Вадим Юрьевич Панов Трио неизвестности

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Шилов.

– То, что мы до сих пор живы и нас не выследили.

– Да, – поразмыслив, согласился Матиас.

– Да, – подтвердил старик, раскуривая трубку.

И тон, которым капитаны произнесли короткое «да», показал Алецкому, что в устах лингийцев оно означает намного больше, чем он сумел услышать.

– Что? – спросил он.

Лингийцы переглянулись, после чего Жакомо объяснил:

– Это оставляет шансы, – и пыхнул трубкой.

Но объяснение не показалось Алецкому достаточным:

– Шансы на что?

– Шансы сообщить нашим о том, что здесь творится. – Шилов достал из планшета два конверта и протянул капитанам. – Я сделал три одинаковых, весьма подробных отчёта о том, что здесь узнал, и тот из нас, кому повезёт вырваться, обязан доставить документ в Главный штаб Лингийского воздушного флота.

– Не в Астрологический флот? – уточнил Алецкий.

– С твоего позволения, дружище, я прошу доставить отчёт именно военным.

– И именно лингийцами?

Шилов и Жакомо вновь переглянулись, после чего старик пожал плечами:

– Кому угодно из Ожерелья, кроме галанитов.

– Даю слово.

– Спасибо.

Жакомо небрежно сунул конверт во внутренний карман и осведомился:

– У тебя есть план?

Дав понять, что пора продумать дальнейшие шаги.

– Итак, нам достоверно известно, что с северной полярной области Мартины видны звёзды. Наши звёзды. То есть путь домой мы знаем. – Шилов помолчал. – Рискованный? Да, очень рискованный, но он есть, и мы обязаны приложить все силы, чтобы вернуться на Пелеранию.

– Даже с вашей помощью я подниму «Дрезе» не раньше чем через два-три дня, – размеренно произнёс Жакомо. – Причём через два – в режиме чуда.

– К чему вы клоните? – вежливо спросил Матиас.

– Не ждите меня.

Капитан «Шидуна» отвернулся, чтобы лингийцы не увидели появившееся на его лице выражение облегчения. Они не увидели. Но прекрасно поняли, что стояло за жестом. И вновь переглянулись.

– Ждать не будем, но вас не бросим, капитан. Я предлагаю сделать так. – Шилов перевёл взгляд на Алецкого: – Мы с тобой отправимся к полюсу, отыщем звёзды, и ты прыгнешь на Пелеранию. Если возникнут проблемы, я прыгну следом, если нет – вернусь за «Дрезе».

– В чём смысл возвращения?

– Мне нравится ходить по Мартине, капитан, здесь красиво и необычно.

Алецкий нахмурился, не понимая, издевается над ним Шилов или же просто пошутил, а Жакомо усмехнулся:

– Спасибо, Матиас.

– К вашим услугам, капитан.

И Алецкий неожиданно понял, что не знает другого капитана, который бы вернулся. В этих обстоятельствах. Невыносимых. Страшных. Девятнадцатая Астрологическая погибла, три оставшихся корабля неизвестно где, враги больше не появлялись, но их ещё много и они не остановятся, пока не уничтожат незванных гостей, – в этом нет сомнений. Обстоятельства таковы, что с Мартины необходимо уходить при первой же возможности, но Шилов дотащит «Шидун» до полюса, убедится, что прыжок совершён, и вернётся за «Дрезе». Потому что «092» вооружён, а «Дрезе» – нет, и кто-то должен его прикрыть.

И это понимание заставило капитана «Шидуна» воскликнуть:

– Матиас! Почему ты не хочешь взять команду «Дрезе» на борт? Плевать на искалеченный грузовик! Бросим его! Это же смешно – чинить цеппель в таких обстоятельствах!

Алецкий думал, что они возмутятся, но лингийцы лишь покачали головами.

– Не смешно, дружище, – спокойно ответил Шилов. – Дело в том, что, если нас с тобой прикончат по дороге к полюсу, останется крохотная надежда на искалеченный грузовик.

Первому не всегда везёт. Первый не всегда успевает. И часто бывает так, что добравшийся до финиша счастливчик идёт по его костям. Простой и одновременно очень сложный ответ, который отлично объясняет упрямство старика. Ведь вполне возможно, что вернётся только он.

