Вадим Юрьевич Панов Прошлое должно умереть

Бахорские друзья Горизонта были уверены, что Эхо не откажется насолить адигенам, но Кома все равно испытывал сомнения, поскольку не ожидал, что их патлатый приятель отправится на дело в одиночку. Для похищения нужны исполнители, которые, в свою очередь, могут побояться ссориться с Помпилио, а чтобы страх не пропал втуне, а принес выгоду – могли и донести о готовящемся преступлении в местную полицию. Горизонт сомневался, но сомнения без доказательств – пустой звук, предъявлять ему было нечего, и Кома положился на слово Эха, заплатил пятьдесят цехинов и стал ждать развития событий. Нервничал, конечно, и, наверное, переживал бы намного меньше, зная, что небольшая, но сплоченная банда Эхо состояла из галанитов-полукровок, доверяющих только друг другу и традиционно ненавидящих адигенов. Особенно – лингийцев.

Было их четверо: сам Эхо, крепкий, словно дуб, Угрюмый, любящий ножи и машины Драйв, и красивый, как девушка, Шалик – сердцеед и бабник. На дело они отправились в объемном автомобиле, слегка походящем на катафалк, и были уверены, что справятся с одной-единственной девчонкой без особого труда.

– Она опоздала? – негромко спросил Шалик.

– Явилась вовремя, – качнул головой Драйв. – И Любчик дал знак, что она явилась одна.

– Тогда почему их до сих пор нет?

Чистивший ногти Эхо оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на красавчика:

– Торопишься?

Тощий, похожий на мышь Эхо выглядел самым безобидным членом банды, но при этом пользовался непререкаемым авторитетом, основанным в том числе на страхе. Связываться с ним – подлым и злопамятным – никто не рисковал.

– У меня свидание, – стушевался Шалик. – Тороплюсь.

Сидящий за рулем Драйв хмыкнул, но промолчал, а вот Угрюмый не сдержался:

– С кем?

– С твоей сестрой.

– Ноги отрежу, – тут же возмутился здоровяк.

– Она взрослая девушка.

– Вот выйдет замуж – пусть к тебе от мужа бегает, а пока она под моим надзором – будешь иметь дело со мной.

Страшненькая на лицо и жирная сестра, которую он никак не мог выдать замуж, была слабым местом Угрюмого, и здоровяк легко велся на любую шутку.

– Не волнуйся, не трогал я твою сестру и трогать не собираюсь.

– Вот и правильно.

Шалик помолчал, недовольный тем, что никто не заговорил о его любовных подвигах и не полез с расспросами, после чего поинтересовался:

– Эхо, мы девку сразу отдаем?

– Почти, – кивнул в ответ главарь. – Отвезем на склад рядом с Выход-Выходом, там и отдадим.

– Они нас там ждут? – уточнил красавчик.

– Нет, им я еще не сказал, где пройдет встреча. – Эхо вновь вернулся к чистке ногтей. – На всякий случай… А почему спрашиваешь?

И не удивился ответу:

– Может, того… уестествим бабенку? – Шалик облизнулся. – С нее не убудет, а нам – развлечение.

– Адигенского тела захотелось?

– С адигенами я не раз кувыркался, эту хочу.

– Почему?

– Красивая.

Несколько секунд бандиты молчали, припоминая фотографии Киры и представляя, что с ней можно сделать, а затем Эхо твердо произнес:

– Мы должны доставить ее в целости и сохранности.

– Никто не узнает.

– Она расскажет.

– Вряд ли похищение заказал влюбленный аристократ, который собирается на ней жениться, – продолжил упорствовать Шалик. – За нее или выкуп хотят получить, или убить планируют, так что состояние девки заказчику безразлично. Получит ее живую, но изрядно удовлетворенную, и все будет хорошо. Что скажете?

Возникла еще одна пауза, а затем Угрюмый хрипло заметил:

– Я бы попробовал.

Более осторожный Драйв промолчал, но по его глазам стало понятно, что и он бы не отказался от «развлечения». Ссориться с друзьями из-за такой мелочи Эхо не собирался, поэтому проворчал:

– Видно будет, – и ткнул пальцем в окно, показывая на вышедшего из кафе мальчишку. – Любчик! Скоро появится девка.

Шалик плотоядно улыбнулся.

Когда Кира вышла на улицу, мальчишка уже отошел шагов на двадцать, направляясь к маячившему впереди скверу, а возможно, если судить по количеству и высоте деревьев – парку, отделяющему Новый город от трущоб.

