Вадим Иванович Кучеренко
Сновидения
Окно ее комнаты на втором этаже освещалось изнутри светом настольной лампы. Значит, Ирина была дома, потому что кроме нее едва ли бы кто включил лампу в полдень, даже по-зимнему сумрачный. Она не выносила теней и полумрака.
Глядя на ее окно, Николай вспомнил, что в прежние годы у нее была привычка смотреть из комнаты на уличных прохожих и отгадывать, кто они, чем занимаются и куда спешат. Ее предположения поражали своей фантастичностью, но она обижалась на Николая, когда тот почему-либо не соглашался с ее выводами, предлагая свои, неизменно прозаические, варианты. Ирина мнила себя Шерлоком Холмсом в юбке, а его называла доктором Ватсоном, не способным на элементарный полет фантазии. А иногда она была доктором Джекилом, а он – мистером Хайдом, и каждый выносил незнакомым им прохожим приговор, исходя из своей светлой или темной сущности.
Но сейчас Ирины в окне не было. Возможно, с годами она избавилась от своей привычки, подумал Николай, и ему почему-то стало грустно. Он опасался, что Ирина изменилась настолько, что равнодушно закроет перед ним дверь.
Перед самым подъездом Николай чуть было не повернул обратно. Затем долго топтался на этаже, собираясь с духом. Наконец нажал кнопку звонка. Дверь открыла Ирина.
– Это ты, – произнесла она так, словно они расстались только вчера. Ни удивления, ни вопроса, даже в глазах. – Проходи.
Николай хотел было что-то сказать, но горло словно перехватила невидимая рука, сжала и лишила дара речи. Не то что говорить, но даже дышать ему удавалось с трудом. Он вошел. Снял пальто, ботинки. Вслед за Ириной прошел в комнату, которая разительно отличалась от его собственной. И прежде всего тем, что в ней не было опрятности, привычной ему. У окна стоял мольберт с начатым наброском картины, карандаши были разбросаны по столу, некоторые упали на пол. На диване лежала забытая книга. Многочисленные рисунки и фотографии прикрепили к обоям обычными кнопками, вместо того, чтобы поместить их в рамочки. Но даже не это было главное. Возможно, разгадка крылась в том, что Ирина, несмотря на годы разлуки, оставалась для него близкой, а эта комната была чужой, потому что кроме Ирины в ней жил еще один человек, ее муж. Сейчас его не было, однако витал его дух, пусть незримый, но очень неприятный.
Ирина присела в кресло, и Николай отметил, что она располнела за эти годы. Но по-прежнему была привлекательна, особенно в домашнем халатике…
Проследив за его взглядом, Ирина поправила полу халата, прикрыв ноги, и спросила:
– Что у тебя произошло?
Голос у нее остался прежний, точно проникающий в душу, расслабляющий ее своим ласковым прикосновением. Против этой ласки невозможно было устоять. И, как когда-то при первой их встрече, Николай рассказал ей обо всем: и о своих сновидениях, и о чужом проекте, который он должен был испортить, и о Кныше с коллегами по работе.
– Вот уж не думала, что такое с тобой может быть, – удивилась Ирина. – Ты же никогда раньше не видел снов.
У Николая едва не вырвалось признание, что тогда он не нуждался ни в каких, пусть самых чудесных, снах. Он верил, что его ждет жизненный успех, и что Ирина всегда будет с ним. И, не тревожась за будущее, усердно овладевал ремеслом. Сны пришли позже, когда он все потерял…
– Ты был такой образцово-показательный и ужасный педант, – произнеся это, Ирина улыбкой смягчила свои слова. – Ты не забыл, как постоянно удерживал меня от сумасбродных, по твоему мнению, поступков? А я не понимала, почему пропустить лекцию или не подготовиться к семинару – это сумасбродство, и обижалась на тебя. И тогда ты, скрепя сердце, шел за мной. С крыш капали сосульки, воробьи шалели от весеннего солнца, снег искрился и слепил глаза, а ты был очень строгий, застегнутый на все пуговицы, и зорко следил за тем, чтобы и я тоже не расстегивала пальто. Мы из-за этого всегда ссорились.
Николай виновато улыбнулся. Он не помнил ничего из того, о чем говорила Ирина.
– Еще ты любил рассуждать о будущем. Строил грандиозные планы, мечтал перевернуть мир, а заканчивал обычно тем, что ради этого надо поступиться сиюминутными удовольствиями. Ты казался мне юным старичком. А я была глупой девчонкой, и мне совсем не хотелось загадывать на годы вперед, когда сейчас, здесь, так хорошо, и зима прошла, скоро почки набухнут на деревьях, такие горькие, если их раздавишь на ладони и попробуешь языком…
Ирина обращалась к Николаю, но он понимал, что говорила она это не для него. Просто ей приятно вспомнить свою юность. Дело прошлое, и что бы тогда ни случилось, сейчас уже поздно это оплакивать или желать изменить. Единственное, что возможно – это оглянуться и словно просмотреть кадры старого кинофильма, в героях которого узнаешь знакомые лица. Становится грустно, даже если там все было хорошо – от того, что это уже никогда не повторится, что ты уже другой, и вокруг все иное, что жизнь проходит…
На глаза Николая навернулись нежданные слезы. Еще бы немного – и он заплакал бы, облегчая душу. Возможно, это было именно то, что ему требовалось, и, выплакавшись, он бы успокоился и почувствовал в себе силы жить дальше, так же, как он жил до сих пор. Но Ирина увидела, как изменилось его лицо, и осеклась. Она с жалостью смотрела на Николая, мысленно ругая себя за черствость. Ее одолевало желание подойти к нему, приласкать, как маленького. Но она сдержалась. Испугалась, что он неверно истолкует ее душевный порыв и этим все испортит.