– Тогда согласен – идём к полюсу, – вздохнул Алецкий.

– Понимаю твою грусть, дружище, – рассмеялся Шилов. – Просто тащиться на север – такая скука… Очень хочется оказаться сейчас рядом с мессером. У него наверняка веселее, чем у нас.

– Завораживает, не так ли? – спросил Помпилио, наблюдая через лобовое окно гондолы обе планеты одновременно: слева – Урия, справа – Мартина. «Амуш» двигался строго между ними, словно гигантский воздушный кит, выбирающий, в какой океан прыгнуть; двигался строго по линии слияния, потому что, приглядевшись, можно было заметить едва заметные различия в цвете неба – сектор Мартины был светлее.

– Именно так, мессер, – негромко ответил Дорофеев. – Я видел много, но не могу перестать любоваться этой красотой.

– Полагаю, это самое удивительное место, в котором нам с вами довелось побывать, Базза.

– С этим трудно не согласиться, мессер.

– И я не могу представить, чтобы Пустота – даже с помощью какой-нибудь иной аномалии – сумела создать что-либо подобное. Чем она ещё сможет нас удивить? Расположит больше планет вокруг одной луны?

– Как вариант. – Дорофеев едва заметно улыбнулся. Настолько едва, что появившиеся вокруг глаз морщинки мог разглядеть лишь очень внимательный человек. Помпилио дер Даген Тур добился высочайшего титула в Искусстве Достижения Цели – бамбадао, он был очень внимательным человеком, однако присматриваться к морщинкам капитана ему не требовалось – он слишком хорошо знал Баззу, превосходно различал оттенки его голоса и знал, что капитан улыбнулся. Едва улыбнулся.

Помпилио снял и осмотрел респиратор, снова удивляясь тому, что он до сих пор не стал красивым, вернул его на лицо и продолжил:

– Я решил не сидеть без дела и, пока Валентин пытается превратить респиратор в произведение искусства, тщательно обдумал подходящее название для этого странного сочетания… – Дер Даген Тур указал на планеты. – И решил, что мы назовём его Трио Неизвестности. Что скажете?

– Рано или поздно мы его исследуем, мессер, – ответил Дорофеев.

– Согласен. Однако название будет напоминать потомкам о трудностях, с которыми нам довелось столкнуться. В некотором смысле название станет литературным памятником и будет выгодно отличаться от сухих сочетаний, коими переполнены астрологические атласы.

– Мне нравится ваша мысль, мессер.

– Не скрою: название родилось неожиданно. – Помпилио вернулся в кресло, а поскольку разговор продолжался, Дорофееву ничего не оставалось, кроме как последовать за ним и расположиться в своём, стоящем по соседству. – Так всегда бывает с прекрасными идеями.

– Да, мессер.

– Занесите наш разговор в бортовой журнал.

– Разумеется, мессер.

Дер Даген Тур огляделся, не понимая, почему Валентин не спрашивает его о желаниях, вспомнил, что слуга занят, вздохнул, сказав себе, что порой в походе приходится терпеть лишения даже ему, и негромко продолжил:

– Но если быть до конца искренним, Базза, необыкновенный вид Трио Неизвестности завораживает меня меньше, чем мысль, что в шаге от нас находится совершенно неисследованный звёздный сектор.

– Почему неизвестный? – удивился Дорофеев. – Если я правильно понимаю происходящее, Урия обитаема.

– Именно, – согласился Помпилио. – Но какова вероятность, что её заселили выходцы с одной из планет Ожерелья?

– Вы имеете в виду – в Эпоху Белого Мора?

– Да, Базза, именно тогда.

– Вероятность… – Капитан прищурился на Урию, тщательно обдумывая слова Помпилио. – Насколько я понимаю, дальность действия Вечных Дыр позволяла дотянуться до Урии.

– Позволяла.

– Значит, вероятность существует.

– Вы забываете о том, что Урию с Линги не видно, – усмехнулся дер Даген Тур. – Наши предки могли навести Вечную Дыру только на Мартину, а Мартина необитаема.

– Вы хотите сказать…

– Урию заселили с той стороны, Базза. В этом нет сомнений.

– Со Старлипа? – уточнил изумлённый капитан, мгновенно вспомнив название ближайшего из исчезнувших миров.