«Наверное, полицейские заходят в парк не часто, поэтому бандиты постараются заманить меня на одну из дальних аллей и там схватить…»

Замысел неприятелей Кира просчитала без труда, но с ответом на вопрос: «Что делать?» пока не разобралась. Идти? Это чревато похищением. Попытаться остановить мальчишку? Он слишком далеко и бросится наутек, едва услышит за спиной шаги. Развернуться и уйти? Но зачем, в таком случае, она летела на Тинигерию?

И девушка поймала себя на мысли, что ей не хватает Помпилио – спокойного, всегда уверенного в себе и всегда знающего, что нужно делать, Помпилио. Он бы наверняка отыскал выход из этой дурацкой ситуации, или не попал бы в нее.

«Что же делать? – Кира ускорила шаг. – Догнать и схватить его за ухо? Предложить денег за правду? Сколько у меня с собой? Кажется, пара цехинов…»

– Ой!

Увлеченная своими мыслями девушка напрочь позабыла об осторожности, не обращала внимание на происходящее вокруг и вскрикнула, когда Угрюмый грубо схватил ее за плечи.

– Ой!!

Рыжая как раз проходила мимо припаркованного у тротуара автомобиля и оказалась в ловушке.

– Ой!!!

Бандиты действовали слаженно: услышав короткий крик, Драйв завел мотор, сидящий на заднем диванчике Эхо распахнул дверцу и протянул руки, готовясь втащить добычу внутрь. Угрюмый, по плану, должен был втолкнуть девушку в салон, а за мгновение до этого Шалику полагалось нанести жертве оглушающий удар в голову. И Шалик ошибся. Промахнулся: в последний момент Кира ухитрилась уклониться, и дубинка скользнула по голове Угрюмого.

– Сука!

Свалить громилу Шалик не сумел, но от неожиданности здоровяк ослабил захват, Кира вырвалась, шагом разорвала расстояние, но тут же развернулась, чего от нее никто не ожидал, и ловким пинком втолкнула Угрюмого в объятия Эхо.

– Дерьмо!

Если бы громила твердо стоял на ногах, авантюра девушки не удалась бы, но удар Шалика смутил Угрюмого, толчок окончательно лишил равновесия, и он рухнул на не ожидавшего такого поворота событий Эхо.

– Идиот!

Шалик понял, что виноват в неразберихе, разозлился, попробовал повторить удар, но Кира с легкостью уклонилась, отступив еще на шаг, и Шалик совершил ошибку. Последнюю в жизни. Красавчик выхватил нож и нанес быстрый подлый выпад, надеясь резануть девушку по руке и заставить запаниковать. Но в ответ получил выстрел: увидев оружие, Кира выхватила спрятанный под жакетом пистолет и без колебаний пустила его в ход.

Промахнуться с такого расстояния рыжая не могла при всем желании, и пуля вонзилась Шалику в горло.

– Она стреляет! – взвыл Угрюмый, который как раз собирался выбраться из машины. Теперь это желание пропало. – Стреляет!!

Шалик поднес к ране руку, изумленно посмотрел на кровь, широко раскрыл глаза и начал медленно опускаться на колени. Когда они коснулись тротуара, взгляд бандита уже остановился.

– Проклятие!

Драйв надавил на акселератор, и машина рванула с места.

«Уходят!»

Кира видела одно: надежда узнать правду о смерти отца исчезает на глазах, и сделала то, чего от нее не ожидали: подскочила к стоящему впереди автомобилю, направила на водителя пистолет, рявкнула: «Вон!» и заняла его место.

Мальчик Любчик разглядывал происходящее с плохо скрываемым страхом.

– Что она делает? – изумился Угрюмый.

– Гонится за нами! – пробурчал Драйв, нервно поглядывая в зеркало заднего вида.

– Зачем?

– Откуда я знаю?!

– Что будем делать? – Теперь здоровяк смотрел на главаря.

– Ничего не будем, девка сама приедет туда, куда нам нужно, – с уверенностью, которой у него в действительности не было, произнес Эхо.

– Думаешь, приедет? – промямлил Угрюмый.

– Да.

– Приедет и убьет нас! – рявкнул Драйв, продолжая давить на акселератор. – Видели, что она с Шаликом сделала?

– Шалик сам дурак – подставился.

– А мы не подставимся? Что будет, когда она нас догонит?

Угрюмый коротко выругался.

– Что ты предлагаешь? – хмуро спросил Эхо.