Молчание затянулось. Николай застыдился своей чувствительности и овладел собой.
– Значит, тебе никто не верит? – вернулась Ирина к старой теме, лишь бы не молчать. – Наверное, завидуют.
– Почему? – спросил Николай, и, бледные до этого, его щеки покраснели.
– Может быть, потому что в их жизни нет даже этого – таких прекрасных снов, – ответила Ирина, задумчиво глядя мимо него. – Только скучная нелюбимая работа, надоевшие домашние заботы, телевизор по вечерам и гости по выходным. Годами одно и то же.
– Неужели все так живут? – произнес он с непонятной надеждой.
– К счастью, не все, – Ирина улыбнулась, поняв его невысказанную мысль.
И он тоже понял, что она догадалась о его тайном желании, но все же спросил:
– А как бы мы с тобой жили?
Ирина трагически заломила руки.
– О, это было бы ужасно! Ты бы смотрел свои чудесные сны, а наяву изнывал бы от скуки. И не вылезал бы из постели.
– А ты?
Ирине было жалко Николая, но она не хотела внушать ему напрасных надежд, памятуя о прошлом. Однажды она уже пожалела его, и чуть было не испортила жизнь и ему, и себе. Но вовремя опомнилась… Хотя так ли это? Почему же он пришел к ней сейчас, со своими нелепыми обидами, такой несчастный – нет ли в этом ее, пусть косвенной, но вины? Она опечалилась и решила быть честной, даже если будет жестокой. И она сказала:
– А я все равно ушла бы от тебя к Андрею, потому что люблю его.
– Ты счастлива с ним? – неизвестно зачем настойчиво спросил Николай. Он словно бы даже с наслаждением бередил рану в своей душе.
– Я очень счастлива, – просто ответила она, и у Николая защемило сердце. – Ты прости меня, Коля, за то, что так вышло… Но у тебя есть твои сны. У меня Андрей. И нам обоим без этого не жить. Понимаешь?
– Да, – резко кивнул он, даже что-то хрустнуло в шее…
– А из-за того, что в твои сны не верят, ты не расстраивайся, – утешала его Ирина, провожая к дверям. – Главное, что ты их все-таки видишь.
– Да, – беззвучно ответил он, отведя виновато глаза.
Неловко попрощался и быстро ушел.
Выйдя от Ирины, Николай понял, что напрасно побывал у нее. Эта встреча не принесла успокоения, на которое он рассчитывал, наоборот, еще сильнее растревожила. Он не знал, что ему делать сегодня, а тем более завтра. Жизнь требовала от него решительного поступка, а он всегда боялся этого. Мысли его пришли в смятение, и он уже почти жалел себя.
Пройдя немного по улице, Николай увидел в подворотне скромную вывеску «Пивной бар» над малозаметной дверью. Холодное пиво было сейчас очень кстати, чтобы затушить бушующий в его груди пожар. Он нащупал в кармане деньги, которые утром ему дала мама на уплату за квартиру. Обреченно махнул рукой и вошел, спустившись по ступенькам вниз в полуподвальное помещение.
Пивной бар оказался полутемной комнатой, пропитанной запахом прокисших дрожжей, с пятью или шестью колченогими столиками и узкой барной стойкой в углу, за которой скучал бармен, мужчина неопределенных лет с невыразительным лицом и грязной каемкой под ногтями. Несмотря на сравнительно ранний час, здесь уже были посетители, трое или четверо. И, судя по их бледным опухшим лицам, округлым животам и вялым движениям, они являлись завсегдатаями заведения. Свои деньги они давно уже пропили и теперь сидели за столиками в ожидании неизвестно чего, мучаясь от жажды. Они встретили Николая настороженными взглядами, сразу признав в нем чужака. Однако быстро подружились с ним, после того как он угостил их, выставив всем по кружке пива. Пить в одиночестве, когда на него смотрят столько жаждущих завистливых глаз, Николаю было стыдно.
Через час Николай уже не только любил все человечество, но и простил отдельным его представителям все свои обиды. Он даже приобрел немало новых друзей, которые пересели за его столик, и бессвязно изливал перед ними свою душу.
– Я бы для нее все, ничего не пожалел… А она замуж за другого… И правильно! Ибо кто я такой есть? Обыкновенный среднестатистический гражданин – и не более того!
– Выпьем за это, – недолго искали повода его все понимающие друзья.
Они чокались кружками, так, что мутная пена переливалась через край на стол, звучно отхлебывали. После чего Николай, все более пьянея, продолжал исповедь.
– А еще они не верят мне, что я вижу такие сны. Они завидуют!
– Сучьи дети! – гудел у него над ухом некто в измятом плаще и шляпе, одетый явно не по погоде.
– Ты не прав, – вдруг обиделся Николай за своих сослуживцев. – Они хорошие, порядочные люди. Это я подлец, потому что обманываю их! Говорю, что вижу, а сам ни-ни, сплю мертвым сном.
– Это как же? – таращил свои и без того выпученные глаза его собеседник. Он уже ничего не мог понять своим затуманенным пивом умом, но чувствовал – здесь что-то не так…
А Николаю не удавалось найти нужных слов, чтобы объяснить ему свою жизнь – скучную и незначительную. А без этого было не понять, зачем он каждое утро, проснувшись, лежит в кровати и придумывает разные невероятные истории, а потом выдает их за свои сны.
В голове Николая назойливо крутились разрозненные воспоминания о злополучном проекте и о Кныше. Почему-то виделся пес Филька, покорно стучащий хвостом о землю. Чудилось, что он подмигивает и говорит человеческим голосом: «У Ирины есть ее Андрей, у твоей мамы – индийские фильмы, а у тебя – только я!»…
