bannerbannerbanner
Тайна замка Бельвуар

Валентина Бекетова
Тайна замка Бельвуар

Полная версия

Необходимый параграф

Гилилов проснулся с мыслями о предстоящем дне. За окном едва-едва начинался рассвет – уже виднелась синяя полоска неба. Всё оно было сумрачно. Прошло около десяти часов, как он со своими людьми прибыл в место назначения. И это время в основном было ночным. Сколько же уже сделано? Многое, очень многое, если учесть естественную усталость от дальней дороги, волнение, связанное с приёмом, обустройством, общим знакомством с замком, его людьми, а в предстоящие часы и с наладкой привезенного оборудования, аппаратуры; знакомством, хоть и молчаливым, с тем, к кому они прибыли. Эти мысли вызвали в памяти Ильи Михайловича минувшие и уже ближайшие события. Он поднялся с постели и едва успел надеть утренний костюм, как в дверь постучали. Вошел Александр Нортон, который осуществлял связь между сотрудниками экспедиции и был в отдельные моменты, уже довольно длительно существующего их социума, чем-то вроде психолога, частично идеолога и аналитика; к тому же он считался высококвалифицированным журналистом, фотографом, специалистом и в других областях. Имел и выполнял определенное задание Гилилова. Его сообщение несколько ошеломило Илью Михайловича. Оказывается, люди поднялись очень рано, успели разместить в отведенных помещениях все технические средства, наладить электрическое освещение всех комнат, коридора, холла. Непосредственно для Гилилова, как сообщил Нортон, было отведено три комнаты: гостиная, спальня, кабинет. О такой роскоши последний и не помышлял, но отказываться не стал, понимая, что ещё многое может случиться впереди. Он осведомился о возможностях замка для других важных житейских дел, без которых не может быть жизни как таковой. Нортон засмеялся своим тихим приятным смехом и мягким голосом пояснил, что этот вопрос в замке решен на высочайшем уровне.

Дворецкий уже провел обещанную экскурсию. Он отвел всех гостей в нижнюю часть замка, где их глазам предстала огромная комната под семьдесят квадратных метров с множеством окон, вся выложенная белым мрамором, включая и потолок, и пол. На противоположной окнам стене были аккуратно вделаны водяные краны, они легко открывались и закрывались; за стеной непосредственно на уровне кранов, как пояснил дворецкий, проходит бронзовый жёлоб, по которому непрерывно течёт чистейшая теплая вода из горного озера, расположенного выше замка, с его восточной стороны. Протекая по нему, вода, при открытии кранов, может легко и без проблем использоваться уже здесь – большом мраморном помещении. Сток использованной воды осуществляется также по глубокому бронзовому желобу, вмонтированному под кранами, а общий проходит по закрытым канавам, которые выложены бетонированными плитами; отработанная вода из всей системы замка поступает в дренажную сеть, специально созданную в отдалённом месте. В помещении с кранами стоят мраморные столики; на каждом находится закрытый графин с водой, стеклянная кружка с крышкой, лежит чистейшее льняное полотенце; в простенках между окнами размещены венецианские зеркала; всё сияет чистотой и удивляет порядком.

Рассказывая это изумленному Гилилову, Нортон, смеясь, добавил, что «ноу-хау» продолжилось в соседнем, подобном по размерам и отделке помещении, где стоят отдельные небольшие кабинеты с мраморными сидениями, под которыми постоянно течёт вода. Её не жалели: она даровая, поступает в замок по инженерным системам самотёком, всегда тёплая, так как имеет термальное происхождение. Всё было решено гениально, при этом инженеры прошлого использовали в этом замке, как сказал дворецкий, аналогичные римские проекты, внедренные в стране ещё до времен короля Артура. Действительно, без римлян не обошлось: они были знатоками виадуков, городских водопроводных систем, фонтанов, устройств водяных кранов, бань. Чего только стоят одни термы Каракаллы в Риме! Сейчас там театр; поют великие певцы, и их голоса в нём звучат, как в небесной сфере. Как же там звучал голос Франко Корелли! Он не вмещался под звездным небом этих остовов римского величия и, кажется, даже разрушал его. Мысли у наших путешественников рождались в этом направлении, но нужно было возвращаться к той действительности, в которую они вступили по доброй воле. А она состояла в том, что «народ», как называл Нортон сотрудников экспедиции, то есть своих друзей, использовав все виды замкового «ноу-хау», остался ими чрезвычайно доволен, очень хвалил дворецкого за чистоту и порядок, за это удивительное техническое решение жизненно важной проблемы.