– Нужно оторваться от нее и спрятаться, – ответил Драйв. – Плевать на деньги, ныряем в Выход-Выход и ложимся на дно.

– Так отрывайся, – пробормотал главарь.

– Я стараюсь…

И в этот момент Кира ударила их в первый раз – в задний бампер. Автомобиль тряхнуло. Угрюмый вновь выругался.

Девушка прекрасно понимала, что бандиты торопятся в Выход-Выход, и решила не позволить им скрыться. С уголовниками нужно было разобраться здесь и сейчас, и рыжая разобралась.

Еще один удар, куда более сильный, заставил бандитов заорать, а затем девушке удалась ловкая и сложная атака, необычное столкновение, заставившее машину Эхо развернуться посреди дороги. Завизжали тормоза, послышались крики – и бандитов, и прохожих, Драйв не удержал управление, и черный автомобиль на полном ходу врезался в фонарный столб.

Напротив главного входа в парк.

Прохожие сначала бросились на помощь, но через мгновение – после того, как из салона выбрался окровавленный, сжимающий пистолет Эхо, – с такой же скоростью метнулись наутек.

– Брось оружие! – крикнула Кира. Свой автомобиль она остановила примерно в тридцати шагах от уголовников, выскочила и укрылась за капотом. – Сдавайся!

В ответ Эхо выстрелил. Не очень уверенно – пуля попала в стекло задней дверцы, то есть очень далеко от девушки, и Эхо, наверное, мог остаться в живых, но все испортил Угрюмый. Громила покинул разбитый салон на пару секунд позже главаря, через другую дверь и не нашел ничего лучшего, как тоже выстрелить в Киру. Получилось намного прицельнее, чем у Эхо – пуля чиркнула по капоту, – но получилось зря, поскольку, оказавшись под перекрестным огнем, девушка повела себя так, как ее учили в армии. А учили ее на совесть.

Услышав второй выстрел и звук удара пули в капот, Кира немедленно сменила позицию, обежала свою машину, резко уменьшив расстояние до Угрюмого – маневр стал для здоровяка полной неожиданностью, и, оказавшись на убойной позиции, без колебаний выстрелила бандиту в голову. Тут же развернулась к пришедшему в себя Эху и всадила пулю ему в грудь. Две пули.

Постояла немного, держа бандитов на прицеле и убеждаясь, что больше не поднимутся, затем мысленно обругала себя за несдержанность, спрятала оружие и направилась к угнанной машине.

– Что она сделала потом? – с неподдельным любопытством осведомился Туша.

– Села в машину и уехала, – доложил мальчик Любчик. – А перед этим застрелила Эхо и Угрюмого, а еще раньше – Шалика.

– Кто был четвертым?

– Драйв, он за рулем сидел.

Погоня продолжалась недолго, и побежавший следом Любчик успел увидеть случившееся, можно сказать, из первого ряда. После чего отправился в условленное место и поведал ожидавшим посланца приятелям безрадостные новости.

– Драйв жив?

– Не думаю.

– Почему?

– Когда полицейские его вытаскивали, у него голова вот так болталась. – Любчик продемонстрировал, как именно «вот так» болталась голова у четвертого члена банды, и Туша с Горизонтом мысленно согласились с его выводом: «вот так» голова могла болтаться только у покойника.

И еще оба подумали, что провал не стал катастрофой: никто из бандитов не выжил, а значит, не расскажет о них полицейским. Хвост обрублен.

– Это будет труднее, чем я рассчитывал, – признался Иона, бросив взгляд на приятеля. – Она действительно хороша.

– Сегодня к ней придет полиция, – мрачно поведал Горизонт.

– Она ничего не скажет.

– Почему ты так думаешь?

– Ей нужны ответы, – объяснил Туша. – Она скажет, что на нее просто напали, и будет ждать следующего послания от нас.

– Пожалуй, – подумав, согласился Кома. – Продолжаем?

– Обязательно.

– Привлечем других парней?

Помолчали, раздумывая над тем, что тинигерийские уголовники не оправдали ожиданий и следующие вряд ли окажутся лучше, после чего Иона подвел итог беззвучному совещанию:

– Хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам, – намекнув, что придется поработать.

– Мараться не хотелось, – поморщился Горизонт.

– Но придется.

– Согласен, придется.

– О чем вы говорите? – поинтересовался Любчик. – Хотите, я подгоню других ребят?

И тем напомнил о себе.

Похитители одновременно повернулись к мальчишке, некоторое время молчали, после чего Туша спросил:

– Готов работать на нас?

– Что делать? – отозвался повеселевший Любчик.

