Вадим Юрьевич Панов Прошлое должно умереть

– Сначала я собирался лететь на грузовике «Подъемный Фрол», на нем есть двухместная пассажирская каюта, которую капитан не прочь предложить попутчикам, но, прочитав газету, передумал.

– Почему?

– Потому что Пустота действительно стала злой, но только к грузовикам, – обронил Иона.

Несколько секунд Горизонт смотрел приятелю в глаза, а затем сообразил:

– Думаешь, пираты придумали нечто новенькое?

– Вполне возможно.

– Но как?

– Плевать, – рассмеялся Туша. – Я не знаю «как», я лишь догадываюсь, что дело нечисто, и на грузовике не полечу. Наш цеппель уходит через час.

– Тот же цеппель, на котором летит Кира? – уточнил Кома.

– Кира вылетает через три часа на «Колеснице Эппа».

– То есть на Тинигерии у нас будет всего пара часов на подготовку?

– Больше, – качнул головой здоровяк. – Во-первых, «Колесница» полетит намного медленнее…

– Чем что? – нетерпеливо уточнил Кома, но ответа не получил.

– …потому что богатые пассажиры не любят торопиться и предпочитают наслаждаться полетом. Во-вторых, они будут стоять на Верзи намного дольше, чем мы.

– На чем мы полетим? Если не ответишь, я тебя пристрелю!

– Вон на той скотовозке. – Иона кивнул на прижатый к земле цеппель, на который уже началась погрузка. – Называется «Курьер 11».

Некоторое время Горизонт внимательно разглядывал обшарпанный пассер, после чего повернулся к приятелю, явно намереваясь задать вопрос, но Туша опередил Кому с ответом:

– Каюта второго класса, дружище, не сидячие места третьего.

– Ну хоть на этом спасибо.

– Обращайся. – Иона помолчал. – Вылетаем через час и будем на Тинигерии на день раньше Киры.

– Давай выпьем по кружке приличного пива, – предложил Горизонт. – Судя по внешнему виду «Курьера», в дороге нам придется хлебать жуткое пойло.

Разумеется, Филарет Лях по прозвищу Рубака прекрасно знал, где находится база Огнедела, однако никогда не появлялся в колонии спорки. Во-первых, потому что не любил нечистых, во-вторых, потому что нечистые не любили его, в-третьих, этого не хотел Ричард, в-четвертых, потому что далеко. Тем не менее встречаться им приходилось, и если переговоры нельзя было устроить на другой планете, Мааздук и Лях прилетали к приметным Желтым скалам, гордо возвышающимся над бескрайними мегатагеновыми лесами и являющимися началом Большого Унурского хребта, делящего континент на две неравные половины. Цеппели подошли к одной из скал, возле которой давным-давно соорудили причальные перевязи, сбросили «корзины грешников» с наземными командами, затем спустили им якоря, за которые гигантские корабли притянули к земле.

Сначала разобрались с добычей: Рубака отчитался перед Ричардом о доходах, и его люди передали на «Орлан» ящики с оговоренным количеством золота. Лишь после этого капитаны отошли в сторону, чтобы обсудить текущие дела.

– «Фартовый грешник» выглядит более потрепанным, чем раньше, – с ехидной улыбкой заметил Огне-дел. – Когда я видел его в прошлый раз.

– Мне пришлось возвращаться в Гейтсбург и чинить рули, – хмуро ответил Рубака. – Сказал, что подвергся нападению пиратов.

– Какая ирония! – не сдержался Мааздук.

– Ты должен был меня предупредить!

– Мне кажется, я предельно точно описал «Амуш», – чуть холоднее, но все еще с улыбкой, произнес Ричард. – Или вместо него на Фарху заглянул лингийский доминатор?

– Нет, не доминатор… – протянул Филарет.

– Или в вооружении «Амуша» появились пушки?

– Не появились.

– Тогда как получилось, что тебе пришлось чинить рули и рассказывать местным унизительную историю о нападении пиратов?

– Они оказались крутыми, – угрюмо признал Рубака. – Круче меня.

Признание потребовало от Ляха колоссального мужества, поэтому Ричард не стал смеяться, хотя очень этого хотел, а со вздохом спросил:

– Я предупреждал, что Помпилио служит лучший капитан Бреннана?

– Говорил, – неохотно отозвался Лях.

