Валентин Варенников
Неповторимое. Том 3
Приказ коменданта на многих подействовал отрезвляюще. Но были и силы, которые продолжали раскачивать обстановку. По согласованию с руководством страны комендант города дал разрешение о проведении шествия в связи с похоронами погибших.
Хоронили более ста человек. Погибло же в столкновениях и чисто случайно от шальной пули около тридцати. Откуда же остальные? Руководители Народного фронта, желая накалить обстановку до предела, собрали в моргах города всех умерших в те дни и выдали их за погибших. Гнусно, но факт.
У Сальянских казарм, где произошло основное столкновение, погибло девять человек из числа тех, кто блокировал военный городок. Когда прекратилась стрельба, экстремисты собрали убитых и выложили их перед центральным КПП в один ряд – вот, мол, полюбуйтесь на свою «работу». Но у нас тоже погибло девять ребят и тридцать семь было ранено. Я приказал объявить об этом по громкоговорящей связи и потребовать всех убитых убрать и увезти в морг города. Вскоре это было выполнено.
Надо признать, что Народному фронту по причине слабой власти в Москве и в Баку удалось-таки спровоцировать беспорядки и, используя события в Нагорном Карабахе, подтолкнуть народ к выступлению на националистической почве. В результате погибли люди. А из организаторов никто не пострадал. Наиболее активные из них, например Панахов, выступили на митинге, который был организован на кладбище, и, естественно, во всем случившемся обвиняли власти. А потом многие из них и безнаказанно исчезли. Панахов убыл в Иран. Спрашивается, а почему же бездействовала наша служба государственной безопасности? Что стоит за этим – ее либерализм и дремучая беспечность или предательство? Или, может быть, нечто третье – действие в одной упражке? Почему Панахову позволили исчезнуть? И кто ответит за невинно погибших?
К примеру, кто ответит за смерть тринадцатилетней школьницы Ларисы Мамедовой? Ее, как и всех, похоронили в парке имени Кирова. На могиле был выложен ее школьный фартучек и ранец. Кто ответит за ее смерть?
Некоторые представители Народного фронта вроде драматурга Юсифа Самед-оглы, наивно полагавшие, что правое крыло фронта, которое фактически играло решающую роль, все-таки поступит по справедливости и не допустит кровопролития, во время уже начавшихся событий бегали по баррикадам и уговаривали экстремистов не стрелять, разойтись. Они возмущались, когда в ходе чистки районов города были обнаружены огромные запасы оружия (десятки тысяч стволов), боеприпасов, военной полевой формы, радиостанции и другое военное имущество. Что толку с того, что тот же Юсиф Самед-оглы после событий заявлял: «Наша вина в том, что были слишком либеральны и не дали с самого начала отпора правым, не отмежевались от них». Когда погибли люди, можно говорить что угодно, но им уже не помочь.
Министр обороны Д.Т. Язов, оставив меня в Баку за себя, вместе с министром внутренних дел В.А. Бакатиным улетел в Москву. С ними уехал и заместитель министра обороны В.А. Ачалов, который фактически руководил действиями десантников.
Напряжение в городе и по всему Азербайджану несколько спало. Стрельбы уже не было. Но еще всюду клубились грозовые тучи, морально-психологическая обстановка еще была накалена. Чтобы разрядить ее, нужны были дополнительные меры. Они, эти меры, принимались в первую очередь народными депутатами СССР. Особо я хочу выделить Валентину Ивановну Матвиенко. Как депутат, она вникала во все проблемы, постоянно моталась по учреждениям, предприятиям и различным общественным организациям. Горячо и убедительно выступала перед многими коллективами, делая все необходимое, чтобы стабилизировать обстановку. Многие мужики могли позавидовать ее кипучей энергии. К сожалению, мало у нас в то время было таких самоотверженных людей. Да и сейчас их не больше.
Через два дня после похорон в Баку, в которых приняли участие десятки, а может, и сотни тысяч горожан, я решил встретиться с коллективом одного из крупных предприятий города. Мои товарищи посоветовали поехать на завод имени лейтенанта Шмидта. Я согласился и позвонил директору завода Э.Г. Мусаеву.