– То же, что и для Эхо: нам нужен толковый помощник из местных.

– Сколько заплатите?

– А сколько тебе обещал Эхо?

– Равную долю.

Иона и Кома вежливо заулыбались, показывая мальчишке, что шутка удалась, после чего Горизонт предложил:

– Пять цехинов.

– Десять, – попросил Любчик.

И был удовлетворен: и полученным согласием, и тем, что Туша выдал ему золотую монету в качестве аванса. Убедившись, что мальчишка рад сотрудничеству, Иона свел перед собой пальцы и очень серьезно произнес:

– Слушай внимательно, Любчик: тебе нужно съездить в отель и передать письмо, которое мы сейчас напишем. Но передать так, чтобы не попасться…

Смерть страшна.

Смерть – это беда.

Смерть – жуткий, накрывающий с головой кошмар, ужасно жестокий в своей бессмысленности.

Смерть отнимает, всегда отнимает… не создает – уничтожает, а смысл есть только у жизни, у того, что идет вперед. А смерть… она хоть и страшна, но отвратительно глупа в своем дремучем проявлении, и ее можно обмануть.

– Лилиан… – шепчет Помпилио.

Она улыбнулась, но промолчала. Наклонилась, наградив страстным, но быстрым поцелуем, и вновь выпрямилась, продолжая мягко, неспешно двигаться на нем… Белокурая чаровница. Красивая настолько, что мир, со всеми его красками, тускнеет рядом с ней и делается скучным. Красивая и манящая, как чудесная мечта… Сбывшаяся мечта.

– Лилиан… – Помпилио улыбается, поднимает руку и прикасается к щеке любимой.

И замирает от восторга при виде ответной улыбки, в которой столько любви, что хватило бы на всю Вселенную. И чувствует себя счастливым, увидев огонь, пылающий в ее прекрасных глазах.

– Лилиан…

Говорили, что девушка чудовищно горда и ничто не способно растопить ее ледяной взгляд. И уж тем более – ее ледяное сердце. Но это ложь и глупость, потому что лед Лилиан предназначался для кого угодно, но только не для Помпилио – с их самой первой встречи и до самого последнего разговора в кардонийской тюрьме: она вошла в камеру женой дер Саандера, а вышла невестой дер Даген Тура. Никогда между ними не было льда, только нежность, и Помпилио счастливо смеется, наслаждаясь жаркой любовью.

– Лилиан…

– Мне нравится, когда ты повторяешь мое имя, – отвечает девушка, вновь наклоняясь к мужчине. И светлые локоны щекочут его грудь.

– Лилиан…

– Я люблю тебя… я безумно тебя люблю…

И Помпилио понимает, что наконец-то вырвался из страшного, чудовищного сна, в котором его любовь сгорела на ступенях кардонийского дворца. И повторяет, бессчетное число раз повторяет имя прекрасной девушки, навсегда завладевшей его сердцем. Кричит ее имя, рывком поднимается и прижимает любимую к себе: горячую, неистовую, страстную…

Помпилио счастлив.

– Лилиан…

И больше ничего не нужно.

Бесконечная Вселенная сжимается в точку, имя которой – Лилиан. Становится центром и смыслом – Лилиан. Это начало и конец, путь и цель, сосредоточие любви и самого замысла.

– Лилиан…

Смерти нет, рассеялся кошмар, он очнулся от чудовищного забытья, в котором пребывал…

Помпилио открыл глаза.

– Лилиан?

Но женщина, которую он прижимал к себе, не ответила. Возможно, не захотела. А скорее всего – не смогла. Потому что женщина продолжала дрожать и вздрагивать всем телом, царапая ему спину острыми ногтями. Черноволосая, мокрая от пота женщина. Через несколько секунд она затихла, но не отстранилась, наоборот, крепко прижалась к Помпилио, не желая размыкать объятия.

«Тайра…»

Они в спальне, на очень широкой кровати, белье пребывает в беспорядке: простыни скомканы, подушки валяются на полу, шторы не задернуты, и в комнату уже ворвался первый утренний луч. Солнце поднялось над горами, а последнее, что осталось в памяти Помпилио – вечер у камина, неспешный разговор под тихий треск поленьев.

Бокал вина…

Тайра отстраняется и устало опускается на кровать. Она не смотрит ему в глаза, отворачивается, но Помпилио успевает заметить скользнувшую по ее губам улыбку. Очень довольную улыбку. Тайра потягивается, не оборачиваясь, отыскивает одеяло, укрывается с головой и просит:

– Подай, пожалуйста, подушку.

