Вадим Поситко
На острие меча
– Прямо сейчас, – огорошил его родитель.
– Но почему так скоро?!
– Потому что неизвестно, что принесет эта ночь.
– А что будет с вами? С тобой, отец, с матерью, с Туллией?! – резко вскочив, буквально вскричал Гай. – Как я могу оставить вас тут одних, на волю богов и палачей Клавдия?
– С палачами не торопись, – невозмутимо ответил Сервий. – За нас же не беспокойся. Завтра утром и мы покинем Рим.
– А если за тобой придут этой ночью?
– Не думаю. Но в любом случае предъявить мне нечего.
– Слабое утешение, – усомнился Лукан. – Может, все же отложить мой отъезд до завтра?
– Я уже все сказал! Ты – услышал! – осадил его отец. – Да, вот еще. – Он поманил Гая к себе и протянул ему перетянутый красной тесьмой свиток. – Это письмо Дидию Галлу, вручишь его лично. А в Томы, где сейчас его резиденция, лучше добираться морем. Так будет безопаснее.
Он вышел из-за стола, подошел к сыну, обнял его. Затем, отстранившись, но продолжая крепко, по-мужски, сжимать плечи, заглянул в глаза.
– Никогда не забывай, что ты из древнего рода Туллиев, – произнес слегка надтреснутым голосом. – Помни об этом, Гай. И будь достоин славы своих предков.
– Не сомневайся, отец, – только и мог вымолвить Лукан.
К горлу подступил соленый комок, перехватило дыхание, и он поспешил отвернуться. Непроизвольно его взгляд упал на бронзовую статуэтку Меркурия, стоявшую подле других богов в нише алькова.
Спешащий куда-то небожитель улыбался ему.
* * *
Опустившись на корточки, Кезон позволил себе расслабиться и привалился спиной к стене. И сразу же ощутил идущее от ее шероховатой поверхности тепло. Впитавшие жар воздуха камни словно измывались над ним, глумливо напоминая, что место и время для отдыха выбрано им не совсем удачно. Впрочем, таковой в его планы и не входил. Из ближайшего к дому Луканов переулка, на углу которого он присел, можно было сколько угодно наблюдать за нужной ему дверью, не привлекая при этом внимание особенно подозрительных в эти дни домочадцев или просто любопытных прохожих. Здесь, на Палатине, не жаловали бродяжек и нищих, да те и сами, будучи в трезвом уме, старались не забредать сюда из опасения быть битыми дворовыми рабами либо городской стражей. Внушительные дома таили в себе уже привычную для римской аристократии роскошь, и присутствие рядом с ней без уважительной причины какого-либо плебея оскорбляло уже само ее существование. Понятно, что ночные караулы бывали тут чаще, чем, например, на Авентине. Но сейчас уже и днем никого не удивил бы отряд шествующих по улице суровых преторианцев.
Облавы, производившиеся поначалу исключительно по ночам (дабы не беспокоить лишний раз народ), постепенно переросли в точечные аресты, которые теперь имели место и при свете дня. Это напоминало зачистки после особо кровавой оргии. Впрочем, как уже открыто кричали на Форуме особенно отчаянные глотки, Рим давно нуждался в оздоровительном кровопускании. Он, как больной организм: очисти его, освободи от дурной крови – и начнется процесс исцеления. Преторианцам же только дай команду – и они с готовностью утопят город в этой самой крови, особо не разбираясь, где больная, а где здоровая…
Кезон с облегчением подумал, что поручение Хозяина избавило его от неприятного присутствия при допросе схваченного накануне патриция. Обрюзгший до безобразия сенатор истошно визжал и плакал, когда к его обнаженным гениталиям прикладывали раскаленный докрасна прут. Когда Кезон уходил, он все еще находился в подвешенном за руки состоянии и слезно умолял поверить в его невиновность. Возможно, он говорил правду. А возможно, страх перед тем, что последует после его признания, был выше применяемых к нему пыток. В любом случае судьба несчастного была предрешена: его объявят изменником, а накопленные им за годы сытой жизни богатства отойдут императору. А значит, прибавится звонких монет и в сундуке Хозяина…
Смазливый юноша, с лотком, заставленным бутылочками и пузырьками благовоний, бросил на Кезона мимолетный взгляд и поспешил дальше. А чуть погодя могучие нубийские рабы, черная кожа которых отливала синевой и блестела на солнце, пронесли пышные носилки. Расшитые золотой нитью алые занавески были плотно задернуты, надежно скрывая того, кто находился внутри. От скуки Кезон включил воображение, представляя, кто бы это мог быть: жирный аристократ или же знатная дама. Фантазия упорно рисовала образ красивой, пышногрудой римлянки, ухоженное полунагое тело которой так и манило его взять. Он на мгновение прикрыл веки, только сейчас понимая, как давно у него не было женщины. И в этот самый миг раздался негромкий скрип дверных петель.
