Вадим Юрьевич Панов Прошлое должно умереть

– Нет, – перебил ее Помпилио. – Я не могу умереть, не отомстив.

– Ты напрасно думаешь, что оживешь, убив Огнедела, – прошелестела Тайра, прикасаясь кончиками пальцев ко лбу адигена. – Ты будешь мертв до тех пор, пока внутрь тебя не вернется страх. Пока не появится то, за что ты станешь бояться. Или тот, за кого ты станешь бояться. Страх – презираемое чувство, Помпилио, но если его нет – ты сумасшедший.

Несколько секунд адиген обдумывал слова Тайры, а затем усмехнулся:

– Не следовало пускать тебя в голову, ведьма.

Но фразу произнес без зла. Показал, что доволен разговором: трудным, но очень нужным.

Они находились в тайной резиденции Младшей Сестры на Фархе: на том же континенте, что и колония, но в двухстах лигах южнее, там, где не росли мегатагеновые леса, а значит, в ближайшее время не появятся люди. Резиденция расположилась в небольшой горной долине и состояла из поселка для обслуги и большого дома – на другом берегу озера. Тайра, как заметил Помпилио, ценила одиночество, и, кроме них, в большом доме никого не было, даже слуги уплыли в поселок.

– Боишься стать нормальным?

– Я хочу стать нормальным и все для этого делаю, – тихо продолжил адиген. – И, кажется, у меня получается, потому что иногда… иногда я испытываю страх, о котором ты говорила, ведьма… Тот самый страх… Ты правильно сказала, ведьма, ты действительно хороша, наверное, лучше всех ведьм спорки. Ты один раз заглянула в мою голову и во всем разобралась. Но ты понятия не имеешь, как сильно я устал…

– Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь, – мягко ответила Тайра, продолжая гладить мужчину по голове. А он не сбрасывал ее руку.

– Правда?

– Мне много лет, Помпилио. Я пережила родителей, пережила первого мужа, человека, которому поклялась быть верной всегда и которого любила больше жизни, а потом пережила множество любовников, – грустно поведала ведьма. – Страх, которого нет в тебе, сотни лет был моим спутником, а потом исчез, и, знаешь, когда он ушел, я перестала быть настоящей. Отсутствие страха помогало творить вещи, за которые мне стыдно.

– Вечность заставила тебя ненавидеть людей?

– Я родилась в Эпоху Белого Мора, и родилась на Линге…

Помпилио вздрогнул.

– Да, мессер, я помню твоего прапрапрапра- и еще невесть сколько «пра-» дедушку дара Горацио Кахлеса, мой отец служил ему… а потом заразился. Все мы заразились, но нам повезло: нам разрешили уйти в Вечную Дыру, прыгнуть на неизвестную планету с билетом в один конец и так спастись, но прежде чем мы ушли, нас хотели убить… Я помню, Помпилио, я все помню… – Тайра помолчала. – Долгое время память питала мою ненависть. А потом ее забрала Вечность. Не память – ненависть. Или не так пафосно: не Вечность, а я сама, потому что устала. Я тоже устала, Помпилио, ты не можешь представить себе, как сильно я устала. На фоне моих столетий твоя депрессия – всего лишь глупый каприз.

Некоторое время адиген молчал, впитывая исповедь Младшей Сестры, а затем сказал:

– Но мы не остановимся: ни ты, ни я.

– Поэтому я тебе помогу, – пообещала Тайра.

– Заставишь позабыть о Лилиан?

– Нет, ни в коем случае, – серьезно ответила женщина. – Я экспериментировала и точно знаю, что нельзя лишать человека части жизни. Тем более такой счастливой части.

– Лилиан умерла страшной смертью, взрослые мужчины, видевшие войну и грязь, тряслись от ужаса, рассказывая мне о гибели Лилиан. Что здесь счастливого, ведьма?

– Ты вспоминаешь только смерть?

– Да.

– Вот в этом я тебе помогу, Помпилио: помнить свет, а не тьму. – Тайра чуть сильнее надавила на его лоб и приказала: – Закрой глаза…

Обитаемые планеты Герметикона сильно отличались одна от другой: уровнем развития, системой власти, природой, архитектурой, климатом, верованиями… Встретить два одинаковых мира не представлялось возможным. Где-то правили адигены, где-то – короли, где-то – диктаторы, президенты, настоящие или подставные, присланные губернаторы или «народные собрания». Одни планеты развивали искусства и науку, другие поднимали промышленность или торговлю, используя свое благоприятное расположение, третьи превратились в сырьевые придатки, жители четвертых сознательно отказывались от благ цивилизации, предпочитая тихую жизнь на окраине Вселенной.