Ему ничего не остается, как подчиниться.

При этом Помпилио увидел бутылку белого вина, печально плавающую в серебряном ведерке, в котором прежде был лед, наполнил бокал – один бокал, – сделал глоток, а вернувшись на кровать, предложил Тайре.

И только тогда ведьма повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Спасибо.

И сделала маленький глоток.

– Зачем? – тихо спросил он. Сначала хотел разораться, как следует выругаться, но потом понял, что ни один крик не способен повернуть время вспять и помочь прожить ночь заново. – Зачем?

– Ты больше не будешь помнить ее смерть, – спокойно ответила Тайра, глядя на Помпилио поверх бокала. – Никогда.

– Буду.

– Нет. Ты будешь знать, что Лилиан умерла, но не будешь возвращаться к ее смерти. Ты будешь помнить только хорошее.

– Я буду помнить, что спал с тобой, думая о Лилиан?

– Мы не просто спали, Помпилио, это было бы слишком пошло, – улыбнулась Тайра. – Нравится тебе или нет, но я – ведьма. Ты пустил меня в свою голову, и я справилась с той тьмой, которую в ней нашла. Ты никогда не забудешь, что Лилиан умерла, но ее смерть больше не будет рвать тебе душу. Ты будешь помнить, как Лилиан погибла, но не станешь вспоминать об этом каждый день. Я стала временем, которое тебя излечило.

Несколько долгих секунд Помпилио смотрел на ведьму, затем взял из ее руки бокал и сделал большой глоток.

– Ты могла просто побывать в моей голове и сделать все, что ты перечислила… – Он не спрашивал, он догадался. – Нам не требовалось заниматься любовью.

– Да, – подтвердила Тайра.

– Что возвращает нас к вопросу: зачем? – спросил адиген.

Он больше не хотел орать. И шею наглой ведьме тоже не хотел сворачивать… наверное… Он хотел получить ответ на свой вопрос.

– Затем, что все имеет цену. – Женщина вернула себе бокал и сделала следующий глоток. – Ты знаешь об Ахадире.

– Я не знаю главного – как до него добраться.

– И тем не менее ты знаешь об Ахадире, ты знаешь, что наша священная планета не легенда, что она действительно существует. Ты знаешь о Красных Камнях Белого, ты знаешь о Трех Сестрах Тау, ты, дерзкий лингиец, стал причиной смерти Старшей Сестры, и за одно это я должна была тебя убить.

– Если ты должна меня убить, то ты слишком много болтаешь. – Помпилио отобрал у Тайры бокал и добавил в него вина.

– Возможно, еще убью, – хрипло пообещала ведьма.

– Когда ты это узнаешь?

– Должно пройти время.

– Может получиться так, что я успею первым. – Он сделал глоток, после чего вновь отдал бокал женщине.

– Ты меня и пальцем не тронешь.

Помпилио прищурился, обдумывая слова Тайры и тон, которым она их произнесла, после чего негромко спросил:

– Ты хочешь от меня ребенка?

– Надеюсь на это, – не стала скрывать спорки. И с вызовом посмотрела адигену в глаза.

– Зачем?

– Он скрепит нас самыми прочными узами.

– С чего ты взяла, что я заинтересуюсь судьбой нечистого ребенка?

– С того, что ты – адиген, а в жилах ребенка будет течь твоя кровь.

Несколько секунд Помпилио пристально смотрел Тайре в глаза, затем вновь завладел бокалом, вновь его наполнил, сделал большой глоток и лишь после этого спросил:

– Не слишком ли хорошо ты обо мне думаешь?

– Ровно так, как ты заслуживаешь.

– Ты пытаешься сыграть на том, что это будет мой первый ребенок, но я всегда буду помнить, что за сотни лет жизни…

– Я ни разу не забеременела, – перебила его ведьма.

И Помпилио вздрогнул. Вновь глотнул вина и спросил:

– До сих пор ты не хотела детей?

– До сих пор у меня не получалось, – честно ответила женщина, натягивая простыню до подбородка и отказываясь от бокала.

– Почему ты думаешь, что получится на этот раз?

– Потому что я – ведьма, Помпилио, я умею смотреть в будущее.

– И никогда не ошибаешься?

– Бывает, ошибаюсь, – кивнула Тайра. – Но я не хочу ошибиться в этот раз. – Помолчала и добавила: – Я рада, что не убила тебя, зверь.

– Ты не рада, ведьма, ты счастлива.