– Что ты мне ответил?

– Что меня это не колышет.

Мааздук поднял брови, но промолчал, ожидая от Рубаки продолжения.

– Я не поверил, что исследователи на невооруженном цеппеле способны оказать сопротивление.

– И растерялся, когда они тебе вмазали.

– Да.

– Так бывает.

Больше всего Огнеделу хотелось убить самоуверенного идиота, провалившего абсолютно выигрышную операцию, но сейчас у него не было других помощников, готовых взяться за любое грязное дело, да и в дальнейших планах Мааздука Филарету отводилась серьезная роль… с другой стороны, не получится ли так, что он и там все испортит?

– Почему не стал их преследовать? – осведомился Ричард. – Из-за повреждений?

– В основном из-за груза, – не стал врать Лях. – У меня на борту находилось слишком много золота, чтобы им рисковать.

– Тоже правильно.

В этом заключалось второе, после склонности к грязным делам, достоинство Рубаки – умение доставлять грузы. В дальних мирах пограничная и таможенная службы действовали намного хуже, чем в Ожерелье и развитых планетах, но все-таки действовали, и следовало учитывать вероятность нарваться на принципиального проверяющего или тотальный досмотр. А Лях обладал нужными знакомствами, всегда имел под рукой почти настоящие документы и мог пройти любую проверку. Он был идеальным перевозчиком золота.

– В этом ты прав, – похвалил помощника Ричард. – Терять золото нельзя.

Лях осклабился, сообразив, что острая фаза взбучки осталась позади и Огнедел перестал злиться, и спросил:

– Тебя не смущает, что мы отдаем долю спорки?

– Кто-то должен нас прикрывать.

– Они будут нас прикрывать, пока не доберутся до наших секретов. Потом убьют.

Рубака произнес фразу таким тоном, словно знал секрет, но Огнедел не стал его поправлять. И подтвердил:

– Да, скорее всего, будет именно так.

Чем намекнул, что в целом полностью согласен с помощником и тоже не в восторге от общения со спорки.

– Ты им больше не доверяешь? – догадался Филарет.

– Рано или поздно любое сотрудничество подходит к закономерному финалу. Люди начинают уставать друг от друга.

– А мы с тобой?

– Мы с тобой в самом начале наших интереснейших взаимоотношений, так что можно пока не беспокоиться.

Рубака рассмеялся, но глаза его остались холодными. Впрочем, у Мааздука тоже.

– Пришло время? – жестко спросил пират.

– Да, – коротко подтвердил террорист. – Почему не прилетел Спесирчик?

– Он решил посетить по дороге несколько поселений, где у него деловые интересы.

– Тупой галанит.

– Спесирчик еще не понял, что к тебе нужно приезжать по первому слову, не видит перспективу, – объяснил Рубака.

– Скоро увидит, – пообещал Ричард.

Сделка с Тайрой, которая год назад была для него последней надеждой, доживала последние дни. Спорки помогли выиграть время, укрыться от мстительного Помпилио и отточить технологию, которой он якобы готовился заплатить за спасение. Якобы. Поскольку Огнедел искренне считал, что спорки не сумеют применить его изобретение по-настоящему эффективно. Оно заслуживало других людей, с широкими взглядами и запредельными амбициями, а поскольку путь к адигенам Ричарду был заказан, он решил обратиться к галанитам.

– Если к тебе прилетит Спесирчик, спорки сразу поймут, что ты ведешь с ними дела.

– Время пришло, – напомнил Огнедел. – Я доволен испытаниями и готов продать технологию. А спорки…

– Должны исчезнуть, – продолжил за него пират.

– Исчезнут, – уточнил террорист. – Не хочу, чтобы они вставали на пути прогресса.

Лях зло хмыкнул, среагировав на шутку, но продолжил серьезным тоном:

– С этого момента у нас не будет пути назад, Ричард. Спорки, конечно, не столь могущественны, как га-ланиты, но такие же злопамятные.

– Если мы договоримся с галанитами, нам будет плевать на это. Они относятся к спорки так же, как мы.

– Они и к нам относятся так же, как к спорки, – неожиданно произнес Лях. – Галаниты считают людьми исключительно себя.

– Тебя это смущает? – поднял брови Мааздук.

– А тебя?

