bannerbannerbanner
Коллапс. Гибель Советского Союза

В. М. Зубок
Коллапс. Гибель Советского Союза

Полная версия

Я закончил книгу с убеждением, что загадка крушения СССР остается «живой историей», которая продолжает будить страсти и делить общество на непримиримые лагеря. Почти в любом разговоре – с русскими в России или собеседниками на Западе – люди живо и с любопытством реагировали на эту тему. За пределами России многие недоумевали, почему Горбачев, которого они считали героем и чуть ли не пророком, продолжает вызывать столько ненависти на родине. Была ли альтернатива его «перестройке»? Действительно ли была угроза новой диктатуры, еще худшей, чем партийно-советская? Имел ли шансы на успех горбачевский проект о добровольном союзе демократических государств? Была ли возникшая в 1991 году новая Россия обречена на возврат к авторитаризму, или это результат серии упущенных возможностей? Надеюсь, книга удовлетворит любопытство и оставит читателей с лучшим пониманием того, почему и как произошел один из величайших геополитических переворотов прошлого века, открывший дорогу тому миру, в котором мы оказались сегодня.

Часть I
Надежды и амбиции
1983–1990

Глава 1
Перестройка

«Разработать такую систему организационных, экономических и моральных мер, которая заинтересовала бы в обновлении техники и руководителей… сделала бы невыгодной работу по старинке, – вот в чем задача».

Юрий Андропов, 15 июня 1983 года[18]


«Так дальше жить нельзя».

Михаил Горбачев, март 1985 года

РЕФОРМАТОР ИЗ КГБ

Мысль обновить Советский Союз зародилась не у Михаила Горбачева, а у его наставника Юрия Андропова. Годы спустя после развала СССР многие с сожалением говорили: «Вот бы Андропов пожил дольше». Они имели в виду, что под его руководством страну можно было бы реформировать, но при этом удержать от распада. В сущности, Андропов реабилитировал идею обновления (или перестройки) и поставил своему преемнику Горбачеву задачу развивать ее дальше.

Андропов родился в июне 1914 года, за два месяца до начала Первой мировой войны. Вопрос происхождения его семьи вызывает споры[19]. Сам он утверждал, что родом из казачества, но в действительности родился в семье еврея-торговца из Финляндии Карла Финкельштейна, который переехал с семьей в Москву и открыл ювелирный магазин на Большой Лубянке, 26. Появись Андропов на свет на пару десятилетий раньше, он, возможно, стал бы предпринимателем или даже банкиром. Но он скрыл свое происхождение, сделал партийную карьеру в годы сталинского террора и в итоге оказался в другом здании на Лубянке, возглавив Комитет государственной безопасности (1967–1982). Суровый, умный и деятельный, Андропов обзавелся влиятельными покровителями и превратил КГБ в разветвленную корпорацию на страже партийной диктатуры с функциями обеспечения охраны и секретности, разведки за рубежом и слежки внутри страны.

Андропов оказывал множество услуг стареющему Леониду Брежневу, тогдашнему генеральному секретарю Компартии. В 1969 году КГБ обеспечил тайный канал связи с руководством Западной Германии, что положило начало разрядке напряженности в Европе. Андропов давил инакомыслие среди советской интеллигенции, отправляя активистов-правозащитников в психбольницы. В качестве альтернативы он предложил разрешить эмиграцию диссидентов и евреев из Советского Союза. Глава КГБ также снабжал советского лидера импортным снотворным, чтобы бороться с хронической бессонницей[20]. Андропов подвел Брежнева лишь однажды – в 1979 году убедил ввести советские войска в Афганистан «для спасения социалистического режима», пообещав, что операция будет краткосрочной. Брежнев простил «Юре» эту ошибку. Он хотел, чтоб Андропов стал его преемником. Незадолго до смерти Брежнев перевел Андропова из КГБ в партийный аппарат и попросил возглавить Секретариат в свое отсутствие. Это был последний подарок советского лидера своему протеже. Когда в ноябре 1982 года Брежнев умер во сне, Андропов сменил его у кормила без какой-либо борьбы за власть.