Не было в Герметиконе одинаковых миров, но существовало нечто, крепко объединяющее все островки человечества. И это нечто называлось Омутом – межпланетной преступной организацией, раздвигающей свои границы вместе с первооткрывателями и не оставляющей без внимания даже самые отдаленные миры.

Там, где появлялась возможность заработать незаконным способом, сразу же возникал Омут – кривое отражение Герметикона.

А зарабатывали бандиты разными способами: грабежами и насилием, мошенничеством, проституцией, азартными играми, торговлей краденым, контрабандой и многим другим – в центральных, цивилизованных мирах; пиратством, работорговлей и прочими столь же грязными делишками – на окраинах, где понятие «Закон» или отсутствовало, или не имело должной крепости.

Омут раскинулся по всему Герметикону, а центрами его являлись сферопорты, точнее – примыкающие к ним криминальные районы, кварталы уголовников, с которыми мирились даже лингийские власти: ведь темная сторона неистребима, и лучше держать ее под контролем, чем наблюдать, как расползается она по здоровому организму.

В Каледо – сферопорту Тинигерии, район Омута назывался «Выход-Выход» и располагался к северу от посадочного поля, примыкая к гигантским складским полям и плавно перетекая в кварталы бедноты. Так же, как в любом другом сферопорту, районом Выход-Выход заправляли очень серьезные люди, обращаться к которым Коме и Туше было не по чину. Они договорились о встрече с уголовником рангом ниже, но «надежным» – так его рекомендовали знакомые контрабандисты с Бахора, готовым пойти на любое преступление, платили бы деньги. Звали бандита Эхом, и, увидев его, Туша сразу понял, что человек он трусоватый, подлый и продажный.

Однако больше им идти было не к кому.

– Привет, – произнес Кома, усаживаясь напротив бандита.

Встречу назначили на территории тинигерийца, в темном кабаке на краю Выход-Выхода, и потому Эхо не побоялся оказаться за столиком в одиночестве. Он был щуплым очкариком с неприятным мышиным лицом, одетым в грязную, дурно пахнущую рубашку и с торчащими во все стороны волосами. Волосы у Эха были то ли грязными, то ли седоватыми, и щеголь Горизонт с отвращением подумал, что из них в любой момент могут вылететь целые сонмы насекомых.

– Привет, – повторил Туша, располагаясь рядом с напарником.

Однако ответа они не получили.

Эхо шумно хлебнул какого-то пойла из глиняной кружки, оглядел гостей неприязненным взглядом поверх очков и ощерился:

– Вы должны сразу заплатить за услуги.

Зубы у него оказались редкими и желтыми, а голос – тонким. В общем, карикатурная мышь, какой ее изображали на иллюстрациях к сказкам.

– Сразу не получится, – спокойно ответил Горизонт.

При переговорах Иона всегда изображал тупого громилу, и отдуваться приходилось Коме.

– Тогда разговора не будет.

– Я не первый раз веду дела и знаю, как легко и просто местные кидают путешественников.

– А как путешественники кидают местных?

– Мы не обращались к Честным, поэтому нужно искать компромисс.

«Честными» в Омуте называли наиболее авторитетных уголовников, подтверждающих заключенные сделки своим словом. Трудно удержаться от соблазна «кинуть» делового партнера, когда вокруг множество пригодных для жизни планет и есть возможность спрятаться так, что найти тебя не сумеет ни лингийская тайная полиция, ни верзийская жандармерия. Даже не трудно, а почти невозможно удержаться от соблазна, и эта видимая безнаказанность едва не привела к краху аккуратно создаваемой межпланетной преступности. Криминальные авторитеты с изумлением поняли, что им требуются не только понятия, но и правила, законы, и создали систему Честных, дающих гарантию, что заключенная сделка обязательно состоится. В противном случае имя отступника вносилось в единый «черный список», и на него начинали охоту все уголовники Герметикона.