– Сейчас галаниты нам нужны, но рано или поздно любое сотрудничество подходит к закономерному финалу, – повторил Огнедел. – Разумные люди это понимают.

– Собираешься кинуть галанитов? – изумился Филарет.

– Тебя это смущает?

Несколько секунд Лях удивленно качал головой, демонстрируя, что не верит своим ушам, после чего протянул:

– А ведь ты действительно сумасшедший.

– Тебя и это смущает?

– Это меня привлекает, – не стал скрывать Рубака. – Я впервые встретил такого же психа, как сам. И не устану от нашего сотрудничества, Ричард, с тобой по-настоящему весело.

– Я тоже рад нашему знакомству. – Огнедел помолчал. – В каком состоянии твой цеппель?

– В отличном, – кивнул Филарет. – Я мечтаю вновь встретиться с «Амушем».

– Встретишься, – пообещал Мааздук. – Я возвращаюсь на базу, а ты будь в зоне досягаемости радиосвязи. Переговорив с галанитом, я скажу, что делать дальше.

– Что дальше? – поинтересовался механик, с подозрением глядя на медикуса.

– Высунь язык и скажи «А-а»! – распорядился Хасина.

Несколько секунд цепарь изумленно смотрел на медикуса, после чего осторожно напомнил:

– Я руку повредил, – и продемонстрировал перевязанную кисть. – Обжегся.

– А я хочу посмотреть твое горло.

– Зачем?

– Потому что я – медикус, – напомнил Альваро. – И мне виднее.

– Что не так с моим горлом?

– Мне кажется, у тебя оперный баритон.

– Вам спеть?

– Ноту «а».

– А-а, – сдался цепарь, раскрыв рот и высунув язык.

– Свободен, – хмыкнул медикус, едва взглянув на горло пациента. – Вечером явишься на перевязку.

– Слушаюсь.

Механик покинул кабинет. Альваро крикнул:

– Следующий! – и поморщился, увидев на пороге Бабарского. – Тоже ранен?

– А что, запрещено? – с вызовом осведомился суперкарго.

– Не вижу крови.

– Какой ты жестокий.

– В коридоре есть настоящие пациенты?

– Уже нет, ты распугал их своими воплями.

– А ты почему не убежал?

– Ты ведь знаешь, что я плохо слышу: осложнения после карапунской лихорадки, которую ты лечил спустя рукава, – посетовал Бабарский, усаживаясь напротив Хасины.

– У тебя не было карапунской лихорадки!

– Тогда почему я стал плохо слышать?

Ответа на этот вопрос у Альваро не было, поскольку он сильно сомневался в том, что ИХ испытывает проблемы с ушами.

– Иногда мне кажется, что сородичи правы и вас действительно следует уничтожить, – вздохнул меди-кус. – Ну разве что кроме мессера.

В ответ Бабарский добродушно улыбнулся.

Альваро Хасина считал себя инопланетянином, присланным высокоразвитой цивилизацией для изучения странных человеков, замусоривших изрядную область Вселенной. Как именно к медикусу пришло это знание, Альваро не распространялся, а от помещения в психиатрическую клинику его спас Помпилио, обретя для «Пытливого амуша» великолепного судового врача, поскольку к своим прямым обязанностям – детальному изучению человеков – Хасина подходил с высочайшей ответственностью.

Что же касается ИХ, Альваро давно отказался от мысли его отравить и воспринимал как посланное судьбой испытание.

– Бабарский, что тебе нужно? – спросил он, делая пометку в истории болезни ИХ. В очень толстой, напоминающей астрологические атласы, истории болезни.

– Снова стать молодым и здоровым, – печально ответил суперкарго.

– За чудесами обращайся к Добрым Праведникам.

– Не богохульствуй.

– Я – инопланетянин, мне можно.

– При должном усердии идеи олгеменизма можно донести и до низших видов.

– Ты отнимаешь у меня время, – проворчал Хасина, пытаясь изобразить на открытой странице Бабарского в профиль.

– Ты портишь истории моих болезней, – кротко заметил ИХ.

– Благодаря моему таланту они заиграют новыми красками.

– Болезни?

– Истории.

– Бесчувственный чурбан.

– В своем развитии мой вид давно преодолел стадию эмоций, так что я на тебя не обижаюсь.

– Дай мне какой-нибудь порошок, я простудился, когда стрелял из пулемета, – выдал наконец Бабарский. И несколько раз кашлянул Хасине в лицо. – Слышишь?

