Полная версия:
Вадим Юрьевич Панов Прошлое должно умереть
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
И плевать они хотели на то, что имя очень быстро оказывалось на плакатах с указанием вознаграждения за поимку – они этому радовались.
Именно таким пиратом был Филарет Лях, известный под кличкой Рубака – так его прозвали за непомерную и не особенно понятную в век огнестрельного оружия любовь к тяжелым саблям и абордажным кортикам.
Выходец из небогатой семьи, Филарет поступил учиться в олгеменическую школу, затем отправился в семинарию, принял сан и вскоре заявил о себе как о священнике новой формации, который привнесет свежую кровь в классическую церковь. Лях понравился иерархам и аристократам, обзавелся покровителями, собирался штурмовать высокие вершины, надеясь войти в историю как самый молодой архиепископ олгеменизма… И впал в ярость, получив назначение на удаленную Кайпрену, хотя мечтал о кафедре на одном из миров Ожерелья. Лях не понял, что люди решили посмотреть, как молодой иерарх справится с серьезным делом, и посчитал, что его карьера рухнула. Честолюбие, обида, гордыня, раздражение – жуткий коктейль переменил Филарета сильнее, чем Белый Мор – несчастных спорки. Ослепленный и озлобленный, он собрал вокруг себя группу единомышленников, по слухам – получил негласную поддержку от Компании, и в один далеко не прекрасный день объявил о неприятии «прогнившей и устаревшей религиозной системы», подверг осмеянию принцип равноправия архиепископов и их назначение Великим Советом и даже выразил сомнение в некоторых догмах. На Кайпрене началось брожение, местные власти растерялись, народ изумился, а когда Лях провозгласил принцип необходимейшей бедности церкви – безусловный отказ от любых владений, начались грабежи храмов и погромы: одурманенные люди отправились «делить неправедно нажитое». Следующим шагом Филарета стало объявление на Кайпрене самостоятельной и независимой церкви, однако последствий оно не вызвало, поскольку в тот же день на планету прибыла верзийская эскадра и транспорты с гренадерской бригадой. И хотя к этому времени Филарет сумел сколотить из своих сторонников армию в несколько тысяч человек, с появлением верзийцев раскол молниеносно закончился. Состоялось одно-единственное сражение: вышедшие из Пустоты крейсеры обстреляли лагерь мятежников, после чего местные солдаты и опытные верзийские гренадеры взяли его в кольцо и арестовали выживших. Однако Филарета не оказалось ни среди пленных, ни среди мертвых, он тайно сбежал из лагеря, едва узнав о прибытии верзийцев, сменил имя и вот уже больше десяти лет скитался по окраинным мирам, ведя дурную жизнь пирата и наемника.
Удачливого пирата и наемника.
Деятельная натура и связь с Компанией, которую он по-прежнему не афишировал, позволили Филарету не только выжить, но и не стать «рядовым» разбойником. Оказавшись в новых условиях, он не растерялся, собрал команду отчаянных головорезов, прославился несколькими удачными набегами и тем заявил о себе. При этом Лях действовал предельно осторожно, дела вел исключительно с проверенными людьми Омута, и Огнеделу пришлось постараться, чтобы заполучить нужные рекомендации. Но Ричард Мааздук был упорен, хотел работать именно с Ляхом, поэтому встреча состоялась.
На далекой планете Кли, настолько никому не интересной, что ее сферопорт представлял собой Сферу Шкуровича и два сарая, один из которых символизировал мэрию, а второй служил таверной. Краску для них пожалели или просто не нашли, дерево потемнело от времени, и путешественникам Кли представлялась унылой и неказистой… Впрочем, такой она и была.
Не желая нервировать потенциального делового партнера, Огнедел прибыл на встречу с оказией, став единственным пассажиром древнего торгового цеппеля, закинувшего на Кли груз оружия и боеприпасов, и, выйдя из Пустоты, заметил у причальной мачты длинную «сигару» «Фартового грешника» – корабля Рубаки. Сам Филарет обнаружился в таверне, в окружении приятелей и шлюх, и, несмотря на ранний час, был уже слегка подшофе. Ричарда предупреждали, что Рубака много пьет, но добавляли, что это не мешает ему оставаться внимательным и… опасным.
– Капитан Лях? – осведомился Огнедел, не дожидаясь, пока его глаза привыкнут к царящему в кабаке полумраку.
– Кто спрашивает?
– Ричард Мааздук.
– Мне говорили, что ты явишься, – хмыкнул Рубака, не делая попытки привстать, чтобы подать гостю руку. – Я даже задержался в этой дыре на два дня.
– Благодарю.
– Но если окажется, что я потратил время зря, тебя придется повесить. – Филарет шмыгнул носом. – Как ты на это смотришь?
– Осуждающе.
Несколько секунд Лях разглядывал неподвижное и потому невозмутимое лицо Огнедела, после чего расхохотался:
– Да ты молодец! – и махнул рукой на лавку: – Садись.
Пираты подвинулись, и Мааздук занял место рядом с капитаном.
Облаченный в деловой костюм и круглую шляпу-котелок, он напоминал коммивояжера и резко отличался от головорезов Ляха, предпочитающих крепкие цепарские шмотки, комбинезоны разных армий Герметикона или свободную одежду жителей пограничных миров. И оружие, разумеется, которое они нахально выставляли напоказ: все пираты носили боевые пояса с кобурами, ножи, а некоторые, видимо, желающие произвести впечатление на капитана, даже в кабак притащились с саблями. Железо придавало разбойникам уверенности, а вот Ричарду не требовались аксессуары, чтобы оставаться абсолютно спокойным в недружественном окружении. И этот факт не укрылся от Филарета.
– Как долетел? – спросил он совсем другим тоном, в котором не было ни капли развязности.
– Неплохо, – сдержанно ответил Мааздук.
– На борту кормили?
– Солониной.
– Угощайся. – Пират широким жестом обвел богатый стол. – Раздели со мной хлеб.
– Спасибо.
Ляху, как, впрочем, и Огнеделу, было едва за сорок, однако выглядел он старше, виной чему были трудная кочевая жизнь и невоздержанность в употреблении алкоголя и наркотиков. Пират носил длинные светлые волосы, обычно связанные в хвост, но сейчас распущенные, любил рубашки с широким воротом, выставляющие напоказ висящую на груди золотую цепь, и рейтузы, плотно облегающие мускулистые ноги. Оставив сан, Лях перестал скрывать жгучую тягу к женщинам и не упускал случая провести время в их компании. Сейчас рядом с ним сидели две шлюхи в полурасстегнутых корсетах, а остальные девки то и дело награждали их злыми взглядами: Филарет славился и мужской силой, и щедростью, одаривая понравившихся любовниц золотом.
– Выпьешь?
– После разговора, – ровно отозвался Ричард.
– Боишься потерять над собой контроль?
– Да.
– Врешь, – усмехнулся пират.
Огнедел чуть склонил голову, признавая проницательность собеседника, но к предложенному стакану не притронулся.
– О чем ты хотел поговорить?
– Наедине.
– Я завтракаю.
– Я подожду.
Мааздук вел разговор в корректном, очень аккуратном стиле, и сбитым с толку пиратам показалось, что их оскорбляют.
– Пусть говорит при всех, – предложил Смити, но Лях уже понял, что к нему явился не заурядный заказчик, мечтающий ограбить цеппель конкурирующей торговой компании или захватить землю соседа, а человек серьезный, опытный и опасный. Возможно, не менее опасный, чем он сам.
Поэтому Лях поднялся и сообщил:
– На втором этаже есть комнаты.
– Мы идем расслабляться? – «сексуальным», как ей казалось, голосом, осведомилась одна из шлюх.
– Мы идем разговаривать, – отрезал Рубака. – Вас, девочки, я позову позже. Тогда и покувыркаемся.
И пошел вперед. Огнедел направился следом, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих… на которые ему было плевать.
Поднявшись по скрипучей лестнице, они заняли первую попавшуюся комнату, ее убранство составляли широкая кровать, два стула и шкаф, и Филарет велел:
– Рассказывай. И постарайся меня не разочаровать.
– Иначе ты меня повесишь.
– Я дал слово.
– Конечно. – Ричард огляделся, без спроса уселся на стул – лицом к двери, спиной к небольшому окну – и спокойно произнес: – Как ты наверняка понял, я прибыл, чтобы предложить сделку.
– Хочешь что-то купить?
– Твои профессиональные услуги.
– Прочитать тебе отходную?
– Не мне, а тем, до кого ты доберешься, – качнул головой Мааздук. – Мне же требуется твое умение убивать, грабить и насиловать. Станешь ли ты читать своим жертвам отходную молитву, мне безразлично. Но я уверен, что если станешь – сделаешь это профессионально.
– Кое-что в памяти сохранилось, – не стал скрывать Рубака, присаживаясь напротив Огнедела. – Но я хочу знать, на что ты нацелился: цеппель или поселение? И если речь идет о наземной операции, то что за планета? Как ты понимаешь, чем цивилизованнее мир, тем выше плата. Кроме того, я не занимаюсь наземными операциями на планетах Ожерелья и адигенских союзов. Также меня интересует, что именно требуется: устрашение или уничтожение всех жителей…
– Извини, что перебиваю, но я не закончил, – сказал Мааздук, сохраняя прежнюю невозмутимость. – Я прилетел на эту забытую Праведниками планету не ради разовой акции, я нацелен на длительное и взаимовыгодное сотрудничество.
– На длительное сотрудничество с пиратами? – с иронией уточнил Филарет.
– Да, – уверенно подтвердил Ричард.
И в ответ услышал громкий смех.
– В нашем бизнесе так не работают, – объяснил Рубака, глядя на Огнедела, как на ребенка. – Мы договариваемся, я решаю вопрос, ты платишь, и мы расходимся в разные стороны, чтобы больше никогда не встретиться.
– Потому что любые долгосрочные договоренности чреваты предательством и, как следствие, виселицей.
– Именно, – не стал спорить Лях. – Я, конечно, герой, и обо мне уже слагают легенды, но если я примелькаюсь или слишком оборзею, военные начнут настоящую охоту, и очень скоро я из легендарного пирата превращусь в мертвого. А я, как ты наверняка заметил, люблю пожить в свое удовольствие. Я не хочу ни на виселицу, ни на каторгу, поэтому работаю в разных мирах и никогда не встречаюсь с одним клиентом дважды.
– А если я скажу, что ты не примелькаешься?
– В смысле?
– Ты будешь заниматься привычным делом: грабить, убивать, насиловать, но совершенно безнаказанно, – объяснил Мааздук. – Потому что никто об этом не узнает.
– Как это? – растерялся Рубака.
Огнедел понял, что сумел разбудить в собеседнике любопытство, снял шляпу, небрежно бросил ее на кровать, облокотился на спинку стула и с улыбкой сообщил:
– Я придумал способ поднять пиратство на принципиально новый уровень. И явился предложить тебе необычайно выгодную сделку.
Глава 3,
в которой Кира путешествует, Рубака жалуется, Бабарский делает предложение, а Помпилио и Тайра говорят о том, о чем никогда не говорили
Любой сферопорт Герметикона – это не только ворота в огромную Вселенную, но и неофициальная (или официальная) столица планеты, ее лицо и визитная карточка. «Одежка», по которой гости встречают новый мир. И неудивительно, что власти богатых и развитых планет старались превратить сферопорты в образцовые города, не жалея денег на их украшение и развитие.
И даже консервативные лингийцы следовали этому примеру.
Маркополис был не только крупнейшим городом Линги, которая не испытывала недостатка в больших центрах, – он восхищал классической адигенской архитектурой, образующей тщательно продуманный ансамбль, постепенно переходящий из Старого Марко-полиса в Новый, выстроенный «всего» триста лет назад и ставший главным деловым центром планеты. А за ним располагался Новейший Маркополис, в представлении лингийцев – новостройка «всего лишь» столетней выдержки. При этом – идеальные дороги, электрическое освещение на улицах, новомодные светофоры, трамваи и даже проект создания «подземки». Маркополис считался самым современным городом консервативной планеты, в котором дары обкатывали технологии и принципы зарождающейся науки «урбанизация». А еще лингийский сферопорт поражал обилием скульптур: миниатюрных бюстов и гигантских композиций, украшающих большие площади; расположенных в парках и на фасадах домов; конных, пеших, вооруженных мечами или книгами; пафосных, на которые смотрели с уважением и почтением, и веселых, созданных для хорошего настроения; мраморных, гранитных, бронзовых – из всех существующих материалов. Обилие скульптур превращало Маркополис в подобие музея под открытым небом, и в первый визит Кира спросила мужа, почему их так много. И услышала спокойный ответ: «Для красоты». Но не музейной, запертой, ведь в музей не всякий зайдет, а для повседневной красоты. Для того чтобы лингийцев – и адигенов, и простолюдинов – всегда окружали произведения искусства. Ведь даже если люди перестанут их замечать, они никуда не денутся, останутся рядом, наполняя жизнь талантом своих создателей. Так было принято во всех адигенских мирах: их здания, даже склады, даже фабрики, их мосты и соборы, их парки и вокзалы – все постройки обязательно создавались красивыми. И адигены не жалели денег на то, чтобы разбавить прагматичную утилитарность светом прекрасного.
И вокзал, на который прибыла Кира, походил не на железнодорожную станцию, а на дворец, в который, по странному капризу владельца, заходят поезда.
– Добрый день, синьора, желаете такси? – услужливо осведомился носильщик, оказавшийся рядом, едва девушка сошла на перрон. – Или извозчика?
– Какая синьора? – перебил его коллега-конкурент, ловко выхватывая саквояж девушки из рук проводника. – Адира!
Несмотря на то что Кира прибыла в Маркополис в брючном дорожном костюме, слишком современном и потому еще не прижившимся на Линге, опытный носильщик молниеносно понял, что перед ним не простолюдинка.
«Хотя в действительности я простолюдинка, пусть и богатая… Неужели последние месяцы так сильно меня изменили?»
И Кира призналась себе, что, наверное, да – изменили. Не могли не изменить. Не могла она остаться простолюдинкой, изучая историю семьи, частью которой стала. Общаясь с Помпилио. Видя почтительные взгляды лингийцев. Впрочем, простолюдинкой Кира называлась весьма условно, поскольку была дочерью одного из богатейших людей Кардонии, но нескольких месяцев рядом с Помпилио хватило, чтобы понять, что адигены не считают богатство достоинством. И сейчас в ее взгляде, жестах и походке появилось нечто, заставившее коренного лингийца без колебаний признать в кардонийке адигену.
– Желаете такси, адира? Или извозчика?
– Автомобиль, – отозвалась Кира, неспешно двигаясь вдоль вагонов.
– Как далеко?
– В сферопорт.
– Адира путешествует одна?
– Таков мой выбор.
– Разумеется, – извиняющимся тоном отозвался носильщик. – Но если вам потребуется служанка, буду рад предложить работящую девицу.
– Не уверена, что успею ее нанять.
– Адира улетает?
– А для чего мне еще в сферопорт?
Однако смутить ушлого простолюдина у Киры не получилось:
– Вдруг у вас назначена встреча? Ваша горничная заболела?
– Она заболела, – подтвердила рыжая, хотя в действительности для этого путешествия ей не требовалась компания.
– Тогда я могу порекомендовать вам работящую девицу…
– Не в этот раз.
– Как будет угодно адире.
Выйдя на привокзальную площадь, Кира поняла, как сильно соскучилась по автомобилям: и по самим машинам, и по урчанию двигателей, и даже по вони выхлопных газов. Автомобили, особенно быстрые, спортивные, в свое время стали второй страстью девушки после неба, и их отсутствие в Даген Туре в какие-то мгновения казалось невыносимым. А еще Кира отвыкла от людских толп и суеты большого города. Громкие разговоры, спешащие люди, перезвон трамваев, высокие дома, смесь «ароматов» автомобилей, потных людей и уличной еды – фон Маркополиса ударил девушку наотмашь, заставив на мгновение остановиться и замереть.
«Теперь понятно, почему Помпилио при каждом удобном случае сбегает в Даген Тур…»
– Адира, с вами все в порядке? – забеспокоился носильщик.
– Да, все хорошо. – Кира быстро взяла себя в руки, в конце концов, она выросла в современном, технически развитом мире, и улыбнулась: – Все в порядке.
– Тогда прошу к автомобилям.
Консервативные лингийцы предпочитали коляски, поскольку любили дремать под мерный цокот лошадиных копыт, а автомобили, как правило, выбирали инопланетники. Но, судя по хмурым взглядам извозчиков и тому, что далеко не все такси поместились на отведенной для них стоянке, автомобилей в Маркополисе с каждым днем становилось больше.
Повинуясь движению бровей Киры, носильщик направился к длинной блестящей машине с открытым верхом, проигнорировав стоящие первыми такси, и сложил вещи в багажник. Шофер помог девушке устроиться на мягком диванчике и осведомился:
– В сферопорт?
– Через Старый город, – распорядилась Кира. – Хочу полюбоваться центром.
– Разумеется, адира.
Двигатель зарычал, рыжая с удовольствием откинулась на спинку диванчика и улыбнулась, хотя в действительности испытывала некоторое волнение.
Из-за писем, разумеется.
Из-за предложения неизвестного рассказать ей правду о смерти отца.
Убийство Винчера Дагомаро стало неожиданностью для всех участников кардонийского конфликта и породило множество слухов. Говорили, что строптивого канцлера устранили адигены, которые хоть и пришли ему на помощь, но потребовали слишком высокую компенсацию. Кивали на его противников по гражданской войне, не желающих видеть столь сильного лидера за столом переговоров. Намекали на галанитов, ведь Дагомаро разрушил их планы прибрать к рукам Кардонию… Слухов было много, но ни один из них не подтвердился хотя бы одним серьезным фактом, и постепенно официальная версия оказалась единственной: террорист-одиночка, потерявший семью в огне кардонийской гражданской войны и пожелавший отомстить тому, кого считал виновником своего кошмара.
Версия, подтвержденная фактами, которые не смог опровергнуть ни один следователь.
Но в полученных Кирой посланиях царила абсолютная уверенность в том, что правда скрыта, и третье письмо, неведомым образом появившееся в спальне девушки и содержащее угрозу прекратить общение, все-таки заставило рыжую отправиться в путь. При этом Кира понимала, что разумнее было дождаться возвращения Помпилио, но неизвестный не оставил ей времени и добился своего: девушка покинула Даген Тур утренним поездом и была полна решимости разгадать таинственную загадку.
– Это собор Доброго Маркуса?
Могла бы и не спрашивать, поскольку легенды о грандиозных размерах кафедрального собора Линги слагали во всех обитаемых мирах. Самый большой олгеменический храм Герметикона строили двести семьдесят лет и создали шедевр, возвышающийся и над площадью, и над городом. В соборе могли одновременно молиться сто тысяч верующих, и еще миллион человек вмещала площадь. Адигены были олгеменами, и как бы они в действительности ни относились к церкви – ревностно или «современно», – они неустанно подчеркивали приверженность ей.
– Да, адира, собор, – ответил водитель, машинально приложив ко лбу два пальца. – Желаете заехать?
– К сожалению, тороплюсь.
– Как будет угодно… Вы впервые в Маркополисе?
– Нет, но в прошлый раз была проездом.
– Куда-то улетали?
– Откуда-то прилетела.
– Вы не лингийка? – растерялся удивленный водитель.
– Нет.
– Но давно живете на Линге?
– Время не имеет значения, – спокойно ответила Кира. – Либо ты становишься лингийцем, либо нет.
– Золотые слова, адира, – почтительно отозвался водитель. – И прошу меня извинить за нелепый вопрос.
На фоне невероятного собора Палата Даров, Ратуша, Академия, Библиотека и другие массивные здания Маркополиса не могли произвести особенного впечатления, требовалось время, чтобы прийти в себя после потрясения, вызванного видом храма, и Кира обрадовалась тому, что автомобиль покинул старый центр, взяв курс на сферопорт.
– Маркополис – древний город, он изначально задумывался как столица Линги и выстроен в соответствии с замыслом. В центре находятся общественные здания, дворцы даров и наиболее знатных адигенов, между центром и сферопортом расположен Новый город, и с юга их полукольцом окружает Новейший.
– А сферопорт?
– В стороне.
– Долго ехать?
– Еще час. – Водитель выдержал короткую паузу. – Вы правильно сделали, выбрав автомобиль, адира, на лошадях вы добрались бы до сферопорта к ночи.
– Именно так.
– Могу я осведомиться, куда вы направляетесь?
– На Тинигерию.
– Пусть Пустота будет к вам добра.
– Не Пустота, а святой Хеш, – уточнила Кира.
– Вижу, вы бывалая путешественница.
– Не без этого.
– Собираетесь в гости?
– Почему вы так решили?
– Вы едете одна и взяли с собой очень мало вещей. Можно предположить, что вас ожидают друзья, в доме которых вы не будете ни в чем испытывать недостатка.
– Нет, я по делам, – скупо ответила Кира и отвернулась, показывая, что разговор ей наскучил.
///– Это она? – спросил Туша, жадно разглядывая вышедшую из автомобиля женщину. Она оперлась на поданную шофером руку и, не останавливаясь, направилась к зданию вокзала. Даже не посмотрев, передал ли шофер вещи подбежавшему носильщику.
Она знала, что передал.
– Да, она, – подтвердил Горизонт.
– Красивая, – вздохнул Иона. В отличие от приятеля, он Киру до сих пор не видел, поэтому покачал головой и уточнил: – Очень красивая.
И пожевал губами, словно беззвучно проклиная свое простецкое происхождение.
– Красивая, но высокомерная, – добавил Кома.
– Она адигена.
– Она не адигена. Она выросла на Кардонии в богатой семье простолюдинов.
– Уже адигена, это видно, – не согласился Туша.
– Ты отличаешь высокомерную торговку от высокомерной адигены? – удивился Горизонт.
– И очень легко.
– Каким же образом?
– По поведению, – объяснил приятелю Туша. – Вспомни богатых галаниток, их скотскую грубость и откровенное хамство к тем, кто не имеет денег. Вспомни, как ведут они себя с персоналом отелей и стюардами.
Горизонт поморщился.
– Галанитки не высокомерные, а напыщенные, – продолжил Иона. – Простолюдинки, взлетевшие на жердочку повыше, которым важно показать окружающим свое богатство. Абсолютно всем. Они готовы мчаться за нищим бродягой, чтобы потрясти перед его носом драгоценностями.
– Кира ведет себя иначе?
– Ей не важно, что мы о ней думаем, потому что между нами – пропасть, – тут же ответил Туша. – Это не высокомерие, а стиль. И… она очень красива.
– Умеет себя подать.
– Тебе не нравится? – удивился здоровяк.
– Симпатичная, – не стал отрицать Горизонт.
– Нет, красивая, – продолжил настаивать на своем Туша. – Намного лучше, чем на газетных фотографиях. Теперь я понимаю, почему Помпилио на ней женился.
Они сидели за столиком на открытой веранде прилепленного к зданию вокзала трактира. Не самого дорогого из тех, что распахивали свои двери в сферопорту, но и не в дешевой тошниловке для третьего класса, расположенной позади здания. Сидели уже два часа, внимательно разглядывая подъезжающих к вокзалу пассажиров, и наконец дождались.
– Что теперь? – осведомился Горизонт.
– Полетим на Тинигерию, – пожал могучими плечами Иона и пошутил: – Думал, ты знаешь.
– На том же пассере, что и она?
Ответом стало молчание, поэтому Кома перестал следить за Кирой, тем более что адигена вошла в здание, и повернулся к приятелю. И с удивлением увидел, что Туша раскрыл газету и углубился в чтение.
– Ты слышал вопрос?
– Смотри, до чего интересно: из Пустоты не вышел очередной грузовик, – сообщил здоровяк. – На этот раз – бахорский, с грузом медицинских и алхимических специй.
– И что? – не понял Горизонт.
– С грузом очень дорогих специй и наркотических веществ, – уточнил Иона. – Алхимическими специями называют наркотики.
– И что?
– Цеппели стали слишком часто оставаться в Пустоте.
– И что? – в третий раз спросил Кома.
– Тебе вообще ничего не интересно? – осведомился Туша. – Плевать на все, кроме контракта?
Иногда Иона делался невыносимым: специально не отвечал на вопросы приятеля, демонстративно затягивая время, в надежде вывести Кому из себя. Иногда получалось, иногда – нет. Сегодня Горизонт не хотел сдаваться и спокойно продолжил:
– Как мы доберемся до Тинигерии?
– Некоторые ученые говорят, что создаваемые астрингами переходы становятся опасными, будто Пустота научилась их ломать, а значит, мы можем снова потерять связь с другими планетами.
– Тебе действительно это интересно?
– А тебе нет?
– Это не имеет отношения к нашему контракту.
– Имеет, – неожиданно возразил Туша.
– Как? – растерялся Горизонт.
– Имеет самое прямое отношение…
– Перестань вести себя как скучающий рантье, и скажи, когда мы отправляемся на Тинигерию! – взорвался Кома. – И как твоя газета связана с нашим контрактом!
Довольный Туша широко улыбнулся, разглядывая пунцового от гнева приятеля, после чего свернул газету и бросил ее на столик.