По вполне понятной причине Кома и Туша обратиться к Честным не могли: после расправы, учиненной друзьями Помпилио с вольными и невольными помощниками Огнедела, ни один вменяемый уголовник связываться с дер Даген Туром не стал бы, а вот отморозок вроде Эха – запросто, но отморозок может обмануть…

– Ты не говорил, что нужно платить всю сумму вперед.

– Я думал, это очевидно.

– Слишком большие деньги.

– Слишком большой риск.

– Ты можешь с ними скрыться.

– Иначе мы не возьмемся.

– Возьмешься, – после короткой паузы произнес Горизонт, глядя Эху в глаза.

И сказал так, что похожий на мышь уголовник замер.

– С чего ты взял?

– Ты ненавидишь адигенов.

Несколько секунд уголовник сопел, продолжая держать кружку возле лица, затем отставил ее и впервые посмотрел на собеседников… ну… не искренне, конечно, но как на равных, как на тех, с кем можно вести дела. Во всяком случае, такого взгляда удостоился Кома.

– Не слишком ли ты умный для простого уголовника? – осведомился Эхо.

– Ты хорошо замаскировался, но твоя манера тянуть «о» выдает галанита, – ответил Горизонт.

– Всего лишь полукровка, – не стал скрывать бандит.

– Но ты вырос в галанитском мире, – продолжил демонстрировать проницательность Кома. – Такое «о» – очень четкий признак, заполучить его можно лишь в языковой среде.

– Действительно умный…

– Почему ты уехал к адигенам?

– Здесь можно больше заработать, – Эхо помолчал. – Меня сдали бахорские контрабандисты? – и тут же объяснил вопрос: – Я не верю, что ты способен уловить оттенки произношения «о», которые я тщательно скрываю. Ты не лингвист и не музыкант.

– Я описал друзьям с Бахора свою проблему, и они сказали, что ты согласишься, – произнес Кома, глядя щуплому очкарику в глаза. – Я не поверил, ведь все знают, как Помпилио умеет мстить, и тогда они тебя сдали. Ты – галанит, ты ненавидишь адигенов и поэтому согласишься на контракт. Мой контракт – тот редкий случай, когда я могу доверять только галаниту.

Несколько секунд Эхо молчал, после чего кивнул:

– Я найду тупых людей, которые выполнят твой контракт. Двести цехинов. Пятьдесят вперед.

– Договорились.

– Когда прибудет товар?

– Мы дадим знать.

– Он точно прибудет?

– Точно, – уверенно подтвердил Горизонт. – Пятьдесят цехинов мы принесем через час. Но теперь выслушай главное условие: ты должен будешь передать нам товар в целости и сохранности. В абсолютной целости и сохранности. Если хоть волос упадет с ее головы…

– Вы меня убьете, – скучно закончил Эхо.

Но ошибся.

– Не мы, – покачал головой Кома.

– А кто?

– Человек, который не боится Помпилио. Сначала он убьет нас, потом тебя. И убьет очень жестоко, ты уж мне поверь, галанит, убьет так, что даже мертвым ты будешь трястись от ужаса.

Эхо помолчал еще чуть, после чего подтвердил:

– Ни один волос.

И встал из-за стола. Оказавшись тощим и низкорослым, словно вытянувшаяся мышь, на которую напялили отвратительный парик и грязную одежду.

Пассажирское сообщение между мирами Герметикона появилось в самом начале Этой Эпохи. Стоило людям поверить в надежность цеппелей и понять, что опасность во время переходов представляют исключительно Знаки Пустоты, которые казались невеликим злом, они немедленно заинтересовались возможностью побывать на других мирах. Соскучившиеся адигены отправились проведать родственников, молодые и дерзкие помчались на дальние планеты в поисках приключений, простолюдины потянулись за лучшей долей. Сначала пассажиров перевозили торговые и грузовые суда, но вскоре путешественников стало так много, что появился особый класс цеппелей – пассеры – и транспортные компании, профессионально занимающиеся перевозкой пассажиров. И если первыми пассерами называли наспех переделанные торговые суда, в которых не особенно заботились о комфорте путешественников, то современные лайнеры могли удовлетворить любые требования, даже самые взыскательные. Были бы деньги на оплату этой взыскательности. То есть могли удовлетворить кого угодно. Хочешь бюджетного путешествия на неудобной деревянной лавке? Добро пожаловать в третий класс, в тесные помещения без окон, набитые колонистами и рабочими, багаж которых грузили на подвесную платформу. Готов разделить путешествие с тремя попутчиками? Твой выбор – купе второго класса, иллюминатор и двухъярусные койки. Что же касается Киры, то положение требовало путешествовать строго определенным образом, и девушка остановила выбор на «Колеснице Эппа», роскошном цеппеле, на котором были каюты только первого класса.