– Открой рот и скажи «А-а…» – невозмутимо потребовал медикус, дорисовывая Бабарскому усы и рога.

– Просто дай порошок.

– Если простудился, у тебя должно быть воспалено горло.

– Оно у меня всегда воспалено.

– В таком случае я знаю превосходную замену порошкам, она называется «Горячий грог».

– Алкоголь разрушительно действует на нервную систему, – сообщил суперкарго. – Странно, что ты об этом не знаешь.

– Зависит от дозировки, – хладнокровно парировал Хасина.

– Дай порошок!

– Ну… на. – Медикус поковырялся в тумбочке стола, извлек из него плотно закрытую склянку с чем-то голубеньким, с сомнением оглядел ее, поморщился, словно пытаясь вспомнить, что же он такое смешал, что получился такой оттенок, но все-таки протянул Бабарскому. – Принимать четыре раза в день вместо еды.

– А если я проголодаюсь?

– Сомневаюсь, что успеешь, – честно ответил инопланетянин, так и не вспомнивший, что находится в склянке. – Сильно сомневаюсь.

Убедившись, что противник не способен продолжать преследование, Дорофеев распорядился вернуться на прежний курс, а заметив, что «Амуш» не развивает максимальную скорость, затребовал от Бедокура объяснений.

– Шиф, что с машиной?

– Кузель работает штатно, повреждений нет, – доложил Чира. – В первой мотогондоле отмечен перегрев, я отправил ремонтную бригаду, жду отчета. Электрика в полном порядке.

– Вы будете глушить двигатель?

– Еще не знаю, капитан. – Бедокур помолчал. – Все остальные мотогондолы в порядке, так что пятьдесят лиг в час я гарантирую.

– Принято. – Дорофеев переключил переговорную трубу в режим общей связи. – Внимание! Астрологу срочно подняться на мостик!

Во время сражений Галилей должен был находиться в астринге, одном из самых защищенных отсеков цеппеля, и никогда не спешил с возвращением.

– Квадрига!

– Торопился как мог, капитан, – произнес Галилей, застывая на пороге. – Разрешите подняться на мостик?

Судя по слегка затуманенному взгляду, торопясь, Галилей успел нюхнуть щепотку свуи, но все знали, что эта доза для него пустяковая.

– Принимай командование, – распорядился Дорофеев. – Вызовешь меня, когда до Фоксвилля останется час пути.

– Да, капитан.

– Капитан покидает мостик, – громко объявил рулевой. И сопровождаемый Крачиным Дорофеев вышел в коридор.

– Вы хотели поговорить? – догадался Аксель.

– В кают-компании.

И они прошли в самый конец гондолы.

Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур был опытным путешественником, прекрасно знал законы странствий, и его цеппель был наилучшим образом подготовлен к сложнейшим походам; но Помпилио вырос в роскоши и комфорте, не отказывал себе в излишествах и превратил кают-компанию в салон, куда не стыдно было пригласить даже дара. Кстати, дары на «Амуше» бывали регулярно и неизменно восхищались главным украшением кают-компании – здоровенной лапой пришпы, которую дер Даген Тур уложил одним-единственным выстрелом. Гроссмейстерским выстрелом. Не лапу, конечно, – пришпу. Остальное убранство соответствовало самым высоким стандартам: ковры, картины, удобнейшая резная мебель, хрустальная посуда… Офицерам «Амуша» бывать в кают-компании очень нравилось.

Дорофеев молча предложил Крачину бутылку красного вина, тот кивнул, и капитан наполнил бокалы.

– По моим расчетам, мы прибудем в Фоксвилль примерно через три часа.

– Судя по нападению, нас там ждут.

– Не уверен, – качнул головой Базза. – И именно об этом хотел с вами поговорить.

– Не уверены? – Крачин удивленно воззрился на Дорофеева.

– Я, признаться, не понимаю логику случившегося нападения, – медленно ответил капитан.

– Вы сами говорили: они не хотят, чтобы мы добрались до Фоксвилля.

– Они могли нас уничтожить более простым способом, – качнул головой Дорофеев. – Представьте: мы прилетаем в Фоксвилль, приземляемся, они поднимаются на борт… например, под видом местной полиции… и начинают перестрелку.

