Валентин Рунов
Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах
«Император Николай, – отмечал Ю. Н. Данилов, – встречал лиц, являвшихся к нему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, негромким, приятным грудным голосом, обдумывая каждую свою фразу, отчего иногда получались почти недолгие паузы, которые можно было даже понять как отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить объяснение и в некоторой застенчивости, и внутренней неуверенности государя в себе. Эти черты в императоре проявлялись в наружно-нервном подергивании плеч, потирании рук и излишне частом покашливании, сопровождавшемся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи Николая II слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой «ять»».
Благословение на подвиг…
Другой современник императора, бывший министр земледелия А. В. Кривошеин так писал о Николае II: «Внешне – человек как человек, даже симпатичный, особенно хороши были у него глаза. И в манере держаться – ничего величественного, царственного, даже немного застенчив. В отношениях с людьми приветлив, любезен. Умом не блистал, но был далеко не глуп. Из занятий весьма хорошее в нем – любовь к литературе (прекрасная память на стихи), книги А. П. Чехова и А. Т. Аверченко – всегда под рукой, и сам не лишен был чувства юмора. Писал грамотно, не то что родитель. В совершенстве знал английский язык. Знанием истории мог удивить и специалиста, был почетным председателем исторического общества. Театрал и меломан. Хобби – занятие фотографией. Спортсмен, чуть ли не десятиборец (конный спорт, гребля, стрельба, теннис и т. д.). Совсем редкое у царей качество – любил физическую работу: колоть дрова, убирать снег, возиться в саду. Руки поэтому часто имел обветренные, шершавые, ногти не чистые и не холеные.
Николай II был прекрасный семьянин. Он всю свою жизнь жену обожал как невесту, а в детях души не чаял. Боготворил Александра III, нежно относился к Марии Федоровне и часто прислушивался к различным ее советам, хотя в детстве не видел от нее материнской ласки».
Но это оценки императора-человека, но не государственного деятеля, которым он должен был быть. Поэтому вернемся к записям Ю. Н. Данилова, который резюмирует ранее сказанное следующими словами:
«В общем, государь был человеком среднего масштаба, которого, несомненно, должны были тяготить государственные дела и те сложные события, которыми полно было его царствование. Безответственное и спокойное житье, мне думается, должно было бы более отвечать его внутреннему складу. Простой в жизни и обращении с людьми, безупречный семьянин, очень религиозный, любивший не слишком серьезное чтение, преимущественно исторического содержания, император, безусловно, хотя и по-своему, любил Россию, жаждал ее величия и мистически верил в крепость своей царской связи с народом. Идея незыблемости самодержавного строя России пронизывала всю его натуру насквозь, и наблюдавшиеся в период его царствования отклонения от этой идеи в сторону уступок общественности, на мой взгляд, могут быть объясняемы только приступами слабоволия и податливости его натуры. Под чужим давлением он лишь сгибался, чтобы потом немедленно сделать попытку к выпрямлению».
Как известно, это далеко не всегда ему удавалось.
С первых же дней своего Верховного командования все вопросы стратегического планирования и практического руководства военными действиями император доверил своему начальнику штаба. «Он, – отмечал генерал А. И. Деникин, – выслушивал его долгие… обстоятельные доклады. Выслушивал терпеливо и внимательно, хотя, по-видимому, эта область не захватывала его. Некоторое расхождение случалось лишь в вопросах второстепенных – о назначении приближенных, о создании им должностей. Полное безучастие государя в вопросах высшей стратегии определилось для меня совершенно ясно после прочтения одного важного акта – записи суждений военного совета, собранного в Ставке в конце 1916 года под председательством государя».
26 августа в войска была направлена первая директива нового Верховного, требовавшая прекращения отхода. Но подписи императора под этим документом оказалось недостаточно, чтобы остановить противника.
27 августа 10-я германская армия генерала Г. фон Эйхрона нанесла удар с района Ковно в направлении на Минск встык между 5-й и 10-й армиями. Образовался прорыв, позже получивший название «Свенцянский». Германское командование решило использовать его для глубокого охвата правого фланга 10-й русской армии Западного фронта генерала Е. А. Радкевича. С этой целью германская кавалерийская группа, в которую входили 4, а с 31 августа – еще две кавалерийские дивизии, под командованием генерала Гарнье вошла в брешь во фронте русских войск и развернула наступление в направлении Свенцяны, Молодечно с задачей овладеть районом Вилейка, Молодечно, Сморгонь и выйти в тыл 10-й русской армии.
Вначале группа Гарнье имела успех. 1 сентября она захватила Вилейку и затем вышла основными силами в районе Сморгони, уничтожая тыловые учреждения 10-й русской армии и разрушая железнодорожные сооружения. Под напором войск неприятеля 10-я армия оставила Вильно, а 5-я армия отошла к Двинску (Даугавпилсу).
Для того чтобы спасти положение, по приказу Алексеева в район вражеского прорыва русское командование срочно перебросило корпуса из различных армий и объединило их под руководством командующего 2-й армии, которому удалось организовать новую полосу обороны. Именно перед ней на подступах к Молодечно в результате упорных боев, которые велись 3 и 4 сентября, германская кавалерия была остановлена. Кавалеристы перешли к обороне на достигнутом рубеже и некоторое время успешно сопротивлялись, но затем, не имея поддержки пехоты и тяжелой артиллерии, начали отходить. К 19 сентября Свенцянский прорыв был ликвидирован и фронт стабилизировался на линии озер Дрисвяты и Нарочь и далее на Сморгонь и Делятин, где обе стороны перешли к позиционной обороне.
Таким образом, благодаря решению генерала Алексеева и стойкости русского солдата репутация нового Верховного главнокомандующего была спасена. Обозревая восточный театр военных действий в последние дни уходящей осени 1915 года, командующий германскими войсками с глубоким разочарованием отмечал, что «русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». Начальник германского Генерального штаба генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн мрачно констатировал: «Выполненные операции не достигли своей цели».
Свенцянская операция продолжалась десять суток, была весьма напряженной и привела к большим жертвам. Но в дневнике Верховного главнокомандующего об этих событиях не сказано ни слова. Зато много написано о прогулках и о погоде. Только 5 сентября появляется запись следующего содержания: «Просидел за докладом час и три четверти (считал минуты. – авт.). Немцы все прут в свободное пространство между Минском и Вильною. На Западном фронте они нажимают на некоторых направлениях, а на Юго-Западном фронте дела идут хорошо…» И снова о прогулке, всенощной службе, игре в домино…
22 сентября, ровно через месяц после вступления в должность Верховного главнокомандующего, Николай II своим поездом направился в Царское Село. «Приятно было попасть снова в поезд… 23 сентября с большой радостью прибыл в Царское Село», пишет он в своем дневнике. Там он провел восемь дней: читал государственные бумаги, встречался с разными людьми, гулял, играл с детьми, стоял обедни… 28 сентября. «Вечер провели хорошо у Ани (Вырубовой) с Григорием (Распутиным)». Только однажды, 29 сентября, принял военного министра Поливанова и министра иностранных дел Сазонова, а на следующий день – морского министра Григоровича. 1 октября император вместе с сыном убыл в Ставку, которая к тому времени переместилась в Могилев. Отныне кроме докладов и прогулок, в распорядке дня Верховного главнокомандующего появились еще и занятия с сыном.
11 октября Николай II и цесаревич Алексей из Ставки выехали на Юг, в расположение войск Юго-Западного фронта. В Ровно провел смотр частей 8-й армии (командующий А. А. Брусилов).
Во время смотра одной из пластунских частей.
Николай II в Ровно, где располагался штаб 8-й армии, приехал с наследником Алексеем и командующим войсками фронта генералом Н. И. Ивановым в сопровождении большой свиты. Свитские чины очень боялись появления вражеских аэропланов, которые действительно частенько бомбили станцию. Но в этот день небо было покрыто низкими тучами, и визита «таубе» не приходилось ждать. Кроме того, командующий армией «на всякий случай» приготовил восемь самолетов для прикрытия станции, на которую прибыл августейший гость.
Выслушав рапорт Брусилова, Николай спросил:
– Далеко ли до противника?
– Фронт находится верстах в двадцати пяти, государь, – ответил Алексей Алексеевич. – А только что сформированная 100-я дивизия, которую вашему величеству угодно осмотреть, сосредоточена в восемнадцати верстах отсюда…
Немного помедлив, Брусилов добавил:
– Считаю своим долгом предупредить ваше величество, место сосредоточения дивизии в это время подвергается воздействию вражеской тяжелой артиллерии. Поездка все же представляется мне довольно безопасной, поскольку в тумане неприятель стрелять не станет: без корректирования стрельбы немцы зря снаряды не тратят.
К месту смотра поехали на автомобилях. Царь вместе с наследником обошел войска, пропустил их мимо себя церемониальным маршем. Затем он поехал еще ближе к фронту и осмотрел перевязочный пункт для тяжелораненых.
Затем император побывал в Волочиске в штабе 11-й армии (командующий Щербачев), в 9-й армии (командующий Лечицкий). Провел смотры отдельных соединений.
Приезд императора и наследника на Юго-Западный фронт стал рядовым событием, почти не замеченным войсками. Зато отличился командующий войсками фронта генерал Н. И. Иванов. Сразу же после убытия Николая II в Ставку он собрал при штабе фронта Георгиевскую думу под председательством генерала А. М. Каледина и предложил преподнести императору боевой орден Св. Георгия 4-й степени за то, что он побывал в зоне обстрела вражеской артиллерии, которая в тот день не произвела ни одного выстрела. Но Георгиевская дума не поддержала это предложение, и командующий фронтом был вынужден смириться с ее волей.
15 октября императорский поезд вернулся в Могилев, куда в тот же день приехала императрица с детьми. В последующем несколько дней сочетал службу с общением с семьей. 17 октября в память о посещении войск Юго-Западного фронта вручил сыну Георгиевскую медаль 4-й степени. 19 октября вместе с семьей выехал в Царское Село, где пробыл 8 дней.
28 октября император с сыном выехали из Царского Села. Побывали в войсках Северного фронта, посетив Ревель, Ригу, Псков, после чего 30 октября приехали в Могилев. Выслушав предварительно доклад начальника штаба М. В. Алексеева, на следующий день «немедленно пошел в штаб к докладу». После чего «снова здешняя жизнь вошла в свою колею… в 2 ½ выехал с Алексеем на прогулку по дороге на Оршу и делал с ним костер. Вернулись к чаю. До обеда писал Аликс. Вечером занимался и пил чай в столовой».
5 ноября царский поезд снова взял курс на Юг и через два дня прибыл в Одессу. Император показал сыну флот, затем повез его в Молдавию. Побывали в расположении войск 7-й армии, посетили города Рени (на берегу Дуная), Балту. Затем поехали в Херсон, где провели смотр и приняли парад 2-й Финляндской стрелковой дивизии, и в Николаев, где осмотрели 4-ю Финляндскую дивизию. 12 ноября Верховный главнокомандующий с сыном вернулись в Могилев, «пробыв в поездке ровно неделю».
17 ноября царь с сыном выехали в Царское Село, где 21 ноября принимал Поливанова и Сазонова, а вечером у Вырубовой встречался с Распутиным. 25 ноября вместе с сыном прибыл в Ставку.
Затем Николай II уезжал из Могилева в Царское Село с 5 по 13 и с 24 по 31 декабря, в войска с 15 по 23 декабря.
Не исключено, что я несколько утомил читателя перечнем поездок, которые совершил Верховный главнокомандующий с сентября по декабрь 1915 года. Но я сделал это умышленно. За четыре месяца Николай II покидал Ставку 9 раз и провел за ее пределами в общей сложности 67 суток (более половины времени). Из них 42 суток он пробыл в Царском Селе и 25 суток – инспектируя войска. Находясь в Царском Селе, он большее время занимался семьей, чем делами. Находясь в Ставке, большую часть времени отдавал прогулкам, обедам, богослужениям и прочим делам, весьма далеким от службы. Безусловно, для надежного управления страной и армией этого было недостаточно.
Непонятно, кто управлял Российской империей в отсутствие императора в столице (наместника он не назначал), а войсками во время поездок Верховного главнокомандующего управляли Алексеев и командующие фронтами. Эффективность такого управления, как показывает практика, была невысокой – Северо-Западный и Западный фронты в это время не провели ни одной успешной операции. В декабре 1915 года войска Юго-Западного фронта попытались наступать в Подолии, но безуспешно. 9-я армия генерала Лечицкого, начав наступление 14 декабря, за шесть дней боев потеряла около 22 тысяч человек. Другая, 7-я армия генерала Щербачева, перейдя в наступление 15 декабря, за пять дней лишилась почти 25 тысяч бойцов. Потеряв, таким образом менее чем за неделю 47 тысяч человек и не добившись существенных результатов, командующий Юго-Западным фронтом вынужден был отдать приказ о прекращении наступления. Свенцянская оборона и подольское наступление мало отразились на общей обстановке на фронте. Обескровленные войска обеих сторон зарывались в землю, подступы к сплошным линиям окопов прикрывались колючей проволокой, война постепенно заходила в позиционный тупик.
В то же время, подводя итоги военных действий осенью 1915 года, следует отметить, что Восточно-Европейский фронт, сковав основные силы германского блока, стал главным фронтом Первой мировой войны: к концу года здесь против России действовало уже 140 дивизий противника, тогда как против ее союзников – 90. «Таким образом, кампания 1915 года не выявила решающего перевеса ни одной из воюющих коалиций».
К началу 1916 года штабом Верховного главнокомандующего был составлен проект плана совместных с союзниками действий на очередную кампанию, в результате которой Антанта рассчитывала добиться решительного перелома в войне. Предпосылки для этого были.
Оценивая возможности воюющих сторон, а также обстановку, сложившуюся на всех театрах военных действий, штаб Верховного главнокомандующего считал, что руководство Центральных держав вероятнее всего основные усилия в кампании 1916 года сосредоточит на Западном фронте против Франции, нанося главный удар в районе Вердена, так как прорыв на этом участке создавал угрозу всему северному крылу армий союзников. Не исключались также одновременные активные действия стран германского блока на Итальянском театре силами австро-венгерских войск. В этих условиях Алексеев и Пустовойтенко считали, что на русском фронте противник сможет проводить только частные наступательные операции, прикрыв основную его часть прочной обороной. В то же время русская армия могла, при определенных условиях, на отдельных стратегических направлениях вести и активные наступательные действия.
На основе всего этого был сделан главный вывод – для разгрома Германии и ее союзников имеются определенные реальные предпосылки. Но основным условием их реализации должны стать согласованные по месту и времени активные действия вооруженных сил России, Англии и Франции. От российского императора это требовало большой дипломатической работы на самом высоком межгосударственном уровне и мобилизации страны в интересах воюющей армии, от Верховного главнокомандующего – разработки конкретных планов операций и подготовки командующих, штабов и войск к их выполнению.
Николай II с наследником на торжественном молебне.
23 ноября 1915 года состоялось первое заседание Межсоюзнической конференции. Россию представлял генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский. Ознакомив присутствующих с проектом плана русской Ставки, он, ссылаясь на личную беседу с Николаем II, подчеркнул две основные заложенные в нем мысли. Первая – наступление союзных армий необходимо провести одновременно на Западном и Восточном фронтах. Суть второй мысли сводилась к тому, что если одна из союзных армий будет атакована противником, другие армии, даже при неполной их готовности, должны немедленно перейти в наступление, чтобы не допустить ее поражения. Высказанные положения встретили, по словам Жилинского, «сильнейшие противодействия».
Конференция, на итоговом заседании которой присутствовали французский маршал Френч, английские генералы Робертсон и Морре, генерал Жилинский, бельгийский генерал Вилеманс, итальянский генерал Порро, сербский полковник Стефанович, признала необходимым начать подготовку к согласованному наступлению союзных армий на трех главных театрах – французском, русском и итальянском. До начала решающего наступления рекомендовалось интенсивно проводить истощение сил противника теми союзными державами, которые еще располагают людскими ресурсами. Присутствующие договорились и о том, что если одна из союзных армий подвергнется нападению, то остальные окажут ей всестороннюю помощь.
По оценке специалистов, к весне 1916 года Россия могла достичь некоторых успехов в производстве военной продукции. Однако они также считали, что только своими силами вопрос обеспечения вооруженных сил всем необходимым она не решит. Нужна была помощь союзников. Но в справке, специально подготовленной по этому вопросу, указывалось, «что отечественное производство не может дать нам не только орудий, но даже снарядов в достаточном количестве для выполнения хотя бы одной наступательной операции продолжительностью двадцать-двадцать пять суток. Попытка в прошлом году приобрести в Англии тяжелых орудий, преимущественно шестидюймовых калибров, столь необходимых нам для борьбы с противником, укрывшимся в блиндажах, потерпела полную неудачу».
Тем не менее, в начале 1916 года готовилась к отправке за границу новая русская военная миссия во главе с адмиралом А. И. Русиным, которая имела задачу разместить в Англии и Франции крупные военные заказы. В справке, согласованной с Николаем II, в качестве товаров первой необходимости значились порох, толуол, колючая проволока, тракторы, автомобили, мотоциклы.
В последнем варианте стратегического плана, одобренного Николаем II и направляемого в Шантильи на рассмотрение союзников, предлагалось осуществить одновременное наступление силами русских армий Юго-Западного фронта в Карпатах, англо-французской армии с Салоникского плацдарма и итальянской армии из района Изонцо в направлении на Будапешт. Нанесение этих ударов, по мнению русского командования, позволило бы вывести из войны двух участников Центрального блока – Болгарию и Австро-Венгрию, а также ускорить переход на сторону Антанты Греции и Румынии. В итоге это привело бы к созданию единого фронта борьбы вокруг Германии. С целью разгрома турецкой армии и надежного обеспечения Суэца и Индии от диверсий османских войск предлагалось также нанести удар на Мосуд силами русской Кавказской армии и английских войск.
Таким образом, в международном отношении Россия брала на себя достаточно большие обязательства, но при этом требовала от союзников строгого взаимодействия и определенной материальной помощи.
Исключительно остро стоял вопрос восстановления боеспособности русской армии. Несмотря на все предпринятые усилия в сентябре – октябре 1915 года, удалось восполнить лишь 30 процентов от потерь, понесенных в прежних боях. Нужно было проводить новую масштабную мобилизацию людей и лошадей. В связи с этим появилось решение призывать в армию представителей тех национальностей, которые раньше по разным причинам были освобождены от призыва. В частности, это коснулось народов Средней Азии, где сразу же началось протестное движение.
Существенные коррективы в первоначальный план Антанты внес переход в наступление германской армии под Верденом. Оно началось утром 8 февраля, в день, когда Николай II наметил совещание руководящих лиц Ставки для обсуждения подготовленного штабом плана действий русских Вооруженных сил на лето 1916 года. На следующий день поступила информация, что немцы пытались овладеть крепостью. Им удалось вклиниться в оборону французов на пять-шесть километров. Спустя сутки стало известно, что австро-венгерские войска перешли в наступление против итальянцев в районе Третино.
Союзники вновь оказались в трудном положении. 19 февраля начальник французской военной миссии в России генерал П. По направил в русскую Ставку пространное письмо. В нем он изложил мнение генерала Жоффра относительно роли России в сложившейся ситуации. Французское командование полагало, что наступление на Верден является началом решительных операций на их фронте, поэтому нужно было, по его мнению, чтобы другие союзники активными действиями на своих фронтах сковали силы неприятеля, лишили его свободы маневрирования.
Особое внимание привлекалось к русскому фронту. В телеграмме Ж. Жоффра, которую приводил в письме генерал По, говорилось: «В предвидении развития вполне вероятных германских операций на нашем фронте и на основании постановлений, принятых в Шантильи, я прошу, чтобы русская армия безотлагательно приступила к подготовке наступления, предусмотренного этим совещанием».
Содержание письма генерал Алексеев довел до Верховного главнокомандующего, только что прибывшего в Ставку из очередной поездки к семье в Царское Село.
– Нужно помочь французам, – последовало решение государя.
24 февраля в Ставке состоялось совещание высшего командного состава по оперативным вопросам. Было принято решение войсками двух смежных фронтов перейти в наступление на противника, «собрав в точке удара возможно больше сил». Объектом для поражения была выбрана находящаяся в обороне 10-я германская армия, насчитывавшая более 500 тысяч солдат и офицеров, большим количеством артиллерийских орудий.
Разработка плана операции, получившей в военной истории название Нарочской, проходила в очень сжатые сроки. Спустя всего сутки Николай II подписал директиву, в которой потребовал от командующих войсками Северного и Западного фронтов закончить подготовку к наступлению не позже 5 марта. Задачей войск в операции был разгром противостоящей группировки противника и выход на рубеж Митава, Вилькомир, Вильно, Делятичи. Для этого главный удар войск Северного фронта должен был наноситься из района севернее Двинска на Поневеж, а Западного фронта – севернее и южнее озера Нарочь на Свенцяны. Кроме того, предусматривалось, что вспомогательные удары нанесут соединения 12-й, 1-й и 10-й армий. Всего к наступлению привлекалось четыре корпуса Северного и восемь корпусов Западного фронтов, которые в своем составе насчитывали немногим более 600 тысяч человек. И хотя русские войска превосходили противника по числу артиллерии, но ее запасы боеприпасов были ограничены.
Верховный главнокомандующий с представителями союзных армий.
Начинать крупномасштабную наступательную операцию в таких условиях было достаточно рискованно, и это понимали многие военачальники, но только не Верховный главнокомандующий, который к военному делу относился несколько поверхностно. Так как начальник штаба и генерал-квартирмейстер не нашли в себе сил или желания убедить императора в рискованности данной затеи, то каждый из командующих фронтом решил поступать по-своему.
В период подготовки к наступлению командующий Северным фронтом генерал Рузский снова заболел. Решением Верховного на этот ответственный пост 6 февраля был назначен 68-летний генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, с чьим именем общество и армия связывали поражение России в войне с Японией. Назначение на столь высокую должность этого человека в столь ответственный период явно было не в пользу кадровой политики императора.
В угоду союзникам русское командование начало наступление на три месяца раньше намеченного срока. Первыми 5 (18) марта 1916 года двинулись вперед войска Западного фронта. Но их продвижение было незначительным. А на следующий день противника атаковали объединения Северного фронта.
Позже, характеризуя эту операцию, А. А. Керсновский писал, что из-за сокращения сроков подготовки «пришлось бросать в бой еще не обученные, неготовые войска, расстреливать еще не накопившийся запас снарядов, наступать в озерно-болотистом районе в весеннюю распутицу, когда пехота проваливалась выше колен в воду. А артиллерия при выстреле осаживалась по ступицу колес. Началось десятидневное побоище, известное под именем «Нарочского наступления». Корпус за корпусом шел на германскую проволоку и повисал на ней, сгорал в адском огне германской артиллерии».
Верховный главнокомандующий отнесся к неудачам операции со свойственным ему «философским» спокойствием. 16 марта он записал в своем дневнике: «Вследствие необычайной трудности нашим войскам вести наступление против сильнейших германских позиций в теперешнюю ростепель, выше колена в воде, – приказано приостановить атаку до более выгодных условий почвы и погоды».
Успех продвижения русских войск был ничтожным, всего 5–9 километров, а потери ужасны. 2-я армия Западного фронта потеряла 90 тысяч человек, армии Северного фронта – 60 тысяч человек.
В то же время кровь 150 тысяч русских солдат и офицеров, пролитая в районе Двинска и озера Нарочь, оказала существенное положительное влияние на ход боевых действий союзников во Франции. Немецкое командование было вынуждено на две недели прекратить атаки на Верден и перебросить часть своих резервов (свыше четырех дивизий) на восток. «Последнее русское наступление, – отмечал генерал Ж. Жоффр, – заставило немцев, располагающих лишь незначительными общими резервами, ввести в дело все эти резервы и, кроме того, притянуть этапные войска, перебросить целые дивизии, снятые с других участков».
Неудачный исход мартовского наступления требовал традиционного поиска виновных. В Ставке, возглавляемой императором, их, конечно же, не искали. Взоры правительства были обращены в тыл. «Козлом отпущения» стал военный министр А. А. Поливанов. «Неожиданно» вспомнили о том, что еще задолго до войны, являясь помощником военного министра, Алексей Андреевич стал одним из учредителей так называемой «Военной ложи», созданной в России по образцу масонских лож с привлечением в нее молодых офицеров Главного управления Генерального штаба и Военного министерства. Правда, тогда этому не придали значения, но теперь масонские связи военного министра вызывали подозрение. 15 марта Поливанов был отправлен в отставку.
Новым военным министром, по решению императора, стал генерал от инфантерии Д. С. Шуваев, ни разу не «нюхавший» пороха, но зато всю службу занимавшийся вопросами материального снабжения армии.
Тем временем по указанию Верховного главнокомандующего в Ставке завершалась разработка оперативного плана весенне-летней кампании. В его основу закладывался расчет по соотношению сил и средств, сложившийся на Восточно-Европейском театре военных действий, который, по подсчетам штаба, складывался в пользу русской армии. Северный и Западный фронты имели 1200 тысяч штыков и сабель, в то время как у немцев их было несколько более 620 тысяч. Юго-Западный фронт располагал 512 тысячами личного состава, в то время, как австро-венгры против него имели нескольким более 440 тысяч. Таким образом, общий перевес русских составлял почти 700 тысяч человек. При этом наибольшим превосходство русских войск было на участке севернее Полесья, где они превосходили противника в два раза. Несколько меньшим оно было в полосе Юго-Западного фронта.
Докладывая Верховному главнокомандующему предложения по плану, генерал М. В. Алексеев постарался более убедительно раскрыть главную мысль – о необходимости взять в свои руки стратегическую инициативу. «Возникает вопрос, – говорил он, гуляя по саду с императором, – как решать предстоящую нам в мае месяце задачу: отдать ли инициативу действий противнику, ожидая его натиска и готовиться к обороне, или наоборот – упредив неприятеля началом наступления, заставить его сообразовываться с нашей волей и разрушить его планы действий».
Николай II сразу же согласился на первый вариант, но при этом не пожелал обсуждать условия, необходимые для его реализации.
– Давайте вернемся к этому делу несколько позже, когда уже будет конкретно известно, что требуется от России, и что дадут союзники, – сказал он.
Второй вопрос, который поднял Алексеев в этой беседе, был о выполнении военных заказов промышленностью России и об ответственности за решение военно-экономических проблем Советом министров. Однако как только разговор отошел от чисто военных аспектов, Михаил Васильевич встретил хорошо уже ему знакомый непроницаемый взгляд императора и сухой лаконичный ответ: «Я это знаю…»
1 апреля в Могилеве состоялось совещание высшего военного руководства. Присутствующий на этом совещании А. А. Брушков вспомнил, что Николай II «прениями не руководил, эти обязанности исполнял Алексеев. Царь же все время сидел молча, не высказывал никаких мнений, а по предположению Алексеева своим авторитетом утверждал то, что решалось… а также выводы, которые делал Алексеев».
Так как совещание продолжалось долго, дважды делали перерыв: в 12.45 ходили завтракать к царю, в шесть вечера отправились обедать уже основательно. Об этом обеде осталось больше воспоминаний, чем о самом совещании.
Верховный главнокомандующий с сыном во время приезда на Юго-Западный фронт.
В столовой, на втором этаже, были накрыты два стола: большой, сервированный для обеда, и у окна – маленький, с закусками. Посуда на столе – тарелки, рюмки, кувшины с вином – серебряная, ни стекла, ни хрусталя, ни фарфора: считалось, что Ставка в походе, потому бьющиеся предметы из сервировки исключались.
Царь первый подошел к закускам, налил в серебряную чарочку водки, быстро и со вкусом выпил. За ним остальные. Гофмаршал указал, кому где сесть, приступили к обеду.
После сладкого Николай II вынул портсигар:
– Кому угодно закурить?
Когда царь докурил папиросу, подали кофе.
По свидетельству очевидцев, в этот день царь обедом остался доволен, а потому и был в хорошем настроении. Потом начались разговоры – светские, сдержанные…
Тем не менее, на совещании удалось выработать общую точку зрения по вопросу о плане кампании на русском фронте. На следующий день штаб приступил к разработке директивы, в которой излагался замысел предстоящих военных действий. Предусматривался переход в наступление всех трех фронтов. Главный удар должны были наносить войска Западного фронта из района Молодечно в направлении Ошмяны, Вильно. Северному фронту ставилась задача наступать из района Двинска на юго-запад, а Юго-Западному – на Луцк.