Большинство советских людей с одобрением восприняли приход Андропова, долгожданного сильного лидера. Интеллигенция содрогнулась, не ожидая ничего хорошего от главного чекиста страны. При взгляде на аскетичное лицо Андропова вспоминался Великий инквизитор из романа Достоевского «Братья Карамазовы», всеведущий и беспощадный. Когда Андропов подбирал людей в свое окружение, он не нуждался в собеседованиях с кандидатами. Когда кто-то предложил рассказать о себе, Андропов без тени иронии заметил: «Неужели вы думаете, что знаете о себе больше, чем я о вас?»[21]

Андропов выступал за контролируемые, консервативные реформы[22]. Его подход родился в дни венгерской революции 1956 года, где он работал советским послом. За стеной посольства разъяренная толпа повстанцев расправлялась с коммунистами и офицерами безопасности Венгрии. 31 октября под влиянием докладов Андропова из Будапешта советский лидер Никита Хрущев и его коллеги по партии начали операцию «Вихрь» – 6000 советских танков подавили восстание и установили просоветский марионеточный режим во главе с Яношем Кадаром. Андропов до конца жизни вспоминал «печальные венгерские события». Вероятно, это была его самая близкая встреча с насильственной смертью. Жена Андропова так и не смогла полностью оправиться от пережитого нервного срыва[23]. Андропов вынес из кровавых событий свое политическое кредо: подавлять инакомыслие безжалостно, но не доводя до взрыва; готовить реформы сверху, пока не стало поздно; при необходимости без колебаний применять силу.

С начала 1960-х годов, работая в партийном аппарате в Москве, Андропов окружил себя советниками-интеллектуалами. Он хотел знать, о чем думает интеллигенция. Также его интересовала проблема модернизации и обновления советской экономики. Советники Андропова прошли войну и верили в идеи марксизма-ленинизма. Они были потрясены разоблачениями преступлений Сталина, но не расстались с мечтой о справедливом и свободном социалистическом обществе и мечтали о реформах сверху[24]. Один из них, философ и социолог Георгий Шахназаров, вспоминал, как обсуждал с Андроповым, какая жизнеспособная модель социализма могла бы прийти на смену сталинской. Андропов просил его и других своих советников выражать свои мысли абсолютно откровенно[25].

Андропов задал знаменитый ленинский вопрос: что делать? Как заставить советское государство служить инструментом социализма? Шахназаров ответил: проблема в удушающей диктатуре партии. Без «социалистической демократии» и подлинных выборов, утверждал он, партийная бюрократия всегда будет руководствоваться корыстными интересами и не станет заботиться о благосостоянии народа. Лицо Андропова потемнело. Он прервал Шахназарова. В прошлом, сказал он, советская система добивалась фантастических, почти невозможных результатов. Да, партийная бюрократия «заржавела», но руководство готово «встряхнуть» экономику. Было бы безумием преждевременно демонтировать партийно-государственную систему: «Надо начинать с экономики. Вот когда люди почувствуют, что жизнь становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха. Но и здесь нужна мера. Вы, интеллигентская братия, любите пошуметь: давай нам демократию, свободу! Но многого не знаете. Знали бы, сами были бы поаккуратней»[26]. Шахназаров был категорически не согласен с шефом. Он вспоминал: «В Андропове непостижимым образом уживались два разных человека – русский интеллигент в нормальном значении этого понятия и чиновник, видящий жизненное предназначение в служении партии»[27].

 

В Андропове служение партии и в самом деле всегда брало верх над реформизмом. В 1965–1967 годах он выступал за умеренные экономические реформы в СССР, но в 1968 году поддержал ввод советских войск в Чехословакию, где партийные реформаторы дали волю «социалистической демократии». Между тем события в Чехословакии обернулись стратегическим поражением для андроповской концепции консервативного постепенного обновления партии и страны. Генеральный секретарь Брежнев свернул реформы, и даже само это слово превратилось в табу на пятнадцать лет. КГБ под руководством Андропова вычистил убежденных сторонников реформаторов из партии, а карьеристы и коррупционеры, которых он презирал, заполнили все уголки правящего класса.

Когда Брежнев назначил его своим преемником, Андропов знал, что унаследует огромные проблемы. Советские войска завязли в Афганистане, разрядка с Западом провалилась, а в Белом доме правил Рональд Рейган, считавший Советский Союз «империей зла». В Польше рабочие восстали против резкого повышения цен на продукты, а диссиденты из интеллигенции дали им политические идеи и направление. Так возникло движение «Солидарность». На этот раз Андропов решил, что советские танки не помогут. На «социалистической» Польше висело 27 миллиардов долларов долга западным банкам с высокими процентами. СССР давал полякам дешевую нефть и газ, но не мог выплатить их иностранные долги без большого ущерба для собственных финансов и торгового баланса. В разговоре с коллегой, главой тайной полиции ГДР «Штази» Эрихом Мильке, Андропов пожаловался, что Запад ведет финансовую войну против советского блока. Вашингтон пытался воспрепятствовать строительству нового советского газопровода в Западную Европу, который мог бы стать важным источником валюты для Москвы. Андропов добавил, что американские и западногерманские банки «внезапно перестали выдавать нам кредиты»[28]. Советский Союз пока был финансово стабилен, но и ему могла угрожать долговая яма, в которой уже очутилась Польша.