– Или другой потерянной планеты Ожерелья.

Белый Мор, прокатившийся по Герметикону несколько столетий назад, не только уничтожил почти половину тогдашнего человечества, породил спорки и волну вынужденной колонизации миров, но и разорвал старое Ожерелье, состоявшее из девяти планет. Перепуганные жители Старлипа разрушили Вечную Дыру и отрезали от остальных шести миров не только себя, но ещё Гермину и Бадорию. Связь с ними с тех пор была утрачена, и если теория Помпилио окажется верной, исследователи стояли на пороге грандиозного открытия.

– Это станет сенсацией, – пробормотал Дорофеев.

– Базза, сенсация – это изобретение журналистов, которым нужно продать тираж утренних газет. Если мы доберёмся до потерянных планет Ожерелья, это перевернёт Герметикон. Мы изменим ход истории, Базза, потому что Бадория – ключ к Изначальному миру, понимаете? Мы сможем объединить всё человечество.

– Вопрос заключается в том, что мы найдём на потерянных планетах? Что за общество там появилось за прошедшие века? – рассудительно заметил Дорофеев. – Я уж молчу об Изначальном мире, который превратился в легенду ещё в Эпоху Ожерелья.

– Больше оптимизма, Базза.

– Я постараюсь.

Дер Даген Тур огляделся, вновь не обнаружил Валентина, подумал, не позвать ли его, но решил не отвлекаться и вернулся к разговору:

– Когда я говорил об объединении человечества, то имел в виду не собственно факт появления единого правительства, а процесс. Выражаясь точнее – цель. Если мы отыщем путь к одной из потерянных планет, то сумеем предотвратить войну. Появится грандиозная цель – совместное развитие и дальнейшая экспансия по Герметикону, на фоне которой нынешнее противостояние покажется высосанным из пальца.

– А сейчас война неизбежна?

– Да, Базза, сейчас война неизбежна, – жёстко ответил Помпилио.

– Разве Галана способна противостоять адигенам?

– Галана всегда противостояла нам, Базза, с тех пор как они истребили своих адигенов и на их крови построили империю Инезиров. Мы сумели её разрушить, но идея не умерла – галаниты рвутся к тотальной власти над Герметиконом и ради этого готовы пойти на всё. Компания создала колоссальный экономический задел на будущее, поскольку те ресурсы, которые мы вкладываем в развитие Бисера, они аккумулируют в расчёте на предстоящую войну, но даже это не главное… Главное заключается в том, что галаниты сумели отыскать правильную идеологию и противопоставляют адигенам идею всеобщего равенства.

– У этой идеи много сторонников, – обронил Дорофеев.

– Которые не задумываются над тем, что ни в одном обществе, точнее, ни в одной из существующих моделей общества, равенство невозможно в принципе, – развёл руками дер Даген Тур. – Любое общество структуировано, в нём есть те, кто принимает решения, в том числе стратегические, затрагивающие далёкое будущее; есть исполнители, есть рядовые труженики, и есть те, кто выживает. Вопрос в том, по каким критериям происходит это деление? Галаниты пропагандируют «золотой» ценз, в их обществе власть принадлежит тем, кто сумел создать капитал. На первый взгляд идея кажется справедливой: если ты умён или удачлив, сумел заработать – любым способом заработать, поскольку галаниты не признают моральных преград ради получения прибыли, – ты можешь рассчитывать на определённое положение и привилегии. Но в их же обществе есть люди, кланы, корпорации, чей капитал создавался веками. Они на вершине не потому, что чего-то добились, а по праву рождения, и новичкам их не столкнуть. Чем они отличаются от адигенов?

– Ничем, – улыбнулся Дорофеев. На этот раз морщинки вокруг глаз были видны отчётливо.

– Ничем, – согласился дер Даген Тур. – Однако они молодцы: сформировав сословное, основанное на «золотом» цензе общество, они ухитрились замаскировать его под понятной массам и привлекательной для них идеологией. А по сути – сформировали такое же разделение, как и в старой системе. Только для себя – для галанитов, не признавая адигенов и не считая прочих равными себе. Поэтому мы для них лютые враги. Поэтому они будут нас убивать. – Помпилио помолчал. – Так вот: помимо экономической мощи, галаниты вовсю используют правильную идеологию, которая помогает им находить союзников. Они глупы, не очень сильны, но их достаточно много, и нам придётся сражаться не только с Галаной, но и её сателлитами. Именно этой войны можно избежать, если дать массам новую, ещё более привлекательную цель. Теперь вы понимаете, что на кону, Базза?