– Уважаемый Эяан Гусейнович, я считаю, что коллектив вашего завода, как и многие другие коллективы города, нуждается в разъяснении сложившейся ситуации. Нельзя слушать только одну сторону – в данном случае только Народный фронт Азербайджана. Надо выслушать и тех, кто выступал против действий этого фронта. Поэтому я прошу вас организовать мою встречу с коллективом завода. Желательно завтра или в крайнем случае послезавтра. Как вы на это смотрите?
В ответ в трубке молчание.
– Вы слышите меня?
– Да, слышу хорошо, но это так неожиданно… и рискованно… Мне надо подумать, посоветоваться. Я вам часа через два-три позвоню.
Звонок последовал через час. Директор предложил встретиться с ним и председателем профсоюза Т.О. Тагиевым сегодня в любое время. Я сказал, что готов к встрече прямо сейчас. Можно выезжать. Отдав распоряжение о встрече гостей, я прикинул вопросы, которые надо было бы решить с ними. Буквально через 30 минут у меня в кабинете уже сидели директор завода и председатель профкома. Они предложили не собирать весь коллектив завода (для этого надо организовывать митинг на площади), а пригласить в клуб человек пятьсот из актива: администрацию завода, инженерно-технический состав и авторитетных рабочих, имеющих большой стаж работы. С таким составом можно поговорить «по душам», ответить на многочисленные вопросы. Актив, по их мнению, играет решающее значение в формировании общественного мнения – фактически коллектив завода находится в полной зависимости от него и будет действовать так, как решит этот актив.
Мы договорились о встрече с коллективом на середину следующего дня – завод не работал, объявлена забастовка, так что требовалось время на оповещение.
В назначенное время я приехал на завод. Кроме знакомых мне директора и председателя профсоюза, я увидел там главного инженера М.X. Балогланова, секретаря парткома Р.Д. Джаббарова и других руководителей. Народ уже был в зале. Мы предварительно еще раз обговорили порядок проведения встречи, после чего пошли в зал. От руководства завода было семь человек. Момент был ответственный – от исхода встречи зависело дальнейшее поведение всего коллектива завода, а от его реакции поведение большинства предприятий города.
Зал встретил нас напряженной тишиной. Директор усадил меня за столом президиума рядом с собой и открыл нашу встречу. Он сказал, что она организована по моей инициативе (это было очень важное заявление, и я, конечно, был благодарен ему), ибо, по моему мнению, не все знают причины постигшей Азербайджан беды, поэтому надо во время встречи все прояснить. Затем он дал слово председателю профсоюза, который, как я узнал, пользовался в коллективе большим авторитетом. Однако его десятиминутная речь была в основном нейтральной, хотя он густо пересыпал ее такими словами, как «насилие», «беспредел», «чрезвычайщина», «гибель невинных людей» и т. п.
Потом предоставили слово мне. Естественно, я был в военной форме. «Чтобы нам лучше узнать друг друга, я расскажу немного о себе», – сказал я. А потом кратко поведал, что я тоже южанин, с Кубани, о своем военном пути в годы Великой Отечественной войны, службе в Заполярье, Германии, Прикарпатском военном округе, Генштабе, о пребывании на фронтах, в том числе в Афганистане, и, наконец, о службе в Главкомате Сухопутных войск. Это заняло минут пять. Все слушали внимательно, не перебивали. Но когда я затронул «горячую» тему, стал говорить о случившемся – зал «задышал», зашевелился, послышались резкие выкрики.
Например, говоря о ситуации в стране, я подчеркнул, что руководство нашего государства, проводя в ходе перестройки демократические преобразования (я же не знал в то время, что Горбачев, прикрываясь такими фразами, фактически умышленно разваливал страну в угоду Западу), встретило сопротивление сил, которые хотели бы воспользоваться временными неудачами и перехватить власть. Такая обстановка сложилась и в Азербайджане – кое-кто из уголовных сил хотел бы встать у власти.
– Кто конкретно? – выкрикнули из зала.
– Панахов! – не сказал, а «выстрелил» я и попал в «десятку».
