Владимир Никитин
Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд

© А. И. Лобанов, рисунки, 2006

© А. Головань, фотографии, 2006

© Н. Н. Никитина, перевод текста фильма, 2006

* * *

Благодарность

Автор благодарит доктора философских наук Ольгу Семеновну Суворову за помощь в работе.

Особую признательность автор выражает сотрудникам кафедры танца Академии музыки и танца г. Братиславы и лично доценту Дагмар Хубовой и доценту Ирине Черниковой за помощь в проведении исследований.

Предисловие

Проблема взаимосвязи души и тела рассматривается в работах крупнейших философов дохристианского и христианского летосчисления и психологов новейшего времени. Попытки разработать вопрос о природе духа и тела сталкиваются с глубокими гносеологическими трудностями. О единстве тела и души писали еще античные философы. Для Аристотеля обе субстанции соединяются, так как они – материя и форма – представляют собой субстанции «неполной природы». Представление Аристотеля о том, что душа есть форма тела, имеет решающее значение и для определения природы поведения человека.

Открытым для анализа, на мой взгляд, остается вопрос об убедительности существующих представлений о природе души и тела в области философии познания. Требуется дополнительное рассмотрение так называемых «действительных теорий познания» (антропологической, феноменологической, герменевтической), обращение к которым позволит приблизиться к пониманию «глубинных предметно-деятельностных механизмов», предстающих как естественные объекты, живущие своей органической жизнью^[1]. Как отмечает М. К. Мамардашвили, «унаследованная теория познания не имеет своим объектом реальный естественно-исторический процесс познавательной деятельности человека; ее классификации, понятия, основные разбиения, сам ее способ мышления не годятся для воспроизведения реального развития и истории человеческого познания»^[2].

В XX в. с укоренением в обществе отношения к человеку как к «индивидуализирующей сущности» тело становится объектом и предметом исследования модернистской и постмодернистской философии. В работах А. Бергсона, Э. Гуссерля, Р. Барта, М. Полани, Г. Гваттари, Ж. Делеза и других философов новейшего времени проблема онтологии тела и телесности обретает новое звучание. Тело рассматривается как универсальная стабилизирующая структура единого опыта людей, определяющая своим бытием становление и развитие человека в целом. «Опыт тела приводит нас к признанию полагания смысла», – писал М. Мерло-Понти^[3]. На основании изучения природы и места тела в жизни человека делается вывод о том, что познание как таковое становится реальным исключительно благодаря близости самого субъекта к природным реалиям и обладанию им своей телесностью.

Проблема объективного восприятия и понимания человеком самого себя и других особенно актуальна в практической психологии и психотерапии, объектом познания которых является душа человека. Гипотетически разделяя психику на два образования – сознательное и бессознательное, имеющие прямое отношение к телу, мы признаем свою неспособность проникнуть в то, что «находится» за сознанием. Бессознательное, а с ним и тело «ускользают» от объективного познания; ум может только догадываться о внутреннем бытии человека и наблюдать его проявления в формах телесных репрезентаций.

Может быть, сопротивление пациентов терапевтическому воздействию так велико потому, что оно прежде всего исходит из бессознательного, из тела, которое защищает целостность человека. В действительности именно тело и нуждается в помощи. Угасание тела влечет за собой угасание души и духа. Однако далеко не всегда психотерапевт предполагает работу с психикой посредством тела. Тело рассматривается как менее значимая, чем душа, часть человека.

Существует негласное соглашение среди практикующих психологов о том, что часть психики, недоступная для прямого наблюдения, является скрытым образованием, природа которого остается непознанной. Но если работа идет с психикой в целом, то доступными для наблюдения и дальнейшего анализа могут быть феномены, которые отражают жизнь бессознательного. По мнению Карла Ясперса, «события, происходящие за пределами сознания, могут быть замечены лишь в тех случаях, когда они являются восприятию как события соматической сферы»^[4]. Таким образом, понимание субъектом бытия собственного тела дает ему надежду на понимание своего «внутреннего бытия» и тем самым на возможность оказания терапевтом действенной психологической помощи пациенту. Человек, принимающий жизнь как данность, открыт для диалога с самим собой. Он познает свою самость, обращаясь к исследованию проявлений своего духа и тела. Он рассматривает себя как живую субстанцию, синергирующую в себе духовное и материальное. Познавая дух, субъект познает тело; познавая тело, он «погружается» в глубины своей духовной самости.