– Во-первых, свидетели, – тут же ответил Аксель. – Во-вторых, мы можем остановиться неподалеку от Фоксвилля и отправить в город разведчика.

– Гм… – Дорофеев пригубил вина. – Об этом я не подумал.

– А я не подумал о том, что мы могли разминуться с нападавшими, – признался Крачин. – Вы ведь это имели в виду?

– Да, – подтвердил капитан. – Изначально я предполагал описать дугу и подойти к Фоксвиллю с неожиданной стороны и лишь в последний момент изменил план. Мы могли не встретиться.

– Хотите сказать, что в Фоксвилле нас ждут другие люди? – догадался Аксель. – Не те, которые на нас напали?

– Предполагаю, – ответил Базза.

– Это выглядит странным.

– Полностью с вами согласен.

– Но что нам это дает?

– Ничего, кроме пищи для размышлений, – развел руками Базза. – И мне понравилась ваша идея насчет предварительной разведки. Полагаю, в ней есть насущная необходимость.

– Я доберусь до Фоксвилля на мотоциклете, осмотрюсь и постараюсь разузнать о мессере.

Склонный к изучению технических новинок Аксель уговорил Помпилио добавить к снаряжению «Амуша» современный мотоциклет, показав, насколько хорошо он движется по пересеченной местности, и теперь собирался опробовать новинку в деле.

– Кем вы представитесь?

– Еще не думал.

– Полагаю, я смогу обеспечить синьора старшего помощника необходимой легендой, – пропищал ИХ.

– Бабарский, ты опять подслушивал? – спросил Дорофеев, даже не повернувшись к двери.

– Не думал, что ваш разговор секретный, капитан. Вы так громко обсуждали свои планы, что я узнал о них, не выходя из своей каюты.

– Когда-нибудь тебя за это повесят.

– Не за это.

Дорофеев вздохнул, подтверждая слова суперкарго: действительно, скорее всего, найдется другое основание для приговора, и поинтересовался:

– Так что насчет легенды?

– Так получилось, что один из зафрахтованных мною цеппелей с лесом грузится как раз в Фоксвилле…

– Случайно получилось? – усмехнулся Базза.

– Конечно, случайно, – хихикнул ИХ. – Соответственно, никто не удивится, если я прибуду в Фоксвилль с проверкой. – Суперкарго выдержал многозначительную паузу. – В сопровождении здоровенного молчаливого телохранителя.

– Я должен быть молчаливым? – недовольно спросил Аксель.

– А что тебя смущает?

Услышав, что суперкарго перешел со старшим помощником на «ты», Дорофеев хмыкнул, но комментировать не стал. Выступил по делу:

– Мне план нравится. Нужно проработать детали, но в целом я с ним согласен.

– Если что-то пойдет не так, пожалуйста, не сбивайте все цеппели подряд, – попросил ИХ. – Помните: один из них – наша собственность.

– Бабарский!

– Уже ухожу.

Толпа состояла из репортеров и зевак.

Довольно большая и шумная толпа, отвлекающая на себя все внимание полиции. Люди плотно облепили ограждения и громко кричали, надеясь услышать ответы от каатианского посланника дер Саандера, а точнее – от его жены Лилиан, поскольку вся Кардония знала, что именно Лилиан сумела уговорить лидеров враждующих партий сесть за стол переговоров. И благодаря ей на планете, возможно, не начнется гражданская война. – Вы еще верите в успех переговоров? – Почему вы не уехали? – Будет ли война с Лингой? Лайерак не слышит вопросов. Он улыбается.

Остальные каатианцы давно прибыли, ожидают посланника во Дворце, по лестнице торопливо спускается парочка мужчин в сюртуках Дипломатической службы, но их можно не брать в расчет. Настоящие противники внизу: четверо телохранителей, успевших окружить роскошную «Колетту Витарди» посланника, да десяток полицейских. Полицейские сосредоточены и хмуры: им уже рассказали о покушении на Махима. Полицейским имеет смысл утроить бдительность, но толпа мешает. Полицейским кажется, что опасность может прийти из толпы.

В принципе, правильно кажется.

Лайерак улыбается.

Полицейских и телохранителей в три раза больше, чем солдат свободы, но это ничего не значит: они уже проиграли.

Потому что Огнедел твердо решил выиграть.