Первое, что сделал новый советский лидер после прихода к власти, – начал выводить «ржавчину» в партийно-государственном аппарате. КГБ арестовал нескольких главарей советской теневой экономики, на долю которой, по разным оценкам, приходилось 20–25 процентов ВВП. В московской системе торговли, вершине теневой пирамиды, под суд и в тюрьмы пошли более 15 000 человек, в том числе 1200 чиновников. Нескольких человек расстреляли. В некоторых советских республиках к уголовной ответственности привлекли целые коррумпированные кланы. Самым громким стало «хлопковое дело» в Узбекистане, в котором оказалась замешана вся партийная верхушка республики, а убытки советскому бюджету исчислялись десятками миллиардов рублей. Другой мерой, касавшейся всех, стала кампания по укреплению трудовой дисциплины – страх и полицейские методы (включая облавы на «прогульщиков») должны были «встряхнуть» все общество[29].

Но все это было лишь подготовкой к следующему этапу обновления. Андропов поручил Экономическому отделу в аппарате Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза наметить путь к экономическим преобразованиям. Эту задачу он поручил 53-летнему Николаю Рыжкову, в прошлом директору огромного военного предприятия, ставшему во главе Госплана (Государственного планового комитета, определявшего цели и пропорции советской экономики). Рыжков вспоминал указания Андропова так: «Пусть партийный аппарат занимается своими делами, а вы займитесь экономикой»[30]. Рыжков набрал команду экономистов и социологов, участвовавших в реформах 1960-х годов (некоторые из них будут появляться на страницах этой книги)[31]. «Годы работали они практически в никуда, в пустоту, – вспоминал Рыжков. – Плодили теории ради теорий, и вдруг их нестандартные и “крамольные” мысли понадобились и востребовались, и не где-нибудь, а на самом “верху”»[32].

В январе 1983 года на конференции соцстран в Праге Андропов снова встретился с Шахназаровым. Советский лидер сказал бывшему советнику: «Знаешь, мы ведь только начинаем разворачивать реформы, сделать надо очень многое, менять круто, основательно. У тебя всегда были интересные идеи на этот счет. Может быть, напишешь и зайдешь. Поговорим…»[33].

Андропов, как и Дэн Сяопин, китайский лидер того времени, понимал, что модернизация советской экономики потребует участия западных фирм – прихода технологий, ноу-хау и капитала. Но он не знал, как это осуществить. Однажды он спросил Рыжкова про концессии. В 1920-е годы большевистское правительство практиковало совместные предприятия с иностранным капиталом и называло это «концессиями». Так большевики сохраняли над ними контроль и избегали исков за национализированную в 1917 году собственность иностранных компаний. Рыжков ответил, что ничего по этой линии не делается. «А что вы про это знаете?» Рыжков ответил: «Ровно то же, что и все, что в школе проходили». Андропов сказал: «Знания у тебя не очень». Помолчал и добавил: «У меня тоже. Давай, иди и изучи этот вопрос и приходи снова ко мне». Рыжков попросил помощников найти литературу по концессиям 1920-х годов. «Через день нашли в Ленинке [главной библиотеке Москвы] – женщина какая-то защищала по этой теме работу»[34].

Андропов ясно видел, что соперничество с Западом и бремя расходов на советскую «империю» на всех континентах шли вразрез с потребностью Советского Союза в обновлении. «Самое сложное в том, что ни мы, ни другие социалистические страны не можем избежать нагрузки военных расходов», – признавался он главе министерства безопасности ГДР Эриху Мильке в 1981 году. Андропов не мог оставить без поддержки зависимые от СССР государства вроде Вьетнама и Кубы и «прогрессивные силы» в Лаосе, Анголе, Эфиопии, Мозамбике и других странах. Без этого груза «мы могли бы справиться со всем остальным за два-три года», говорил Андропов. Кроме того, серьезным препятствием для андроповских реформ оставалась антисоветская политика Рейгана. В марте 1983 года американский президент анонсировал программу «стратегической оборонной инициативы» (СОИ), призванную защитить США от баллистических советских ракет. Американский военный бюджет при Рейгане стремительно рос, военным и разработчикам новых вооружений ни в чем не было отказа. Американские финансовые ресурсы казались бездонными. Приток капитала из стран НАТО и Японии, а также вложение арабских нефтедолларов в американские ценные бумаги помогали финансировать американский госдолг и бюджет, включая военные расходы. Баланс сил в холодной войне смещался в пользу США[35].

Финансы и доходы СССР, напротив, были на пределе возможностей. Но, вопреки традиционным утверждениям западных экспертов, проблема заключалась не в «сокрушительных» расходах на оборону. Советские вооруженные силы, военно-промышленный комплекс (ВПК) и его научно-конструкторские разработки требовали огромных средств, но могли быть и удивительно экономичными. По самым точным из имеющихся оценок, советские оборонные расходы не превышали 15 процентов ВВП. Годы спустя после распада СССР один из ведущих западных экспертов по советской экономике после изучения документов констатировал, что никто в советском руководстве «не считал, что на Советский Союз давит непосильное военное бремя». Он же подтвердил, что с экономической точки зрения «Советский Союз имел явное сравнительное преимущество в военных делах» перед США. Не военные расходы советской сверхдержавы угрожали гибелью ее экономике и государственности[36].

 

Руководство столкнулось с другой проблемой: растущая вовлеченность СССР в мировую экономику все сильнее влияла на финансовые дела страны. Советский внешнеторговый баланс полностью зависел от высоких цен на нефть. Добродушный Брежнев в отличие от Сталина не потрудился накопить стабилизационный фонд, отложить деньги на черный день. На партийном пленуме в ноябре 1982 года Андропов обрушился на бездумно растущий советский импорт зерна, жиров, мяса и других продуктов: «Не хочу никого пугать, но скажу, что за последние годы мы впустую потратили десятки миллиардов золота и рублей». Вместо того чтобы закупать на нефтяные доходы западные технологии, Советский Союз импортировал продовольствие и раздавал нефтяной ресурс сателлитам вместо долларов. Польша хотя бы могла рассчитывать, что Москва в крайнем случае вытащит ее из долговой ямы. Советский Союз, если бы он увяз в долгах, не мог бы рассчитывать ни на кого. Андропов заключил, что американцы ведут против стран советского блока «валютную войну». Он распорядился, чтобы секретные данные о советском импорте и расточительстве брежневского правления стали известны партийным активам ключевых советских учреждений, включая работников пропаганды и телевидения[37].

На заседании Политбюро 30 июня 1983 года Андропов вернулся к теме уязвимого положения Советского Союза по отношению к мировым экономическим и финансовым рынкам: «Импорт растет, причем много берем «барахла», а не технологию. Западные страны стремятся взять и берут у нас сырье. Остальная продукция неконкурентоспособна». Глава СССР поручил Госплану и министерствам «подумать, как расширить экспорт машин, конечных продуктов переработки нефти, что для этого нужно сделать». Советский руководитель призвал «с умом тратить деньги» и посетовал на «иждивенчество» советских республик и госпредприятий. «[Они] не считают деньги, не изыскивают дополнительные финансовые ресурсы. Привыкли протягивать руку». Андропов предложил сократить импорт продовольствия, а также планировал постепенно урезать финансирование стран Восточной Европы, Монголии и Кубы. «Это никакое не содружество, а вульгарный грабеж», – с чувством сказал он однажды Рыжкову о советском экономическом блоке[38].

Подготовка к реформам велась в полной секретности. «Даже заместители председателя Госплана не знали, над чем мы работали, – вспоминал один из членов команды Рыжкова. – Юрий Владимирович [Андропов] считал, что существующая система жесткого планирования себя исчерпала… Чтобы начать глубокие, серьезные перемены в экономике, необходимо продемонстрировать чиновникам, что кооперация с ее относительной экономической свободой более выгодна по сравнению с государственными предприятиями. В подготовленном нами документе открыто не говорилось о том, что нужна частная собственность, но высказывалась идея наряду с государственной собственностью начать развитие кооперативной собственности». Андропов поддержал эти предложения[39]. Из воспоминаний высокопоставленного чиновника Госбанка: «Мы понимали, что предприятия нуждаются в расширении прав, что нужно усиливать их экономическую ответственность за свою деятельность. Ситуация, когда все решает и за все отвечает центр, многих, в том числе и в высших эшелонах власти, уже не устраивала, это тормозило развитие экономики». Андропов поручил Госбанку перейти от распределения государственных инвестиций к конкуренции. Он инструктировал министра финансов: «Вы должны поставить так работу своего министерства, чтобы все остальные министры на пузе к вам приползали, выпрашивая бюджетные средства финансирования»[40]. В июле 1983 года Совет министров СССР выступил с постановлением, где обозначилась линия на децентрализацию экономики. В январе 1984 года с одобрения Политбюро в ряде отраслей промышленности Украины, Белоруссии и Литвы начался экономический эксперимент. Именно на этой стадии застряли и заглохли предыдущие экономические реформы 1965–1968 годов[41].

Андропов обладал достаточной властью для проведения дальнейших реформ, но времени у него не было. Его здоровье стремительно ухудшалось. В феврале 1983 года полностью отказали почки, и генсеку пришлось перейти на диализ. Последний раз Андропов появился на заседании Политбюро 1 сентября 1983 года. Затем он уехал в Крым на отдых, но там стало еще хуже, и пришлось вернуться в Москву на госпитализацию. Остаток дней он прожил в больничной палате и умер 9 февраля 1984 года от острой почечной недостаточности.

Главным вкладом Андропова в советские реформы стало формирование команды экспертов по экономической реформе в высших структурах власти. Также он привел в Секретариат и Политбюро новых, некоррумпированных и энергичных людей. Им потребовалось еще два года, чтобы запустить начатые Андроповым преобразования. Главным разработчиком экономических реформ был Рыжков. Но ключевым человеком, которому выпало продолжать политику реформатора из КГБ, стал не он, а Горбачев.

ЛЕНИНЕЦ У ВЛАСТИ

«Мы ему всем обязаны», – говорила об Андропове Раиса Горбачева. Ее муж Михаил Горбачев впервые встретился с главой КГБ в апреле 1969 года. Андропов, уже страдающий от проблем с почками, приехал в Кисловодск, знаменитую советскую здравницу в Ставропольском крае у подножия Кавказа. Горбачев принимал высокопоставленного гостя по поручению регионального партийного руководства. С того времени они начали видеться каждое лето. В 1978 году, также в Кисловодске, Андропов организовал встречу, чтобы представить Горбачева Брежневу и его окружению. В сентябре того же года Горбачев стал первым человеком послевоенного поколения, которого выдвинули в члены Политбюро.

Андропов увидел в Горбачеве не просто единомышленника, а «себя» на четверть века младше и с университетским образованием. Михаил Сергеевич Горбачев родился 2 марта 1931 года в русско-украинской семье в селе Привольное на Ставрополье: отец и мать занимались земледелием. Название села говорило само за себя – вокруг простирался благодатный край с плодородной почвой, на горизонте виднелись вершины Кавказа. Как и Андропов, уехавший после революции в Моздок, Горбачев вырос в простой обстановке крестьянской жизни, работал комбайнером в полях, распевал украинские казачьи песни. Но судьба подарила ему шанс приобщиться к другому миру – высшего образования, сложных идей и высокой культуры. Принятый в Московский университет в 1950 году в возрасте девятнадцати лет без экзаменов – в награду за рекордный урожай – молодой Горбачев решил изучать теорию государства и права. На танцах в общежитии МГУ на Стромынке он нашел свою вторую половину – Раису Титаренко, украинку из семьи железнодорожных служащих с Алтая, студентку философского факультета. Они поженились в Москве в 1953 году. Горбачев вступил в партию еще в студенчестве и работал в комсомоле, официальной молодежной организации. Он рассчитывал, что его оставят в Москве работать в прокуратуре или КГБ. Однако судьба решила иначе – Михаила наряду с другими молодыми юристами «распределяли» обратно на периферию. Горбачев отверг несколько незавидных предложений поехать в Сибирь и на Дальний Восток. В 1955 году молодой паре скрепя сердце пришлось вернуться на родину Горбачева в Ставрополье. Все их планы будущей жизни рухнули.

Примерно в это время Раисе приснился кошмарный сон, о котором она рассказала мужу. Горбачев вспоминал об этом сне так: «Будто мы – она и я – на дне глубокого, темного колодца, и только где-то там, высоко наверху, пробивается свет. Мы карабкаемся по срубу, помогая друг другу. Руки поранены, кровоточат. Невыносимая боль. Раиса срывается вниз, но я подхватываю ее, и мы снова медленно поднимаемся вверх. Наконец, совершенно обессилев, выбираемся из этой черной дыры. Перед нами прямая, чистая, светлая окаймленная лесом дорога. Впереди на линии горизонта – огромное, яркое солнце, и дорога как будто вливается в него, растворяется в нем. Мы идем навстречу солнцу. И вдруг… С обеих сторон дороги перед нами стали падать черные страшные тени. Что это? В ответ лес гудит: “враги, враги, враги”. Сердце сжимается… Взявшись за руки, мы продолжаем идти по дороге к горизонту, к солнцу…» Сон походил на голливудскую романтическую драму. Но Михаил и Раиса истолковали его как знак судьбы. Их изгнали из культурного рая Москвы в ставропольскую «дыру». Но Горбачевы решили выбраться из этого «колодца», развиваться культурно и интеллектуально. Главным двигателем этих усилий стала Раиса. Они вместе читали и обсуждали книги по истории, социологии и философии, а также толстые литературные журналы. Когда им удавалось попасть в Москву, они при любой возможности шли в театры, музеи, и картинные галереи. Горбачев интересовался философией и политической теорией и при этом остался убежденным марксистом-ленинцем в духе студенческих дискуссий на Стромынке в начале 1950-х годов. Все это сделало его исключительно интересным собеседником для Андропова[42].

Андропов искал партийцев, желающих перемен и не замешанных в коррупции. Одним из них стал Рыжков, другим – Горбачев. В отличие от Андропова коммунистические убеждения Горбачева не были источены годами сталинского террора, предательств и кровавых расправ. В провинциальной советской номенклатуре, где многие мужчины пили, резались в домино, матерились, били жен и заводили секретарш-любовниц, Горбачев был образцом добродетели. Его сияющие «алмазные» глаза, бесспорное обаяние, жизнерадостный оптимизм и неиссякающая уверенность в своих силах не могли не нравится Андропову, приезжавшему в Ставрополье из пораженной цинизмом, безверием и безразличием Москвы.

Последним препятствием на пути Горбачева к власти была старая гвардия в Политбюро. Вопреки пожеланиям Андропова, ее члены выбрали следующим лидером безвредного и глубоко больного Константина Черненко. Однако короткое пребывание Черненко на посту (1984–1985 гг.) только усилило позиции Горбачева. После десяти лет правления геронтократов все желали более молодого и энергичного лидера. Черненко скончался 10 марта 1985 года. Горбачева активно лоббировали новые люди, приведенные Андроповым в Политбюро и Секретариат. Помимо Рыжкова в эту группу входили Егор Лигачев, который заведовал партийными кадрами в Секретариате, глава КГБ Виктор Чебриков и член Политбюро от РСФСР Виталий Воротников. Андрей Громыко, последняя ключевая фигура из старой гвардии и министр иностранных дел, учел коллективные настроения и согласился выдвинуть кандидатуру Горбачева на пост генерального секретаря ЦК КПСС. Старые брежневские кадры, включая партийных боссов Москвы и Ленинграда, не посмели перечить. Впервые после смерти Андропова Пленум ЦК, решающий орган партии по уставу, проголосовал за рекомендованного членами Политбюро Горбачева не с усталым безразличием, а с явным энтузиазмом.

Вечером накануне своего выдвижения Михаил и Раиса пошли на обычную прогулку перед сном. Горбачев вспоминал, что жена поделилась с ним опасениями: «А нужно ли нам это?» Сомнения были не случайны: на Горбачева ложилась колоссальная ответственность за всю страну, а между тем он никогда прежде не боролся за власть и не применял силу для достижения целей и устранения врагов. Продолжать в том же духе, приняв бразды правления верховной советской власти, представлялось едва ли возможным. Горбачев напомнил Раисе, что, когда Андропов и Брежнев ввели его в Политбюро, он верил, что сможет помочь изменить ситуацию в стране к лучшему. Но на деле ничего не добился: «Поэтому, если я действительно хочу что-то изменить, надо принимать эту должность… Так дальше жить нельзя»[43].

Спустя годы, несмотря на все исследования и источники, многие отказываются признавать искренность этих слов. «О действиях Горбачева известно больше, чем о его мотивах, и до сих пор нет в полной мере убедительного объяснения его политической эволюции с 1985 по 1989 год и далее», – написал один исследователь[44]. Уильям Таубман, американский автор лучшей биографии Горбачева, начинает рассказ о нем с фразы: «Горбачева трудно понять». Это фразу ему повторял сам Горбачев. Таубман считает Горбачева уникальным и трагическим героем, который пытался изменить свою страну, заложил основы демократии, но предсказуемо потерпел неудачу в построении нового государства, общества и экономики. Другой биограф Горбачева, русский автор, называет его «жертвой беспощадного каприза истории… Одна из самых трагических фигур в российской истории»[45].

Конечно, в 1985 году Горбачев не думал, что войдет в историю как лидер, который потерял страну и разрушил государство при попытке их обновить. Свою программу действий он назвал словом «перестройка». Между тем после смерти Андропова Горбачев выбрал себе в наставники революционера, который разрушил старую Россию. Это был Владимир Ленин, основатель большевистской диктатуры и главный архитектор Советского Союза. В течение шести лет у власти Горбачев постоянно упоминал Ленина, причем не только в публичных выступлениях и на заседаниях Политбюро, но и в частных разговорах со своими ближайшими советниками. Горбачев не цитировал Ленина, чтобы утвердить свою легитимность или заткнуть за пояс соперников, как делали предшественники. Он отождествлял себя с Лениным и был последним верующим ленинцем[46].

Со времен своей учебы в Московском университете в 1950-х годах Горбачев привык видеть вождя большевиков в романтическом свете. «Дорогой Ильич» для мыслящих студентов того времени был антиподом тирании и несправедливости. В спорах об истории и ошибках многие полагали, что Ильич был за партийную демократию, неохотно, по воле обстоятельств прибегал к террору против «классовых врагов» и трагически рано умер, не успев отстранить от власти Сталина. Легенда о «добром Ленине» потеряла силу в столичной советской интеллигенции после 1968 года, но продолжала жить в российской провинции и среди реформаторов военного поколения в центральном партийном аппарате[47]. Ленинский миф стал для Горбачева частью его идентичности. Он идеализировал Ленина и винил Сталина за «искажение социалистических идеалов». Горбачев считал Ленина политическим гением, чей авторитет основывался на его теоретическом провидении, а не на насилии, терроре и страхе. Похожих взглядов придерживался и помощник Горбачева Анатолий Черняев. В своих дневниках он писал, что Горбачев «не играет под Ленина – он такой от природы». Другой соратник вспоминал, что сборники трудов Ленина лежали открытыми на столе у советского лидера, и тот «часто брал какой-то из них и читал вслух, сравнивая с текущей ситуацией и превознося прозорливость Ленина». Горбачевский биограф пишет, что почитание Ленина помогло Горбачеву с удивительной легкостью войти в роль лидера сверхдержавы. Словно революционный пророк, он выполнял миссию не только по изменению Советского Союза, но и мира. По мере того как менялся Горбачев, менялся и «его Ленин»[48].

Советский лидер нашел единомышленников, разделявших его пристрастие к ленинизму и его переосмыслению. Одним из них был Александр Николаевич Яковлев, возглавлявший в 1960-е годы отдел агитации и пропаганды ЦК, но снятый с этой должности Брежневым и «сосланный» в Канаду на должность посла. Горбачев встретился с ним во время поездки в Оттаву в 1983 году. На экскурсии по ухоженным канадским фермам советские функционеры, оба выросшие в деревне, стали обсуждать беды советского сельского хозяйства СССР. В поисках ответа на вопрос, что пошло не так, они углубились в марксистско-ленинскую теорию и сошлись во мнении, что «все» в Советском Союзе нуждается в революционном импульсе. Горбачеву удалось убедить Андропова, не доверявшего Яковлеву, вернуть его в Москву и назначить директором ИМЭМО, ведущего академического центра по анализу международной политики и экономики. После смерти Андропова Яковлев вошел в узкий круг людей, где Горбачев обсуждал идеи давно назревших преобразований. «Мы проспали полтора десятилетия. Страна слабеет, и к 2000 году мы станем второразрядной державой», – заявлял Яковлев на закрытом совещании партийных пропагандистов в августе 1985 года[49].

18https://liders.rusarchives.ru/andropov/docs/rech-yuv-andropova-na-plenume-tsk-kpss-15-iyunya-1983-g.html.
19Млечин Л. М. Юрий Андропов. Последняя надежда режима. М., Центрполиграф, 2008. С. 2–18. Это первая биография руководителя КГБ, основанная на документальных свидетельствах из его личного дела.
20Там же.
21Интервью с Аркадием Вольским: «Четыре генсека» //Коммерсантъ, № 169, 12 сентября, 2006, https://www.kommersant.ru/doc/704123
22Об этом см. Moshe Lewin. Kosygin and Andropov, в книге The Soviet Century. London: Verso, 2005.
23Млечин Л. М. Юрий Андропов. С. 87–88.
24Vladislav Zubok. Zhivago’s Children: The Last Russian Intelligentsia. Cambridge, MA: Belknap Press, 2009.
25Шахназаров Г. Х. Цена свободы. М.: Россика Зевс, 1993. С. 23.
26Там же. С. 27–30.
27Там же. С. 23.
28Записка «Штази» о встрече главы организации Эриха Мильке с председателем КГБ Андроповым, 11 июля 1981 года, перевод. Бернд Шефер, http://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/115717.
29Riccardo Cucciolla. The Crisis of Soviet Power in Central Asia: The Uzbek ‘Cotton Affair’ (1975–1991), докторская диссертация, IMT School for Advanced Studies, Lucca, 2017.
30Интервью Майкла Макфола с Николаем Рыжковым, 25 августа 1992 года. The McFaul Collection, Hoover Institution Library & Archives [далее HIA].
31В группу входили Степан Ситарян, Лев Белоусов, Николай Петраков, Абел Аганбегян, Татьяна Заславская, Георгий Арбатов, Леонид Абалкин и Валентин Павлов.
32Рыжков Н. И. Перестройка: история предательств. М., Новости, 1993. С. 33–38; Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. М., Книга. Просвещение. Милосердие, 1996. С. 45–46.
33Шахназаров Г. Х. Цена свободы. С. 32–33.
34В дневнике Андропова зафиксированы его частые встречи с Рыжковым. РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 53–54. Воспоминания Николая Рыжкова в публикации https://lenta.ru/articles/2020/04/23/35/?fbclid=IwAR00Uocg8CZYJyrQgxdnZo8jkbqY_t8dBXEAOX7IVM3JbvyuRXJ3VvHs2NQ (доступ 26 апреля 2020 года).
35Запись встречи министра Мильке с председателем КГБ Андроповым, 11 июля 1981 года, архив «Штази», перевод Бернда Шефера, http://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/115717.
36Mark Harrison. Secrets, Lies, and Half Truths: The Decision to Disclose Soviet Defense Outlays. Исследования политической экономии в советских архивах, рабочий документ №. 55, сентябрь 2008 года, https://warwick.ac.uk/fac/soc/economics/staff/mharrison/archive/persa/055.pdf. / Харрисон сделал выводы на основании информации из документов Виталия Катаева, заместителя главы оборонного отдела в аппарате ЦК КПСС. Оригиналы документов доступны в Архиве Гуверовского института, Стэнфордский университет. Также о советских расходах на оборону см: Dmitri Steinberg. The Soviet Defence Burden: Estimating Hidden Defence Costs, Europe-Asia Studies 44:2 (1992), pp. 237–263; Маслюков Ю. Д., Глубоков Е. С. Планирование и финансирование военной промышленности в СССР // Советская военная мощь от Сталина до Горбачева /под ред. А. В. Минаева. М., Военный парад, 1999. С. 82–129.
37Выступление Андропова на пленарном заседании ЦК КПСС, 22 ноября 1982 года. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 614. Л. 32, 33, 34, как процитировано в книге Robert Service. The End of the Cold War, 1985–1991 (London: Macmillan, 2015), pp. 55–56.
38Воротников В. И. А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС. М., Совет ветеранов книгоиздания, 1995. С. 24–26; Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 50.
39Ситарян С. А. Уроки будущего. М., Экономическая газета, 2010. С. 71–73.
40Зотов М. С. Я – банкир. От Сталина до Путина. М., Русаки, 2004. С. 281–282.
41Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 48.
42Лучший источник о биографии Горбачева – William Taubman. Gorbachev: His Life and Times. New York: Simon & Schuster, 2017, p. 76, 134. Воспоминания Горбачева о сне воспроизведены в: https://dzen.ru/media/tass/son-jeny-kotoryi-gorbachev-vspominaet-do-sih-por-5bd9ab255a16d500ab505b7b.
43Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Т. 1. М., Новости, 1995. С. 265; Raisa Gorbacheva. I Hope (New York: HarperCollins, 1991), pp. 4–5; Taubman, Gorbachev, p. 209.
44A. Ross Johnson. The Cold War and East-Central Europe, 1945–1989, Journal of Cold War Studies 19:2 (Spring 2017), p. 203.
45Taubman, Gorbachev, p. 1, 5, 693; Андреев Н. А. Жизнь Горбачева. М., Доброе дело, 2016. С. 691.
46Stephen E. Hanson. Gorbachev: The Last True Leninist Believer? в книге Daniel Chirot (ed.), The Crisis of Leninism and the Decline of the Left: The Revolutions of 1989 (Seattle, WA: University of Washington Press, 1991).
47Подробнее об этом: Ludmilla Alexeyeva and Paul Goldberg. The Thaw Generation: Coming of Age in the Post-Stalin Era (Boston, MA: Little, Brown, 1990); Vladislav Zubok. Zhivago’s Children; Benjamin Tromly. Making the Soviet Intelligentsia: University and Intellectual Life under Stalin and Khrushchev (Cambridge: Cambridge University Press, 2014); Kathleen S. Smith. Moscow 1956: The Silenced Spring (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2017).
48Черняев А. С. Совместный исход. Дневник двух эпох 1972–1991 годов. М., РОССПЭН, 2008, 23 апреля 1989 года. С. 790; Valery Boldin. Ten Years that Shook the World (New York: Basic Books, 1994), p. 95; Taubman. Gorbachev, pp. 215–216.
49Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Т. 2. С. 237–238; Выступление А. Н. Яковлева, 29 августа 1985 г. ГА РФ. Ф. 100063. ОП. 1, Д. 116, https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1023305.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47 
Рейтинг@Mail.ru