На лице девушки поочередно сменяются несколько эмоций: тревога, сомнение и, к моему удивлению, надежда.
– Ник сказал тебе встретиться с ним здесь? Сегодня вечером?
– Ага. – Я хмурюсь, изображая неуверенность, и подношу руку ко рту. – Это… все в порядке? Он сказал, что это будет…
Стриженая девочка взвизгивает.
– Да! Конечно, все нормально. Если Ник сказал… о боже мой, да.
Она поеживается, словно пойманная мышь, и я испытываю вину, смешанную с триумфом.
Когда она открывает дверь пошире, чтобы впустить меня, я замечаю у нее на запястье синюю шелковую ленту. Посередине к полоске ткани пришита маленькая серебряная монета.
– Ты просто немного рано! – восклицает она. – Никого еще нет. Я не могу впустить тебя в главный зал без твоего поручителя, но у нас есть салон для гостей. Можешь подождать здесь, а я позвоню Нику.
Поручителя?
– Звучит отлично, – говорю я и прохожу следом за ней в холл.
Я тут же узнаю запах и интерьер помещений – смесь Южного стиля с обстановкой горнолыжного курорта, но на этом узнаваемое кончается.
Я никогда в жизни не видела ничего столь великолепного.
Каменные стены трехэтажного холла увенчаны открытыми стропилами. Повсюду висят картины в рамах, отделанных золотой листвой, и тяжелые на вид гобелены в мрачных коричнево-черных тонах. Вдоль входа перед нами выстроились подлинные старинные железные подсвечники, но вместо свечей в них горят винтажные эдисоновские лампочки. От белого, как фарфор, мраморного пола симметрично поднимаются две лестницы, которые изгибаются, выходя на открытый балкон второго этажа, соединенный с боковыми крылами здания.
В Бентонвиле нет таких домов. У нормальных людей нет таких домов. По крайней мере, не в моем мире. Мои родители отремонтировали старый двухуровневый дом, построенный в семидесятых, и мы переехали в него восемь лет назад. Большинство жилых домов в окрестностях – деревенские фермерские жилища, которые достались от прадедушек и дедушек, а районы, где живет средний класс, заполнены такими домами, как наш.
Я потрясенно осматриваюсь, а девушка оглядывается и улыбается, так что становятся видны ямочки на ее щеках.
– Кстати, я Сара. Но большинство людей называют меня Сар.
Я улыбаюсь в ответ.
– Приятно познакомиться.
Сара ведет меня к двери под левой лестницей. Салон круглый, как и каменная башня над ним. В центре комнаты стоят четыре круглых стола, в каждую из столешниц вделана шахматная доска с клетками из дерева и мрамора, перед камином у окна расположился кожаный диван. Сара сдержанно, но вежливо улыбается и закрывает дверь, оставив меня в одиночестве.
В ожидании я обхожу комнату по периметру, рассматривая картины на стенах. Прямо напротив двери видны два впечатляющих портрета, висящие рядом друг с другом и подсвеченные парой медных светильников. На первом – мужчина с кустистыми бровями и непреклонным взглядом синих глаз. ДЖОНАТАН ДЭВИС, 1795. Следующий портрет поновее. ДОКТОР МАРТИН ДЭВИС, 1995. Отец Ника и его предок. Разумеется. Наверняка этот Орден и есть та организация, к которой отец убеждал его присоединиться. Как и Ник, Мартин на портрете высок и широк в плечах, но глаза у него такие темно-синие, что кажутся почти черными. Волосы у него не такие солнечно-соломенные, как у сына: копна густых темно-русых волос, коротко постриженных у висков.
Я покусываю губу, пытаясь осмыслить эту груду информации. Нет, так больше не пойдет. Мне теперь нужны ящики и шкафчики. Организовать пространство, куда я буду добавлять детали, которые кажутся важными, например тот факт, что хотя Ник, кажется, с неприязнью смотрит на Сэла, а может, даже и на Орден как таковой, его семейные портреты висят явно на почетном месте.
Мой взгляд привлекает еще одна картина. Слева от Джонатана на пожелтевшем пергаменте за стеклом черно-белая иллюстрация – пять человек в длинных аристократических камзолах с пышными белыми рукавами стоят вокруг стола в гостиной. На бронзовой пластинке под этим изображением написан следующий абзац:
«ПИОНЕРЫ ИЗ ВЕЛИКОБРИТАНИИ, ОСНОВАТЕЛИ КАРОЛИНСКОГО КОЛОНИАЛЬНОГО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ОРДЕНА КРУГЛОГО СТОЛА – СТИВЕН МОРГАН, ТОМАС ДЖОНСТОН, МАЛКОЛЬМ МАКДОНАЛЬД, ЧАРЛЬЗ ГЕНРИ И ДЖОНАТАН ДЭВИС, около 1792».
Ниже перечисляются краткие биографии этих людей и их достижения:
«Служил в законодательном собрании. Вице-губернатор. Табачный магнат. Совладельцы одной из самых больших плантаций на Юге».
Дзинь-дзинь.
Открывается дверь, и я оборачиваюсь, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее. Тут мой план становится хлипким: я понятия не имею, что Ник мог сказать по телефону, так что готовлюсь услышать ответ Сары.
Судя по выражению ее лица, мой риск оказался оправданным.
– Ник уже едет. Принести тебе чего-нибудь? Кофе? Минеральной воды? Вина?
– Нет, спасибо. Он не сказал, когда будет?
– Может, минут через десять. Он живет за пределами кампуса, но недалеко.
Она переминается с ноги на ногу, словно чувствует себя обязанной изображать гостеприимную хозяйку, но не знает как. Наконец она торопливо бормочет:
– Ладно, – и исчезает за дверью.
Первая часть моего плана завершена. Я плюхаюсь на кожаный диван и дожидаюсь второй.
Десять минут спустя в комнату врывается вторая часть. Щеки у Ника красные, как апельсин-королек. Он захлопывает за собой дверь и в два шага подходит ко мне.
– Какого черта ты здесь делаешь? – Его глаза, обычно добрые, словно мечут в меня синие молнии. Эта мощь, чистая энергия его гнева, заставляет меня вжаться в подушки.
– Привлекаю твое внимание.
Он изучает меня, его грудь быстро поднимается и опускается, словно он бежал весь путь сюда.
– Нам нужно уходить. Сейчас же, пока никто больше не пришел. В особенности Сэл.
Он наклоняется и хватает меня за локоть.
– Идем.
Он дергает вверх, и мне приходится встать, хотя я и сопротивляюсь. Я пытаюсь высвободить руку, а он тянет меня к себе.
– Отпусти меня.
Я выдергиваю ладонь из его пальцев. Прежде чем он успевает попытаться схватить меня снова, я делаю шаг вперед, чтобы заставить его отступить. Это срабатывает, и он делает два неуверенных шага назад.
Я резко втягиваю воздух. Когда твое сердце разбито, сил хватает лишь на самые простые слова, но я не хочу, чтобы Бри-После появилась и превратила этот разговор во взрыв рыданий. Поэтому я формулирую вступительную фразу, используя как можно меньше слов.
– Моя мать умерла три месяца назад.
Ник моргает, растерянность и тревога сменяют ярость, и в итоге на его лице застывает какое-то промежуточное выражение. Большинство людей сразу отвечают что-то вроде: «Мне так жаль» или «О боже». Ник этого не делает. Поэтому он нравится мне больше, чем следовало бы.
– Бри… Это… – Ник вздрагивает, и эта его реакция заставляет меня испугаться, что он не поймет. Что он никогда не терял близкого человека и потому не поймет. Но я все равно иду вперед, напролом.
– Это была автоавария. Кто-то врезался в нее и скрылся. В больнице меня и папу отвели в эту… комнату, где были полицейский и медсестра, которые рассказали нам, что случилось. – Теперь трудное. Подступает паника. Нужно быстрее закончить. – Или, по крайней мере, так я думала. Вчера ко мне вернулось воспоминание. Только фрагмент, но достаточный, чтобы я поняла – полицейский был мерлином. Он загипнотизировал меня и папу, чтобы мы забыли что-то о той ночи. Если бы мы знали всю историю, может, тогда… – Я сбиваюсь, снова сглатываю. – Я обязана знать, что случилось и почему это скрыли от нас. И мне нужна твоя помощь.
Ник отворачивается, прикрывая рот рукой.
– Ник.
– Я думаю. Просто… – Он запускает обе руки в волосы.
– Ты не выглядишь удивленным.
Он слабо усмехается.
– Потому что я не удивлен.
Я сжимаю зубы.
– Мне нужна твоя помощь.
Он молчит так долго, что мне кажется, будто он сейчас развернется и уйдет. И выставит меня за дверь. Вызовет охрану, как в кино. Потом он закрывает глаза, вздыхает, открывает их – и начинает говорить.
– Мерлины – это маги Ордена. Их связь с эфиром так сильна, что их можно назвать суперсолдатами. Их тренируют с рождения, назначают на должности, отправляют на задания – выслеживать опасных тенерожденных, заботиться о безопасности единождырожденных, закрывать врата…
У меня перехватывает дыхание. Задания.
– Нам так и не разрешили увидеть ее тело. Могло ли… возможно ли, что на нее напал демон?
Нику это не кажется убедительным.
– Мерлин может обнаружить демона за много километров, и даже если так, большинство демонов – бестелесные исэли. Различимые для кого-то, обладающего видением, но недостаточно сильные, чтобы причинить физический ущерб. Единождырожденные гибнут от них крайне редко, потому что мерлины обучены предотвращать подобные случаи. И еще блюсти Кодекс. Если единождырожденные однажды узнают правду, случится массовая паника, хаос – а это отличный корм для тенерожденных. Нет, в этом нет никакого смысла. – Его глаза темнеют. – Разве только…
Мое сердце стискивает холодная рука.
– Разве только что?
– Разве только что-то пошло не так. Кодекс оказался под угрозой. Мерлины имеют право делать что угодно, чтобы сохранить войну с тенерожденными в тайне.
Я вспоминаю, как жестоко Сэл обошелся с тем парнем у карьера. Как почти что пытал исэля. Как пренебрежительно отнесся к моим ранам прошлой ночью.
– Что если она как-то оказалась у него на пути? Или… или он потерпел провал и хотел это прикрыть?
Подняв взгляд, я вижу на лице Ника отвращение. Какую-то боль из прошлого, всплывшую на поверхность. И вопрос.
Возможно, самый главный вопрос. Тот, к которому вели все остальные.
– Стал ли бы мерлин кого-то убивать?
Он не смотрит мне в глаза.
– Я не…
– Правду.
Он смотрит на меня и со сталью в голосе произносит:
– Я не лжец. Если не требует Кодекс – нет.
– Стал ли бы он?
Он крепко зажмуривается. Кивает.
Все внутри меня горит. Пылающая топка, бушующее, клубящееся пламя. Я расправляю плечи, собираясь с духом.
– Я знаю дату. Время. Место. Если я скажу тебе, как он выглядел…
Он разводит руками.
– В мире сотни мерлинов. Даже если бы я знал всех, они бы мне ничего не сказали. Каждый мерлин приносит Обет служения Высшему совету регентов. Это они направляют мерлинов на задания, и ни один регент не станет говорить с посторонними.
– Ты легендорожденный. Поговори с регентами от моего имени.
Он тяжело вздыхает.
– Технически это возможно, но формально? Нет. Я отозвал свой титул несколько лет назад – очень публично. Расстроил кучу людей. Прости, Бри, я…
– Мне все равно! – я кричу, подойдя к нему так близко, что наши лица разделяет лишь несколько сантиметров. – Давай проясним. Моя мать мертва, и мерлин, возможно, убил ее. По меньшей мере, он что-то скрыл. Я не уйду, пока не получу ответы. Если ты не можешь мне помочь, скажи, кто может.
Он поднимает ладони.
– Я тебя услышал. Правда! Но ты никогда не подберешься и близко к регентам.
– Потому что я не в этом… клубе?
– У Ордена есть строгая иерархия, титулы и ранги, – объясняет он, стараясь придать голосу видимость спокойствия. – Легендорожденные неприкосновенны. Они выше по рангу, чем вассалы, пажи, сеньоры, наместники, маги-сенешали, да кто угодно. У регентов весь оперативный контроль, но, если легендорожденный выступит с требованием, Обет обяжет их подчиниться. Кому-то с более низким рангом регенты не станут отвечать.
– Значит, я проживу остаток своих дней, не зная, что на самом деле случилось? – Печаль в лице Ника наполняет меня отчаянием. Как так может быть, что я настолько близка к правде, но она по-прежнему мне недоступна? Страх стискивает горло, но я проглатываю его. Должен быть способ…
Снаружи с громким стуком распахивается входная дверь. Мы оба застываем. Голос Сары, затем еще один. Звук шагов – в холл заходят несколько человек. Смех. Кто-то говорит:
– Добро пожаловать!
И тут же меня озаряет решение. Путь. Цель. Молния. Наша смелая Бри.
– Почему Сара решила, что ты мой поручитель?
Глаза Ника расширяются, в их глубине мелькает страх.
– Бри…
– Идет первая неделя занятий. Они набирают людей?
Ник отрицательно мотает головой. Потом повторяет это еще раз. Но я не слышу: идея уже разливается по жилам, горячая и безрассудная.
Если регенты не станут говорить с чужаками, то я стану своей.
– Это невозможно, – стонет Ник. – Даже если бы это было так, ты – худшая кандидатура, чтобы разговаривать с регентами.
Я поднимаю бровь.
– Почему…
– Слушай меня. – Он берет меня за руки, заставляя посмотреть на него. – Я провел рядом с Орденом всю жизнь и никогда не слышал ни о ком вроде тебя. Не приносивший Обет единождырожденный, который может видеть эфир и намеренно противостоять месмеризму, величайшему орудию поддержания Кодекса секретности. Все это означает, что легендорожденные, Орден и регенты будут видеть в тебе угрозу, аномалию. Нечто, что нужно подчинить, если не уничтожить. Не говоря уже о мерлинах. Это армия, цель которой блюсти законы Ордена, а Сэл – один из самых могущественных мерлинов за многие годы. Если станет известно, что он потерпел неудачу, на кону окажутся его голова и его будущее. Он сам донесет на тебя регентам, а те устроят суд, подтвердят, на что ты способна, а потом заставят тебя исчезнуть. А теперь, пожалуйста, тебе нужно уйти, прежде чем…
– Нет! – Я отдергиваю руки, отходя к двери. – Я как раз вовремя. Мне остается только выйти из комнаты и подтвердить Саре то, что она и так уже, как ей кажется, знает. Потом я присоединюсь к вам и стану легендорожденной. Легкотня!
Ник с недоверием смотрит на меня.
– Вот это как раз и доказывает, что ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я унаследовал свой титул, а ты чужак. Если я приведу тебя в Орден, ты будешь лишь пажом. Тебе придется соревноваться с другими пажами, чтобы стать легендорожденной. Состязание длится много месяцев, и оно абсолютно нечестное. Все подстроено, чтобы преимущество получили определенные семьи, определенные дети.
– Ребята вроде тебя, да? – Идея пьянит, кажется, будто я нашла идеальное решение. Я тыкаю большим пальцем через плечо, на те две картины. – Твой предок основал Орден, черт побери. Ты образцовый богатый наследник.
Он горько смеется.
– Наследник, отказавшийся от наследства. Я никогда даже не видел состязание. Даже если ты хорошо выступишь на испытаниях, нет никаких гарантий, что тебя выберут. Другие пажи тренировались сражаться, они изучали…
– А я упертая, – возражаю я.
Ник криво улыбается уголком рта. Мое сердце колотится так громко, что я уверена, он его тоже слышит. Он обходит комнату, смотрит на меня, снова обходит. Останавливается.
– Допустим, мы сделаем это. Тогда что? Ты вступишь в Орден, найдешь улики и уйдешь? Эти люди не отпускают членов Ордена просто так.
Борьба внутри меня еще идет, но решительность одерживает верх.
– Последние слова, которые я сказала матери, были полны гнева. – Он морщится, словно я задела его нервы сразу в нескольких местах. – Если есть хотя бы ничтожный шанс, один из ста, что она была… – Я с трудом сглатываю. – Как бы там ни было, я не хочу, чтобы все кончалось на нашей ссоре. И если ты мне не поможешь, я просто найду другой путь.
Он встречается со мной взглядом. Нить между нами туго натягивается.
Мы оба вздрагиваем, когда дверь открывается и за ней появляется новое лицо.
– Дэвис! – Загорелый парень в длинной рубашке и свободных брюках легкими шагами вбегает в комнату, крутя в руке стакан с газированной водой. На мгновение его холодный взгляд касается меня, а затем снова обращается на Ника. – Сар сказала, что ты здесь! Это твой паж?
Ник не отводит взгляда от моего лица, и я смотрю ему в глаза, вкладывая в этот взгляд всю решительность, которая у меня есть.
– Ага, Фитц, она моя. Думаю, мне пора вернуть свой титул.
Фитц хлопает Ника по спине, расплескивая при этом минералку.
– Вот о чем я говорю, Дэвис!
Ник переводит взгляд с меня на Фитца.
– Дашь нам минутку, Фитц?
– Не проблема. – Фитц, широко улыбаясь, направляется к двери комнаты. – Вот дела!
– Это верно! – Ник улыбается и подмигивает Фитцу, который во всех отношениях похож на типичного парня из студенческого братства. Когда дверь закрывается, он поворачивается ко мне, и его лицо снова становится мрачным.
– Есть вопросы. Это что, твой дружок? Потому что он мне вообще не нравится. Вопрос поважнее. Твой паж? – восклицаю я прищурившись. – Типа я тебе принадлежу? Как слуга?
– Нет! – покраснев, восклицает Ник. – Конечно, нет. Извини. Не в этом смысле паж. Вот… – Он сует руку под воротник и снимает через голову длинную серебряную цепочку. – Служба средневековых пажей была добровольной, почетной и взаимовыгодной. – Он кивает на мою шею. – Можно?
Я рассматриваю ожерелье у него в руке.
– Пожалуй. – Он надевает ожерелье, касаясь моих волос. Серебряная монета, вроде той, что была на браслете у Сары, падает в ложбинку между моих грудей. Я провожу пальцами по гравировке на еще теплой поверхности: круг, в который вписан элегантный ромб. Линия без начала и конца и четыре угла, выступающие за ее границы.
– Если я говорю, что ты моя, это означает, что я тебя выбрал. Что мой род – моя семья и я – ручается за тебя и ты под нашей защитой, нашим благословением. – Он поднимает руку, не давая мне задать вопрос. – Позже. Пока я согласен, чтобы ты участвовала в соревнованиях, – пока не придумаю альтернативу. Но если мы собираемся в это влезть – а я просто хочу официально отметить еще раз, что это плохая идея, – то мы влезем в это вместе. Ты и я. И на моих условиях. Согласна?
Я скрещиваю руки на груди, но он выжидательно наклоняет голову.
– Ладно, – смиряюсь я. – Каковы эти условия?
Свет над нами мигает один раз, затем второй. Снаружи Сара объявляет, что мероприятие начнется через десять минут. Снова опустив взгляд, я вижу, что Ник отстраненно разглядывает меня. Невольно кажется, будто он снимает мерку для плаща, который мне не понравится.
– Хорошо. Первое правило…
Когда мы выходим из комнаты десять минут спустя, в холле толпятся больше десятка студентов. Некоторые одеты как мы с Ником, в джинсы и футболки, другие в костюмах и коктейльных платьях. Некоторые пажи бросают на меня недвусмысленные взгляды, в то время как другие смотрят на Ника и моргают, словно увидели сошедший с небес мираж.
Такого выражения лица у Ника я раньше ни разу не видела. С каждым шагом он превращается в еще одну версию себя: сочетание уверенности, теплого очарования нашей первой встречи и… чего-то еще, что я не узнаю.
Изящная невысокая девушка с волнистыми рыжими волосами и высокий долговязый парень с короткой темно-русой стрижкой подходят к нам. Хотя они идут рядом друг с другом, они выглядят полными противоположностями: на ней свободные брюки и кофта с восточным орнаментом, а его джинсы и мятая рубашка выглядят так, будто он вытащил их из унылой кучи одежды, валявшейся на полу. Интересно, что на правых запястьях у обоих одинаковые браслеты из красной кожи с серебряными монетами по центру.
Да что такое эти монеты?
– Ник… – выдыхает девушка. – Сара сказала, что ты будешь, но…
Британский акцент мягко обволакивает каждое ее слово, пока она не затихает в благоговейном трепете.
Парень кладет руку ей на плечо и шагает вперед, вытянув другую руку.
– Пока Фелисити пытается вернуть себе дар речи, я скажу, что рад тебя видеть, приятель. – Выговор у него совсем не южный. Наверное, он из Новой Англии.
– Привет, Расс. Спасибо. – Улыбаясь, Ник пожимает его руку и кивает в мою сторону. – Это Бриана Мэтьюс, мой… – Он прочищает горло. – Я пригласил ее присоединиться к Ордену.
Я бросаю на него взгляд, словно говоря «очень гладко», и он кривит губы.
Расс замечает, как мы переглядываемся, но ничего не говорит по этому поводу. Его озорной взгляд помогает мне расслабиться.
– Раз познакомиться, Бриана, – говорит он, пожимая мне руку. – Добро пожаловать в Ложу.
– Спасибо, – отвечаю я, стараясь звучать непринужденно. Изысканно. Я изображаю глуповатую улыбку, надеясь, что выгляжу ошарашенной и растерянной. – Никогда не бывала раньше в таком месте. Тут все такое… роскошное.
У меня в ушах по-прежнему звучит первое правило Ника.
«Не забывай, Сэл считает, что тебе дважды стирали память – в карьере и прошлой ночью. Так что веди себя так, словно ничего не знаешь и ничего не видела. Все должны считать, что ты невежественная единождырожденная, которая впервые столкнулась с нашим миром. Никто не должен узнать, на что ты способна».
– Ага, ну да, мы ничего не делаем наполовину. – Расс следит за моим взглядом. – Думаю, в нем есть свое очарование, знаешь, такой музейный шик, ничего-не-трогай-или-кто-то-настучит-по-рукам, такой вот стиль, я полагаю. – Я хихикаю. Этот звук кажется совершенно неуместным, но, похоже, у меня получается, потому что Расс мне подмигивает. – И конечно, раз уж тут все роскошно и официально, Флик заставила меня надеть что-то другое вместо футболки.
Фелисити, стоящая рядом, хмурится.
– Ненавижу эту кличку.
– Фелисити – это слишком длинно! – восклицает Расс. – Твои родители – садисты.
Она закатывает глаза.
– Не обращай на него внимания.
Где-то звенит колокольчик, и двойные двери в задней части холла открываются.
Фелисити и Расс идут вперед, а мы с Ником следом, держась позади толпы. Я наклоняюсь к нему и говорю так, чтобы слышал только он:
– О чем они? И что за монеты?
Ник отвечает тихо, не глядя на меня:
– Фелисити Колдуэлл, третий курс, и Расс Коупленд, второй курс. – Он машет рукой высокому парню с нежным лицом и светлыми волосами, и тот, криво улыбнувшись, отвечает ему. – Оба легендорожденные. Они носят одинаковые символы, потому что Фелисити – наследница, то есть приняла титул по наследству, как я, а Расс – оруженосец, которого она выбрала.
– Почему ты их терпеть не можешь?
Он моргает.
– Кто сказал, что не могу?
Я показываю рукой на студентов, которые болтают друг с другом вокруг нас, и на роскошный холл.
– Сэл назвал тебя блудным сыном. Ты отказался от всего этого.
Его щека дергается.
– Причина, по которой я отказался от титула, никак не связана с этими людьми.
– Тогда почему…
– Эту историю я расскажу в другой раз.
Я хмурюсь, но мне кажется, что я знаю его недостаточно хорошо, чтобы надавить. «Но если я не знаю Ника, – думаю я, – почему тогда доверяю ему?»
Он толкает меня рукой и кивает вперед, туда, где толпа проходит в главный зал.
– Нам обоим нужно быть начеку, когда мы войдем в эти двери. Еще есть вопросы?
– Тонна.
Черты его лица застывают в промежуточном состоянии – между расслабленным харизматичным парнем, с которым я познакомилась прошлым вечером, и строгим благородным Ником, чьи брови сведены эмоцией, которую я не могу распознать.
– Почему ты мне помогаешь?
Он кривит рот.
– Мне нравится помогать людям, если есть возможность. – Свет в его глазах меркнет. – И я знаю, каково это, когда семья распадается у тебя на глазах, а ты ничего не можешь с этим сделать.