Хотя рыжая и догадывалась, что ее там ожидает…

Нет, к самому цеппелю и команде у Киры претензий не было. «Колесница» оказалась великолепным, невероятно красивым пассером, белым, как снежные вершины Руритании, и восхищающим элегантностью линий. Внутреннее убранство соответствовало первоклассной внешности: шиланские ковры на полах, картины на стенах, удобнейшие кровати и нежное белье. Апартаменты, в которые проводили девушку – назвать этот номер каютой у Киры язык не повернулся, – состояли из четырех помещений: гостиная, спальня, гардеробная и ванная. Рядом – малюсенькая каморка для горничной. Узнав, что Кира путешествует одна, капитан Ульхман выразил сожаление, что помощница адиры так не вовремя заболела, и приказал отрядить в распоряжение Киры горничную. Уточнил, не откажется ли адира дер Даген Тур занять место за его столиком, и искренне обрадовался, когда адира не отказала.

Капитан Ульхман произвел на Киру самое благоприятное впечатление. Команда – тоже. А вот некоторые пассажиры огорчили.

Заказывая билет на один из самых роскошных лайнеров Ожерелья, а значит – всего Герметикона, Кира понимала, что ей придется столкнуться не только с воспитанными, выдержанными людьми, умеющими вести себя в обществе, но и с нуворишами, искренне полагающими богатство достоинством. И еще понимала, что ее будут оценивать, пытаясь сообразить, что привлекло Помпилио в рыжей провинциалке. Поэтому, отправляясь на роскошный лайнер, Кира не взяла с собой ни одного вечернего платья – она собиралась играть по своим правилам и вышла к ужину в мундире капитана Астрологического флота.

Чем намертво приковала к себе и мужские, и женские взгляды.

Большая часть присутствующих промолчала, не зная, как реагировать на неожиданное решение Киры, но сидящая по правую руку капитана Вельмина дер Жеенкро не удержалась от язвительного вопроса:

– Собирались наспех? – показав, что остра на язык.

Каатианская аристократка путешествовала в компании восемнадцатилетней незамужней дочери и, судя по всему, видела в Кире удачливую соперницу, в последний момент расстроившую свадьбу Помпилио с наследницей дер Жеенкро. Во всяком случае, объяснить ее выпад как-то иначе не представлялось возможным.

– Решила выгулять обновку, – ровно ответила Кира, усаживаясь напротив дамы. – Я добилась перевода в Астрологический флот меньше месяца назад, так что сегодня у моего мундира премьера. Вам повезло оказаться в первом ряду.

И церемонно склонила голову.

Сотрапезники повторили ее жест, скрывая от вредной Вельмины улыбки. А та не унималась:

– Собираетесь заняться астрологией?

– Исследованиями, – поправила ее рыжая.

– Что вознамерились исследовать на Каате?

– Я лечу на Тинигерию.

– Неизведанный для вас мир?

– Любая планета способна преподнести сюрпризы.

Дамы обменялись холодными взглядами, после чего адира дер Жеенкро обратилась к капитану Ульхману:

– Мне кажется, женщина не должна тратить жизнь на сомнительные забавы, поскольку для нее есть множество интересных и достойных занятий.

Капитан дипломатично промолчал, вовремя положив в рот кусочек ветчины.

А Кира едва удержалась от ехидного вопроса: «Рукоделие?», понимая, что одно-единственное слово вызовет грандиозный скандал. Лучше потерпеть, чем дать окружающим дополнительную пищу для сплетен.

Тем более что для недовольства у почтенной дер Жеенкро действительно был повод: при появлении Киры молодой капитан Верзийского флота перестал оказывать ее дочери знаки внимания, полностью сосредоточившись на новой гостье.

– Вы – цеповод?

– Паровингер, – спокойно ответила Кира, проклиная положение, заставившее ее путешествовать в «обществе равных». – Это летающие лодки, характеристики которых произвели на руководство Астрологического Флота благоприятное впечатление. Мне поручено разработать и испытать мобильный комплекс, чтобы оценить возможность его включения в состав Астрологических экспедиций.