При этом гости подарили ему из своих запасов большой коробок зубной пасты и несколько десятков зубных щеток, объяснив технологию их использования. Дворецкий сказал, что такой подарок он передаст его светлости; Скревена заверили, что графу в этом и другом роде подарки последуют отдельно, что в закрепленных около кранов большой туалетной комнаты бронзовых ладьях жидкость (типа мыла) нужно непременно заменить, и подарили ему дополнительно ящик душистого твердого мыла антисептического свойства. Всё получилось, как сказал Нортон, к месту, ненавязчиво и даже весело. После чего умытые, выбритые, освеженные своими бальзамами все собрались в большой столовой, где кормили овсяной кашей, сочными бифштексами и яичницей; предложили пиво, «народ» заменил этот пресловутый напиток кофе и чаем; благо, что последнее было предусмотрительно и в достаточном количестве привезено с собою. После этого сотрудники занялись своей работой. Дворецкий на практике применил подарки и остался ими очень доволен.

Здесь следует сказать, что современные зубные щётки, которыми восхищался дворецкий, появятся только в середине девятнадцатого века. До этого люди пользовались зубочистками. Особенно они были модны в описываемую эпоху. Вся высшая знать считала своим долгом прилюдно ими пользоваться. Это хорошо описано в книге М. М. Морозова «Шекспир». Зубочистки вытачивали из дерева, а новомодные дворяне очищали зубы от остатков пищи даже крохотными золотыми шпажками. На эту информацию не поскупился А. Дюма, горячо любя знаменитых дворян Франции Бюсси и Сен-Люка. Потребность в предметах по уходу за полостью рта в это время была огромной. Люди ели в основном мясную пищу, стоматологии не существовало. Лорд Байрон, например, в своё время в письмах из Италии домой, в Лондон, торопил друзей с отправкой ему зубочисток чуть ли не ящиками. Возможно, он дарил их своим итальянским друзьям, но и сам, похоже, использовал интенсивно и постоянно.

Вскоре Гилилов и Нортон совершили экскурсию в описанную замковую инфраструктуру и, освеженные горной водой, лесными бальзамами, чисто выбритые, в черных тройках и белоснежных рубашках с бабочками, после завтрака допивали кофе в большой столовой, где к ним присоединился мистер Скревен. После этого все вместе осмотрели технические комнаты; здесь уже завершались работы по установке и настройке оборудования, аппаратуры; осмотрели процедурную комнату и лабораторию, куда их впустили только в белых халатах и специальной обуви. Оставался час до вызова дворецкого на доклад к хозяину замка. За это время Гилилов успел задать ему несколько важных вопросов. Он хотел быть более подготовленным к встрече с его светлостью. При разговоре присутствовал Нортон. Он что-то записывал, что-то фотографировал, к тому же у него была видеокамера; как-никак он прибыл сюда из ХХI века.

Важный разговор

Скревен и Гилилов расположились в удобных креслах в кабинете последнего. Чтобы начать каким-то образом непринужденный разговор, Гилилов осведомился у дворецкого об удобной и красивой мебели в замке, а теперь и в его кабинете и вообще о необыкновенной изысканности и даже величии в оформлении комнат и всех виденных им помещений; как он знает, замки в данную эпоху не были столь блистательно оборудованы и оформлены. Дворецкий задумчиво, как бы погружаясь в прошлое, рассказал гостю, что его хозяин, большой эстет, путешествовал по разным странам и многое оттуда перенял, а до этого его предками замок расширялся, перестраивался и украшался; немало сил и средств было отдано устройству в нём уже более совершенных инженерных систем.