– Теперь – да, мессер. – Капитан помолчал. – Но, с вашего позволения, повторю: нам неизвестно, что за общество сформировалось на потерянных планетах за прошедшие века.

– Понимаю и разделяю ваши сомнения, – кивнул дер Даген Тур. – И потому решил предпринять разведку на Урию и не исключаю того, что после разведки рекомендую Линге наглухо запечатать Трио Неизвестности.

Дорофеев кивнул, показывая, что согласен с опасениями Помпилио, и заметил:

– Вы подобрали удивительно точное название, мессер. Оно прекрасно описывает не только аномалию, но и всё, что с ней связано.

– Благодарю вас, Базза. Как я уже говорил, оно явилось неожиданно.

– Галилей!

Все последние часы астролог работал в авральном режиме, деля своё время между наблюдениями за планетами и звёздами при помощи астринга и докладами Помпилио и Дорофееву, – они тщательно выбирали район, в который направится «Пытливый амуш», стараясь учесть все возможные факторы, и требовали от астролога максимально точных описаний. Привычная расхлябанность слетела с Галилея, как старая кожа со старой змеи, однако выглядел Квадрига не собранным, а скорее замороченным, полностью погружённым в себя. Ведьма понимала, что отвлекать его сейчас не совсем правильно, но чувствовала, что должна поговорить, хотя бы коротко, а поскольку не получилось после совещания, Аурелия заняла позицию недалеко от астринга, дождалась, когда астролог появится в коридоре, и окликнула его:

– Галилей!

– А… урелия… – Квадрига рассеянно покачал головой. – Да… я тебя помню… Ты что-то от меня хотела.

Растрёпанный, с красными глазами, осунувшийся, очень бледный, он явно не был расположен к разговору, однако решительно настроенная ведьма не собиралась отступать.

– Я всего на два слова.

– Тогда иди рядом.

– Хорошо.

– Хорошо? – Астролог явно удивился такой покладистости. – Хорошо. – И двинулся по коридору. – У меня доклад. А по трубе неудобно.

Он неожиданно обнаружил в руке гоглы с толстыми синими стёклами и уставился на них так, словно видел впервые в жизни. Но при этом продолжал идти к лестнице. Ещё через два шага уставился на правую руку, а увидев в ней папку с бумагами, заметно успокоился.

– Я хочу извиниться за то, что сделала, – произнесла Аурелия, сожалея о том, что не может заглянуть Квадриге в глаза. – То есть не за то, что сделала, а за то, что влезла в тебя без разрешения. Перед переходом на Близняшку.

– У тебя было разрешение, – отозвался Квадрига, не совсем отчётливо понимая, что нужно надоедливой синеволосой женщине.

– Не в тот раз.

– Да… не в тот… – Он остановился, сунул ведьме гоглы и папку, достал из кармана коробочку, взял щепоть бурой свуи и шумно втянул в ноздри. Сначала в правую, потом – в левую. Чихнул, забрал вещи и продолжил путь на мостик. – Разрешение было.

– И тем не менее я хочу извиниться.

За то, что влезла в его голову не только без разрешения, но в разгар сражения, и не просто влезла, а вырубила Квадригу, оставив «Амуш» без астролога. На эту тему с ведьмой очень плотно и очень жёстко поговорили дер Даген Тур и Дорофеев. Но несмотря на неприятную выволочку, Аурелия считала, что поступила правильно, потому что…

– Если бы ты не сделала то, что сделала, и именно так, как сделала, я бы ничего не вспомнил, – ответил Галилей, начиная спускаться по лестнице. – Мы оба это знаем.

– Да.

– Да. – Он остановился и резко повернулся: – Ты вскрыла мне голову, ведьма, проделала дырочку в плотине, которая сдерживает моё прошлое, и теперь я вспомню всё. Рано или поздно вспомню всё. Но уверена ли ты, что так будет лучше?

«Согласно корабельному расписанию, второй главной обязанностью шифбетрибсмейстера является управление нижними чинами, поэтому Чира Бедокур отличается колоссальным ростом, богатырским сложением и с лёгкостью прячет в кулаке небольшую дыню. Или гирю – смотря что подвернётся. После первой встречи с ним Энди написал, что его следует опасаться, однако действительность оказалась далеко не такой ужасной, как он предположил. Да, Бедокур – громила и обожает играть в «вышибалу» с экипажами других цеппелей, но будь я проклят, если видел когда-либо лучшего механика и электротехника. А его суеверия меня умиляют… ну, когда он меня не раздражает…»

– Что скажешь?

– Скажу, что не спал тридцать пять часов и всё это время не покуривал трубку в кресле, – сварливо отозвался Мерса, который сейчас был Олли, а значит, обходился без привычных «э-эээ» и за словом в карман не лез.

– А ты как кто не спал? – с интересом осведомился Бедокур. – Как Энди или как Олли? Вы вообще как спите? Вместе или по очереди?

Несколько секунд алхимик таращился на улыбающегося во все тридцать два зуба шифбетрибсмейстера, пытаясь определить, издевается тот или действительно заинтересовался деталями знаменитой «аномалии Мерсы», ни к какому выводу не пришёл и хмуро сообщил:

– Мне скоро потребуются стимуляторы Хасины, а ты пристаёшь с глупостями.

– Это понятно, – отмахнулся Бедокур. – Жалуйся сколько угодно, я привык. – И дружелюбно улыбнулся: – Так как вы спите?

– Кто первый успеет, тот и засыпает.

– А второй?

– Книжки читает или работу работает – как когда.

– Удобно.

– Хочешь так же?

– Нет, что ты?! – Здоровенный шифбетрибсмейстер испуганно посмотрел на алхимика, после чего выбрал два из висящих на груди амулетов, сжал их в могучем кулаке и прошептал отгоняющее злые помыслы заклинания, глядя на Мерсу недружелюбно. Заклинанию он обучился на Шпарсе и уверял, что оно ещё ни разу его не подводило.

– У тебя ко мне дело? – устало спросил Олли.

– Разумеется.

– Подождать не может?

– Разумеется.

Алхимик вздохнул. Он знал, что если шифбетрибсмейстеру что-то пришло в голову, то проще сделать то, что он требует, и поскорее вернуться к своим делам – всё равно не отстанет. И именно поэтому он согласился «заглянуть на минуточку» в машинное отделение и покинул алхимическую лабораторию, из которой не вылезал уже больше суток.

– Что скажешь об этом? – Бедокур кивнул на один из доставленных с катамарана приборов. – Он мне сразу показался слишком тяжёлым для своего объёма, поэтому я вскрыл его первым. И увидел всё это.

– Хорошо, когда у тебя есть время на развлечения, да?

– В отличие от вас, бездельников, моё хозяйство работает как часы, – хмыкнул Чира. – В этом мне помогают все духи Герметикона.

И прикоснулся пальцем к одному из бесчисленных браслетов на левой руке.

Шифбетрибсмейстер отвечал за движение цеппеля, и в его прямом ведении находилось все связанные с этим службы: кузельный двигатель, электрическое оборудование, механические части, гидравлика, состояние корпуса… другими словами, проще было сказать, куда Бедокур не совал свой нос: в астринг, алхимическую лабораторию, медицинский отсек и на мостик. Ответственность на нём лежала колоссальная, однако благодаря несомненному таланту и умению грамотно организовать работу Бедокур держал своё хозяйство в полном порядке и, пока остальные офицеры в авральном порядке занимались свалившимися на них делами, неспешно ковырялся в захваченных на катамаране трофеях.

– Ты не отвлекайся, изучай.

– Я изучаю, – проворчал Мерса, разглядывая внутренности прибора. – Это астрелий?

– Ага.

– Если ты это знаешь – зачем позвал меня?

– Нужно твоё экспертное мнение: эта штука может иметь какое-либо алхимическое предназначение?

– То есть к своему барахлу ты эту коробочку не сумел приспособить, Галилей слишком занят, поэтому ты решил дёрнуть меня?