– В чем смысл? – быстро спросил верзиец.

– Паровинги быстрее.

– Но им нужна вода. Они не могут приземлиться где угодно, как цеппели.

Аппараты тяжелее воздуха появлялись в небе Герметикона все чаще и становились все надежнее, что не могло не нервировать консервативных цепарей. С легкой руки галанитов в моду входили аэропланы, безумные этажерки, главное достоинство которых заключалось в легкости производства – при необходимости этих «летательных аппаратов» можно было построить огромное количество и тем изменить рисунок современной войны. Аэропланы пока ничего не могли противопоставить цеппелям, а вот тяжелые паровинги казались опасными соперниками, поскольку обладали и хорошей грузоподъемностью, и большим запасом хода. За межпланетные полеты цепари пока не беспокоились, поскольку работа астринга требовала точного наведения, а ни аэропланы, ни паровинги не умели зависать в воздухе, но военное воздухоплавание явно ожидали перемены.

– Пустынные области можно исследовать традиционным способом, а там, где есть моря, реки или озера, разумнее применять паровинги, с их помощью изучение планет пойдет гораздо быстрее, – сказала рыжая.

Ответить верзиец не успел.

– У меня такое чувство, будто я оказалась в гараже, – не удержалась от комментария Вельмина.

– В эллинге, – хладнокровно поправила адиру Кира.

Каатианка собралась ответить, даже рот открыла, но капитан увидел появившегося в дверях посыльного, кивнул ему и поднялся.

– Мы в точке перехода, адиры, и обязанности призывают меня на мостик.

– Нам пройти в салон? – спросила Кира.

– В этом нет необходимости, адира, – ответил Ульхман. – Все пассажиры сейчас в ресторане, и я рекомендую не покидать его до самой Кааты.

– Надеюсь, все пройдет удачно, – прошептал верзиец.

Вельмина вздрогнула, и Кира поняла, что дурное настроение каатианки могло быть вызвано еще и приближением перехода.

– Адиры, синьоры, прошу всех оставаться за своими столиками! – громко объявил метрдотель. – И прошу с пониманием отнестись к тому, что на время перехода обслуживание прекратится.

Верзиец вытащил из кармана медальон со святым Хешем и повесил на шею. Юная дер Жеенкро отложила приборы и сделала глоток воды. Когда она поставила стакан, в помещениях «Колесницы» завыла сирена.

Межпланетные перемещения осуществлялись через создаваемый астрингом тоннель и занимали считаные минуты. В эти мгновения цеппели неслись через Пустоту, преодолевая немыслимые расстояния, и главную опасность для экипажа и пассажиров представляли Знаки – ужасные прикосновения Пустоты, собирающие жатву с путешественников. Поэтому путешественники – и цепари, и пассажиры – во время переходов собирались вместе, минимум втроем, и обязательно запирали двери: под действием Знаков люди, случалось, выпрыгивали за борт, навсегда пропадая в таинственном Ничто.

А о приближении Пустоты сообщала сирена. Это означало, что бортовой астролог закончил наведение, и корабль вот-вот отправится к другой звезде.

– Подойди. – Едва разнесся сигнал, Вельмина подозвала дочь и вцепилась в ее руку.

– Надеюсь, все пройдет удачно, – повторил верзиец, внимательно наблюдая за тем, как метрдотель кладет на центральный столик ключ. Таковы правила: дверь заперта, но ключ находится на виду. И того, кто за ним потянется, нужно хватать и крепко держать.

– Переходы – обязательная часть жизни цепаря, – отвечает Кира, но ее не слышат.

– Я тоже думал перейти в Астрологический флот, – говорит верзиец, утирая выступивший на лбу пот. – Когда нет войны, служить в нем интереснее, чем в армии.

– Полагаю, вы правы.

Кира ловит себя на мысли, что слишком громко произносит ответ. Потом понимает, что верзиец все равно не слышит, а потом – что за большими окнами больше нет темного неба Линги, а только серая хмарь Пустоты. «Колесница» так мягко вошла в переход, что Кира этого не заметила. А заметив – поворачивается к каатианкам, убеждаясь, что с ними все в порядке. И слышит оглушающе громкое тиканье: большие напольные часы, одно из украшений ресторана, начинают отсчитывать время с ужасающим грохотом, и каждая секунда молотом бьет по голове. Видимо, такой пришел Знак: тихое становится громким, а громкое – едва слышимым.