Однако подлинный ренессанс замок пережил после возвращения его светлости с континента. Оттуда были привезены мастера, необходимые товары, инструменты. Люди, живущие и работающие в замке, а также в прилегающей к нему деревне, многому научились у итальянских и французских мастеров. Живопись в основном пришла из Италии и Голландии, есть и свои очень талантливые художники, их работы, как сказал Скревен, Гилилов ещё увидит. «Возможности графа, – добавил Скревен, – на эти цели были, и он их в своё время использовал. Мебель в замке – одна из лучших в стране, даже лучше, чем в королевских резиденциях; об этом говорят знающие люди». «Однако, что такое мебель? – спросил как бы самого себя дворецкий. – Безусловно, при её изготовлении требуются хорошие материалы и мастерство, но если вы, дорогой Илья Михайлович, увидите солонку короля Франциска I, выполненную Бенвенуто Челлини, и её копию, сделанную нашими мастерами, этот экземпляр находится здесь, в замке, вы их не отличите. И это мастерство наших людей; так что и нам есть чем гордиться. В замке много вещей и объектов, вызывающих удивление и восхищение у многих, – продолжал Скревен, – позже я их всем покажу. Особая гордость хозяина – это его библиотека; вы её тоже увидите; здесь чудный парк, цветники, сады; всё это – любимые детища нашего лорда. Как только его с вашей помощью, а я верю в это, отпустит недуг, он познакомит вас с прекрасными женщинами, которые живут здесь, но сейчас в основном бывают наездами, с друзьями, их много, но болезнь моего хозяина как-то сократила их общение. До болезни графа в этих местах много охотились в великолепных лесах: ведь мой хозяин – их королевский смотритель. В замке ставили спектакли, на которых бывал и король, а пьесы для них писал сам… О, простите меня, господин Гилилов. Я немного увлекся, – проговорил он затем как бы укоряя себя в чем-то и продолжил, – теперь в замке всё это почти замерло».

Слушая рассказ дворецкого о людях и жизни в замке, Гилилов автоматически отмечал в своей памяти, что всё это он знает из документов и других свидетельств эпохи. Об этом он писал в своих книгах, статьях, а основанием служили всё те же источники, которые подтверждает в своем рассказе очевидец событий. Значит, можно восстановить историю, значит, можно установить истину, чего так упорно добивается и страстно желает каждый исследователь.

 

Подобные и другие мысли непрерывно возникали у Гилилова; он связывал их со своей научной работой и книгой, которую, как и несколько других, взял с собою в экспедицию. Из небольшой беседы со Скревеном он уже узнал многое, а ведь она была не последней, чего будут стоять предстоящие встречи и возможные беседы с графом? О встрече он не забывал ни на минуту и осведомился у дворецкого, каким образом пребывание экспедиции в замке останется секретным мероприятием, что особо подчеркивалось в пропуске через Границу Миров. Ведь устройство и работа – всё происходит на глазах десятков людей, живущих здесь; об этом может узнать король или преемники сэра Томаса Уилсингэма (1561–1630) со своей полицией. В ответ на этот вопрос Скревен улыбнулся и сказал, что беспокойства по этому поводу не должно быть, так как обо всём позаботились Великие Владетели, а самое важное сейчас состоит в спасении его светлости.

Гилилов, пройдясь по кабинету, остановился против сидящего Скревена и спокойным, уверенным тоном сказал, что лечение графа начнется уже сегодня после его пробуждения; в этом процессе будут определенные тонкости и особенности, которые, как всегда в медицине, связаны с анализами, осмотром больного. «Необходима будет ваша помощь, дорогой Томас, – обратился он к Скревену, – именно сегодня и, возможно, в ближайшие минуты предстоит взять на анализы, ещё до завтрака, биологические материалы; их исследование в лаборатории, которую вы, Томас, видели, покажет, чем болен граф и как его лечить; ряд анализов нужно провести непосредственно в самой лаборатории, так как перемещать оборудование в апартаменты графа нельзя, оно закреплено на стационаре и подключено к электростанции, двигать которую после увеличения нагрузки также не рекомендуется». Сказав это, Гилилов объяснил Скревену, какие материалы для анализов нужно взять у графа.

Последний обещал, что с этим не будет никаких проблем, но, поскольку граф ходит плохо, а иногда и вообще не может двигаться, придётся слугам приносить его в лабораторные помещения. Гилилов пояснил, что в этом не будет нужды, так как экспедицией предусмотрена для этих целей очень удобная коляска, её уже смонтировали и она стоит у инженеров. «Неужели вы и об этом подумали?» – спросил изумленный дворецкий и добавил, что от апартаментов графа сюда, именно в эту часть замка, ведёт прямой длинный коридор. Сейчас он не используется. Сразу же дверь туда была открыта, и коридор был осмотрен. Оба остались довольны, а Илья Михайлович попросил инженеров немедленно провести в него электричество, Скревен отдал распоряжение своим людям вымыть всю мраморную облицовку и проветрить помещение.