Помпилио поднялся и вышел из спальни.

Тайра заложила руки за голову и улыбнулась.

Над приобретением мотоциклета Помпилио думал неделю, и дело, конечно же, было не в деньгах. Как любой адиген, Помпилио испытывал вполне объяснимое отвращение к изобретениям галанитов, а как любой сторонник паровой тяги – к воняющим нефой двигателям внутреннего сгорания. Он внимательно изучил предложенные Акселем образцы, опробовал их, научившись сносно управлять мотоциклетом, но к окончательному мнению не пришел и обратился за помощью к Бедокуру. Тем более что именно шифбетрибсмейстеру предстояло при необходимости чинить новомодное устройство. Сначала Чира сказал, что переусложненным велосипедам не доверяет, а через два дня испытаний попросил себе такой же, «ездить по родной долине…» В результате решение было принято, и мотоциклет занял свое место на «Амуше».

– Поднимай! – крикнул Крачин, отцепив лебедку. И махнул рукой, поскольку услышать его цепари никак не могли. Трос, извиваясь, потянулся вверх, к зависшему над мегатагенами кораблю, а Крачин провел рукой по рулю мотоциклета и негромко позвал: – ИХ!

Тишина.

– ИХ!

Нет ответа.

Аксель повернулся и увидел, что маленький Бабарский стоит всего в трех шагах позади и, задрав голову, невозмутимо разглядывает сросшиеся кроны гигантских деревьев.

– Ты меня слышал?

– Меня всегда мутит после «корзины грешника», – сообщил суперкарго, не сочтя нужным перевести взгляд на старшего помощника. – Слабый вестибулярный аппарат.

– Поэтому ты не услышал мой вопрос?

– Поэтому не ответил.

Крачин понимал, что на новом месте ему придется непросто, что в сложившейся команде его примут настороженно и еще не скоро оценят и поймут. Но Крачин даже не догадывался, насколько трудным будет этот путь. Каждый подчиненный Помпилио обладал уникальным набором странностей, а вместе они походили на сбежавшую из психиатрической лечебницы сборную по бадминтону. При этом, как смог убедиться Аксель, каждый из офицеров «Пытливого амуша» был профессионалом высочайшего класса.

Отношения с ними у Крачина складывались по-разному. На дальнем полюсе находился Галилей Квадрига, который, кажется, до сих пор не знал, что на «Амуше» появился старший помощник. На противоположном – капитан Дорофеев, предложивший Акселю дружбу. Отношения с ИХ были скорее теплыми, и они даже начали говорить друг другу «ты». Но иногда суперкарго нереально бесил.

– Когда я смотрю на кроны мегатагенов, у меня начинает кружиться голова, – продолжил Бабарский.

– Отвернись, – предложил Крачин.

– Не могу – шею свело.

– Проклятие!

– Не ругайся, – попросил суперкарго. – Грубые выражения делают меня нервным, и могут начаться судороги.

И как с ним говорить?

Аксель тяжело вздохнул, а ИХ двумя руками взялся за шею, сделал вид, что размял ее, вернув голову в нормальное положение, после чего подошел и внимательно, словно видел впервые в жизни, оглядел мотоциклет.

Обсудив с Помпилио и Бедокуром все возможные варианты, Крачин выбрал самую лучшую внедорожную машину Герметикона – «Инди», галанитского производства. В меру большую, удобную и мощную. В свое время Аксель испытал ее в лингийских горах, остался доволен и не сомневался, что в мегатагеновых лесах Фархи мотоциклет проявит себя еще лучше.

Но у Бабарского на этот счет были сомнения.

– Мы поедем на этом? – спросил он, продолжая разглядывать «Инди».

– Что тебя смущает?

– Я простужусь.

– Надень шарф.

– Я потеряю равновесие и упаду.

– Закрой глаза.

– И упаду, – с нажимом повторил ИХ.

– Держись за меня.

– Обниматься?

– Можешь остаться здесь, – прорычал Крачин, усаживаясь в седло. – У меня, знаешь ли, дела в Фоксвилле.

Бабарский пробубнил себе под нос несколько слов, кажется, оскорбительных, но послушно уселся позади Акселя и ухватился за него руками.

– Если хочешь, могу привязать тебя к седлу, – хмыкнул Крачин.

– Когда меня начнет тошнить, я не стану отворачиваться, – пообещал Бабарский. – Поехали.

И вскрикнул, когда «Инди» рванул с места.

Увы, законы мироздания не подлежат пересмотру, и главный из них гласит, что все проходит.