В доме Луканов распахнули всего одну створку ворот, чего вполне хватало, чтобы выпустить всадника. В первом Кезон сразу узнал того, за кем был приставлен наблюдать. Следом за ним выехал второй, судя по перевязи с мечом и крепкому сложению, один из телохранителей главы дома или оставшийся на службе вольноотпущенник. Оба были налегке. У «объекта» лишь две дорожные сумки: одна переброшена через плечо, другая, большего размера, приторочена к седлу лошади. Они проследовали мимо Кезона в направлении Величайшего цирка, из чего он сделал несложный вывод, куда именно они направлялись. И когда стук копыт на уходящей вниз улице стих, он глянул на солнце. Оно перевалило за полдень. Что ж, мальчишка вполне успевал добраться до места еще засветло. Теперь следовало поторопиться доложить обо всем Хозяину.
Кезон поднялся, с наслаждением разминая затекшие ноги и спину. От вымощенной черным базальтом дороги поднимался горячий воздух, в котором беспокойно носились стайки мелких насекомых. Неожиданно, как будто только и ждала этого момента, в нем проснулась жажда. Отмахнувшись от назойливой мошкары, он быстро пошел в сторону холма Квиринал, где в одном из неприметных домов его Хозяин устроил временную резиденцию для допросов.
Глава 3
В порту Остии Лукан отыскал постоялый двор и снял комнату. Отпустив сопровождавшего его слугу, он застыл посреди четырех стен, совершенно не зная, чем себя занять. Настроение было паршивое, перед глазами все еще стояла картина прощания с родней. Мать, провожая его, держалась сдержанно, как и подобает римлянке ее положения. А вот Туллия дала волю чувствам. Не стыдясь своих слез, повисла у него груди и долго умоляла беречь себя.
Он подошел к окну и распахнул ставни, глубоко вдохнул солоноватый морской воздух. Комната находилась на третьем этаже, и перед ним, как на ладони, лежал практически безлюдный в это время суток порт. Яркая, идеально круглая луна давала возможность рассмотреть длинные каменные причалы и пришвартованные к ним корабли, среди которых заметно выделялись два боевых, очевидно, из береговой охраны Остии. Караульные на их палубах лениво переговаривались, иногда чему-то смеялись. Где-то в дальнем конце гавани залаяла собака, к ней присоединилась другая. Но их лай оборвался так же резко, как и возник.
Меж тем внимание Лукана привлек ковыляющий через торговую площадь оборванец. Опираясь на палку и почесываясь, он двигался в направлении города. Неожиданно остановился, повернул голову в сторону постоялого двора, словно во что-то всматриваясь.
Лукан глянул вниз.
К двери гостиницы подошли трое, все в скрывающих фигуры легких плащах. Один из них показался ему знакомым. Они бесшумно, как тени, скользнули внутрь. Бродяга же, громко высморкавшись, побрел дальше.
А спустя немного времени в комнату постучали.
Недовольно поморщившись, Лукан оторвался от окна и прошел к двери. Нехорошие предчувствия, налетавшие, как внезапный порыв ветра, заставили его руку задержаться на засове. Но реагировать на стук как-то было нужно, и он, умышленно повысив голос, спросил:
– Мне сегодня дадут отдохнуть или нет?!
– Хороший вопрос, – раздался с обратной стороны довольно приятный, отливающий бархатными нотками голос. – Это, молодой человек, будет зависеть исключительно от тебя. И ни от кого больше!
Неожиданный ответ заставил Лукана растеряться окончательно. Однако упрямство и брошенный ему вызов (а именно так он истолковал слова невидимого гостя) перевесили на чаше весов всякую осторожность. Пальцы уверенно вынули из петель засов, и он распахнул дверь.
На пороге, поглаживая короткую черную бороду и ехидно скалясь, стоял коренастый незнакомец в синем тюрбане. Смутно, напрягая память, Лукан начал узнавать его. Точно! Этого типа он видел дважды: в таверне, где этим утром встречался с Луцерием, а затем у собственного дома, когда выезжал в Остию, и, кажется, тогда на его физиономии играла точно такая же мерзкая ухмылка. «Следил за мной!» – он даже почувствовал некое подобие облегчения оттого, что все так банально объяснилось.