– Не дёрнуть, а начать с тебя, – поправил алхимика Бедокур. – Ни к электрическим, ни к другим делам я этот прибор приспособить не смог, тут ты прав, а Галилей заперся в астринге. А когда не заперся – говорит с мессером и капитаном.

А ссориться с командованием Чира не рисковал – духи не советовали.

– Я прикинул, какое напряжение ему нужно, хотел подать, но пока не рискую – мало ли что?

– И правильно осторожничаешь, – одобрил Мерса. – Такие эксперименты лучше проводить подальше от цеппеля. Чтобы взорвался только экспериментатор.

– Следи за языком, – попросил Бедокур. – Ты и так наговорил столько лишнего, что мне три дня карму чистить придётся.

– Используй какой-нибудь защитный амулет.

– Уже.

– Что же касается прибора, я не вижу в нём никакого алхимического предназначения. – Олли, который до сих пор сидел на корточках, внимательно изучая внутренности добычи, поднялся и принялся вытирать руки платком. – Либо твоя штуковина не имеет отношения к алхимии, либо технологии урийцев убежали настолько далеко вперёд, что я просто-напросто не понимаю того, что вижу. Однако в это я не верю.

– Как ты можешь не верить? Эта штука набита астрелием.

– Алхимики Герметикона тоже умеют обрабатывать астрелий, – пожал плечами Мерса. – Возможно, они не додумались до подобных устройств, но обрабатывать астрелий умеют, так что этим урийцы меня не удивили. Но к алхимии прибор отношения не имеет. Скорее, к астрологии.

– Галилей занят, – вздохнул шиф.

– Да, ты говорил. Я могу идти?

– Проваливай. Не хочу, чтобы ты болтался здесь во время перехода через Пустоту.

– Урия достаточно развита и неплохо заселена, однако Галилею удалось найти безлюдный район, в котором наше появление останется незамеченным.

– Хотелось бы верить, – протянул Помпилио, разглядывая карту со сделанными на последнем совещании пометками – дер Даген Тур на нём не присутствовал, полностью положившись на Дорофеева, и теперь убедился, что капитан и Квадрига отыскали отличное место для прыжка. – Выглядит интересно.

– Совершенно с вами согласен, мессер.

– Вы молодец, Базза.

– Благодарю.

Выход из межзвёздного перехода осуществлялся через такое же «окно», как и на старте: примерно за тридцать секунд до появления цеппеля небо разрывала ведущая в Пустоту прореха, из которой и выходил, а правильнее сказать выпадал, корабль. Раскрытие «окна» сопровождалось мощными электрическими разрядами, которые особенно красиво выглядели ночью, и отчётливо наблюдалось за много лиг от точки перехода, чему дер Даген Тур и Дорофеев, разумеется, не были рады. Они понимали, что урийцы знают о межзвёздных переходах, поэтому раскрытие «окна» не вызовет у них изумления. А вот интерес – что за цеппель явился на планету? – вполне возможно: если Урию действительно готовят к большой войне, то служба безопасности на ней должна быть поставлена хорошо. Вот и получалось, что нужно, с одной стороны, не попасться ей на глаза, а с другой – оказаться не слишком далеко от какого-нибудь средних размеров города, которому предстояло стать источником разведывательной информации.

– Галилей планирует выйти из Пустоты в горном районе и даже подобрал место, в котором укроем «Амуш».

– Каньон? – уточнил дер Даген Тур.

– Каньон, – подтвердил Дорофеев.

– Как далеко до города?

– Около двадцати лиг.

– Ближайшая дорога?

– Приблизительно в трёх километрах.

Квадрига изучал Урию через «дальний глаз», точных расчётов провести не мог, поэтому дер Даген Тур с пониманием относился к непривычно расплывчатым ответам капитана.

– Базза, цеппель готов к переходу?

– Да, мессер.

– Командуйте. – Помпилио услышал шаги, повернулся, увидел поднявшуюся на мостик жену, подошёл и взял её за руку: – Мы идём на Урию, дорогая.

– В неизвестный сектор Герметикона, дорогой.

– Я рад, что ты со мной.

Кира улыбнулась и крепко сжала руку мужа. Целовать его – как очень хотелось – рыжая не стала.

– Галилей, время, – громко произнёс Дорофеев.

И отсеки «Пытливого амуша» наполнил звук сирены.