Что тут началось! Зал буквально взвыл. Наиболее разгоряченные выскакивали к трибуне и кидались на меня, причем это были в основном молодые люди. Чувствовалось, что это люди Панахова. Их, конечно, оттесняли в зал. Я стоял на трибуне и спокойно ждал, когда все успокоятся. Директор тоже встал, но ничего не говорил, да и было видно, говорить что-либо просто бесполезно. Поэтому он тоже стоял и ждал. Наконец все потухло, только двое продолжали еще что-то громко выкрикивать. Поскольку директор и все остальные руководители все еще молчали, видимо опасаясь каких-либо обострений лично для себя, то я продолжил:
– Да, я еще раз подтверждаю, что Панахов, осужденный за уголовные преступления, был отпущен под честное слово и сейчас занялся политикой. Вместе с такими же, как он сам, решил свергнуть правительство Азербайджана, уничтожить его и взять власть в свои руки.
– Это ложь! – послышалось из зала.
– Вы можете сами убедиться в достоверности того, что я говорю, встретившись с каким-либо ответственным работником ЦК партии или правительства Азербайджана. Лично я уже с ними беседовал и знаю все это. Панахов организовал выступления и столкновения, а следовательно, и кровопролитие, а затем проливал крокодиловы слезы на митинге во время похорон…
– Это неправда! Народ сам поднялся, у него кончилось терпение, – снова кто-то крикнул из зала.
– Отвечаю: ваша газета «Азадлыг» 18 января напечатала заявление правления Народного фронта Азербайджана. В его преамбуле осуждаются погромы армянских квартир в Баку в ночь с 13 на 14 января и убийство армян, однако всю ответственность за это Народный фронт Азербайджана возлагает на центральную власть. И далее говорится буквально следующее: союзная власть не обеспечивает суверенитета и территориальной целостности республики, не пресекает акты политической агрессии и террора со стороны армян, ведет политику экономического удушения Азербайджана, стремится Нагорный Карабах вывести из подчинения Азербайджана, содействует армянским сепаратистам, не выполняет своих обязанностей по охране конституционных прав двухсот тысяч азербайджанцев – беженцев из Армении. И в таком духе весь остальной текст. А возьмите листовки Народного фронта – ведь это же явное провоцирование столкновений! Разве все это имеет что-то общее со стабилизацией обстановки, гуманизмом и демократией, о чем так любят говорить лидеры Народного фронта? Наоборот, они и в первую очередь Панахов являются поджигателями столкновений и кровопролития, – говорил я, но из зала продолжали кричать свое:
– Панахов всегда с нами, мы ему верим!
– Нет, вы посмотрите на этого молодого человека, – указал я на того, кто встал со своего места и вступил со мной в полемику. – Он верит Панахову! А как же иначе? Вы же его человек! Да простит вас Аллах в ваших заблуждениях. Он, Панахов, никогда с вами душой не был и не будет. Он использует народ как инструмент в своей борьбе против власти, подталкивает его к кровопролитию, а сам в стороне. И сейчас – где он? После выступления на похоронах ушел в Иран, на свои запасные позиции…
– Никто не докажет, что он в Иране! – послышался все тот же голос.
– А вы проверьте! Мы, например, проверили, и официальные органы доложили нам, что он в день похорон ушел в Иран. Известно даже название местечка, где он базируется. Денег он награбил много, так что может пожить и за рубежом. Но если для вас это ничего не значит, то скажите тогда: что же это за лидер, который толкает народ на танки, на пулеметы, а сам не имеет ни одной царапины? Наконец, что же это за мужчина, который прячется за женщинами и детьми? Это позорище, а не лидер!
Это возымело свое действие. Народ снова загудел, но на этот раз уже не против меня.
Встреча длилась часа четыре. И если вначале меня встретили в штыки, то когда я, уходя, пожелал коллективу всяческих успехов, а в первую очередь закончить забастовку и приступить к работе, то меня проводили аплодисментами.
Вот так бывает в жизни. Мы даже стали свидетелями, как администрация подписала небольшой документ, в котором коллектив давал обязательство через двое суток приступить к работе. И действительно, через два дня они разыскали меня по телефону (я уже был в Нахичевани – пробивал заторы на южном фасе железной дороги, который уже месяц был забит поездами) и радостно сообщили, что завод работает, с забастовкой покончено.
В связи с этими событиями в ночь с 24 на 25 января 1990 года состоялся Пленум ЦК Компартии Азербайджана. Пленум открыл второй секретарь ЦК Виктор Петрович Поляничко. Рассмотрели вопрос о политической обстановке в республике и путях выхода из кризисной ситуации. В прениях выступили 34 члена ЦК Компартии.
Пленум рассмотрел и организационный вопрос. За серьезные ошибки в работе, что привело к кризисной ситуации в республике, Везиров был отстранен от должности первого секретаря и члена бюро ЦК Компартии Азербайджана. На эту должность был избран председатель Совета Министров республики А.Н. Муталибов (всего в списке было четыре кандидата). Кстати, кроме членов и кандидатов в члены ЦК, в работе Пленума принимали участие и другие деятели республики, в том числе председатель Президиума Верховного Совета Азербайджана Э. Кафарова.
На Пленуме выступили кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, председатель Совета Союза Верховного Совета СССР Евгений Максимович Примаков и секретарь ЦК КПСС Андрей Николаевич Гиренко.
Но 22 января 1990 года, то есть еще до Пленума ЦК, в газете «Бакинский рабочий» было опубликовано постановление Верховного Совета Азербайджанской ССР, подписанное председателем Президиума Верховного Совета Э. Кафаровой, известной в Советском Союзе своими националистическими и сепаратистскими взглядами.
Обратите внимание, читатель, на стиль и суть этого постановления, которое Кафаровой удалось протащить через Верховный Совет республики. Вот его фрагменты:
«Верховный Совет Азербайджанской ССР… выражая гнев и возмущение азербайджанского народа в связи с кровавой расправой над мирным населением столицы республики города Баку, учиненной войсками Министерства обороны СССР, Министерства внутренних дел СССР и Комитета государственной безопасности СССР (и ни слова о лидерах Народного фронта, организовавших это столкновение. – Авт.), что привело к гибели и ранению многих сотен людей… постановляет:
1. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 января 1990 года о введении в Баку чрезвычайного положения считать агрессией против суверенной Азербайджанской ССР, а действия высших органов власти СССР и высших должностных лиц, распорядившихся о реализации этого Указа, приведшего к гибели и ранению сотен людей в г. Баку и его окрестностях, – преступлением против азербайджанского народа.
2. Ввиду того, что Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 января 1990 года… принят в нарушение пункта 14 статьи 119 Конституции СССР и без согласования с высшими органами власти Азербайджанской ССР, на основании статьи 6 Конституционного закона Азербайджанской ССР о суверенитете исполнение этого Указа приостановить повсеместно, за исключением Нагорно-Карабахской автономной области…
3. Потребовать немедленной отмены Указа Президиума Верховного Совета СССР…
4. Создать депутатскую комиссию… для выявления непосредственных организаторов, виновных в кровавой расправе…
5. Принять обращение к Верховным Советам союзных республик, правительствам всех демократических стран мира с призывом осудить…»
И так далее в том же духе.
А вот что говорили по этому поводу участники Пленума ЦК Компартии Азербайджана. К примеру, первый секретарь Куткашенского райкома Рамиз Ахмедов сказал: «…Не знаю, как в других районах и как в Баку, но у нас в отдаленном районе в Народном фронте находятся люди, которые никогда не работали, никогда не приносили пользы ни Советской власти, ни своей семье, ни обществу. Им нужен не политический диалог – нужна власть. Компартия – самое большое для этого препятствие, и они делают все, чтобы ее уничтожить. Если азербайджанская партийная организация не будет предпринимать конкретные меры, через неделю в ряде районов не останется ни одного партбилета».
Да, на пути к захвату Народным фронтом власти в Азербайджане стояла Компартия. Именно ее надо было уничтожить, о чем откровенно говорил и Панахов. А националистические выпады против армян были всего лишь прикрытием. Кафарова прекрасно все это понимала. И она не просто была на стороне Народного фронта, а находилась в его рядах.
Вот так сепаратисты и националисты раскачивали союзный корабль, их действия и вылазки становились все более дерзкими и наглыми. Да и Горбачев своим бездействием ослабил государство до предела, поэтому на необходимость подчинения центру в республиках смотрели скептически. Ситуация в стране складывалась настолько тревожной, что с середины 1989 года депутаты начали работать над проектом закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения». Уже тогда причин для этого было предостаточно. Стоило вспомнить тбилисские события, потом в Сумгаите, Нагорном Карабахе… Закон был принят в апреле 1990 года.
Заговорили о необходимости союзного закона «О порядке выхода республик из СССР». К этому подтолкнули события в Прибалтике, и в первую очередь в Литве. Там в роли Народного фронта выступал фактически антинародный «Саюдис», действовавший по указке ЦРУ США. Кстати, ЦРУ опиралось на «Саюдис» уверенно – его сотрудники «трудились» у главы республики Ландсбергиса в ранге его советников и помощников, введенных в штат. Кстати, на Народный фронт Азербайджана тоже влияло ЦРУ и помогало еще через «Саюдис».
Горбачев и Яковлев еще задолго до I съезда народных депутатов СССР до того раскачали страну, что Латвия, Литва и Эстония еще в 1988-м, и особенно в начале 1989 года, уже поговаривали о выходе из состава СССР. А I съезд народных депутатов фактически начался с выступлений их депутатов, которые требовали выхода. Конституция такой шаг предусматривала (это была ошибка, допущенная еще при образовании СССР), но нужна была четкая процедура этих действий. Требовался закон. И президент СССР 3 апреля 1990 года подписал его. Он получил название «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», ему был присвоен номер 1409—1.
Закон предусматривал все моменты, детали и проблемы, которые должны быть разрешены в период подготовки республики к выходу из СССР. При этом в статье 9-й закона было записано, что съезд народных депутатов СССР устанавливает переходный период, не превышающий пяти лет, в течение которого должны быть решены все вопросы, возникающие в связи с выходом республики из СССР. Конечно, этот срок может быть и меньше, но, очевидно, должен исчисляться годами, а не месяцами и тем более не днями. А как у нас на практике было решено с выходом из Союза республик Прибалтики? Горбачев, в нарушение этого закона, никому не докладывая и не создавая никаких комиссий, подписал все документы и в течение трех дней в сентябре 1991 года выключил Латвию, Литву и Эстонию из состава СССР.
Это ли не преступление?
А сколько нам, военным, вместе с сотрудниками КГБ СССР пришлось приложить усилий еще весной 1990 года, чтоб хоть какой-то элементарный порядок был соблюден в Вильнюсе и других городах Литвы по выполнению существующей Конституции. Однако, опасаясь того, что мы перейдем к более решительным действиям в этой области, Яковлев надавил на Язова, и Дмитрий Тимофеевич дал команду, чтобы я возвращался в Москву.
Вспоминая годы, предшествовавшие трагедии, которая свершилась в августе 1991 года, хочу рассказать еще об одном событии – о кризисе в Персидском заливе. Попутно расскажу и о проведенных в 1990 году учениях на базе Одесского военного округа: и упомянутый кризис, и учения, на мой взгляд, тоже имели отношение ко всему тому, что произошло у нас в приснопамятном 1991 году. Отношение это косвенное, но значительное.
Итак, о войне в Персидском заливе.
В начале августа 1990 года Ирак ввел свои войска на территорию соседнего Кувейта и объявил об аннексии этого государства. Народу Ирака настойчиво внушалось, что Кувейт исторически является частью Ирака, поэтому он и был объявлен 19-й провинцией.
Буквально в эти же дни Совет Безопасности ООН принял резолюцию, в которой отмечает незаконность действий Ирака и требует прекратить агрессию, вывести его войска и подвергнуть Ирак экономическим санкциям.
Однако Ирак не подчинился требованиям ООН.
Буквально через несколько часов после ввода иракских войск в Кувейт руководство США приняло решение о применении своих вооруженных сил для защиты от агрессора других государств этого региона, в частности Саудовской Аравии, а также в целях военного обеспечения экономических санкций против Ирака, то есть фактически объявлена блокада Ирака.
Чем объясняется такая молниеносная операция США? Дело в том, что в нефтяные промыслы в Кувейте вложен личный капитал президента Буша и его родни. Естественно, этот факт не афишировался. Зато в средствах массовой информации США был дан зеленый свет обличению агрессии Ирака и материалам, призывающим экстренно пресечь ее.
Надо отметить, что к тому времени, после окончания «странной войны» с Ираном, Ирак сильно ослаб, общее экономическое его положение значительно ухудшилось. Только ближайшим соседям по Аравийскому полуострову Ирак задолжал 35 миллиардов долларов США (из них около 12 миллиардов долларов США должны были Кувейту).
Кувейт был большим соблазном для С. Хусейна – маленькая, но исключительно богатая страна, вооруженных сил фактически не имеет, расположена рядом, раздавить ее не представляло никакого труда. С захватом Кувейта сразу решались несколько актуальных проблем: можно было значительно улучшить экономическое положение Ирака, погасить долги, реабилитировать себя за неудачу в войне с Ираном и, наконец, ослабить внутреннюю оппозицию.
Однако этим грезам не суждено было сбыться.
США, используя решение Совета Безопасности ООН, мобилизовали все страны, входящие в НАТО, и еще столько же (всего 34 страны), объединив против Ирака многонациональные силы. Это была первая после Второй мировой войны столь мощная коалиция, причем созданная в условиях самороспуска Варшавского договора. И это говорило о многом.
Во-первых, США этой коалицией демонстрировали свои возможности и способности мобилизовать силы (страны) фактически под своим флагом (формально под флагом ООН) с различной идеологией, религией и международными взглядами.
Во-вторых, США демонстрируют миру свою (именно свою) способность управлять вооруженными силами этих стран, следовательно, доминировать над этими странами.
В-третьих, создавая такую коалицию, США создают прецедент, который дает им право и в будущем поступать аналогично, но уже по упрощенной схеме (то есть без ООН). Что и произошло в отношении Югославии в 1999 году.
В-четвертых, использовать еще раз удобный случай и «подмочить» авторитет Советского Союза, который связан с Ираком различными обязательствами.
В-пятых, в принципе Соединенным Штатам надо было утвердиться в глазах мира, показать, кто фактически хозяин на планете.
Главную силу в этом конфликте представляли США: личного состава – 527 тысяч, танков – 2744, БТР – 2000, самолетов – 1700, вертолетов – 1500, артиллерии – 1900, кораблей – 85.
Другие страны выглядели значительно скромнее. Но Англия, Франция, Саудовская Аравия, Египет и Сирия направили от 20 до 67 тысяч человек (плюс Англия, Франция и Сирия еще и боевую технику), остальные практически только обозначили свое присутствие в пределах от 500 до 1000 человек. А Греция вообще направила всего 200 человек. Одиннадцать же из 34 стран, осудивших Ирак и давших согласие быть в коалиции, вообще не направили свои войска в район Персидского залива.
Следует заметить, что вопрос участия в этом конфликте в ряде даже стран НАТО приобрел острый характер. Так, во Франции министр обороны Шевенман категорически выступил против участия вооруженных сил Франции в военном конфликте. Поэтому президент Миттеран еще 17 октября 1990 года в своем выступлении высказывал сомнение относительно участия его страны в военной операции в заливе. Но позже его все-таки убедили, и он дал согласие, на что Шевенман демонстративно ответил своей отставкой.
Резолюция Совета Безопасности ООН № 678 от 16 ноября 1990 года обязывала Ирак до 15 января 1991 года вывести свои войска из Кувейта. Командование многонациональных сил также объявило, что если Ирак к установленному сроку свои войска не выведет, то 15 января объявляется первым днем боевых действий.
Обстановка обострялась. Однако Ирак свои войска из Кувейта не вывел. Объединенное командование, которым руководят американские генералы, 15 января вместо нанесения ударов объявляет, что войска объединенных сил будут готовы начать боевые действия только в конце января. Это было обманное заявление, рассчитанное на притупление бдительности Ирака. И американцы достигли своей цели: командование Ирака было дезориентировано. Политическое и военное руководство Ирака несколько расслабилось. Притупилась бдительность и при несении боевого дежурства. Поэтому, когда ночью 17 января начались массовые удары по Ираку, они стали полной неожиданностью.
Но нас, наблюдавших со стороны за развитием событий, еще больше поражало то, что на протяжении более полугода американцы и их сателлиты возили к заливу свои войска и свободно сосредотачивались там, не подвергаясь никакой опасности. Как на учебном полигоне. Даже не предпринимались меры по защите от обстрела противника, тем более по отражению удара, если вдруг Ирак вздумает перейти в наступление. Полнейшая беспечность. Из информации, передававшейся по телевидению, можно было сделать вывод, что сосредотачивается не войско, а туристы: жили в палатках, никакой службы, «порядок» – как на ярмарке.
Вот почему американцы бежали, бросая все, когда одна из иракских бригад нанесла удар. Только одна бригада – и все побежали. До сих пор этот эпизод почему-то замалчивается. А ведь иракская бригада за полтора-два часа продвинулась на 15 километров. И если бы командование не остановило ее, то еще неизвестно, чем бы все это кончилось для американцев.
Резонно напомнить, что Ирак имел в своей группировке 43 полнокровные дивизии и 25 отдельных бригад. Это была действительно мощь. Да и вообще соотношение сил Ирака и многонациональных сил (то есть НАТО и др.) было следующим: по личному составу – 1,2: 1; по танкам – 1: 1; по артиллерии – 2: 1; по боевым самолетам – 1: 2,8. Таким образом, соотношение было приблизительно равным, по артиллерии преимущество оставалось за Ираком, а по авиации – за США. Лишь по боевым вертолетам и кораблям абсолютное превосходство было у американцев.
Но в этих условиях у Ирака вырисовывались два прекрасных варианта действий, о которых я говорил Горбачеву на учениях в Одесском военном округе (о них расскажу позже), в расчете, что это каким-то образом будет доведено до С. Хусейна.
Первый вариант. Допустив сосредоточение многонациональных сил противника приблизительно на 50–60 процентов, после мощной артиллерийской подготовки Ирак должен нанести удар силами 15–20 дивизий и в течение недели полностью разгромить американцев и их сателлитов. Одновременно предъявить ультиматум Саудовской Аравии и другим соседям о недопустимости базирования самолетов и вертолетов НАТО на их аэродромах. Это, конечно, был дерзкий план, но вполне выполнимый. И мир был бы потрясен. А для США это был бы второй Пёрл-Харбор. Но этот вариант имел и свои теневые стороны – нарушалась резолюция ООН. Кроме того, НАТО и в первую очередь США подтянули бы сюда весь свой флот и проводили бы удары палубной авиацией плюс удары дальней авиации до тех пор, пока Ирак не поднял бы руки. Но этого могло и не случиться, если бы наша дипломатия и дипломатия союзных нам стран хорошо поработали и погасили этот пожар.
Однако шрам поражения никуда не спрячешь. Это не состоялось. Хотя президент С. Хусейн в своих выступлениях и обещал провести сражения.
Второй вариант более спокойный, но тоже мог хорошо проучить американцев. Суть его в следующем. Накануне завершения сосредоточения войск многонациональных сил (это в конце декабря 1990 года) Ирак должен был внезапно, в течение одних-двух суток, вывести свои войска с территории Кувейта в границы своего государства и объявить, что резолюция ООН выполнена. Тогда США, НАТО и присоединившиеся к ним союзники остались бы «с носом»: затрачено огромное количество денег, различных материальных средств (плюс потери от различных аварий) – и вдруг все лопнуло.
Это был хороший глубокий шаг. Однако ни первым, ни вторым вариантом Ирак не воспользовался. Но самое удивительное, что армия Ирака совершенно не оказала никакого сопротивления. Поэтому США и их сателлиты расстреливали с воздуха и моря и группировку войск Ирака, и его мирные города, как на полигоне.
С позиции справедливых оценок это была не война в обычном ее понимании, а настоящая бойня. Бесспорно, постоянно усложнявшаяся политическая обстановка вокруг Ирака накладывала отпечаток на решения его командования. Возможно, этим и объясняется его странная пассивность. В то же время важно отметить, что, несмотря на угодническую позицию Горбачева – Яковлева в отношении США, наша общественность все-таки не позволила им переметнуться на сторону США. В верхних эшелонах власти СССР еще что-то оставалось от достоинства великой страны. А вот США удалось обеспечить политическое единство многих стран мира с их позицией.
Несколько штрихов об учениях, которые мы провели летом 1990 года на базе Одесского военного округа с привлечением сил Черноморского флота, а также военно-воздушных и воздушно-десантных войск.
Как-то звонит мне Сергей Федорович Ахромеев (он к этому времени был у Президента СССР помощником по военным вопросам) и говорит:
– В планах Генерального штаба значится проведение командно-штабных учений с обозначенными войсками в Одесском военном округе. У вас какие взгляды на эти учения?
– Да, действительно, через месяц такие учения должны быть проведены. Для этого привлекается оперативная группа от Черноморского флота. План проведения учений фактически уже готов.
– А как вы смотрите, если на них пригласить Горбачева?
– В принципе положительно. Это будет полезно и для войск, и для Горбачева. Но в план учений надо вносить изменения. Видно, надо проводить учения с войсками и двусторонние. Плюс включить силы флота и воздушно-десантные войска в достаточном количестве.
