Валентина Чайак
Если у вас нет соседа…
– А птицы черные кружатся там и тут, мне ночью темною на нарах не уснуть! – проникновенно заливался певец откуда-то сверху.
Оля хотела взвыть в унисон, но сдержалась. Она никогда не находилась в местах не столь отдаленных, и подобного рода романтика едва ли отзывалась в ее сердце положенным образом.
Сон был нарушен, завтрашний ранний подъем никак нельзя было отменить, а музыка все никак не хотела стихать.
Стук по батарее. Еще один. Еще и еще.
Оля чертыхнулась. Странная у них в этом доме сигнальная система, через ее квартиру все стуки прекрасно доходят до адресата, а вот когда она сама решается воззвать о помощи, все молчат и делают вид, будто все так, как должно быть.
Выбежав в подъезд в тонкой ночнушке, накинутой сверху куртке и шлепанцах вызывающе лимонного цвета, Оля поспешила подняться наверх, к источнику ужасающих звуков. Вечеринка гремела в квартире соседки Иры, той самой, ссуживающей бывшей любви всей жизни деньги.
Перед Олей встала дилемма: стучать или не стучать, позавидовал бы сам Шекспир. Заиграла следующая песня. Кто его знает, что скрывается там, за этой железной дверью, из-за которой в эту минуту неслись веселые голоса под аккомпанемент душещипательной композиции о потерянной любви?
На отчаянный стук что по батареям, что по двери нарушительницы спокойствия никто не отозвался. Олю даже охватила некая зависть. Живут же люди, и нет им дел до всей этой суеты и мирного ночного сна!
Тут на лестнице послышались шаги, и на площадке очутился Григорий собственной персоной. Несмотря на середину ночи и стоявшие торчком темные волосы, он выглядел поразительно свежо, и его халат успешно скрывал комплекцию велосипеда.
– Что, тоже не спится?
– Как вы догадались?
– Может быть, на «ты»?
Оля собиралась опешить от такой наглости, но в данной ситуации полезно было бы объединить усилия и заставить тусовщицу Иру пожертвовать вечеринкой, даровав окружающим несколько драгоценных часов сна. Придется знакомиться еще раз.
– Тогда я просто Оля.
– Григорий.
– Почему не просто Гриша?
– Григорий звучит благороднее, – он важно кивнул. – Вы отлично выглядите в этой ночной рубашке. То есть ты. Ты отлично выглядишь.
Оля взглянула на него и кивнула. «Григорий» действительно звучало представительнее, чем просто-напросто «Гриша». И гораздо лучше, чем Максимилиан.
Григорий-не-Гриша охотно рассказал Оле о том, что Ира частенько устраивает у себя дома празднества по различным поводам, но никого из соседей не приглашает.
– Она приглашала меня на брусничную настойку.
Григорий воззрился на Олю в восхищении, но от комментариев воздержался.
Для верности постучав в Ирину дверь еще раз, они еще немного подождали, и это ожидание было вознаграждено, так как дверь распахнулась и на пороге появилась Ира в весьма и весьма бодром расположении духа. На этом удача покинула Олю и Григория, так как соседка в ответ на все претензии полила их ругательствами, обещала, что бывшая любовь всей ее жизни подкараулит их обоих где-нибудь в темном-темном переулке, погрозила пальцем и скрылась в омуте веселья.
Оля с почти закрученными в трубочки ушами повернулась к Григорию. Тот, словно прочитав ее мысли, произнес приятным низким голосом:
– Да, в полицию мы уже обращались. Без толку.
– А такие концерты часто происходят? – поспешила уточнить Оля.
– В этом месяце первый раз, – с точностью настенного календаря сообщил Григорий. – Как поживает твой комод?
– Шкаф.
– Да, точно, шкаф. Ну так как он?
Оля замялась. Комод, то есть шкаф, все еще верой и правдой хранил Олины вещи, но его имидж несколько изменился. Верхняя часть его приподнялась по углам, делая шкаф похожим на пагоду. Восточный колорит несколько не вписывался в безалаберно-современное оформление Олиного жилища, но искать новую мебель не было ни сил, ни времени.
– Он жив, – заключила Оля.
Григорий помолчал и задумчиво сообщил:
– Слово «комод», кстати, происходит от французского слова.
– А слово «шкаф»?
– Это уже немецкий.