Кажется, наиболее важные организационные вопросы были выяснены и отчасти решены, но Гилилова мучил вопрос, как его представят графу. Скревен успокоил его. Понимая, что граф истощен болезнью, Гилилов спросил о его питании. Ответ был один: отсутствие аппетита; еда – по крошкам, питье – по глотку. По совету Ильи Михайловича повар уже варил на кухне четыре крутых куриных яйца, овсяную кашу на молоке и сливочном масле, готовил белое мясо, нарезал хлеб небольшими тонкими кусками. Всё это готовилось на завтрак его светлости, так как он должен был скоро проснуться, что и произошло; дворецкий был вызван к нему на доклад, обещая Гилилову скоро вернуться с нужными результатами. Оставшись один, Гилилов вызвал в кабинет врачей и медсестёр, последних в экспедиции было три. Посоветовавшись, пришли к выводу, что анализ крови возьмут в апартаментах графа, потом он должен хорошо позавтракать, и если не будет возражений, привезти его на осмотр в процедурную и начать лечение. Во всё время бесед Нортон что-то записывал в свой блокнот и на магнитофон, снимал на видеокамеру. Делал он всё аккуратно, быстро и как-то почти незаметно. Никто на него не обращал внимания. Присутствующие готовились к встрече с его светлостью.

Встреча

Прошло более получаса, как ушёл Скревен. В кабинете Гилилова все были готовы к встрече с хозяином замка. Медицинский персонал был в белых халатах, имел при себе необходимые инструменты и врачебные средства, помещенные в особые контейнеры. Люди пили горячий кофе и негромко обсуждали свои дела. Все считали, что визит должен начаться со встречи Гилилова с графом, затем последнему будут представлены медики. Всё так и произошло, но вначале явился дворецкий с выполненной задачей относительно анализов. Материалы для них он передал в лабораторию, сообщив при этом, что подробно доложил его светлости обо всех событиях и делах в замке, связанных с прибытием экспедиции; доклад был принят очень положительно, и граф ждет их с нетерпением.

Задержка Скревена была связана с туалетом хозяина. Один из врачей спросил, в чём он состоял. Оказывается, каждый день, как всегда утром, граф принимал ванну, затем его одевали или помогали одеться, приводили в порядок волосы, бороду, накладывали на раны на ноге бальзам, который ему подарил сам король, после ногу бинтовали мягкой тканью. Дворецкого спросили носит ли граф парик? Ответ был отрицательный, но у него сильно поредели волосы, видимо, как предположил последний, от резких и продолжительных болей в голове. Спрашивающий врач, как будто соглашаясь с ответами, кивал головой. Время приближалось к визиту. Все встали и, растянувшись цепочкой, пошли по коридору к покоям его светлости; впереди не спеша шли Скревен и Гилилов. Илья Михайлович очень волновался. Насколько он стремился к этой встрече, настолько и боялся её. Он боялся разочарования, которое могло наступить от всего: взгляда, жеста, не так сказанного графом слова, интонации, даже тембра голоса, буквально от всего, включая и возможный высокомерный вид, а то и пустой взгляд. Уже сложившийся образ не допускал этого. Господи! Ну как было не трепетать сердцу Гилилова, если он почти всю жизнь отдал изучению этого человека и его творчества.

Когда Скревен ввел Гилилова в кабинет графа, то в глаза гостю бросилась странная конфигурация помещения: оно состояло из двух прямоугольных комнат, соединяющихся углом. Пока графа в первой комнате не было, Гилилов успел рассмотреть большой письменный стол со стопками книг, лежащую на нем бумагу, массу перьев, которыми писали в то время. На столе стояло несколько широких закрытых флаконов, видимо, в них были чернила. У торца стола, как и непосредственно за ним, находились кресла, их было несколько и в других частях комнаты. Свет падал из окон, размещенных каким-то особым образом, но одно хорошо освещало стол. Стены кабинета были обиты муаровым плотным шелком и увешаны портретами мужчин и женщин, молодых и старых; в одном из простенков висел большой портрет короля Якова, перед ним стоял овальный столик с лежащими на нем двумя массивными книгами с золотыми обрезами.

Осмотр помещения Гилиловым длился одну-полторы минуты, как вдруг раздались неторопливые шаги и послышались голоса. Один из них давал какие-то указания, потом голоса стихли и из-за поворота комнаты вышел молодой человек примерно тридцати четырех лет. Стараясь сдерживать хромоту, он приближался к ожидавшим его людям. Сознание Гилилова чуть не помутилось, он с силой взял себя в руки и прямо посмотрел на идущего. Последний был несколько выше среднего роста, худой, одетый по моде того времени, но бросались в глаза белая рубашка с итальянским воротничком, чёрный (без рукав) камзол, удлиненные штаны (типа бермуд) такого же цвета, черные чулки и туфли с большими серебряными пряжками; верхняя тёмная часть костюма была обшита мелкими бриллиантами. Всё это видел Гилилов. Наконец он смог, преодолев своё волнение, увидеть и лицо идущего. Оно было красивым, но бледным, со следами скрытого физического страдания. Бледность подчеркивала и тёмная небольшая бородка клином, аккуратные не обременяющие лицо усы; темно-каштановые слегка вьющиеся волосы ниспадали на плечи. Гилилов отметил также прямой, без горбинки нос; уставшие щёки и лоб – нет, не высокий и выпуклый, уходящий лысиной к макушке головы, а средней высоты, красивый гладкий лоб, на который кольцами ниспадали волосы. Оставались глаза.