Лайерак встает из-за столика летнего кафе и неспешно движется к Дворцу. Лайерак выглядит заурядным зевакой, и лишь объемистый саквояж в левой руке слегка выбивается из образа. Но кто подумает, для чего зеваке саквояж? Кто обратит внимание на такую мелочь? Верзийский жандарм обратил бы, лингиец из тайной полиции обратил бы – их обучают бороться с террористами, а вот на Кардонии таких профессионалов нет.

Здесь безопасно. Лучшее место во Вселенной, чтобы поменять ход истории.

Лайерак улыбается.

Из лимузина выходит красивая молодая пара: мужчина в треуголке и строгом сюртуке, посланник дер Саандер, и женщина в голубом, его жена. Мужчина выходит первым, подает даме руку. Она что-то говорит. Они улыбаются.

И Лайерак улыбается, на ходу расстегивая саквояж и доставая «Брандьер».

Все взоры устремлены на посланника и его прекрасную жену.

Полицейские отдают честь.

Встречающие начинают громко говорить, они мрачны и совершенно растеряны. Наверное, рассказывают о покушении на Махима. Мрачные встречающие, возможно, предлагают отправиться в безопасное место. Но посланник не успевает ответить.

Первый выстрел.

Первый крик. В нем больше удивления, чем страха.

Полицейские и телохранители еще ничего не понимают, встречающие разевают рты, дер Саандер поворачивается. А его жена бледнеет.

В толпе четыре парня с револьверами, и потому за первым выстрелом сразу же звучат три. А потом снова четыре, на этот раз залпом. Кто-то из телохранителей падает, кто-то прячется. Встречающие бросаются прочь, полицейские лезут в толпу. А молодой посланник закрывает собой жену.

Пытается закрыть.

Бесполезно.

Лайерак с наслаждением выстреливает в каатианца из «Брандьера» и громко смеется, когда мощный алхимический снаряд швыряет жертву на лестницу.

– Нет!

Женский крик. Пронзительный, однако его заглушает дикий вопль вспыхнувшего факелом мужчины.

– Фредди!!

Но от горючей смеси не отмыться.

Вопли, выстрелы, вопли – музыка огненных представлений. Трещат револьверы, но подлинная красота происходящего не в них. Револьверы обрамляют явление «спичек», людей-факелов, людей огня… Огонь очищает. И не случайно именно в огне рождается Новый Герметикон. В муках и с воплями. С выстрелами и снова – воплями.

В огне.

Лайерак стреляет в женщину, а затем – в убегающего полицейского.

«Всякая власть преступна!»

Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.

«Всякая власть должна быть уничтожена!»

Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда, – в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».

А потом помощники тянут Огнедела в переулок, к машине.

– Я изменил мир!!

На ступенях Дворца Конфедерации пылает молодая пара.

– Вы слышите? – смеется Лайерак. – Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!

– Это и есть твой самый страшный кошмар? – тихо спросила Тайра.

Но спросила не сразу после того, как лежащий на кушетке Помпилио открыл глаза. Опытная ведьма подождала, позволила адигену осознать происходящее и вернуться в реальность, и лишь после этого задала вопрос.

– Кошмар – это плохой сон, – медленно ответил мужчина, глядя в потолок. – А эта история была. Я не видел ее своими глазами, но много говорил со свидетелями и знаю, что все было именно так. Я восстановил каждую секунду того преступления, и вижу его, как в синемотографе – с разных ракурсов.

– Зачем? – вырвалось у женщины.

– Чтобы помнить, – спокойно ответил Помпилио.

– Ты убиваешь себя.

– Умер я там, ведьма, на ступенях дворца.

– Ты так сильно любил Лилиан?

– Ты не представляешь, как, ведьма, не можешь знать…

– Уже представляю, – обронила Тайра.

– Тогда к чему вопрос?

– К тому, что все немного не так.

Он помолчал, продолжая смотреть в потолок, затем спросил:

– Что не так?

– Я привыкла видеть страх внутри людей, – сказала спорки. – У каждого есть нечто, что пугает его до колик, а тебе плевать… На все плевать, даже на себя. Я подумала об этом, когда увидела тебя в Фоксвилле, с петлей на шее. «Парнатур» приближался к городу, я стояла на капитанском мостике, смотрела на тебя через подзорную трубу и отчетливо видела твое лицо. И видела, что тебе плевать, останешься ты жив или умрешь.