Смыслы, парадоксы и абсурд телесного бытия человека – предмет нашего исследования. Монография посвящена анализу содержания и форм проявления телесного действия. Особое внимание уделяется феноменам, свидетельствующим о парадоксальном и даже абсурдном отношении человека к своему телу.

Лексическое значение слова «абсурд» – нелепость, бессмыслица, то, что в принципе невозможно осуществить. Абсурдное утверждение – идея, мысль, сама себе противоречащая. Абсурдное действие – это действие, которое априори не приводит к поставленной цели: оно изначально обречено на невыполнение в силу того, что строится без должного учета субъектом действия существующих обстоятельств и своих возможностей.

Парадокс, напротив, обладает некоей потенциальной возможностью осуществления задуманного. Парадоксальная мысль амбивалентна с точки зрения устоявшейся логики вещей. Парадоксальное действие сознательно осуществляется субъектом познания для достижения целей, движение к которым невозможно обычным путем; такое действие непредсказуемо, но потенциально выполнимо.

Абсурд проявляется там, где намерения и возможности расходятся, где субъект самополагает себя вне контекста условий, в которых он существует и которые предопределяют не только характер его действия, но и содержание его замысла. Пребывая в среде и намереваясь осуществить действие, человек оперирует знанием средовых условий, в которых он находится в данный момент времени. Его желания определяются условиями и возможностями среды, в которой он действует и изменение которой приводит к трансформации его взглядов и потребностей. И хотя крылатая фраза звучит: «Измени себя сам, и тем самым ты изменишь обстоятельства, в которых находишься», – в ней отсутствует решающее звено: не раскрывается, как «изменить себя» в заданных обстоятельствах.

Возможности субъекта можно рассматривать как условия развития его внутренней и внешней среды, благоприятствующей появлению и осуществлению его намерений либо затормаживающей их. Иными словами, возможности отражают духовный и энергетический потенциал человека, наличие которого предопределяет вероятность осуществления его намерений.

Таким образом, абсурд есть столкновение, конфликт между духовными устремлениями субъекта и материальными формами воплощения его намерений. Материальный «мир вещей» является пространством, в котором разыгрывается эта драма. Человек ищет себя в себе в надежде избежать абсурдности своего существования. Абсурд в его мыслях и действиях выступает как следствие ограниченности его знаний о природе и предназначении своей самости.

Тема абсурда сегодня значима, как никогда ранее. Современный человек, по-видимому, теряет способность к вере, а это ведет к потере смысла его бытия. Об абсурде, бессмысленности жизни писал Жан-Поль Сартр: он считал, что человек рожден и выброшен в мир заданных отношений^[5]. Он не свободен, потому что не обладает возможностью полного самополагания. Общество ограничивает свободу выбора человека и тем самым делает его жизнь абсурдной. Страдания тела и смерть человека – окончательный абсурд, не имеющий объяснения.

Обращение к немногочисленным публикациям, посвященным теме абсурда, позволяет увидеть глубинные связи между культурными стереотипами и уровнем сознания человека. Именно они ограничивают возможности его духа и лишают его надежды на обретение истины. Ценностные установки, формируемые в сознании субъекта обществом, определяют стратегии и характер его познания. Прекрасен призыв к признанию общечеловеческих ценностей. Но не есть ли это скрытая форма обмана человеком самого себя? Ведь «общечеловеческое» скорее рождается волевым усилием одного субъекта и в силу исторического случая становится символом, фетишем для других людей, которые зачастую и не догадываются об истинности принимаемого ими знания. Таким образом, общество, признавая одни идеи и возводя их в ранг догм, попутно оставляет вне сферы своего внимания другие. В результате человек пребывает в пространстве ограниченного знания.

Парадоксально, но доверие к избранному, единичному строится на допущении истинности субъективных представлений. И таким образом истина ускользает: сообщество людей, следуя некоему правилу в выборе форм познания, продолжает верить в истинность принятого им знания, настаивать на сохранении устоявшихся догм. «Я верую – значит, я существую», – гласит истина масс.

На языке логики такая двойственность ситуации, ее амбивалентный характер может рассматриваться как парадокс. Если мне не дано понять сущности некоего факта, то могу ли я принять его как данность, мною не осознаваемую? Допускаю ли я присутствие во мне некоего знания, которое мною не осознается, но которое позволяет мне быть с ним, постигать его и находить посредством него истины?

Естественно, не каждое знание созвучно душе. Мы выбираем и усваиваем то, что соотносится с особенностями нашей психики, складывающейся в процессе онтогенеза и имеющей свою ярко выраженную «внешность». Отсюда и увлечение психологов типологиями характеров людей. Есть что-то конкретное, притягивающее внимание в том или ином субъекте созерцания, то, что делает его несхожим с другими людьми. В рамках этой уникальности и структурируется знание, вырисовываются контуры постоянно формирующейся в условиях среды социализированной личности.

Какова же сущность абсурда? Критически, а порою и скептически наблюдая за происходящим и не имея надежды на разрешение своих сомнений и противоречий, человек продолжает оставаться в неведении относительно смысла своего бытия. Он продолжает поиск знания, которое могло бы ему помочь определиться с главным вопросом: «Зачем я живу?» Посредством опыта субъект надеется осознать стратегии выбранного им пути познания. Но чем глубже он познает себя и окружающий его мир, тем ближе подступает к границе, за которой испытывает уже постоянное, не покидающее его даже в минуты радости и ощущения полноты жизни чувство неопределенности. Перейдя эту психологическую «границу», он начинает скорее скептически относиться к получаемому им знанию. Как и древнегреческие скептики, он может сказать, что «человек знает только то, что ничего не знает».

Абсурд – философское понятие, через призму которого рассматривается бытие человека. Абсурд притягивает сознание волнующей яркостью и неопределенностью. Ум бежит от абсурда и одновременно стремится в объятия его бездонности. Ум тщится его понять, осознать, каждый раз останавливаясь на очередном витке своей рефлексии, и, подойдя к своему логическому тупику, взрывается смерчем аффектов и в своей опустошенности возвращается к делам обыденным, неприхотливым. Бытие как процесс проходит в нескончаемом столкновении деятельности рассудка и чувств субъекта, который надеется постичь сущность своих противоречивых суждений, порождаемых умом. Желая понять себя, субъект стремится раскрыть причины своих абсурдных действий. Как и тысячи лет тому назад, он остается со своими сомнениями, со своим извечным вопросом «зачем?».

Итак, понять сущность абсурда, абсурдность намерений и действий субъекта можно лишь при рассмотрении сущности человека как продукта общественных отношений. Как всякое явление действительности, философия и психотерапия отражают состояние общества, определяют стратегии его развития, вскрывают проблемы и предлагают способы их решения. Для настоящего времени характерно усиление противостояния между материальным и духовным миром. По меткому замечанию Джозефа Нидэма, западноевропейская мысль всегда испытывала колебания между миром-автоматом и теологией^[6]. Эту раздвоенность он определяет как «характерную европейскую шизофрению».

Что же свидетельствует об амбивалентном, и даже абсурдном характере жизнедеятельности современного человека? По-видимому, абсурдность его устремлений проявляется в попытке соединения духовных и материальных ценностей, причем последние играют первостепенную роль. Духовное не определено, мифологизировано, не осознаваемо. Материальное конкретно, наблюдаемо, фиксировано. Человек стремится к социальной устойчивости, так как живет в обществе. Материальное притягивает его внимание, становится объектом его потребностей, останавливает его движение к себе как к духовной субстанции, наделенной особым предназначением. Ключевым понятием в социальной модели развития личности становится категория устойчивости. Отклонение намерений и действий субъекта от устоявшихся норм общежития дестабилизирует его социальное положение. Попытка выхода за пределы устоявшихся границ – риск, который останавливает мысль и действие, порождает страх и фрустрацию – форму бытия человека общественного. Страх сковывает его волю, ему становится все труднее преодолевать собственные стереотипы мышления. Человек останавливается в своем познании, прекращая движение к истине.

С точки зрения синергетики, «в состоянии равновесия материя “слепа”, тогда как в сильно неравновесных условиях она обретает способность воспринимать различия во внешнем мире и “учитывать” их в своем функционировании»^[7]. Через движение тела, чувств и мысли, через смену устоявшихся представлений постигается истина.

Движение как таковое имеет свое бытие, свои формы проявления. Проникая в «темные коридоры» бытия, блуждая в них, субъект исследует обнаруженные им феномены с точки зрения когнитивных моделей познания. Модель довлеет, подминает под себя наблюдаемое. Она детерминирована разумом, ее выдумавшим. Отработав одну модель познания, рассудок продуцирует иную, которая в свою очередь будет отвергнута на другом витке познания. И так продолжается бесконечно. Ограниченное сознание рождает бесконечное число ограниченных моделей познания, посредством которых рассудок намеревается раскрыть сущности, выявить законы мироздания. В этом выборе ограниченных истин и проявляется парадоксальность мышления. Рассмотрению природы ограничений, парадоксальных приемов их снятия, трансгрессивного скачка в сознании и посвящена монография.

В книге приведены лишь некоторые, наиболее важные рисунки, иллюстрирующие представленный материал. Полный комплект фотографий и рисунков содержится в приложении на диске. В тексте даются отсылки к приложению в виде номера и уменьшенной копии изображения. Рисунки и фотографии имеют отдельную нумерацию.

Часть 1
Телесность как объект онтологического исследования

Глава 1
Непознанное тело: тело как «зеркало» сознания

1.1. Об отношении сознания к телу в восточно-философских учениях

К вопросу о методе онтологического исследования

Вопрос об отношении человека к своему телу приобретает особое значение в технократическом обществе. Отчуждение от тела, данного человеку природой, стремление к созданию искусственных органов обусловливают необходимость философской рефлексии научных и нравственных представлений о статусе телесности в системе ценностных ориентаций современной личности.

Именно поэтому со всей очевидностью встает вопрос о методах исследования онтологии телесности человека. Несмотря на череду блестящих работ, посвященных анализу данной проблематики, дилемма выбора между описательными или «действительными» моделями исследования не разрешена. В этой связи актуальным остается вопрос о возможности достижения истинного знания не путем анализа представлений по данной тематике, а посредством исследования бытия тела, в условиях реально существующего пространства и смоделированных в нем субъект-объектных отношений, в которых способно раскрыться содержание телесного опыта.

Безусловно, разработка онтологического подхода возможна лишь при опоре на эмпирические и теоретические знания из различных областей науки, включая антропологию, биологию, медицину, психологию, физиологию и другие. В этой связи особую значимость приобретает философское осмысление процесса познания субъектом бытия собственного тела. Если тело предстает для человека как неповторимое, уникальное физическое образование, внутренняя жизнь которого сокрыта для внешнего окружения и дана только ему в ощущениях, то, очевидно, что истинное познание телесных сущностей доступно только ему. При допущении данной точки зрения онтологическое исследование самим субъектом своей телесности приобретает решающее значение для поиска истинного знания. В данном случае социокультурная парадигма телесности получает свое раскрытие в сторону изучения природы самоидентификации человека. Каким ему предстает его тело? Какое место оно занимает в его сознании, в его модели отношения с миром? Ответить на эти вопросы становится возможным, если обратиться к анализу опыта индивидуального чувствования тела. Раскрытие содержания представлений и знаний о природе самопознания человека своей телесности позволяет иначе взглянуть на проблему антропологического кризиса, на место человеческого тела в понимании природы самого человека.

Историко-философский анализ существующих взглядов на осмысление телесного бытия человека показывает устойчивую тенденцию к изменению представлений о сущности телесности от дихотомического разделения человеческой самости на душу и тело до интеграции представлений о единой природе человека. К данной проблематике обращались и обращаются философы, опирающиеся на различную теоретическую основу.

Исследование динамики смены представлений на природу телесности человека отражено в работах современных отечественных и зарубежных философов антропологического и феноменологического направлений. Однако открытым, на мой взгляд, остается вопрос о причинах изменения отношения к данной проблематике. По-видимому, эволюция взглядов связана с трансформацией представлений самих философов о собственном теле, с изменением его онтологического и аксиологического значения для самого субъекта рефлексии. Изменение отношения к телу, безусловно, связано с изменением социально-общественных моделей развития общества. Однако только этим фактом не исчерпывается ответ. Отношение к телу меняется и в связи с достижением в обществе предельного знания о сущности человека, знания, приобретаемого путем спекулятивного анализа. Поиск метасмыслов оборачивается утерей значимости единичного, данного конкретной индивидуальности тела.

Очевидно, что в условиях ускоренного расширения информационного пространства проблема методологического обеспечения исследования сущностей вещей и феноменов требует иных подходов в определении способов анализа. В нашем случае феноменом выступает телесность человека. Определение формы может быть увязано с пониманием значения категории «методология».

В науке, с точки зрения Т. В. Корнилова^[8], «Методология есть совокупность конкретных приемов исследования, включающая метод как стратегию исследования и методику как способ фиксации эмпирических данных». В то же время конкретные методические приемы могут быть использованы практически в одинаковой форме в рамках различных методологических подходов. При этом общий набор методик, генеральная стратегия их применения несут методологическую нагрузку^[9].

В сфере научного познания различают аналитические и синтетические методы исследования. Обратимся к работе Г. В. Ф. Гегеля «Наука логики», в которой он проводит анализ учения о понятии. Проводя черту между двумя формами познания, Гегель отмечает, что для аналитического метода объект, с которым имеет дело познание, представляется ему в образе единичного (die Gestalt der Vereinzelung). Деятельность аналитического познания направлена на то, чтобы свести единичное ко всеобщему. В данном пространстве отношений субъекта с объектом мышление обладает лишь значением формального тождества или «абстракцией всеобщности». Напротив, синтетический метод предстает как деятельность познания от всеобщего к единичному посредством обособления (разделения). Однако для Гегеля как синтетический, так и аналитический методы познания мало пригодны для философского исследования, «ибо философия должна прежде всего оправдать свои предметы, показать их необходимость»^[10]. Оба научных метода исходят из «внешней предпосылки», то есть, согласно природе понятия, анализ предшествует синтезу; «сначала нужно возвести эмпирически-конкретный материал в форму всеобщих абстракций, и уже только после этого можно предпослать их в синтетическом методе в качестве дефиниций»^[11]. Иными словами, для философского познания методы научного познания не пригодны, так как они исходят из предпосылок и «познание в них носит характер рассудочного познания, руководящегося в своем поступательном движении формальным тождеством»^[12]. Однако двигаясь по своему пути, процесс познания в конце концов наталкивается на «несоизмеримые и иррациональные величины». Таким образом субъект вынужден преодолевать рациональность и стремиться к иррациональности, в которой Гегель усматривает признаки – «след» разумности.

Иначе представляется Гегелю метод философского познания. Для него истина «положена как единство теоретической и практической идеи, единство, означающее, что… объективный мир есть в себе идея и вместе с тем вечно полагает себя как цель и получает свою действительность благодаря деятельности»^[13]. Таким образом, Гегель подходит к принятию спекулятивной или, говоря другими словами, абсолютной идеи. Раскрытие содержания этой идеи, которое разворачивается в пространстве действительности, и является философским методом. При этом спекулятивный метод опирается на начало, которое «есть бытие, или непосредственное. Начало в смысле непосредственного бытия заимствуется из созерцания и восприятия»^[14] (курсив автора): логическое проявляет себя во всеобщем, а непосредственное (сущее) – в понятии. Иначе говоря, философское мышление и аналитично, и синтетично одномоментно, поскольку оно обнаруживает себя как деятельность самого понятия.

Но вопрос о методе онтологического исследования должен быть соотнесен с вопросом о месте и значимости для процесса познания самого субъекта познания. Иными словами, возможно ли допущение идеи, согласно которой субъект, познавая самого себя, способен приблизиться к истинному знанию? Какой объект для него познаваем – тот, который он способен воспринимать или тот, который предстает ему лишь в воображении?

Человеческое тело и воспринимаемо на уровне ощущений – чувств, и представляемо в образе. Тело дано человеку как сущее. Оно принадлежит ему в сфере представления и воображения, но остается ему чуждым, сокрытым как материальное образование. О своем теле он знает, что оно есть. Оно осознается посредством восприятия ощущений, которые проявляют его для самости как единичную обособленную ей данность и как объект отражения в пространстве других объектов среды. Тело всегда «живет» в человеке, и его познание становится для субъекта возможным в силу его проявленности вовне по отношению к другим объектам. Иными словами, акт рефлексии строится на довербальном уровне в процессе непосредственного опыта проживания субъектом чувств, возникающих на основе восприятия ощущений от собственного тела и прямого визуального его наблюдения. Следовательно, познание бытия тела самим субъектом осуществляется посредством интуитивного «схватывания» форм и качеств его существования как внутри его самого, так и вовне.

Тело не подлежит познанию путем «чистой» рефлексии, так как оно не есть некая идея или знак. Тело обладает конкретными качествами, осознаваемыми субъектом, и именно они определяют интенциональность его онтологического исследования. Оно «связывает» мышление, так как последнее, являясь актом психики, вбирает в себя все проявленные и непроявленные феномены синергетического единства духовного и материального. «Сквозь абсолютно качественные свойства тела его субстанциальная сердцевина просвечивает на его поверхность, которая, принадлежа самому телу, связана (непостижимым образом) и с res cogitans в оппозиции к ней. Эта фронтальная обращенность тела к самости, открывающаяся благодаря контакту обеих субстанций, становится основанием явления, не говоря уже о возможности его восприятия»^[15].

Таким образом, онтологический метод исследования бытия тела человека не может быть разработан без обращения к самому субъекту, к его опыту индивидуального познания собственной телесности.

В нашей работе исследуются феномен человеческой телесности в свете философии познания и формы терапевтического использования парадоксальных идей и действий. Применяемые методы анализа позволяют приблизиться к пониманию сущности человека.

Как и всегда, когда поставленные задачи рассматриваются на стыке наук, встает вопрос о подходах к исследованию. В этой связи особую актуальность приобретает рассмотрение телесности человека с позиций школ философии, ориентированных на исследование наблюдаемых феноменов. С точки зрения X. Плеснера, материалистически-эмпирический и идеалистически-априористический подходы в философии раскрытия человеческой сущности исчерпаны; необходимо привлечение иного способа познания сущностей – интуиции, благодаря которой «жизнь постигает жизнь… начинает понимать, что она есть и чем стала»^[16].

Что же представляет собой бытие человека? Допустима ли дихотомическая модель бытия, включающая бытие «вещей» как «низшего» начала, т. е. бытие материи, не обладающей сознанием, и бытие духа как проявления божественного, «высшего» начала? Рассматривает ли человек жизнь своего тела как проявление «высших» сил или же относится к нему, отталкиваясь от представлений о «низшей» природе всего телесного? Безусловно, категории низменного и возвышенного продолжают существовать в сознании человека; они определяют его жизненные стратегии, а с ними и формы его мышления и социальной экзистенции.

Но какова природа мышления человека? Согласно С. Спенсеру, категории мышления человеку априори даны. А. Бергсон же считает, что Спенсер стоит на позициях трансцендентального идеализма, и для него (Бергсона) «категориальные формы проявляются в адаптивном процессе, процессе приспособления к природе», а сами категории каузальности как формы бытия обнаруживают себя в природе^[17].

Благодаря процессу мышления человек познает самого себя как целостное образование и формы проявления своего духа и тела. Но и интуиция является необходимым инструментом познания, обращаясь к которому человек проникает в исследование сущностей своей телесной самости. Это рождает вопрос: на какой метод – ментальный или интуитивный – следует опираться при исследовании феномена телесности? Мы постараемся ответить на него как с философской, так и с психологической точки зрения.

Отношение субъекта к своему телу связано с его отношением к собственному Я. Я есть психологическое образование, осознаваемое человеком по отношению как к своему внутреннему, так и внешнему бытию. Познавая сущности Я, человек исследует себя как осознающего субъекта. С точки зрения Карла Ясперса, сознание Я проявляет себя посредством четырех формальных признаков^[18]:

1. Чувство деятельности – осознание себя в качестве активного существа.

2. Осознание собственного единства: в каждый данный момент я сознаю, что я един.

3. Осознание собственной идентичности: я остаюсь тем, кем был всегда.

4. Осознание того, что Я отлично от остального мира, от всего, что не является Я.

Принимая данную верификацию осознания субъектом своего Я, представитель экзистенциальной феноменологии Карлос Вальверде не считает возможным объяснение феномена сознания как «совокупности» переживаний, обусловленной деятельностью нервной системы. Он видит необходимость дальнейшего исследования Я не в модели «психологического Я», а в структуре «онтологического Я»^[19]. В качестве метода исследования он предлагает феноменологический подход, который обеспечивает переход к формам метафизического познания. Иными словами, по мнению Вальверде, феноменологический взгляд на Я позволяет объяснить бытие «онтологического Я».

По-видимому, «феноменологическо-метафизический» метод можно рассматривать как подход, который позволяет не только описывать феномен телесности, но и находить формы разрешения проявленных противоречий духа и тела. Согласно К. Вальверде, «не все в человеческой личности подлежит феноменологическому описанию; однако, исходя из феноменологического, мы придем к трансфеноменологическому, или метафизическому»^[20].

Феноменологическое исследование представляет собой способ рассмотрения собственно человеческих форм поведения. Объектом анализа здесь выступают те качественные характеристики субъекта, которые присущи исключительно ему. В нашем случае центральным объектом исследования выступает процесс рефлексии. «Рефлексия есть способность сознания обращаться на самое себя, брать самое себя в качестве объекта, наделенного постоянством и особой ценностью; способность не только к познанию, но и к самопознанию, не только знать, но и знать, что ты знаешь», – писал французский философ Тейяр де Шарден^[21].

Метафизическое исследование направлено на познание сверхчувственных (трансцендентальных) основ и принципов бытия. Анализ сверхчувственных проявлений в бытии человека является одной из форм изучения его психики. В свою очередь психическое, с точки зрения С. М. Гайгера, «есть нечто само по себе реальное, независимо от того, переживается оно или нет, – точно так же, как физические объекты, независимо от того, воспринимает их кто-то или нет»^[22]. Таким образом, исследование онтологии телесности может быть осуществлено, опираясь на идеи тех философов, суждения которых о духе и теле имеют глубоко экзистенциальное, психологическое основание.

Выбор нами феноменологическо-метафизического метода исследования как способа изучения онтологии телесности человека связан со стремлением найти в психотерапевтической практике возможные формы работы с абсурдными репрезентациями субъекта. Наше внимание (при исследовании феномена телесности) привлекают те философские теории, содержание которых позволяет рассматривать парадокс как одну из необходимых форм жизнедеятельности человека. Само изучение идей «парадоксальной» философии ставит нас перед сложным выбором: принять то, что не подлежит эмпирическому исследованию и логическому объяснению, либо отказаться от допущения целесообразности абсурда в жизни человека.