– Как вы себя чувствуете? – шепчет Кира, и адира Вельмина отшатывается. И, кажется, ругается. Но ругается громко, поэтому ничего не слышно.

Сирены тоже не слышно.

Зато часы тикают так, что, кажется, их звук вот-вот разнесет цеппель на части.

Часы выводят из себя, все морщатся, но все следят за движением стрелок.

Три минуты.

Главное развлечение во время перехода – следить за часами. Во-первых, потому, что часы всегда честны. Пустота лжет, показывает то, чего нет, показывает умерших людей, несуществующие миры и чудовищные пробоины, через которые в цеппель вползают чудовища, но Пустота никогда не трогает часы. Никто не знает почему, но все знают, что часы всегда честны. Во-вторых, важны минуты. Если Знаки поздние и первый явился после третьей минуты, путешественникам придется тяжело. Если ранние, будет легче, и есть шанс, что они исчезнут еще до окончания перехода. В-третьих, если стрелка начнет пятнадцатый круг, то нужно попрощаться с друзьями. Или вознести молитву. Или зарыдать. Потому что начиная с пятнадцатой минуты Пустота не отпускает – таков ее закон.

Три минуты, но первый Знак уже был, а значит, переход получится не очень трудным.

Кира улыбается, отворачивается от часов и видит в глазах верзийца признаки безумия.

– «Старый друг» пришел, – шепчет опытный метрдотель, не сводя взгляд с молодого офицера.

Знак подлый, лгущий о том, что самый близкий человек пропадает у порога, не в силах войти внутрь, и нужно выскочить, чтобы помочь, чтобы втащить его внутрь, чтобы не позволить умереть.

– Я не могу его оставить!

Верзиец делает шаг к центру зала, к столу, на котором лежит ключ. Метрдотель не успевает перехватить офицера: он слишком далеко, а движения в Пустоте замедлены, Кира, к своему стыду, не успевает среагировать, позволяет словившему Знак мужчине проскочить мимо себя, и… Положение спасает адира Вельмина, которая бьет верзийца по голове серебряным кувшином. Затем опускается на стул и вновь сжимает руку дочери. И Кира понимает, что страшно отнюдь не Вельмине. И еще понимает, что настоящая адира умеет не только заниматься рукоделием. И еще – что Вельмина дер Жеенкро только что спасла молодому капитану жизнь.

Впрочем, во время переходов такое случается. И очень часто.

А потом сирена умолкает, и в окнах появляется голубое каатианское небо.

«Колесница Эппа» совершила межпланетный переход.

«Если соберешься путешествовать без меня по адигенским планетам, помни: предложение «немного отдохнуть с дороги» означает минимум три дня, возможно, неделю, если будет организована охота или, в твоем случае, маскарад…»

«Почему в моем случае – маскарад?» – осведомилась Кира.

«Так принято, – терпеливо объяснил Помпилио. – Если я путешествую один, мне предложат поохотиться, если ты путешествуешь одна, устроят в твою честь бал-маскарад, если мы вместе – спросят, чего мы хотим, но все равно сначала устроят охоту, а потом – маскарад. – Он улыбнулся и продолжил: – Во время ознакомительного путешествия бывает неплохо провести у старых друзей недельку-другую, но когда отправляешься по делам, глупо тратить месяц на совершение двух переходов, правда?»

«Правда».

«О чем я и говорю».

«Но ведь можно путешествовать инкогнито».

«Можно, – кивнул Помпилио. – Однако, если тебя опознают, поползут слухи, и все станут следить за твоими передвижениями с удвоенным вниманием. А тебя, скорее всего, опознают».

«Что же делать?»

«Самая большая проблема – Верзи. Дерек – мой старинный друг, верный и надежный. И Дерек точно обидится, если к нему не заехать, а заедешь – проведешь в гостях неделю. Поэтому, если торопишься – Верзи необходимо избегать. На остальных планетах не давай о себе знать, но потом придется извиняться. Письменно».

«Ты так делаешь?»

«Всегда».

Кира учла предупреждение Помпилио и во время стоянки на Каате не покидала каюты и не показывала таможенникам документы.