За спиной бородача стояли еще двое – тонкокостный, с гладко выбритым бледным лицом, и угрюмый великан с рыжей щетиной. Именно от них необъяснимым образом исходили волны опасности.
– Гай Тулий Лукан, если не ошибаюсь? – Приятный голос, как выяснилось, принадлежал худощавому. Он не стал дожидаться ответа и все так же вежливо уточнил: – Мы войдем?
Лукан посторонился, пропуская всех троих внутрь и почти не сомневаясь в цели их визита. Мысленно он уже приготовился к самому худшему. Закрыл дверь и вернулся к окну, встав к нему спиной и сложив на груди руки. Он ждал, молчал и ждал. Синий тюрбан и рыжий великан остались у двери, застыв, точно два истукана, по обе ее стороны. Худощавый же сразу повел себя как хозяин положения; расположился на единственном в комнате табурете, вольготно вытянув свои длинные ноги и буравя Лукана колючими темными глазами. Тонкие черты его лица выдавали неординарный ум, а вот мягким характером, который обычно присущ таким людям, он, судя по холодному, как лед, взгляду, явно не отличался.
– Молодой человек, видимо, терзается догадками о причине нашего ночного визита, – сказал худощавый, обращаясь, скорее, к своим спутникам. – А он держится молодцом! Чувствуется порода Туллиев!
Лукан начал внутренне закипать – все это походило на фарс. Между тем таинственный гость усмехнулся и, как бы между прочим, заметил:
– Да, совершенно забыл представиться. Нарцисс, личный секретарь нашего обожаемого императора. Да будут милостивы к нему боги.
Лукан уже и сам стал догадываться, кто перед ним, и все-таки непроизвольно содрогнулся. Отец в своих предположениях оказался прав, ошибся только в одном – вольноотпущенник уже опутал Клавдия крепкой сетью собственного влияния. Так насколько же безгранична его власть?! Об этом хотелось размышлять в последнюю очередь. Он изобразил на лице учтивую улыбку.
– Чем я могу быть полезен секретарю императора?
– Вот это деловой подход! Не люблю, когда начинают тянуть коня за два его шарика.
– И все же? Я, признаться, не особо большой мастер разгадывать загадки.
Нарцисс какое-то время разглядывал свои холеные пальцы, а когда опять поднял глаза, от игривой вежливости в них не осталось и следа.
– Один совет, на будущее: никогда не стоит недооценивать собственные способности, – произнес он сухим, деловым тоном. – А что касается загадок, то, по большому счету, и загадок-то никаких нет.
Лукан пожал плечами.
– Тогда я вообще ничего не понимаю! Ко мне есть вопросы?
– И вопросы, и предложение. Не так мало всего, но и не так уж много.
– Это касается того, что происходит сейчас в Риме?
– Не только. Но мне нравится твоя сообразительность. – Нарцисс неприятно прищурился. – Хотя… вокруг этого в последнее время столько разговоров!
– Вокруг заговоров всегда много разговоров, – заметил Лукан. – Толпе только дай почву, и она будет поносить кого угодно. Главное, как все преподнести.
– Да-да, все так. Недовольные властью, у кого бы она ни была, будут всегда. Такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь. Но бороться можно. Правда, без верных и преданных людей тут не обойтись, слишком многое ставится на карту. Взять хотя бы нашу Империю. Она постоянно расширяет границы, а это новые земли, новые царства и новые войны. А с ними – новые заговорщики. К сожалению, это неизбежно.
Лукан пока еще плохо понимал, куда именно клонит имперский секретарь, и ощущение внутреннего дискомфорта от этого лишь усиливалось; возник даже страх, что он окончательно запутается в сетях этого ловкого на всякого рода ловушки человека.
– Вы здесь из-за моей семьи? – решил он сразу прояснить ситуацию. – Уверяю, ни отец, ни кто другой из нашего дома не имеют к этой смуте никакого отношения.
К его изумлению, Нарцисс приложил руку к сердцу и… громко расхохотался.
– О, боги! А я-то думаю, почему это Туллий-младший так скован!
Наконец, справившись со смехом, он театрально провел пальцами по нижним векам, якобы убирая выступившие слезы, и обернулся к своим спутникам.
– Кажется, я в нем не ошибся. Во всяком случае, хотелось бы в это верить.
Синий тюрбан и великан промолчали, но в глазах угадывалось одобрение.
– Я сказал что-то смешное? – не совсем понимая происходящее, спросил Лукан.
Секретарь императора опять стал серьезен, будто не заходился только что смехом.
– Ты и впрямь решил, что я подозреваю твоего отца в измене?
– У меня были основания думать иначе?
– Ну да, действительно. Получилось как-то не очень. Ввалились посреди ночи три незнакомые рожи, особенно вот эта, рыжая. – Нарцисс ткнул пальцем в великана, и тот расплылся в широкой безобразной улыбке. – Прервали отдых, стали изводить разговорами о заговорах, о проблемах Империи, о подлости человеческой натуры, ну и тому подобной ерунде. Напустили тумана, а по существу так ничего и не сказали.
– Вот именно, – согласился Лукан, но облегчения не испытал.
– Хочешь знать, что я думаю о твоем отце?
– Разумеется.
– Так вот, лично я убежден, что он ни в каких тайных сговорах не замешан. Я проверял, да и репутация у него безупречна. Но это мое личное мнение. Есть еще мнение императора, а Клавдий в настоящее время не то что напуган, а… я бы сказал, озадачен изменой некоторых влиятельных граждан Рима. И это, заметь, мой юный друг, вполне нормально. Сейчас он видит предателя в каждом, кто носит тогу с пурпурной каймой.
Лукан оторвался от окна, сделал несколько шагов по комнате, все убранство которой состояло из небольшого стола, низкого, но довольно просторного ложа и стула, на котором сидел его гость. В голове беспорядочно путались мысли, и он старался выстроить из них хоть какую-то логическую цепочку. Все это время за ним внимательно наблюдали три пары глаз, и когда он вернулся к окну, совладав наконец со своими чувствами, Нарцисс тут же поинтересовался:
– У тебя, возможно, на этот счет имеются еще вопросы?
– Да, есть один, – немного подумав, кивнул Лукан.
– Тогда задавай, я охотно отвечу.
– Не уверен, что услышу правду. Или услышу только половину ее.
– А ты попробуй, – с улыбкой предложил собеседник.
– Хорошо. Моя семья, как я уже понял, может оказаться в черном списке императора. – Собеседник промолчал, и Лукан закончил свою мысль: – Ну, а мой поступок вообще выглядит как бегство. Я прав?
Женственное лицо секретаря оставалось непроницаемым, лишь в уголках губ продолжала играть легкая, снисходительная улыбка.
Лукан ждал, что он скажет, и тот наконец ответил:
– Я бы не был так категоричен. Ты отправляешься на службу в армию, а что может быть почетнее для молодого римлянина! Вот с твоей семьей, действительно, сложнее. У тебя, кажется, есть младшая сестра?
При упоминании Туллии к вискам Лукана подкатила кровь, забилась в мощных толчках так, словно вот-вот прорвется сквозь тонкую оболочку кожи.
– Не стоит так волноваться, – заметил его смятение Нарцисс. – Все можно поправить, абсолютно все. И я знаю, как это сделать…
В этот момент Лукан готов был отправиться к самому Плутону, только бы отвести опасность от родных. Сознавая, что все-таки попался в ловушку этого хитрого придворного, он в то же время уже точно знал, что пойдет с ним на любую сделку, если взамен получит гарантии неприкосновенности для своей семьи. А такие гарантии секретарь Клавдия дать мог. Вне всяких сомнений. Ведь не просто так он появился здесь. Ему, доверенному лицу императора, определенно было от него что-то нужно.
– Я готов выслушать, – уже не колеблясь, заявил Лукан.
Лицо Нарцисса едва заметно оживилось, но длилось это всего мгновение.
– Что ж, это правильное решение. Выслушать всегда лучше, чем бездумно отринуть предлагаемую помощь. А я предлагаю больше – послужить Риму.
– Но я и так собираюсь в войска!
– Верно. Но служить в них можно по-разному: напиваться с офицерами в тавернах и побеждать на поле боя врага либо помимо этого готовить победу заранее, обеспечивать ее, так сказать, изнутри. Поверь, мой друг, истинные герои зачастую остаются в тени, тогда как лавровые венки победителей водружают не на самые достойные головы. В этом и есть горькая правда жизни.
Нарцисс прервался. Казалось, мысли его в этот момент были совершенно в другом месте, вне этой комнаты, далеко от Остии и даже Рима, возможно, так далеко, как только мог позволить заглянуть его острый, проницательный ум. Однако при этом цепкие глаза секретаря внимательно следили за тем, кому была адресована его речь.
Отсутствовал он в своем воображаемом мире совсем недолго. Затем, как ни в чем не бывало, пригладил черные вьющиеся волосы и заговорил снова:
– Я похлопочу за твоего отца перед императором и, думаю, сумею убедить его в преданности вашей семьи цезарям. Я сделаю это в любом случае, независимо от того, какое решение примешь ты. В Империи, к сожалению, все реже можно встретить истинного гражданина, чтущего законы и власть, и такими людьми преступно разбрасываться.
– Благодарю, – несколько успокоившись, проговорил Лукан. – А взамен что ты потребуешь от меня?
Нарцисс выставил руки ладонями вперед.
– Ну почему сразу «потребуешь»! Я хочу предложить. Предложить, как уже сказал, послужить Риму. И сразу замечу, твоя честь при этом не пострадает. Все что потребуется от тебя – быть внимательнее, чем обычно, а в случае необходимости поступить так, как велит долг. Скажу прямо: мне нужен в армии человек, которому я мог бы всецело доверять.
– Шпионить для тебя?! – У Лукана вытянулось лицо.
По всей видимости, секретарь императора ожидал подобной реакции, поэтому отнесся к ней совершенно спокойно.
– Называй это, как хочешь, но я бы предпочел говорить «служить Клавдию и Риму». Ты многого не знаешь, это понятно, поэтому я кратко обрисую тебе ситуацию, которая сложилась в империи. А там уж решай сам.
Лукан кивнул, и Нарцисс, пряча усмешку, кашлянул в кулак.
– Итак, на Боспоре, как тебе известно, новый царь, Митридат Восьмой; и этот обласканный нами волчонок начал показывать зубы. Своими последними действиями он недвусмысленно дал понять, что покровительство Рима его тяготит. Вероятно, не дает покоя слава его предка, Митридата Евпатора, действительно Великого человека. Но даже тот, имея огромную армию, не смог устоять перед натиском наших легионов. На что рассчитывает его потомок, не знаю. Однако его переговоры с вождями сарматов дают основание полагать, что он всерьез готовится к войне с Римом, вполне справедливо допуская наше вторжение. Да, в Таврике есть наши интересы. Это обилие рыбы, хлеба, торговля с богатыми греческими городами. И не только. Там одни из лучших рынки рабов! Но главное – Империи нужен мир и спокойствие на ее границах, отсутствие любой, даже самой мизерной, угрозы. Ты согласен со мной?
Лукан, даже если бы захотел, возразить Нарциссу ничем не мог. Его доводы были безупречны, и никаким тухлым душком личной выгоды от них не тянуло. Складывалось впечатление, что секретарь Клавдия благо Рима ставит превыше всего, превыше личных интересов уж точно. И выглядело это, по меньшей мере, необычно, особенно учитывая те слухи, которые ходили о нем по Риму. В любом случае Лукану ничего не оставалось, как принять его позицию. Пока принять.
– Мне нечего возразить, – сказал он, – все правильно.
– Замечательно! Тогда слушай дальше. – В глубине глаз Нарцисса вспыхнул огонек азарта. – Митридата нужно менять, это ясно. И кандидат на его место у нас есть. Это младший брат Митридата, Котис, юный совсем еще и полный амбиций, но именно такими всегда легче управлять. Он отправится в Таврику с нашим военным корпусом и будет посажен на трон. Я уверяю тебя, друг мой, БУДЕТ! Другого выхода у нас просто нет, иначе на восточных границах мы заимеем большую головную боль. А Клавдию она, сам понимаешь, ни к чему: недовольство народа, новые брожения среди знати – все это может привести к ослаблению власти, а любое падение ее авторитета неизбежно ведет к смутам в государстве и его уязвимости для внешних врагов. Поэтому на Боспоре нужен такой царь, который бы не прятал под плащом кинжал, заточенный против Рима.
– Значит, война с Боспорским царством неизбежна? – уточнил Лукан.
– Решение принято. В Нижнюю Мёзию уже стягиваются войска, набираются рекруты из местного населения. Кстати, туда будет переброшен Восьмой легион Августа, в который ты сможешь перейти из штаба Галла. – Увидев, как лицо собеседника вытягивается от удивления, Нарцисс позволил себе насладиться произведенным эффектом, затем объяснил: – Письмо, полученное твоим отцом от его старинного друга Дидия Галла, несколько запоздало. События разворачиваются несколько быстрее, чем мы сами предполагали.
«О боги! Насколько же плотно опутан сетью лазутчиков и осведомителей Рим, – ужаснулся Лукан, – если этот человек контролирует малейший шаг всякого, кто представляет для него интерес?»
– Пусть так. Я весь во внимании, – сказал он уже вслух.
Нарцисс удовлетворенно хмыкнул, но этим проявление собственного превосходства и ограничилось; продолжал он в прежней нейтрально-спокойной манере:
– Так вот, мой юный друг, теперь о главном – в чем, собственно, состоит мое предложение, или поручение. Не важно, суть одна. У меня есть большие подозрения, даже уверенность, что в нашей армии у Митридата имеются свои глаза и уши. Кто-то снабжает его информацией, и достаточно высокого уровня, из чего я могу сделать вывод, что шпион находится среди высшего офицерского состава или в его ближайшем окружении. Митридат в качестве заложника долгое время жил в Риме и вполне мог обзавестись полезными для себя знакомствами, сблизиться с людьми, не особо… – секретарь пожевал губами, подбирая подходящее слово, – жалующими императора. Он получил достойное образование и, несомненно, зная наши слабые стороны, будет на этом играть. Он опасный противник, и недооценивать его нельзя.
– Царь Боспора был заложником в Риме?! – искренне удивился Лукан.
– Ну, тогда он еще не был царем.
– А где доказательства, что он вообще получает какую-то информацию?
– Правильный вопрос, – одобрительно кивнул Нарцисс. – Митридат начал спешно наращивать свой флот. И это неспроста. Ему известно, что на Эвксине мы не имеем достаточных сил, чтобы вести военные действия. Положение исправить можно и даже нужно, но на это потребуется время. А он играет на опережение. И еще одно. Недавно на его брата Котиса было совершено покушение. Все обошлось, но совершенно очевидно, как близко он подобрался, словно сидит рядом и дергает за свои невидимые нити.
– Я все еще не совсем понимаю, что требуется от меня?
– Ничего сложного. Неси службу, общайся со своими новыми товарищами. Но при этом помни, что один человек может нанести урон больше, чем целая армия. От того, как быстро мы его нейтрализуем, во многом будет зависеть успех всей кампании в Таврике.
– Сомневаюсь, по мне ли такая задача, – осторожно заметил Лукан.
– А ты хотя бы попытайся. – Нарцисс подался вперед, буквально врезаясь в него взглядом. – Я повторюсь: никогда не стоит недооценивать собственные способности. А ты далеко не так глуп, как хочешь казаться. Или думаешь, я выбрал тебя для этого поручения лишь потому, что загнал предварительно в угол и теперь могу манипулировать тобой?
– Очень близко к тому.
– Напрасно. Просто так сложились обстоятельства, а я этим воспользовался. Но, поверь, доверить такое важное дело кому попало, мне бы и в пьяном угаре не пришло в голову. А у тебя, Лукан, с мозгами все в порядке.
– Спасибо, я оценил. Будем считать, что мы договорились.
– Мне нужен точный ответ, – с нажимом произнес Нарцисс, – без всяких «будем считать» и тому подобного.
Лукан шагнул к стулу, замер в локте от не сводившего с него глаз секретаря. Внутренне он уже принял тот факт, что жизнь его с этого дня будет во многом зависеть от этого неприятного и, безусловно, опасного человека, как и то, что во многом тот прав. По крайней мере, в одном – чтобы победить, противника надо уважать и не брезговать бороться с ним его же методами.
– Я сделаю все, что будет в моих силах, – сказал он наконец.
– Вот и замечательно! – Нарцисс поднялся (он оказался на полголовы выше Лукана), опустил руку на его плечо. – Теперь же обсудим детали. Как ты уже понял, в маршрут придется внести некоторые дополнения. По дороге тебе нужно будет задержаться в Византии, где ты встретишься с царицей Гипепирией и передашь ей письмо от нашего императора. Это важно! А затем уже сядешь на корабль, плывущий в Томы. Когда прибудешь на место и представишься наместнику, вручишь ему второе письмо, но только наедине. И это тоже важно!
– Как я отыщу в Византии царицу? – спросил Лукан, несколько сбитый с толку такими нововведениями.
– С этим тебе поможет Кезон. – Секретарь императора обернулся к своим спутникам, все это время безмолвно подпиравшим стены у двери. – Он отправится с тобой.
Чернобородый в синем тюрбане двинул мощной шеей и одарил Лукана кривой белозубой улыбкой.