Из зала я попала в холл, затем спустилась ещё по одной лестнице на первый этаж, и стрелка настойчиво потянула меня ко входной двери. Я заколебалась. Разве мне уже на выход? Может быть, это устройство плохо работает? Но розовый носик стрелки уверенно указывал на дверь. Что же, поверим ей.
Я с усилием потянула на себя тяжёлую створку, и та открылась со скрипом. Шагнув наружу, я обомлела.
На что столица была великолепной и цветущей, но парк, который начинался сразу же за порогом, поразил меня до глубины души. Раскидистые деревья опекали кронами пышные кусты, а те, в свою очередь, заботливо склоняли ветви над клумбами, где буйствовали краски лепестков. То там, то сям виднелись аккуратно подстриженные лужайки, в их центре отдыхали недавно окрашенные лавочки, сгрудившись вокруг фонтанчика или беседки.
А стрелка, между тем, змеилась передо мной по тропинке, усыпанной мелким щебнем. Ходить мне не в новость, ведь в родном Роудвиле я всегда пешком бегала по поручениям монахинь. Тут же гулять – сплошное удовольствие! Всё вокруг цветёт и благоухает, всё пропитано миром и покоем!
Подошвы моих башмаков тихонечко скрипели по щебню, я с наслаждением вдыхала ароматы цветов и следовала за неутомимой стрелкой, как вдруг из-за поворота показались две барышни весьма симпатичной наружности. Они были одеты в восхитительные платья – белое и в цветочек, украшенные пенистым кружевом и кокетливыми бантиками. Девушки, конечно же, были из столицы: какие у них прелестные причёски, взбитые сверху, с локонами и завитушками, а шляпки украшены бутонами и вычурными перьями диковинных птиц. Думаю, мне пошла бы такая шляпка – как будто маленький мужской цилиндр с окантовкой из цветов!
Барышни приблизились, и я услышала бурский язык:
– Посмотри, Лилея, на это платье!
– Это новая уборщица, наверняка!
– А причёска, как у миссис Фуш – из прошлого века!
И обе девушки рассмеялись, как будто два серебряных колокольчика зазвенели. Это они про меня так гадко говорят?
Обидно мне не было. Да, у меня платье старого фасона, мода на который прошла уже давно, да и причёсываться, как в журналах, гувернанток не учат. Задело то, что они говорили на иностранном языке. Будто насмехаются за спиной…
А может, они и есть иностранки? Не владеют имперским?
Я присела в почтительном книксене, остановившись, когда они проходили мимо, и сказала на почти превосходном бурском:
– Простите, миледи, вы тоже поступили на первый курс?
Выражения лиц у девушек на миг сменились – стали испуганными, а потом снова высокомерно-отчуждёнными.
– Тоже? – на имперском спросила та, которую назвали Лилеей. – Нищенок теперь принимают учиться в королевскую академию магии?
А вторая прошла мимо меня, с силой пнув по лодыжке сложенным парасолем. От боли я отскочила в сторону и не удержалась на ногах – упала на траву. Барышни снова рассмеялись – теперь их смех звучал зло и неприятно – и удалились быстрым элегантным шагом.
Несмотря на строгое воспитание монастырского пансиона, я не сдержалась и сказала несколько слов, за которые на меня наложили бы трёхдневную епитимью. А сзади услышала:
– Ого!
Мои щёки залил густой румянец – голос был мужским. Его обладатель, привлекательный молодой человек в новеньком, с иголочки, тёмном костюме, протянул мне руку:
– Ты ушиблась? Позволь помочь тебе.
Какой приятный голос! Глубокий, чистый, с переливчатыми нотками… Я подняла взгляд и утонула в омутах его глаз. Чёрные, большие, исключительной формы – похожие на орешки миндаля, они смотрели на меня с доброй насмешкой. А внутри, в глубине крохотных зрачков, полыхало пламя.
Или мне это только показалось?
– Что вы, – пробормотала я в смущении. – Я сама.
– Никогда не отказывайся от помощи, это моветон, – рассмеялся молодой человек. – Ты студентка?
– Да… сэр.
– Пфхр, пфхр!
Он так заразно смеялся, фыркая и похрюкивая, что я тоже улыбнулась, оперлась на его руку и поднялась. Молодой человек поднял с травы мой саквояж и протянул:
– Ты, вероятно, ещё не в курсе здешних порядков, поэтому я объясню тебе. Все мы студенты, а господами зовут только профессоров! Причём без приставок, ибо они прежде всего наши преподаватели, а потом уже, за стенами академии, носители чинов и титулов.
– Так мне обращаться к вам по имени? – я наморщила лоб. Запомнить это несложно, но я в первое время обязательно буду спотыкаться. Без ляпов не обойдётся, это как пить поднести.
– Ну разумеется. Ах, я болван! Я же не представился.
Он легонько поклонился, приложив ладонь к сердцу:
– Вальтер Стриц, студент второго курса. Могу я узнать твоё имя?
– Адриана… – я проглотила приставку, – Камли. Надо полагать, студентка первого курса.
– Ты ещё не разобралась? – засмеялся Вальтер. Я смутилась:
– Я, кажется, сдала экзамен. Нет, я точно сдала экзамен, но пока не поняла… не осознала… В общем, да, можно сказать, что я студентка.
– Вот и отлично! Ты не из аристократов, да? Не связывайся с Микес и Лавареллой. Себе дороже.
– Так зовут этих леди? – я невольно оглянулась, но барышни уже скрылись за поворотом дорожки. Вальтер кивнул, жестом пригласив меня следовать за стрелкой:
– Да, аристократки, список титулов длиннее, чем список предметов академии! Заклюют, и не заметишь. Ну их! Это у тебя путеводитель? Госпожа Пимпи выдала?
– Я ещё не поняла, как он работает, но, надеюсь, что приведёт меня, куда надо.
– Полезная штучка, – подтвердил Вальтер. – Я-то никогда не пользовался, потому что с детства знаю академию, как свой карман. А работает на встроенном артефакте, видела, наверное, камешек на внутренней стороне?
– Не заметила.
Когда закончится этот чудной день, я обязательно сяду и подумаю обо всём основательно. Разберусь, осмыслю, возможно, даже запишу в блокнот. А пока… О Спаситель, у меня на руке настоящий артефакт!
Мысль об этом одновременно ужаснула и отрезвила. Артефакт я видела лишь пару раз, мельком и издалека. В нашем маленьком городке только мэр, по совместительству начальник полиции, владел магическими силами и имел образование магдетектива. Он всегда был для меня чем-то вроде божества – недоступным и восхитительным.
И вдруг оказывается, что я тоже так могу…
А вдруг это всё же ошибка?
Вальтер деликатно кашлянул, выводя меня из транса:
– Полагаю, ты добралась до места назначения.
Подняв взгляд, я с восхищением оглядела высокое здание с узкими окошками и увитыми плющом кирпичными стенами. Кое-где сквозь плющ прорывались балкончики, карнизы, завитушки. Придержав шляпу на затылке, я задрала голову, считая этажи. Четыре! Четыре этажа! Даже в мэрии Роудвиля всего два этажа… А тут аж четыре!
– А что здесь располагается?
– Общежитие для девушек, – усмехнулся Вальтер. – А наше, мужское, общежитие чуть дальше по дорожке.
– Спасибо, что проводили, – я присела в книксене, и Вальтер галантно склонил голову:
– Мне доставит удовольствие, если ты перестанешь выкать! Договорились, Адриана?
– Х-хорошо. Что же, до встречи, Вальтер?
– До встречи.
Мой новый знакомый улыбнулся коротко и ушёл, развернувшись резко и не оглянувшись. А я вздохнула как будто даже с облегчением, потому что всё же он меня смущал. И, заметив нервно подёргивающуюся стрелку, поспешила подняться на крыльцо женского общежития.
В большом холле, по величине с которым могла поспорить только церковь в Роудвиле, было много цветов. Это первое, что мне бросилось в глаза. Неприхотливые фиалки и куда более капризные амариллисы соседствовали с раскидистыми пальмочками и просто красивыми кустами без соцветий. Всё это зелёное и разноцветное великолепие стояло или висело в кашпо вдоль стен, и я прошла мимо, наслаждаясь тягучим запахом цветов. Стрелка путеводителя дёрнулась ещё несколько раз, мигнула, и я поняла, что пришла, когда она пропала.
Госпожа Перетти – маленькая, пухлая, как пышка, и вся какая-то розовенькая и воздушная – обернулась на меня от полукруглого окошка, сдвинула маленькие очёчки на самый кончик курносого носа и смерила взглядом с ног до головы. Я присела в глубоком книксене и с запинкой произнесла:
– Добрый день, мадам, меня прислали поселиться в общежитие.
– Не зовите меня «мадам», – ответила женщина голосом доброй тётушки. – Меня зовут госпожа Перетти. Будьте добры, ваше направление в общежитие.
– Ага, сейчас!
Я поставила саквояж на пол, раскрыла и принялась перебирать данные госпожой Пимпи бумаги. Нашла и протянула, а госпожа Перетти глянула через моё плечо:
– О, я вижу и приказ о выдаче униформы! Давайте тоже, заодно и это уладим сразу. А где ваш личный гороскоп?
– Мне его не составили. Даты рождения нет.
Госпожа Перетти возвела глаза к потолку и перекрестилась. Я понимала её возмущение, но поделать ничего не могла. Не выдумывать же мне жизнь, которая не будет моей?
Хозяйка общежития унесла мои бумаги в дверь рядом с окошком, а я застыла, не смея сдвинуться с места. Вытянула шею, заглядывая через стекло. Госпожа Перетти поманила меня из окошка:
– Ну же, подойдите ближе, не стесняйтесь. Куда же я вас поселю? Так, так… Сословия вы какого будете?
Она заглянула в бумажку и подняла тоненькие бровки.
– Вед-Камли… Уж лет двадцать у нас не было… Ладно, не суть. Давайте-ка поселю вас к мисс Ховански. Вам обеим будет пользительно. А вот и ключ!
Она протянула мне под стекло простенький деревянный брелок с колечком и подвешенными к нему двумя камешками в оправе из тонкого металлического ободка. Я взяла ключ в пальцы и робко сжала камни. А ведь это тоже артефакты… И они мои. Хотя бы на время учёбы!
Камешки тускло вспыхнули, отдавая в ладонь лёгкое давление. Оживают! Надо же! Я и не знала, что они так работают! А госпожа Перетти снова вышла в коридор, цепляя на пояс целую связку подобных ключей:
– Идёмте, студентка Камли. Я покажу вашу комнату. Кстати, там вас ждёт устав общежития, который должно прочесть, заучить и строго соблюдать.
– Хорошо, мадам, – я на ходу сделала книксен и получила в ответ уже строгое:
– И прекратите звать меня «мадам». Так, смотрите. На первом этаже общежития расположена баня. На втором – прачешная. Третий и четвёртый отведены под комнаты для студенток.
– Комнаты? – не веря своим ушам, переспросила я. – Не дортуары?
– Господь с вами, откуда вы взялись-то, барышня? – госпожа Перетти обернулась с удивлением. – Представляю наших студенток в дортуарах на десять человек!
Прикусив язык, я вспомнила наш дортуар на двадцать пансионок… Опять я сморозила глупость. Конечно же, в такой знаменитой академии не может быть никаких дортуаров. Может быть, тут даже отдельные комнаты? Нет, такого счастья не бывает в жизни…
Мы поднялись по сумрачной лестнице, минуя второй этаж, на двери которого висела табличка «Прачешная», и госпожа Перетти толкнула дверь третьего этажа:
– Здесь живут младшие курсы. Прошу заметить, уборщиц у нас нет, каждая студентка убирает по очереди. В комнате необходимо поддерживать постоянный порядок, поскольку администрация академии регулярно приходит с проверками. В случае нарушений снимаются баллы.
– Какие баллы, мад… госпожа Перетти?
– Подробнее вы прочтёте про баллы в уставе академии, который получите при прохождении ритуала выявления потенциала. А если вкратце – баллы добавляются за хорошее поведение, активность, отличные оценки. Снимаются за нарушения устава. Мы пришли.
Она остановилась перед дверью за номерком «12» и жестом указала на бляшку над ручкой:
– Испробуйте ключ. Красный для общей двери, жёлтый для внутренней.
Покрутив камешки в руке, я наобум приложила красный к бляшке. Замок тихонько скрипнул, приглашая войти. Я потянула дверь на себя, и мы оказались в небольшой комнатке, освещённой десятком свечей. Меблирована она была скромно, но практично. Стол с двумя стульями покрыт простенькой белой скатертью. Диванчик и кресло образуют угол вместе с полками для книг и красивой лампой-трёхсвечкой. На стене – эстамп с портрета императора. Точно такой же висел в дортуаре и кабинете матери-настоятельницы. Три двери.
Я обернулась на госпожу Перетти, и та указала последовательно на каждую из дверей:
– Уборная, комната мисс Ховански и ваша комната.
Моя комната…
Моя комната только для меня одной?
Могла ли я мечтать об этом? Конечно, через несколько лет, когда бы закончила пансион и устроилась на работу…
Испросив разрешения взглядом, я приложила жёлтый камешек к бляшке на МОЕЙ двери, вошла. Прелестная комната предстала передо мной. Кровать с высокой спинкой, застеленная цветастым покрывалом из кусочков, соседствовала с большим сундуком, поставленным на торец, как это было сейчас модно. Туалетный столик с маленьким тусклым зеркалом вмещал на столешнице фарфоровый кувшин и маленький тазик для умывания. А ещё в комнате было окно.
Я сразу подошла к нему, отодвинула занавеску и замерла. С высоты третьего этажа – как будто я была птицей! – открывался чарующий вид на цветущий парк академии. Из-за раскидистых деревьев видно было соседнее здание, очень похожее на женское общежитие, а дальше стояли другие дома, построже, с длинными витражными окнами. Там и сям пятна клумб радовали взгляд. И башня – как символ величия – высоченная, широкая в обхвате, с редкими бойницами и венчающим её куполом, на стреле которого развевался флаг с изображением императорского герба – двуглавого орла со змеёй в когтях.
– Как это великолепно, – прошептала я, не в силах сдержаться. Госпожа Перетти тихонько кашлянула сзади, и я обернулась, пристыженная: – Простите! Я впервые… В такой красивой комнате!
– Боже, да вам немного нужно для счастья, вед-Камли, – рассмеялась женщина, и на её щеках появились милые ямочки. – Но у вас будет время насладиться комнатой. Устав!
Она указала на толстую тетрадь в твёрдой обложке, лежавшую на торце сундука.
– Изучите вечером. Где ваши вещи?
Я подняла повыше свой саквояж:
– Вот здесь.
– А! – озадачилась госпожа Перетти. – Это всё? Что ж, тем лучше. Оставьте в комнате мелочи, необходимые вам для жизни, а всю одежду надлежит сдать в хранилище.
– Как? А в чём же мне ходить? – растерялась я, огладив юбку.
– В форме, разумеется! Каждый студент должен ходить в академии исключительно в форменной одежде, которую вам выдадут в том же хранилище. Империя обеспечивает студентам абсолютно одинаковую форму для занятий и отдыха.
– А бельё? – я покраснела. Госпожа Перетти вздохнула:
– И бельё, и ночную сорочку, и туфли, и спортивную обувь для занятий физической культурой. Два платья, две нижних рубашки, плащ и шляпку. Вам этого достаточно?
– Даже с избытком, – пробормотала я. – Не подумайте, что я жалуюсь…
– И не стоит, уверяю вас, вед-Камли. Императрица лично следит за тем, чтобы студенты ни в чём не нуждались! Поспешите же, у меня ещё много дел!
Я поспешила. Вынула из саквояжа икону Богородицы, поставила её на сундук рядом с уставом, а рядом положила медаль из витой меди, которую мне выдала мать-настоятельница за успешное окончание пансиона. Из личных вещей у меня была ещё перьевая ручка с корпусом из настоящего жемчуга – подарок нашего мэра, детей которого я учила географии и основам математики. И дорожный набор, необходимый всякой девице: нитки, иголки, крохотные ножнички, напёрсток, шило и даже крючок для поднятия петель на чулках! А ещё прелестный туалетный несессер, выданный мне монашками за несколько лет до окончания пансиона. Когда я выложила всё это своё богатство, госпожа Перетти покачала головой, и я заметила в её взгляде жалость.
А вот этого я уже терпеть не могла. Жалеть меня не надо. У меня всё получится, и я выбьюсь в люди! Пусть не сразу, а через годы, но я буду жить богато и ни в чём не нуждаясь.
Подхватив саквояж, я с достоинством присела в книксене:
– Я готова.
– Не забывайте запирать комнату, – госпожа Перетти наклонила голову, приглашая меня следовать за ней. – В случае инцидента администрация академии не несёт ответственности за имущество, оставленное в незапертом помещении.
– Хорошо, я учту.
Неужели воруют?
Мы проделали весь путь в обратном направлении, и госпожа Перетти продолжила спускаться по лестнице, объяснив:
– Здесь, как и в мужском общежитии, есть вход в хранилище. Я покажу вам на первый раз, дальше будете разбираться сама.
– Большое спасибо, что уделяете мне время, – я поблагодарила искренне, потому что хозяйка общежития была действительно добра.
Подземный переход оказался на удивление сухим и относительно освещённым. На стенах горели факелы, коптя и испуская лёгкий аромат ладана, а пол был вымощен булыжниками, как мостовые столицы.
Госпожа Перетти указала мне на стену:
– Здесь повсюду указатели. Смотрите!
Она коснулась пальцами стены, и на той расцвели разными цветами призрачные линии. Коричневая отозвалась, когда госпожа Перетти сказала слово «хранилище». Колеблясь в свете факелов, она стала ярче и виднее, показывая путь.
– Понятно? – женщина обернулась ко мне, глядя поверх очков.
– Понятно, – ответила я, восхищённая. Сама тронула коричневую линию, и та засветилась сильнее.
– Тогда я вас оставлю. Будут вопросы по общежитию – обращайтесь ко мне.
И она ушла, оставив меня одну.
Я взглянула в даль длинного коридора, вздохнула, чтобы набраться храбрости, и пошла, следя за чуть помигивавшей линией хранилища. Ну чисто вход в пещеру с драконами! Не хватает страшных оплавленных камней и останков рыцарей в доспехах, как написал об этом поэт Фардье в «Песнях обитателей пограничных земель». Но надо перебороть страх и идти дальше. Тук-тук – гулко разносится по коридору стук подошв моих туфель. Тук-тук – гулко бьётся сердце в груди. Потрескивают факелы, дрожит пламя, обнимающее фитиль. Я, Адриана вед-Камли, в подземелье величайшей имперской академии, и я студентка.
И осознание этого поможет мне преодолеть любые преграды!
Из главного коридора я неожиданно попала в колодец – как на перекрёсток. От него лучами расходились ещё коридоры. Я в панике коснулась коричневой линии, и она заструилась по стене, по полу, перетекла на другую стену и там замигала призывно.
– Какое замечательное изобретение! – восхитилась сама себе за неимением других слушателей. – Что же ждёт меня дальше?
Ещё несколько десятков метров коридора, и я толкнула тяжёлую дверь, на которой висела табличка с витиеватой надписью «Хранилище». На меня дохнуло не жаром драконьей пасти, а запахом старого шкафа. Точно так, только погрубее и подешевле, пахло в нашем шкафу в дортуаре. А тут – словно духами побрызгали, а проветрить забыли.
Упёрлась я прямиком в конторку, какие бывают в банках. За ней никого не было, только большой фолиант, похожий на журнал записей, и бланки, нанизанные на штырёк, мирно ждали хозяина. Или хозяйку. В хранилище царила тишина, нарушаемая лишь шорохом где-то в глубине, в отдалении от света факелов.
– Здравствуйте! – негромко сказала я. – Тут есть кто-нибудь?
Шорох превратился в шаркающие шаги. Из-за тёмной массы у стены, которая при приближении свечи оказалась шкафом, появился весьма примечательный человек. Он не был старым, но горбился. На голове, почти скрывая длинные волосы невзрачного цвета, криво сидел картуз, который больше подошёл бы мальчишке разносчику газет. Одет человек был в мешковатый пиджак с длинными полами и короткие бриджи с чулками. Ничто в его облике не сочеталось ни между собой, ни с возрастом мужчины.
Приблизившись и отводя взгляд в сторону, он ответил:
– Здравия… Приказ?
– Пожалуйста, – я протянула ему бумагу, но мужчина не взял. Пришлось положить приказ на конторку поверх журнала. Вот тогда бумажку схватили толстые заскорузлые пальцы с нечистыми ногтями, и мужчина забормотал:
– Адриана… вед-Камли… не помню… Камли не помню… не было Камли… номер? Надо номер… какой номер?
Я смотрела на него во все глаза, пытаясь поймать взгляд, но это никак не удавалось – хранитель упрямо глазел, куда угодно, только не на меня. И бормотал, бормотал.
– Номер… дадим… Сто семнадцать… Один-один-семь… Сотня, десятка, семёрка. Хороший номер для такой фамилии… Стойкость и отвага – магия единицы… Семёрка – анализ и исследование. Хороший номер, хороший…
Он склонился, копаясь под конторкой, и выложил на неё тёмный камешек в серебристой оправе.
– Номер сто семнадцать, – строго повторил он и указал свечой вглубь темноты позади себя. А, это он мне велит идти и искать номер сто семнадцать? Ладно, я пойду. Мне совсем-совсем не страшно! В конце концов, я даже ночью в грозу бегала за врачом, когда одной из пансионок стало плохо… Я же не испугаюсь хранилища в самОй королевской академии!
Схватив камешек-ключ, я бросилась со всех ног по коридору, чтобы убежать от собственных страхов. Дверцы, дверцы, дверцы – узенькие и высокие, с номерами по порядку. По правую руку чётные, по левую нечётные. Номерки нарисованы на круглых бляшках, тускло мерцающих в сумраке хранилища. Вот уже семьдесят, восемьдесят… Вот сто пятнадцать…
Я притормозила, чуть не пропустив дверцу. Приложила камень к бляшке с номером и повернула ручку. Вошла в крохотное помещение, в котором не было никакой мебели, кроме зеркала в торце. И развернуться можно едва-едва. На полу лежал мешок из холстины, завязанный шнурком. Однако… Уж не моя ли форма в нём?
Поставив саквояж на пол, я развязала шнурок и заглянула в мешок.
Точно! Сложенная одежда! Наугад вытащила первое попавшееся платье – из тёмной саржи, длинное и узкое, с закрытым горлом и рукавом на три четверти, безо всяких изысков. Наверное, мне надо переодеться, чтобы оставить светскую одежду здесь, в этой клетушке… А потом занести мешок с формой в комнату.
Так я и сделала. Честно переоделась, то и дело оглядываясь на дверь – замка не было, вдруг кто зайдёт?! Все вещи были очень добротными, рассчитанными на долгую носку, из хорошего материала и с прочными пуговицами. Взять хотя бы нижнюю рубашку из тонкого льна! Вроде и простенькая, а носить приятно!
Посмотрев на себя в зеркало, я осталась довольна. Все вещи подошли идеально. Быть может, это снова магия? Платье сидело отлично, облегая верх и чуть расширяясь от пояса к низу. Из-под него было видно щиколотки – такой фасон носили и пансионки. Чёрные простые туфли с металлической пряжкой не жали и не натирали. Всё вместе смотрелось скромно и гармонично.
Задерживаться в каморке-шкафчике не хотелось, и я сложила своё старое платье вместе с бельём и туфлями в саквояж, оставила его посредине помещения на полу, вышла. Когда дверь за мной закрылась, бляшка с номером вспыхнула на миг, и ей отозвался ключ в руке. Надо думать, заперто. Надо вернуться в комнату и разложить оставшиеся вещи из мешка.
Странного хранителя снова нигде не было видно. Не зная, что делать с ключом, я положила его на конторку и позвала:
– Вы где? Я уже закончила.
Серая дымка внезапно окутала камешек, и он самостоятельно пополз к краю конторки, упал куда-то с глухим стуком, а входная дверь со скрипом распахнулась. Меня приглашают уйти. Магия чудесна! Интересно, научусь ли я когда-нибудь делать так же?
Научусь, обязательно научусь! Я буду работать не покладая рук, буду лучшей ученицей, чтобы достичь вот таких потрясающих результатов!