Комната второй картины третьего действия. Подгорный сидит за столом и быстро пишет. Длинная пауза. По лестнице медленно подымается дедушка Исидор. Подгорный запечатывает конверт.
Странник. Вот и я, родной. Рад, что ли, гостю-то?
Подгорный. Дедушка, я боялся, что ты не придёшь: я всё решил, дедушка, окончательно.
Странник. Ну, и слава Богу, и слава Богу. (Хочет снять котомку.)
Подгорный. Не снимай – мы здесь ночевать не будем. Я ухожу с тобой. Возьмёшь?
Странник. По святым местам ходить?
Подгорный. Не знаю… Только уйти… с тобой хочу быть…
Странник. Ну, и с Богом… Старый да малый…
Подгорный. Только я хочу сказать тебе… чтобы, понимаешь, без всякого обмана… Я не хочу тебя обманывать…
Странник. Да что ты, Господь с тобой…
Подгорный. Да, да, дедушка… Ты не думай, что я поверил во что-нибудь. Я ни в Бога, ни во что, по-настоящему, не верую… Иду с тобой потому, что больше некуда… Я хочу исцелиться, дедушка.
Странник. И исцелишься, родной. Кто ищет – находит[53]. Нынешний год не срядишься – на будущий год срядишься. Главное – Голоса слушайся и не бойся… Хорошо будет.
Подгорный (берёт странника за руку). Ты знаешь простой народ… Не оттолкнёт он такого, как я?.. Не прогонит? Скажи прямо, дедушка, как думаешь?..
Странник. Ишь, сказал… Да мы что, турки, что ли?.. Или эти, как их ещё… китайцы… Чай, один у нас хозяин-то. Что мы за господа, чтобы толкаться…
Подгорный. Я ведь ни на что не годен… Исстрадался, обессилел… Дедушка, милый, я всё забыть хочу… И верить, верить, верить… Пусть я твой сын буду…
Странник. И то, сынок… Шибко недужишься – хороший плод дашь… Бог видит, родной, Он всё видит…
Из низу доносится шум.
Подгорный. Милый дедушка, так, может быть, и в самом деле новая жизнь начинается… (В сильном волнении.) Последний раз спрашиваю, возьмёшь?
Странник. Возьму, родной.
Подгорный. Ну, идём…
Уходят. Сцена некоторое время пуста. Шум внизу всё усиливается. Через некоторое время слышен голос доктора: «Андрей Евгеньевич, Андрей Евгеньевич…» Пауза. По лестнице входят доктор, Лазарев, Лидия Валерьяновна, за ними остальные – все, кроме Ивана Трофимовича. Сзади всех Вассо.
Доктор (оглядываясь). Нет, странно…
Лидия Валерьяновна. Он, может быть, на башне.
Доктор (подходит к маленькой двери, стучит). Андрей Евгеньевич, куда вы запропастились?.. Ужасно странно.
Пружанская. Андрей Евгеньевич! Всё объяснилось… Мы умоляем… Не мучайте нас…
Лазарев. Он, может быть, пошёл не наверх…
Доктор. Что за чудеса…
Ершов. Мне кажется, совершенно ясно, что, раз его здесь нет, – он пошёл не наверх.
Пружанская. Но, Боже мой… вдруг какое-нибудь несчастье… Я дрожу… я прямо дрожу…
Татьяна Павловна. Вздор… Идёмте вниз… он скоро вернётся.
Лазарев. Господа, вот письмо. (Берёт и читает на конверте.) «Товарищам».
Все смолкают. Лазарев медленно распечатывает письмо и читает.
«Сейчас я решил навсегда уйти от вас и от той жизни, которой жил до сих пор. Не ищите меня. Это бесполезно. Я не вернусь никогда. Куда иду – я и сам определённо не знаю. Оставшихся прошу меня простить за то невольное огорчение, которое им причиняю. Но я не могу иначе. Вы все хорошие люди. Честные, желающие принести какую-то пользу. Но дело ваше и жизнь ваша никчёмна. И когда вы сознаете это, как сознал я, – вы неизбежно, как я же, броситесь прочь от старой жизни: долго обманывать себя нельзя. Ещё раз говорю: простите и постарайтесь понять меня. Я же со своей стороны не сержусь ни на кого из вас. В том числе и на Ивана Трофимовича. Я уверен, что, когда он всё узнает, – ему будет стыдно. Прощайте. Андрей Подгорный».
Несколько секунд все стоят молча. Лидия Валерьяновна, прислонившись к столу, начинает плакать, сначала тихо, потом всё громче, всё безнадёжней.
Лазарев. Лидия Валерьяновна, тут ещё письмо, отдельное, вам.
Она не слышит.
Пружанская (наклоняется к Лидии Валерьяновне). Я вас так понимаю, так понимаю…
Все молча поворачиваются, чтобы идти вниз.
Вассо (отходит от окна). Малядец, малядец!
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 324–421, 770–780.
М.: издательство В. П. Португалова «Порывы», 1912. 153 стр. Цена 1 руб.
Издание вышло из печати в марте 1912. Отрывки публиковались в журнале «Новая Земля» (1911. № 10, 24), там же появилась рецензия В. М. Брихничёвой (1912. № 13/14. С. 19–20): «В книге ярко выражена вся недотыкомка русской т. н. «передовой» интеллигенции. А в лице героя пьесы Подгорного представлено всё то новое и живое, что <…> задыхаясь в затхлой атмосфере слов и фраз без внутреннего содержания, не успело погаснуть вместе с другими в пошлой будничной обстановке и потянулось к вечному, Невечернему Свету. <…> Все, кому «сильно недужится» <…> увидят, какого верного друга и руководителя приобрели они в новой книге <…> Жажду к новому и вечному вызывает она. Зовёт из Египта праздности и легкодумия». Другой критик счёл, что автор изобличает интеллигенцию на примере «компании довольно глупых людей», а «гвоздь» пьесы заключается в аллюзии на предсмертный уход из дома Л. Толстого (В. Ю. Б. // Новое время. Иллюстр. прилож. 1912. 7 апреля. № 955. С. 10).
В РГБИ хранится экземпляр книги с дарственной надписью Свенцицкого: «Многоуважаемому Фёдору Адамовичу Коршу, судье строгому, но справедливому, – на добрую память. 2/IV 12 г.». Театр Корша включил пьесу в свой репертуар (Московская газета-копейка. 1910. 5 декабря. № 187. С. 5), но постановка осуществлена не была из-за смены главного режиссёра. Уже 19 декабря 1910 был подписан договор с Н. Д. Красовым о вступлении в должность с 1 августа 1911. Стремившийся же к серьёзным постановкам А. Л. Загаров перешёл в Александрийский театр.