Ульяна Гринь
Фиктивная жена герцога Санси
Глава 2. В дорогу!
Со столь нужной мне бумагой я вышла от мэтра Бассиньи твёрдым шагом, лошадь отвязывать не стала, а прошлась до интенданта, который на время сбора налогов размещался в доме городского головы. Постучала, меня пригласили войти и подождать господина интенданта в приёмной – маленькой душной комнатке с жёстким диванчиком. Я уже бывала здесь, когда приходила к голове просить сена для коровы в одну из неурожайных зим.
Но теперь я пришла не в качестве просительницы. Мне нужно было забрать то, что принадлежало моей семье.
Лакей интенданта отворил дверь и сказал:
– Можете войти, дама де Клери.
– Благодарю, – сухо ответила я и прошла в кабинет, отведённый интенданту. Усач, устало потирая глаза, писал на пергаменте цифры в столбик, то и дело окуная кончик пера в походную чернильницу. Бормоча что-то под нос, подбивал сумму и качал головой. Я шагнула к столу, положила на него бумагу, данную нотариусом и твёрдо сказала:
– Прошу вернуть мне корову.
– Вы принесли деньги, дама де Клери? – безмерно удивился интендант, подняв на меня взгляд.
– Лучше! Я принесла документ, заверенный мэтром Бассиньи, удостоверяющий то, что замок Лансель был продан герцогу де Санси. Как полагается, со всеми долгами. Таким образом, вы можете требовать налог на владение замком с нового хозяина.
Блёклые глаза интенданта с красными от напряжения прожилками прищурились. Он придвинул к себе бумагу, внимательно прочёл и положил на неё тяжёлую ладонь. Вздохнул. Ответил нехотя:
– Что ж, как ни крути, тут всё верно.
– Значит, я могу получить своё имущество?
Ещё один вздох. Как же интенданту не хотелось отдавать забранное! Но пришлось. Он черкнул на куске пергамента несколько слов, поставил размашистую закорючку подписи и взялся за воск. Нагрев кусочек над свечой, капнул на бумагу и поставил оттиск печаткой, болтавшейся на мизинце левой руки.
– Вот, возьмите. Мой слуга отдаст вам корову.
С торжествующим видом я прошествовала к выходу, неся записку перед собой, а уже через полчаса, привязав возвращённую кормилицу к телеге, поехала домой. В голове крутились невесёлые мысли. Как наш дядюшка смог выжить в самой гуще битвы? Ведь его друг – а не верить ему не было повода – собственными глазами, лично видел смерть дяди Августо! Я помнила обоих, хотя мне было слишком мало лет.
Дядя был похож на отца – такой же высокий, крепкий и смешливый. Он обожал меня – на тот момент единственную наследницу де Клери – и постоянно пытался то посадить на лошадь вместо пони, то всучить мне мизерикорд в качестве меча, чтобы учить драться. Маменька ахала, злилась на дядю, жаловалась папеньке, но тот только фыркал от смеха и говорил: «Пусть забавляются, посмотрите, какая ваша дочь ловкая, даром что кроха!» Я тоже обожала дядюшку и горько рыдала, когда узнала, что он больше никогда в жизни не прискачет в замок и не подбросит меня в воздух…
Друг дяди, низенький бородатый крепыш, говорил о смерти виконта де Клери со слезами на глазах. В походе они разделяли все тяготы военной жизни, делились мыслями и надеждами на победу, даже поклялись, что будут неразлучными друзьями всю отмеренную им жизнь и сообщат семье другого, если тот погибнет. Как же его звали? Я силилась, но никак не могла вспомнить. Только эта борода – рыжая с ранней проседью – осталась в памяти, да ещё глаза. Маленькие, тёплые, синие, как небо над Ланселем в тёплый и ясный июльский день, окружённые веером коротких и густых светлых ресниц, грустные глаза человека, который слишком много горя видел на своём веку.
Вот бы найти этого человека…
Только как? Из тех, кто видел его и присутствовал при разговоре, остались только я и Жаннина. Может быть, она вспомнит имя? Вряд ли, конечно, моя нянька и кормилица слишком стара… Но попытаться мы должны. Не верю, что дядюшка воскрес из мёртвых, прибыл в Лансель, чтобы вступить в наследство, и всё сразу же продал. Не верю, чтобы он не помнил обо мне и не захотел увидеть меня. Да и столько лет прошло, почему он не вернулся раньше?
Во дворе домика привратника Ивон гонял кур, которые решили полакомиться посаженными у забора ростками овощей. Я направила лошадь к сараю и крикнула слуге:
– Ивон, принимай Мызку!
– Ваше сиятельство! – старик аж присел, хлопнув себя по ляжкам, потом поспешил ко мне, бросив кур. – Неужто выкупили?! Ах ты, Мызонька моя, добрая коровушка! Вернулась, красавица!
– Да, да, благодарю тебя, милая Мариола, что вернула нам корову и не потратила ни гроша, – пробормотала я, слезая с телеги. – Я продала масло и сыр, продала гобелены и остальное старьё. Где Жаннина? Мне нужно с ней поговорить.
– Ужин готовит, – махнул на дом Ивон, поглаживая Мызку между рогов. – Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, я распрягу.
Я, прижав к груди кошель с деньгами, направилась на кухню. Жаннина колдовала в пару и дыму, а по всему помещению витали ароматы куриного мяса и жареных кабачков. Вдохнув несколько раз, я ухватилась рукой за косяк двери – голодная, не обедала, со вчера маковой росинки не было во рту – и сказала твёрдо:
– Жаннина, ты мне нужна.
– Тут я, голубонька моя, – откликнулась нянька. – Скажи Жаннине, что тебе понадобилось, и я всё сделаю!
– Ты помнишь тот день, когда пришёл бородатый мужчина и сказал, что дядя Августо погиб в бою?
Нянька обернулась и смерила меня взглядом. Потом сказала, отодвинув кастрюлю на холодный край раскалённой плиты:
– Мариола, детка, зачем тебе вспоминать это?
– Дядя Августо воскрес, отобрал у меня замок, земли и титул, а потом всё продал заезжему герцогу. Ну, кроме титула, разумеется.
– Святый Боже, – Жаннина перекрестилась и взглянула в окно, откуда был виден шпиль с крестом городской церкви. – Воскрес, как же так-то?
– Как-то так. Его узнали трое уважаемых горожан. Поэтому я и спрашиваю тебя: помнишь ли ты имя того человека, который сообщил моим родителям о смерти дяди?
– Оберон, – ответила Жаннина, не раздумывая. – Я помню. Его звали Оберон Мортье. Запомнила, потому что имя у него редкое. Кто называет ребёнка железякой от замка? Только человек с фамилией каменщика.
Оберон Мортье. Имя действительно редкое, и найти его будет не очень трудно. Найду. Найду и узнаю точно, что случилось с моим дядей Августо. Если тот мужчина, который представился его именем, самозванец, продажу замка можно будет аннулировать.
Обрывки воспоминаний затопили меня.
«Нужно дать этому бравому солдату немного денег, чтобы он начал своё дело».
Папенька тогда оставил Оберона на ночь. Хотел дать ему работу в замке, но мужчина отказался. Он хотел вернуться домой, где его ждала невеста…
Думай, Мариола, думай!
Нет, маменька отослала меня в кровать. Я больше ничего не слышала из разговора. Но наутро… Наутро Оберон, прощаясь, потрепал меня по волосам и сказал, что возвращается к Волшебным Садам, чтобы выкупить мастерскую отца.
Мортье. Каменщик. Волшебные Сады.
Столица.
Мне надо ехать в столицу.
– Жаннина, где ты хранишь маменькины платья? – спросила деловито. – Хочу посмотреть, что можно сделать, чтобы немного освежить их.
– Деточка моя, зачем тебе понадобились платья? – насторожилась нянька. Я вздохнула:
– Завтра я еду в столицу. Не спрашивай ничего, просто помоги.
– Ох, ох… Не к добру это всё, не к добру! – закачала головой Жаннина. – Что это ты задумала такое?
– Уж не думаешь ли ты, что я оставлю замок и земли какому-то проходимцу?!
– Твой дядюшка Августо – законный наследник титула, а с ним и земель Ланселя, – рассудительно сказала нянька. – Как ты можешь идти против закона? Голубка моя, ведь тебе с сёстрами и братьями остался Монтферрас, не ломись в закрытую дверь! Если нас выгонят отсюда, мы отправимся туда.
– Ну уж нет, – почти весело ответила ей я. – Мы останемся здесь, и я не желаю слушать никакие предложения. Заканчивай с ужином и проветри платья, я поеду с первой же почтовой каретой.
Первая почтовая карета в направлении столицы отправлялась с городской площади ровно с шестью ударами башенных часов. Я даже послала братишек в город, чтобы уточнить это. Остаток дня мы с Жанниной употребили на то, чтобы собрать багаж. Ехала я налегке – всего с одним сундуком. Кроме белья и запасной пары чулок, туда уместились три маменькиных платья, которые моя нянька вычистила и проветрила, а я освежила кружевным воротничком, перчатками в тон и почти новой тесьмой, найденной в закромах запасливой старушки. В дорожный несессер уложила щётку для волос, тряпочку и коробку мела для зубов, склянку с натираниями для кожи лица, которые Жаннина изготовляла лично каждый год, а ещё маменькины серьги из длинных связок речного жемчуга. Она завещала их мне перед смертью, и я никак не смогла решиться продать или заложить их.
Если что-нибудь случится, продам в дороге.
Перед сном я зашла к братьям и сёстрам, чтобы попрощаться. Мальчики очень мне завидовали, потому что тоже хотели отправиться в путешествие, а девочки… Эмилия плакала, превращая своё миленькое личико в подобие поросячьей морды с распухшим носом. Каролина пыталась успокоить ей, но безуспешно. Поэтому окрысилась на меня:
– Вот, сказала ей, теперь она будет реветь всю ночь!
– Эми, успокойся, сестрёнка, – я обняла девочку и прижала к себе, укачивая. – Я скоро вернусь, всё будет хорошо!
– Нет! – всхлипнула она и разрыдалась пуще прежнего. – Мы больше никогда не увидимся, я это знаю!
– Вот ещё восхитительная глупость! – воскликнула я. – Конечно же, увидимся! Послушай, Эмилия, мне нужно найти одного человека, я его найду и сразу же вернусь! И всё станет, как раньше, обещаю тебе.
– Не станет, – ревела она. – Не ста-а-ане-е-ет!
Едва успокоив её, я укрыла девочек одеялом, подоткнула его, поворошила угли в жаровне, чтобы они грели ещё долго, и наклонилась к Каролине:
– Теперь ты остаёшься за старшую в семье. Помни, что твой долг – защищать младших и опекать их.
– Ты правда вернёшься, Мариола? – спросила она, кусая губы. В её глазах я увидела страх. Боялась ли Каролина за меня или за себя – я не знала, но понадеялась на её благоразумие. Ласково погладила её по щеке:
– Вернусь, не беспокойся. Помогай во всём Жаннине, прошу, не огорчай её!
Выйдя из спальни детей, я спустилась в гостиную. Моя старая кормилица, нянька и служанка шила что-то в моём дорожном платье – поношенном, но очень удобном и всё ещё приличном. По её морщинистому лицу катились слёзы. Ну вот, и она тоже! Я подошла к Жаннине, обняла сзади, стиснув так, что старушка запротестовала:
– Мариола! Ты меня задушишь, противная девчонка!
– Ну что ты, – пробормотала и присела рядом. – Чем ты занята?
– Шью тебе потайной карман, чтобы деньги не украли.
– Я возьму немного, остальное ты спрячешь в доме.
Нянька покачала головой, не глядя на меня:
– Вот ещё! Тебе нужнее, а мы как-нибудь… С девочками нашьём рубашек, набьём масла – корова-то наша вернулась!
– Жаннина!
– Мариола!
Я махнула рукой. Спорить с Жанниной бесполезно. Она всегда права, и, даже если она не права, проще сунуть деньги под подушку, чтобы она нашла их после, чем спорить до второго пришествия.
Спала я в эту ночь плохо. Проснулась задолго до рассвета – с петушиным криком – и собралась так быстро, что даже Жаннину переплюнула. Ивон запряг лошадь и отвёз меня на площадь. Почтовая карета уже стояла там, запряжённая четвёркой гнедых мохноногих лошадок. Я глубоко вздохнула, пока слуга тащил к повозке мой сундук, и нервно пригладила волосы под шляпкой. Проверила зашитый в потайной карман мешочек с деньгами. Сквозь юбки нащупала мизерикорд, примотанный подвязкой к ноге.
Готова ли я оставить свою семью? Готова ли пуститься в опасное путешествие, чтобы найти человека, который, возможно, уже давно умер? Готова ли узнать правду, которая может мне не понравиться?
Оглянулась на ратушу, на дом городского головы, на другие дома, которые знала с детства. Взглянула на замок, который виднелся за деревьями на холме. Да, я готова. Это мой замок, мои земли! Я Мариола де Клери, герцогиня де Лансель и де Монтферрас, и я никому не отдам то, что принадлежит мне по праву, особенно самозванцу, который решил выдать себя за моего погибшего дядю.
– Почтовая карета отправляется с шестым ударом часов! – возвестил громкий голос с площади. Ко мне спешил Ивон:
– Дама Мариола, поторопитесь! Без вас же уйдёт!
– Бегу, Ивон, бегу.
Коротко обняв старого слугу, я улыбнулась ему:
– Присматривай за моими братьями, Ивон. Поручай им работу, чтобы в их головушках не рождались озорные идеи!
– Не извольте беспокоиться, дама Мариола, – старик смахнул слезу и подтолкнул меня к карете. – Пусть всё у вас получится, и да хранит вас господь!
Подобрав юбку, я забралась внутрь кареты, села на потёртую деревянную лавку и выдохнула. Да хранит господь тех, кого я оставляю здесь без защиты!
* * *
Анри Арман Роберт де Санси, герцог де Бомон, герцог де Моль, принц крови и приближенное лицо Его королевского Величества Карла Семнадцатого, скучал.
Скучал он в затрапезной таверне самого что ни на есть провинциального городка Франции близ истока Луары. Купился на необычайные красоты региона и на замок с землями. Нет, конечно, нужно быть справедливым и отдать должное – здесь никогда не было крестьянских восстаний, здесь жирные коровы и отличные рабочие лошади, опрятные дома и довольные жизнью буржуа. Замок не лежит в руинах, хотя ему необходимо восстановление, но уже через год можно будет проводить в нём часть лета. Охотничьи угодья великолепны: вчера, только проезжая мимо леса, Анри видел косуль и даже мелькнувшего между ветвей кабана. Лисиц же наверняка кишмя кишит! Скорей бы перевезти сюда своих ловчих и собак… Вскочить в седло и под резкие звуки горна помчаться за стаей в погоню за рыжей шкуркой!
Анри взглянул на бокал в руке, но он оказался пуст. Потянувшись за бутылью, налил до краёв посредственного вина и отпил глоток. Быть может, белое лучше в этом регионе? Отличная идея, он позовёт хозяина таверны и потребует, чтобы тот принёс всё вино из погреба. Как раз Габриэль и Рауль вернутся к дегустации…
На секунду в сердце уколола зависть к друзьям. Они спокойно и без лишних размышлений развлекаются с местными базарными девчонками, а он сидит тут и пьёт. Но что поделать, если его не тянет к этим деревенским простушкам! У Анри другие вкусы. Подавай ему изящную и тонкую красавицу, но главное такую, чтобы не лебезила и не жеманничала… А где найти такую? Даже при дворе братца – или кокетки, или кокотки, но все интриганки. Там не на кого охотиться, к тому же все придворные дамы только и вздыхают по Карлу. Да, Его Величество располагает большими возможностями, чем герцог де Санси, большим шармом и поистине безупречными манерами, он же, Анри, угрюм и неразговорчив. Танцы не привлекают его, музыка заставляет тосковать, светские беседы утомляют необходимостью думать над каждым словом или оборотом…
В камине внезапно затрещало, и огонь, до этого мирно поедавший дрова, расплевался искрами. Анри насторожился, внимательно осмотрел пламя. Сырое полено попалось, что ли? Но нет, в глубине огня рождалось нечто первобытно-прекрасное, жарко-красное, золотистое по краям. Герцог де Санси вздохнул. Даже тут не спрятаться…
Райская птица, сотканная из пламени и искр, расправила крылья, вспорхнула над чёрными от огня дровами и очутилась в комнате. Присев на стол, который обугливался под лапками, она протянула Анри пергамент, зажатый в клюве.
Королевский феникс! У Его Величества срочная депеша для своего приближённого. Анри взял письмо, потряс им в воздухе, чтобы остудить, и прочитал вслух:
– Наш драгоценный брат! Мы отдаём себе отчёт в необходимости развеяться и отдохнуть, но желаем незамедлительно сообщить тебе новость, требующую твоего присутствия в Париже.
Что? Возвращаться? Но ведь он покинул столицу всего два дня назад! Анри фыркнул недовольно и скользнул взглядом по вязи рукописных строчек:
– Так… Так… Жениться. Мы нашли для тебя идеальную невесту, которая, в придачу к своей феерической красоте, обладает прекрасным воспитанием и может похвастаться почти такой же, как и у нас, древностью рода. Не лишним станет и упоминание о приданом, размер которого приятно удивит тебя, Анри…
Невеста! Уму непостижимо. Разумеется, выгодно жениться – долг принца крови. Анри всегда знал, что будет вынужден взять в жёны ту, на которую укажет король, и разделить с ней постель хотя бы до зачатия наследника. Но эта мысль прозябала на жалких задворках разума. Анри не думал, что всё случится так скоро. Полагал, что Карл позволит брату погулять немного, развлечься до пресыщения, пожить в своё удовольствие хотя бы ещё с пяток лет! В конце концов, жениться можно до преклонного возраста.
– Мы ждём тебя как можно скорее при дворе, чтобы провести церемонию фиансалий. Мы лично удостоверились в том, что невеста подходит тебе по всем меркам, сделав её фрейлиной нашей добрейшей супруги, Её Величества Маргариты Аквилонской. Не медли же, наш драгоценный брат, нам не терпится увидеть тебя счастливым в таком многообещающем браке! Твой король, Карл Семнадцатый.
Многообещающий брак.
Братец натешился со своей тайной фавориткой, лично удостоверился в её пригодности к постельным делам, а теперь желает наградить девицу браком с принцем крови! Не в первый и не в последний раз, видели, знаем…
Анри вздохнул, отбросив от себя письмо. Феникс нетерпеливо подобрал пергамент, тот воспламенился и сгорел, превратившись в пепел. Птица испустила резкий неприятный вопль. Анри рявкнул:
– Ответа не будет! Прочь!
Потоптавшись на месте, феникс взмыл в воздух, обдав Анри жаром огня, и нырнул обратно в камин, исчез в треске искр. В раздражении герцог де Санси налил ещё вина и выпил его залпом. В голове появилась наконец приятная круговерть. Подбирать за венценосным братом аристократичных шлюх – это очень почётно и выгодно, но не для Анри. Всё в нём противится этому браку. И невинность невесты, точнее, отсутствие невинности, здесь ни при чём.
Он седьмое колено. На нём закончится проклятье де Санси. К сожалению, никто не знает, как именно и когда именно.
Но брак с надоевшей Карлу фавориткой исключён. Надо вежливо отказать королю, хоть королю и не отказывают. Братец способен разгневаться и сослать Анри в самое дальнее из его поместий навсегда. Вино нагрелось в руке, он поставил бокал на стол и встал. Прошёлся по комнате. Раздражение нарастало. Карл прекрасно знает о нежелании Анри жениться. Однако он настоит на своём, если не…
Если Анри не будет уже женат.
Подняв брови, он присмотрелся хорошенько к этой мысли. А что? Это обязательно сработает. Карл не пойдёт против освящённого церковью брака. Его власть не заходит так далеко. А значит, необходимо заручиться согласием священника, достать все необходимые атрибуты для свадьбы, но главное – найти подходящую невесту. Не болтливую и охочую до денег. И не здесь, а ближе к Парижу, там девицы за несколько луидоров сделают всё и ещё немножко.
Анри толкнул дверь комнаты и выскочил в коридор.
– Габриэль! Рауль! Живо! Собирайтесь, мы едем в столицу!
Глава 3. Неожиданное препятствие
Всякое путешествие когда-либо подходит к концу.
Эту непреложную истину я познала давно. И не только в связи с путешествиями. Ну… Совсем не в связи с путешествиями, потому что ехала я так далеко в первый раз. Раньше выезжала с Ивоном только на ярмарку за несколько миль от дома. А теперь…
Мы ехали, ехали, ехали. Останавливались на час в трактирах, на ночь в придорожных корчмах, меняли лошадей, отдыхали и снова ехали. Быструю почтовую карету сменил тряский пассажирский дилижанс, и я думала, что сойду с ума от ухабов и ям на дороге. Соседка, с которой я делила узкое сиденье, постоянно молилась. Не то чтобы мне это мешало – монашка должна молиться, – но между ними она постоянно жаловалась мне на дорогу, на запах, на несвежую еду в трактире, на епископа, который ни во что не ставит матушку-настоятельницу, на цены и на ленивую сестру Теобальду. Соответственно, молитвы её были направлены на то, чтобы дорога стала лучше, запах – приятнее, еда – съедобнее, чтобы епископ внял просьбам настоятельницы, а сестра Теобальда устыдилась и принялась за работу. Когда я рассказала доброй женщине о цели своего путешествия, она стала молиться и за меня – чтобы я нашла Оберона Мортье и узнала всё о своём дядюшке.
Я тоже молилась – про себя – о скорейшем окончании этого путешествия, потому что больше не могла выслушивать охочую до разговоров монашку. Не выдержав, спросила у пассажира напротив:
– Прошу прощения, быть может, вы знаете, как скоро мы доберёмся до Парижа?
Толстяк с красным лицом, постоянно утиравшийся огромным платком с простеньким вензелем, ответил мне с кряхтением:
– Миль двадцать, не больше! Как же тут жарко…
Двадцать миль! Далеко ещё, но уже гораздо ближе, чем три дня назад, когда я села в почтовую карету. Скоро я окажусь в столице и начну искать Оберона…
Сумерки опустились на дорогу, обняв дилижанс и лошадей, скрыв кучера и охранника, ехавших на крыше. Снаружи заблестел огонёк – зажгли свечу в лампе, чтобы освещать путь. А потом…
Потом я услышала быстрый галоп, крики, выстрелы.
Монашка схватилась за мою руку, восклицая:
– Господь милосердный, это нападение! Нас грабят!
– Нас убьют! – возопил толстяк. А его соседка, похожая на гувернантку, только вздохнула и перевернула страницу книги, которую читала всю дорогу. Я схватилась за потайной карман. Нельзя, чтобы бандиты обокрали меня! Откуда я возьму деньги, чтобы прожить до того момента, как найду Оберона? Пальцы нащупали мизерикорд, и стало немного спокойнее. С кинжалом всегда спокойнее…
Дилижанс дёрнулся и остановился. Ржание лошадей, выстрелы и вдруг – мужской хрип агонии и глухой звук падения. За ним второй. Сердце, забившееся было в тревожном танце, пропустило несколько ударов. Бог с ними, с деньгами, я отдам всё! Только бы оставили в живых!
Вспомнился плач Эмилии. А если она была права, моя маленькая сестрёнка? Что, если я никогда не вернусь домой?
– Что делать, что делать? – голосила монашка. Пришлось дёрнуть её за рукав рясы:
– Молитесь, сестра моя! Это единственное, что вы сейчас можете сделать!
– Иисусе, спаси нас, грешных, – зачастила она, крестясь истово и мелко. А снаружи распахнули дверцу, и сильная рука схватила меня за лиф платья, вытащила из дилижанса в душную темноту леса.
– О, какая приятная неожиданность! – захохотали сбоку. – Свеженькая девчонка!
Я рванулась, чтобы освободиться, но меня схватили крепче и оттащили от дилижанса. Туда забрался один из бандитов – усатый брюнет в тюрбане – и крикнул:
– А ну, отдавайте все ценности, которые у вас имеются!
Вопли из повозки заставили меня похолодеть от ужаса. Надеюсь, они не убьют пассажиров! Бедная монашка, она наверное, уже умерла от страха…
Но узнать это мне не дали. Бандит, державший меня, потащил куда-то, забросил на лошадь головой вниз и стянул ремнями, обездвижив. Дохнул мне в ухо:
– Мы с тобой после позабавимся, крошка! Это будет незабываемо!
Я обмерла.
Нет, только не бесчестие! Разве может со мной случится такой ужас?! Я не для этого пустилась в дорогу! Я герцогиня, наконец, а не крестьянка! Затрепыхалась, пытаясь освободиться, но мне на голову набросили мешок, дурно воняющий тухлым мясом, и напоследок больно ударили по голове. Сознания я не потеряла, а обморок был бы гораздо предпочтительней… Не слышать криков, не вздрагивать при каждом выстреле…
И я молилась про себя – так жарко и искренне, что господь услышал мои молитвы. Крики затихли, и вдруг топот копыт раздался со стороны дороги. Быстрые верховые лошади! Неужели кто-то придёт к нам на помощь? Или, не дай боже, подкрепление к бандитам едет?
Я замерла в ожидании. Всё рано или поздно заканчивается… Хоть бы поскорее!
Топот копыт, ржание лошадей, свист оружия в воздухе!
Падение тел, стоны.
Господи, помоги! Помоги мне выжить!
Голоса.
– О, тут одна целёхонькая! Судя по прелестным ножкам – молодая.
– Пойдёт.
Насторожившись, я мотнула ногами, чтобы юбки скрыли их, но, видимо, не получилось. Хоть бы не заметили кинжал! Снимите меня с лошади, если вы благородные люди!
Благородные люди меня с лошади сняли, но без почестей. И мешок не стащили. Один из них спросил:
– Хочешь посмотреть на её лицо?
– Нет, – буркнул второй. – На лошадь её. Поехали искать священника.
– Ночь на дворе, где мы его найдём?
– В путь!
Меня подняли в воздух, и я взвизгнула, не удержавшись. Снова оказалась головой вниз на лошади. Мне даже руки не развязали! Это так по-мужски! Зачем им священник? Кто они? Зачем похитили меня?
Лошадь заржала и дёрнулась подо мной в коротком галопе. Стиснув зубы от боли, я снова принялась молиться. Поможет ли?
Ехали мы недолго. Когда копыта застучали уже по доскам деревенской мостовой, всадники замедлили ход, потом совсем остановились. Никто не спешил освобождать меня. Я слышала голоса чуть поодаль, тихие разговоры, из которых не могла разобрать ни слова. Вся эта ситуация и моё очень шаткое положение начинали утомлять и раздражать. С бандитами всё было хотя бы понятно – они грабят, насильничают и убивают путников на дороге. А эти… Вроде спасли, но похитили и освобождать не намерены. Да ещё и священника ищут…
Зачем?!
– Пошли-ка, милашка, – шепнул мне на ухо голос. – Сейчас ты выйдешь замуж.
– Но… Я не хочу! – воскликнула я, пока меня стаскивали с лошади. – Отпустите меня! Я против!
– Наложи на неё чары, – спокойно велел другой голос. Ах ты ж, поганый, гнусный мерзавец! Сейчас бы стащить мешок с головы и посмотреть в твоё лицо! Запомнить его навсегда…
Что-то грубое коснулось моей руки, обволокло её, распространилось по всему телу, как будто я искупалась в остывающем киселе. Кисель закрыл мне глаза, заткнул уши и хотел даже лишить способности думать и паниковать, но не смог. Поскольку бог не собирался мне помогать, я обратилась к хранителям древней магии: Валерби, Манисте и Аморанио. Кто это были такие, я не знала, но маменька и папенька всегда вызывали их в крайних случаях. Попросила хранителей избавить меня от чар, но это не сработало. Впрочем, я могла слышать далёкие голоса – словно через зимнее одеяло, которое накинула на голову. Зато руки мне развязали, хотя пошевелить я ими не могла.
Вступил голос пожилого человека:
– Скажи мне своё имя, дитя моё.
Он обращался ко мне, но я не могла ответить. За меня ответил мужчина:
– Обойдёмся без имён. Начинай, святой отец.
– Но… это несколько… необычно, – вяло воспротивился священник. Второй мужчина рявкнул:
– Тебе недостаточно заплатили? Начинай!
– Эх, – ответил старик. – Что же, бог всё видит и всё знает. Дети мои возлюбленные, мы собрались здесь, чтобы двое любящих людей соединили свои руки в законном священном браке. Невеста, имени которой я не знаю, и жених по имени?
– Без имён! – прорычал мужчина.
– И жених, имени которого я не знаю, подайте друг другу руки. Я не стану спрашивать, искренне ли ваше желание связать себя узами брака. Поэтому… Вы приготовили перчатки?
– Вот.
Шелест лёгкой ткани.
Мне на руку натянули тонкую перчатку, которая окутала кожу теплом и лаской. Свадебная перчатка! Судя по мягкости материи – недешёвая. Меня сейчас выдадут замуж неизвестно за кого! И я никогда не смогу снять эту перчатку, потому что она пропитана магией церковного обряда!
Мою ладонь положили на сильную твёрдую руку, и я отчего-то схватилась за пальцы неизвестного жениха. Он не среагировал на этот судорожный жест, оставшись недвижим. Неужели ему всё равно? Почему не снимет мешок с моей головы? Как можно жениться вслепую?
– Жених и невеста, именем господа нашего всемогущего и всепрощающего объявляю вас мужем и женой. Любите и уважайте друг друга, идите по жизни, как стоите сейчас, длань о длань.
Мою длань в перчатке обожгло так, что я закричала, но боль сразу стихла. Священник завздыхал и заметил:
– Не принимает господь этот брак, ох не принимает…
– Молчи, святой отец, и делай то, что тебе велено! Они женаты? Всё закончено?
– Всё закончено, мессиры, – в последний раз вздохнул старик, и больше я его не слышала. А мои похитители схватили меня и снова куда-то потащили. Я даже воспротивиться не могла – наложенные чары ещё мешали говорить и двигаться. И рука ныла, та, что в брачной перчатке. Вот ведь ироды! Похитили, замуж выдали, всю мою жизнь сломали! Как я теперь? Если соберусь выйти за кого-нибудь – не смогу, ведь уже замужем и даже не знаю, за кем!
Снова галоп на лошади животом на седле…
Да когда ж они меня в покое оставят? Ясно же, что я им не нужна, а только обряд бракосочетания со мной, да и тот непонятно зачем. Стало страшно, что убьют и бросят в лесу, но, подумав, я отмела такой исход событий. Стоило платить священнику за свадьбу, чтобы убить жену?
Лошадь, на которой я ехала, остановилась резко, как вкопанная. Всадник спрыгнул и снял меня, поставил на землю. По запаху и звукам всхрапывающих кляч я поняла, что мы вернулись к дилижансу. Но ни причитаний монашки, ни толстяка, ни охранника я не слышала. Чары начинали слабеть, и я старательно сжимала пальцы в кулаки, чтобы снова обрести власть над своим телом. На ухо мне сказали внушительно:
– Забудь обо всём, что произошло, и самое главное: не пытайся найти своего мужа. Это фиктивный брак, ты никогда не узнаешь имя. Тебе это не надо, а вот за труды.
В ладони оказался мешочек с круглыми твёрдыми монетами. Меня оставили в покое, кто-то свистнул, лошади заржали, и опять я услышала галоп. Нервный галоп… Лошади породистые, норовистые. Мой новоиспечённый фиктивный муж не из простолюдинов. Он явно знатного рода, раз может себе позволить так обращаться с дорогими скакунами!
Руки, тяжёлые, словно я их отлежала, постепенно возвращались к жизни. Мурашки заставили поморщиться – это больно и неприятно. Но я наконец-то смогла сбросить вонючий мешок с головы. Огляделась и ужаснулась. Бандиты лежали мёртвые, заколотые шпагами мессиров, которые меня украли. Чуть поодаль от дилижанса, раскинувшись звездой, смотрел белёсыми глазами в ночное небо охранник, не успевший выронить ружьё. Кучер мешком валялся у леса, толстяк – у колёс повозки, а из дилижанса наполовину вывалилась похожая на гувернантку молодая женщина, вся в крови. Прислушавшись, я уловила тихий стон. Стонали внутри.
Аккуратно перешагнув через женщину, я забралась в дилижанс. Старалась не смотреть на мёртвых, хотя и знала, что они не причинят мне вреда. Монашка полусидела на скамье, держась за живот, стонала с закрытыми глазами. Не заплакать бы от страха! Я сделала несколько глубоких вздохов, как учил меня дядя Августо, чтобы сосредоточиться на монашке, приблизилась и коснулась её руки:
– Святая сестра, вы ранены?
Она открыла голубые, как ясное июльское небо, глаза и посмотрела на меня странно, улыбнулась:
