у окна, мягкое старое кресло, оставшееся Лене еще от бабушки: шоколадного цвета, мягкое и до истомы домашнее, уютное. Лена помнила, как любила бабуля сидеть в этом кресле: укрыв колени клетчатым пледом, откинувшись на спинку, глядя в окошко, за которым шла обычная сельская жизнь, которую она могла легко пересказать чуть ли не по часам. Вот мимо прошел почтальон (сейчас бросит в ящик на заборе письмецо или газету), а следом – пожилая казашка Гуля, торгующая яйцами (надо взять пару десятков); ровно в десять к автостанции, что напротив почты, подъедет городской автобус – вдруг приедет кто из детей или внуков… Милая бабуля!
Лена, взяв очередной том романов о Ниро Вульфе, с наслаждением уселась в это самое кресло, решив на сегодня побаловать себя славным ничегонеделаньем. Декабрь подходил к концу, свой творческий план корреспондента она успешно выполнила, подготовив чудесные сюжеты для нескольких будущих передач, в том числе и для праздничной – новогодней. «Денек похалтурим», – мелькнула лукавая мысль.
Впрочем, свиданию с Ниро Вульфом не суждено было состояться. Сначала Лена услышала громкий всхлип бедолаги Натальи через стенку, что навело ее на мысли о суровых тяжбах нашей жизни, полной несправедливости, о стервах породы Леры Стерликовой, о мужчинах, которые просто не могут устоять перед такими вот холерами, а отсюда – к размышлениям о собственной истории любви.
Лена встала и подошла к окну. На улице волшебно-бесшумно, хлопьями шел снег, превращая город в почти сказочную декорацию. Улочки и дворики с двух- и трехэтажными старинными домами с высокими окнами, с карнизами, украшенными классической лепниной, с деревянными дверями под навесами, уже покрытыми белыми снежными шапками; люди с румяными от морозца лицами, с поднятыми воротниками, запорошенные снегом – все создавало удивительное настроение ожидания чуда.
«Чудо! Молю о чуде!» – одними губами прошептала Лена и тут же вздохнула, чуть нахмурившись: «О каком таком чуде молю? Чего мне-то еще желать?»
Александр, Саня – ее любовь и надежда. Впрочем, в настоящий момент на Саню не осталось никакой надежды, да и любовь постепенно свернулась, как пожелтевший лист, упавший с дерева и смятый ногами прохожих.
Когда-то они оба учились по соседству: Лена на филфаке в университете, Саня – в медицинском, успешно готовясь стать блестящим стоматологом. В тот удивительный майский вечер, когда весь город, казалось, был готов не спать всю ночь, наслаждаясь парным теплым воздухом с тонким ароматом первых цветков сирени, Лена неторопливо шла к своему дому, мысленно подготавливая защитную речь перед мамой: «Мамуленька, не сердись, пожалуйста, прости меня, глупую! Мы просто гуляли с подругами, ели мороженое, совершенно забыв про время… Ты же любишь сидеть на балконе, значит, знаешь, какая на улице удивительная погода!»
Прошло три месяца со дня смерти отца, мама постепенно приходила в себя, но Лена, как любящая и нежная дочь, старалась не оставлять ее подолгу одну. В тот вечер, загулявшись с подругами, которых, кажется, не видела целых сто лет, она впервые за все время жила своей жизнью, позабыв о тоскующей маме, о трагической смерти веселого и доброго отца: просто ела мороженое, ощущая себя пятилетней счастливой девчонкой.
А вот парень, сидевший на скамейке, мимо которой Лена как раз проходила, в тот вечер вряд ли ел мороженое, отдав предпочтение, как минимум, пиву. Он был навеселе и при виде стройного девичьего силуэта, неторопливо проплывавшего мимо него, радостно вскочил, протянув к нему руки и воскликнув: «Наконец-то я тебя дождался! Милая моя!»
Хотите – верьте, хотите – нет, но Лена, только лишь взглянув на парня, беззаботно рассмеялась и тоже протянула к нему руки, подошла и обняла. Дело в том, что в теплых сиреневых сумерках она приняла его за Коленьку – своего доброго однокашника по универу, и лишь оказавшись в объятиях незнакомца, поняла, что ошиблась.
«Нет, надо все же носить очки, они же мне вполне идут!» – была первая паническая мысль, тут же испарившаяся от улыбки незнакомого парня, от его симпатичного славного лица.
–А я уж думал, что так и усну тут, одинокий и несчастный, – радостно заговорил он, от души обнимая Лену за плечи, усадив на собственные колени. – Знаешь ли ты, прекрасная незнакомка, что, проснувшись сегодня утром, я загадал повстречать свою любовь? Весь день я читал, болтал, гулял, сидел в кафе с друзьями и при том тревожно озирался – где она, моя вторая половинка? В конце концов, все друзья разошлись, каждый со своей девушкой, один я остался при своих. Вот тогда я и дал себе слово: сяду вот на эту самую скамейку и не встану с нее, пока не встречу свою женщину. Свершилось!
Он вновь взмахнул руками, улыбаясь широко и счастливо.
–Как вас зовут?
Лена счастливо рассмеялась.
–Лена.
–Елена! – он вдохновенно поднял глаза к темному небу, усыпанному такими близкими, столь дивно мерцающими звездами. – Елена Прекрасная из русских сказок, роковая Елена, из-за которой спалили Трою, по вине которой тысячи мирных греческих мужиков, в том числе и князь Итаки, великолепный Одиссей, побросали свои обожаемые семьи, отправившись на великую драчку… Ну, а меня зовут просто – Санек.
–Твое имя столь же знаменито – Александр! – воскликнула Лена. – Александр Македонский знаменит ничуть не меньше Елены Троянской…
Они проболтали не меньше часа, затем Санек проводил ее до дома, а на следующее утро уже ждал у подъезда, чтобы вместе отправиться к первой паре. Тогда и выяснилось, что их учебные корпуса находятся по соседству, и как итог Санек с Еленой стали практически неразлучны.
О чем они говорили? Бог знает, все давно выветрилось из памяти. Санек быстро понял, что у Лены слабое зрение, но вовсе не настаивал, чтобы она носила очки, ласково называя ее «моя слепушка». Через пять дней произошло их первое, беззаботное и радостное, соитие, и тут же Лена, пережив первый взрослый разговор с мамой, переехала жить к Саньку, который роскошно проживал в отдельной двухкомнатной квартире в самом центре, в двух шагах от местного Арбата. Через месяц оба успешно сдали экзамены и отправились на каникулы в Ялту. Первый отдых с любимым мужчиной, первый южный загар и первая ссора с мамой, которой Санек не понравился с самого начала. «Помяни мое слово – ваша история не будет слишком долгой», – сказала она в сердцах.
Долгая – не долгая, но она длилась целых десять лет. Окончили каждый свой вуз, устроились на работу, словно по привычке продолжая жить вместе, никак не оформляя своих отношений. Вместе просыпались по утрам, завтракали, спешили в разные стороны города на работу, чтобы вечером вновь чмокнуть друг друга в щечку и сказать привычную банальность: «Все нормально?» – «Все о-кей» – «Ну, и слава Богу».
Первое время Лена работала в городской газете – писала статьи и заметки; ни особой радости, ни особого разочарования. Лишь год назад, когда по счастливой случайности она устроилась работать в «Апельсин», все изменилось самым волшебным образом, и она почувствовала, что вот теперь трудится по призванию. Сюжеты в звуке и цвете, живые люди и улицы, музыка, дающая каждому образу законченное совершенство – то был волнующий мир, в который невозможно не влюбиться.
Казалось бы, все в жизни сложилось отлично: надежный мужчина, свой дом, любимая работа. Тогда почему так тоскливо на сердце, откуда эти грустные мысли?
Что произошло? Собственно, ничего такого. Ежедневный молчаливый завтрак под новости радио с редкими комментариями Санька. Классические краткие диалоги в духе: «Что-то ты омлет не досолила. Дай солонку». – «Ты сегодня на обед придешь?» – «Наверное. Там видно будет».
Совместный обед – если Лена не уезжала на съемки какого-нибудь события или на интервью, или Санек не обедал с друзьями; встреча вечером: ужин, телевизор, душ, пять минут секса и мирный сон. «Не пора ли нам подумать о детишках?» – «Нет уж, дорогой. Только начала работать по призванию и сразу – в декрет! О чем ты раньше думал?» – «Я? Это ты не хотела» – «Подождем» – «Как скажешь. Я тоже не мечтаю о горшках и пеленках…»
Ровная жизнь без каких-либо волнений и стрессов и, собственно, без особой радости. Печально глядя на падающий снег, Лена подумала: «Итак, мне уже скоро тридцать. Полжизни пролетело. Ни детей, ни плетей. Счастлива ли я? Хочу ли вот так прожить с Саньком до самой смерти?»
Вопросы без ответа. Миллион мыслей и образов, банальный вопрос: а разве не у всех так? Но у всех есть дети! Может, рождение малыша даст новый импульс? Но почему она с самого начала так не хотела продолжения собственного рода? Быть может, мама была права, с первого взгляда увидев в Саньке нечто чуждое? Как она всегда говорила: «Твой Санек любит только деньги…» Любил ли он ее? И как долго – год? Месяц? Ведь когда любишь всем сердцем, тогда и дети родятся.
«И все-таки, отчего все так тоскливо и скучно? Разве Санек не симпатичный, разве он не надежен? Разве у меня есть выбор?..»
В этот момент дверь кабинета распахнулась, на мгновенье появилась хорошенькая физиономия Лялечки с сообщением «Шеф зовет всех» и тут же исчезла. Было слышно, как то же самое она сообщила, распахнув дверь затихшей Наташи, которая, должно быть, наревевшись от души, как раз подкрашивала свои покрасневшие глазки.
Жизнь продолжается! Лена вздохнула, повернулась к зеркалу на стене, встретилась с самой собой взглядом, рукой взбила непокорные кольца волос и отправилась в кофейную.
* * *
Приятно порозовевшая Лялечка сидела за столом, то и дело заглядывая в собственную пудреницу, то поправляя реснички, то припудривая вздернутый носик. Лена, Толик и Наталья сидели в креслах напротив двери Князя, как нарочно, в абсолютно одинаковой позе, но даже того не замечая: правая нога закинута на левую, руки воинственно скрещены на груди.
–Пришел новенький оператор, – в паузах прихорашивания сообщала Лялечка хрипловатым от волнения шепотом. – Вы не представляете, какой он красавчик, просто уму не постижимо!
–Особенно Лялечкиному уму, – прокомментировал на ухо Лене Толик, хрюкнув вместо восклицательного знака в конце фразы.
В этот момент дверь шефа распахнулась, и сам Князь, в до смешного театральной манере, за руку вывел на глаза народу молодого парня, как две капли воды похожего на знаменитого ди Каприо.
–Знакомьтесь, – тут Князь чуть подтолкнул новичка вперед, – это наш новый оператор Андрей Савичков.
–По кличке ди Каприо, – негромко проговорила Лена, но все ее прекрасно расслышали.
Толик и Наталья одновременно фыркнули, Лялечка тоненько хихикнула, а сам Андрей густо покраснел.
Князь, нахмурившись, взглянул на своего юного протеже, словно желая убедиться, что тот действительно похож на пресловутого Леонардо. Убедившись в этом, негромко кашлянул и кивнул.
–Ну вот, собственно, и все, – проговорил он, осторожно отступая к дверям собственного кабинета. – Я представил вам вашего нового коллегу. Как говорится, прошу любить и жаловать.
Тут Князь сделал уже традиционный на сегодняшний день жест и скрылся в своем кабинете, оставив пылающего Андрея под взглядами его новых коллег.
–Что означал данный жест на этот раз? – поинтересовался Толик, вновь пытаясь повторить жест шефа.
–Думаю, он означал, что ты, Толик, должен показать Андрею, где тут у нас операторская, монтажная и сортир, а под финиш отправить его с Натальей на съемки столетнего старца.
Как будто только сейчас очнувшись, Наталья стремительно поднялась.
–Я звоню старцу и говорю, что мы выезжаем, – отрывисто сообщила она, стараясь не смотреть в сторону новенького, решительно оборачиваясь к Толику. – Быстро покажи ему камеру и все прочее. Надо ехать!
И тут же вылетела из кофейной.
Толик хмыкнул, поднявшись, хлопнул Андрея по плечу и повел в операторскую. А Лена, вздохнув, весело улыбнувшись переменам, принялась по новой заправлять кофеварку.
***
Наталья с Андреем уехали на съемку, Толик сидел в монтажной, мучаясь с собственным сюжетом. Лялечка отправилась за редакционной почтой, а Лена сидела в кофейной, отрешенно наблюдая, как в прозрачную колбу кофеварки капает густой черный кофе: кап, кап, кап… Одна чашка готова – кап, кап, кап – скоро будут вторая и третья.
–Кофе готов! – крикнула Лена, повернувшись в сторону монтажной. – Кто хочет кофе?
Почти тут же из монтажной вырвался взлохмаченный Толик, схватил чашку и сделал большой и шумный глоток.
–Можно сказать, скандальный сюжет, – проговорил он, делая энергичный круг по кофейной. – Помнишь, про ту самую балерину, что вышла замуж за мэра? «И быстрой ножкой ножку бьет»… А вот моя обожаемая супруга, благополучно округлившись на пару кило в самых интересных местах ниже пояса, теперь полагает, что я считаю ее толстой и скоро непременно начну изменять. А тут сюжет про балерину!
Толик допил кофе и с грохотом поставил чашку на столик. На его лице играла лукавая и вместе с тем несчастная улыбка.
–Как бы мне хотелось, чтобы этот сюжет делал кто-нибудь другой! Все началось с моего интервью с библиотекаршей Ниной Кравцовой. Мирно сидим с супружницей на диване, смотрим нашу благословенную передачу. Я заранее с довольным видом сообщаю Маше, что следующий гениальный сюжет – мой. И тут первый кадр: Нина поднимается по лестнице, крупным планом – ее ноги… Ну, не я это снимал, а Сенька-дурак! А моя сразу же руки в боки: ах так, на чужие ноги пялишься, мои-де толстоваты стали! И поехало…
–Труба, – усмехнулась Лена, уютно усаживаясь в кресло, нога на ногу, чашка кофе в руках. – Я тебе сочувствую.
–Труба, – согласился со вздохом Толик. – Потом был сюжет о художнице. Только я мысленно перекрестился – там ни одного крупного плана ног – как моя разрыдалась. «Конечно, у меня давно нет такой талии!» Господи, прости меня и за все сразу. Можешь себе представить, что будет с ней после сюжета о балерине?
Лена рассмеялась.
–Да уж… Мой тебе совет: купи коробку шоколадных конфет и преподнеси их своей половине, красиво опустившись перед ней на одно колено. Произнеси речь в том духе, что нет ничего прекраснее милой дамы с чудесными формами.
–Браво! – хлопнул в ладоши Толик, подхватывая вторую чашку кофе. – Нечто подобное пришло сегодня и в мою несчастную голову. Только я подумал о тортике. Мерси за кофе!
Толик благодарно кивнул, послал Лене воздушный поцелуй и вновь исчез.
Оставшись одна, Лена бездумно допила свой кофе. Обжигающий глоток – мысли ни о чем – обжигающий глоток – славное личико супруги Толика – обжигающий глоток…
Грохот входной двери, энергичный стук каблучков, и в кофейную ворвались, словно убегая от погони сотни обожателей, высокомерная Лера-холера и весь взмыленный, стучащий зубами от холода оператор Сенька.
–Слава Богу, есть кофе. Мы вовремя! – радостно воскликнул Сенька, хватая свободную чашку, падая в кресло. – Нет, пусть Наташка меня убьет, но ехать сейчас снимать какого-то деда я просто не в силах, задрог на этом дурацком базаре со всеми паршивыми елками и петардами.
–Классный сюжет! – самоуверенно выкрикнула Лера, останавливаясь посреди кофейной, эффектно отставив в сторону одну ножку: сапоги на высоком каблуке, приталенная норковая шубка, белое безупречное каре, волосок к волоску.
Сразу стоит отметить, что, как правило, Лера не говорила, а именно кричала, как заправская торговка на базаре, переходя на приторное щебетание лишь в разговоре с начальством и людьми, на ее взгляд, значительными.
–Классный сюжет, классный журналист, особенно если смотреть с задницы, – хмыкнул, с кайфом отпивая свой ароматный кофе, Сенька.
–Чмошник, – гаркнула, оборачиваясь к нему, Лера. – Уж ты-то хреновый оператор что с переду, что с заду, и если б не был на сегодня единственным во всей редакции, я б тебя ни за что не взяла на съемку.
–Кстати, об операторах, – вклинилась в ход скандального диалога Лена. – У нас тут новенький – настоящий красавчик, выпускник ВГИКа, с лету получивший от нас кличку ди Каприо, чьей полной копией он и является. Можете себе представить?
Сенька с Лерой прореагировали моментально, одновременно воскликнув каждый свое.
Сенька: «Он трогал наши камеры?!..»
Лера: «Он поехал с Наташкой?!..»
В каждом возгласе была толика ревности. Сенька, как и положено хорошему оператору, понятия не имея, кто появился в лице новенького – олух царя небесного или эстет и умница, перепугался за аппаратуру. Лера-холера, услышав о новом красавце, сто раз пожалела, что увела у Наташки Сеньку, пропустив таким образом явление народу ди Каприо, которого она, без сомнения, соблазнила бы, как говорится, не отходя от кассы.
–Все прекрасно, – ответила сразу обоим Лена. – За аппаратуру можешь не переживать, Сенечка. Мальчик – специалист высокого полета, как-никак выпускник ВГИКа, можешь себе представить. Так что я лично весьма рада за Наталью – вместе они сотворят чудесный репортаж о столетнем дедульке. А как они смотрятся вдвоем! На редкость милая парочка.
Нахмурившись, поигрывая меховым бомбоном на поясе шубки, Лера стояла посреди кофейной под насмешливыми взглядами Лены и Сеньки. Тут в очередной раз неожиданно распахнулась дверь Князя, и появился он сам, сосредоточенно и хмуро уставившись на Леру. В руках Князь держал синюю чашку кофе, а лицо его, как машинально отметила про себя Лена, было необычно бледным.
–Добрый день, – проговорил он, кивая в сторону Леры и Сеньки. – Как прошла съемка?
Лера немедленно встрепенулась, часто заморгала густо накрашенными ресницами, взмахнула ручками и заговорила-запела своим нежным и ласковым – специально для начальства – голоском:
–И вам добрый день, Игорь Петрович! Все прекрасно, я отсняла все, что хотела, так что для новогодней программы получится сногсшибательный репортаж…
–Елки-моталки, – недовольно пробормотал Сенька, отхлебывая свой кофе.
–А вы почему не пьете кофе? – внезапно спросил Князь, коротко глянув на великолепную блондинку и немедленно заливаясь розовым цветом. – Могу вас угостить своим.
«То бледный, как поганка, то розовый, как попка младенца», – равнодушно, как бы, между прочим, отметила про себя Лена.
Лера, как всегда, отреагировала быстро и актерски блестяще: якобы бессильно рухнула в свободное кресло, одарив Князя потрясающе благодарным, со слезой, взглядом.
–Спасибо вам, Игорь Петрович, только вы и не забываете своих тружеников. Видите, я, как всегда, одна осталась без кофе. С утра на ногах, на съемке, но именно на меня не хватило чашки. Я привыкла.
Что и говорить, Лена с Саней – каждый с чашкой только что выпитого кофе в руках – в один миг ощутили себя последними негодяями, пожалевшими для кроткой бедняжки глоточек бодрящего напитка. Пусть каждый из них четко знал, что Лера кофе терпеть не может, в настоящий момент лишь играя роль для подтверждения имиджа притесненной труженицы, все равно им на мгновенье стало немного не по себе.
Князь молча подошел к девице, сунул ей в руки синюю чашку, кивнул и немедленно скрылся в своем кабинете.
Несколько секунд в кофейной стояла звенящая тишина. Затем Лера удовлетворенно улыбнулась, бросив на коллег победный взгляд.
– Вот что значит настоящий мужик, – выразительно проговорила она, усмехаясь. – Умеет обхаживать красивых женщин. Черт возьми, так приятно: сам шеф угостил меня собственным кофе из собственной кружки!
И она энергично поднялась, решительно отставив кружку шефа в сторону на столик.
–Кто желает? Пейте, угощаю. А я отправляюсь на обед в классный кабак с одним крутым бизнесменом.
Она поднялась, грациозно потянулась, эффектно демонстрируя изящную линию бедер, развернулась на каблуках и цокающим шагом покинула кофейную. Сенька тут же глянул на свои часы, невнятно пробормотал, что ему тоже пора пообедать, и выскочил из приемной вслед за Лерой.
Лена посидела несколько минут в тишине, ни о чем конкретно не думая. Мысли неторопливо текли, лениво мешались: Лера-холера в объятиях крутого бизнесмена («Дорогой, я хочу Мартини»), Сенька, уплетающий сваренные в ковшике пельмени (обед холостяка); а у Натальи с ди Каприо сейчас самый разгар съемок, когда все семейство долгожителя торжественно поднимает за него бокалы, усиленно приглашая корреспондентов присоединиться к пьянке; Наталья боится лишний раз взглянуть на красавчика-коллегу («Сделай крупный план Ивана Николаевича»), чувствительно краснеет…