Когда человек остановился в полутора метрах от Гилилова, он заглянул ему в глаза. В них стояли Века! Возможно, пристальный взгляд Ильи Михайловича, необычность его одежды заставили графа их прикрыть, и мягкая полуулыбка тронула прячущиеся под усами губы. Потом он внимательно посмотрел в лицо гостя, и тот увидел не только Века, но и блеск самих глаз, как бы льющийся из них свет. Только одна мысль молнией сверкнула в мозгу Гилилова: это сияние и вековое «звучание» в глазах подошедшего человека исходили от гениальности его личности, ума и от великой, невиданной его учености и знаний. Перед Гилиловым стоял Шекспир!

Начало

Пережить такое волнительное начало знакомства для Гилилова значило остаться живым. И этому помогли раздавшийся рядом голос и прикосновение к нему чьей-то руки. И голос, и рука принадлежали Роджеру Мэннерсу – графу Рэтленду, который с улыбкой на устах стоял против Ильи Михайловича, пожимая ему руку и внимательно его рассматривая. Скревен помог знакомству в официальной манере, принятой у дипломатов. Потом граф без всяких церемоний, будто они были давно знакомы, взял под руку Гилилова и, пройдя с ним несколько метров, предложил кресло. Пока сам граф Рэтленд, преодолевая боль в ногах, усаживался с помощью Скревена, Гилилов мысленно отмечал, что совпало всё: внешность, голос, манеры (мэннерс); всё-всё совпало с тем, что он знал и каким представлял себе этого человека. Более того, он понял, что почти непереводимое изящное выражение «sweet self» в сонетах Шекспира и в «Жертве любви» могло относиться только к таким глазам, как у Рэтленда. Они сидели друг против друга, и граф мелодичным, насыщенным бархатными обертонами голосом благодарил Гилилова и всех прибывших за доставленную ему честь их принимать. В свою очередь Илья Михайлович поблагодарил графа за гостеприимство и внимание. Для Ильи Михайловича голос означал многое, очень многое. И вот здесь, за Границей Миров, при свете неяркого осеннего дня он наслаждался его красотой и выразительностью из уст графа Рэтленда, наслаждался не только голосом, но и языком, которым писал сам Шекспир.

Однако нужно было действовать. Ведь состояние его светлости могло ухудшиться. Было ясно, что всё это время он держался за счет продолжительного сна, давшего ему силы. В конце беседы Гилилов попросил графа выслушать его план, который тот полностью одобрил. Поэтому через минуту в кабинет вошли и были ему представлены врачи и медицинские сестры. В присутствии личного лекаря графа, камердинеров, Скревена была взята кровь на анализ, измерены артериальное давление, пульс, прослушаны дыхательные органы и сердце. Всё делалось быстро, слаженно и профессионально. Граф только успевал выполнять поступающие требования: повернуться, вытянуть руку, сжать кулак, глубоко вздохнуть, задержать дыхание… Пока его светлости после этих «экзекуций» помогали одеться, Гилилов с врачами отошел в сторону и услышал первые результаты: артериальное давление низкое, но граф не гипотоник, сахар в крови на пределе нижнего уровня, пульс недостаточный, сердце требует срочной поддержки, лёгкие в относительной норме. Поэтому уже сейчас необходим очень хороший завтрак, отдых, а затем исследования в стационаре и лечение в соответствии с их результатами.

Конечно, в первую очередь и сразу нужны глюкоза и витамины. Врачи, прекрасно владея языком хозяина замка, обратились к нему за разрешением. В ответ они услышали, что он в их власти. Уже не боясь, они сделали графу несколько уколов и попросили хорошо позавтракать.

Откланявшись, все ушли. Его светлость завтракал горячей овсяной кашей, белками куриных яиц с зеленым горошком и белым мясом, ему также подали свежий чай с сахаром и лимоном, хлеб с небольшим количеством сливочного масла и черной икрой. Некоторые продукты были выделены из запасов экспедиции. На этом первая встреча была завершена; наступило время лечения графа.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru