Валентин Криндач
Умолчания
Вникать. Смотреть. Нуждаться лишь в себе
Вникать. Смотреть. Нуждаться лишь в себе
Не разглашать. Не брать ни мзды, ни долга
И медленно вершить свой путь недолгий
Скользя как птичья тень в не кошенной траве
И скрыться с глаз. И умереть для всех,
Как осенью трава, глубоко корни спрятав
Покуда смерть скользит на мягких лапах
Под тихий смех – секундной стрелки смех.
И птицей медленною кружится душа
Неизвестно над каким суждённым кладом,
Покуда смерть кружит на мягких лапах
И ждёт сниженья, пристально дыша.
Люди-вихри и люди-кристаллы
Люди-вихри и люди кристаллы,
Люди-лебеди, люди-ножи
Жизнь трепещет за сталью забрала –
Уязвимая, влажная жизнь.
Жизнь трепещет за волчьим оскалом,
Защищая ранимый живот
Под кольчугой, плащом и кинжалом
Кто-то робкий и хрупкий живет
Он дрожит, памятуя о боли,
Он с тревогой глядит в календарь,
Он провидит грядущие войны,
За столетья иззябшая тварь
Он не рыцарь – к костру б приютиться,
Растолкав своих братьев во мгле…
…Но серебряно кружится птица,
Непричастная к нашей земле
И серебряно реют аккорды,
Окрыленьем пространство поправ,
И бессонно царят колокольни
Над юдолью забот и забав
Утром во сне горе невозвратимости
Утром во сне горе невозвратимости
Проняло все пространство души
Мне снилось, что ты умерла
Калекой однодушим меня оставя.
Пытаясь задержать тебя хоть на тень встречи
Я разогреваю остатки кофе, приготовленного тобой вчера
Ещё в полусне я вспомнил прошлогоднюю записку
Где ты, обычно сдержанная в словах, написала
«Я целую глаза твои» и рыдания скрючили меня
Теперь проснувшись и вспомнив, что ты наверно жива
Так благодарен напоминанию
О конечности минут, нам ещё оставшихся.
Безумие стучится у плеча
Безумие стучится у плеча
Свечою черною мигает арлекин мне
Вещает неудачи, бормоча
Чтоб ношу скинул я, чтоб ношу скинул
И за плечами чувствую зрачки
И близких острыми зазубринами раню
И шепчет: «Ношу скинь ты, ношу скинь»
И гонит к краю
Так нельзя – все из рук, все без сна
Так нельзя – все из рук, все без сна
Замерзать, когда кружит весна
Леденеть – словно лебедь из рук
Онеметь – крик последний и круг
Так нельзя – хоть умри, так нельзя
Пустота, словно холодом взят,
Словно скован кольцом ледяным,
Словно стон, словно, сон, словно дым
Пустота. Замерзать. Леденеть
Это месть, это кружится плеть
Это лампу задул Алладин
Ты один – ты хотел – ты один
Прошедшие не уходят
Прошедшие не уходят
Они зажигают свечи
Смотрят любовно и долго
Друг друга не замечая
Огромный серебряный шар
Огромный серебряный шар
Недвижно парит
Над штилевым морем в полдень
Лесной родник
Пульсирует мягко
Словно сердце земли
В сумерках на альпийском лугу
Пламя костра вытягивается кверху
Легко и беззвучно.
Люди вокруг в свободных и мягких позах
Они безоружны и молчаливы
Дамоклов меч
Стоит стрела. Висит на волоске
Дамоклов меч. Мгновенье – ты прекрасно
Трепещет ключ в замке и пульс в руке,
Звенит восторг или шуршит опасность
Зенит восторга, риска апогей
Итожат жизнь и в памяти нетленны
«Что было в жизни призрачной твоей?»
«Зенит восторга, риска апогей.
Все прочее – погибшие мгновенья»
«Скажи, когда ты жил, а не дремал?
Когда звезда стояла над мгновеньем?
На крыльях нёс когда тебя девятый вал?»
«В самозабвеньи, друг, в самозабвеньи»
«А где самозабвение живет?
Куда плывет, к каким мечтам причалит?
В звучании каком его полет?»
«В молчаньи, друг, в неистовом молчаньи
В неистовом молчании труда,
В неистовом молчании творенья,
В неистовом молчании, когда
Вся жизнь и смерть умещены в мгновенье –
Как жизнь и смерть на линиях руки,
Как жизнь и смерть в восторге или риске,
Как жизнь и смерть…»
…Кружатся мотыльки,
Кружатся стрелки и кружатся листья
Да не упрусь в твердыню аксиом
Да не упрусь в твердыню аксиом,
Да не приму кажимость за реальность,
Да на песке не стану строить дом –
На золотом, алмазном – никаком,
В особенности на том,
На коем строит стадность,
Да не поверю никаким речам,
Ни жару глаз, ни даже чьей-то жертве.
Да не ступлю на каменный причал,
Особенно на тот, где все кричат,
Что знают тайну жизни или смерти.
Да не поверю собственной мечте,
Да усомнюсь в ее фасадах гладких,
Да усмехнусь, вглянув в лицо страстей –
В особенности тех,
Что яростны и сладки.
Но не сойду с таинственной черты,
Алмаз от пепла отделившей строго
Не рассуждающим мерилом красоты
Как мир от морока,
Как суть от суеты
Безмолвно. Безошибочно. Сурово.
Хлеба белого поешьте
Хлеба белого поешьте,
На ладонь словите солнце,
Потому что очень скоро
Это вспомнится как счастье
Но зато потом, быть может,
Птица крылышком прочертит
Буки-веди по пространству,
Да читать вы не горазды
«Относительно спокойно».
«Относительно стабильно».
Без пяти как упокойники,
С неба перышко словите
Я болен, не знаю, не вижу
Я болен, не знаю, не вижу
На что-то смертельно обижен
И с кем-то не сведены счёты
И в доме присутствует кто-то
Он бродит по комнатам глухо,
Неведомо враг или друг он
И серая гамма тумана
Плывёт из ночного бурьяна
И он говорит мне: «Ты нищий,
Ты время растратил на мифы»
И время летучею мышью
Скользнуло по мигам убитым.
И время скользнуло по мигам,
По мифам земным и крылатым,
И что-то молчало как рифы
Под днищами пёстрых фрегатов.
«Я Оле-Лукойе, – сказал он, -
Я нянчил тебя с колыбели
И жизнь тебе только казалась
Под дудочки мягкие трели
И жизнь тебе только приснилась
И в мире не радость, а прелесть,
И грезят сновидцы о силах
Под дудочки мягкие трели»
И я закричал ему: «Дай мне
Очнуться, чтоб выплыть в тумане!»
И что-то молчало как камни
Молчат под ночными дождями.