Прежде чем я успеваю задать еще один вопрос, он отворачивается – а в следующее мгновение я застываю, пораженная видом гостиной, открывшейся мне. Коричневые кожаные диваны расставлены перед большим камином у противоположной стены. Сам камин – огромный как в поместье «Билтмор»[4], в отделанном мраморном очаге поместилась бы лошадь. Сквозь приоткрытую двойную дверь справа я замечаю ярко освещенную кухню, но сильнее всего меня впечатляют окна – шестиметровые, от пола до потолка, заполняющие всю заднюю стену, так что открывается вид прямо на лес. Здание стоит достаточно высоко на холме, чтобы за землисто-коричневым и вечнозеленым проглядывал темнеющий горизонт.
Ник останавливается рядом со мной, пока я осматриваюсь по сторонам. Закончив, я замечаю, что половина присутствующих смотрит на Ника, а другая половина – на меня. Еще несколько хорошо одетых людей из холла с любопытством оглядывают мои сапоги, джинсы и футболку. Некоторые открыто пялятся на монету Ника у меня на шее, и я чувствую, как горят уши. Ник отводит меня в угол, к витрине с напитками. Чужие взгляды следят за нами, и я чувствую, что мое раздражение переходит с зевак на Ника.
Как только голоса вокруг превращаются в фоновый шум, я подхожу ближе к нему и шепчу:
– Все пялятся.
Стоя спиной к толпе, он передает мне стакан огуречной воды и отвечает так же тихо:
– Насколько помню, последний раз я входил в этот дом, когда мне было двенадцать лет. И вот я являюсь из ниоткуда, чтобы вернуть свой титул и представить пажа, которого никто никогда раньше не видел. И…
– И?
Ник сжимает губы в тонкую линию и наливает себе воды.
– И, по традиции, новые пажи происходят из семей вассалов, которые посвятили себя Ордену десятилетия или даже поколения назад, так что…
Я мысленно охаю.
– Так что выглядит так, будто я пролезла без очереди.
Он усмехается.
– Можно и так сказать.
Пока мы ждали в салоне, Ник рассказал мне про вассалов: это единождырожденные, которые приносят клятву Кодексу и Ордену в целом, но служат только одному из тринадцати исконных родов легендорожденных, которые основали Орден в Средние века. Вассалы знают про эфир и тенерожденных, но они не сражаются на войне. Вместо этого их сеть обеспечивает любые потребности и ресурсы семей, которым они служат. В обмен на это Орден оказывает им услуги. Большинство вассалов уже имеют власть и деньги и используют Орден, чтобы их приумножить. Лезут наверх. Как помощник шерифа Норрис, вероятно. Из вассалов выходят директора компаний, избранные официальные лица, министры, даже президенты.
Я осматриваю комнату, снова слышу гул, затем бормочу, уткнувшись в стакан:
– А еще никто здесь не выглядит, как я.
Проследив за моим взглядом, Ник видит то, что вижу я – комнату, полную белых ребят, и никого с другим цветом кожи, – и морщится. Он крепко стискивает зубы.
– Если кто-то что-то тебе скажет, что угодно, просто расскажи мне. Я позабочусь, чтобы это не повторялось.
Я смотрю на лицо Ника. Он так уверен, что понимает, с чем я сталкиваюсь. Потом я думаю про Норриса, про декана, про то, что некоторые люди… просто не способны перестать. Я думаю о том, чего мне может стоить проникновение в Орден. Добиться успеха в организации, созданной людьми, которые когда-то могли владеть мной и предпочли бы владеть и дальше.
– Не сомневаюсь.
Я замечаю в своих словах нотки цинизма, и Ник тоже. Он хмурится и собирается что-то ответить, но тут его перебивает новый голос, донесшийся из-за моего плеча.
– Привет, Дэвис!
Обернувшись, мы видим пару студентов, которые смотрят на нас ясными любопытными глазами.
– Уитти! – Ник улыбается и хлопает одного из них по руке. – Приятель, я рад тебя видеть. Сколько там прошло с того сплава на плотах, два года?
Уитти улыбается.
– Не лучшие моменты нашей жизни. – Он крепко сложен, у него непослушные светлые курчавые волосы, на нем поношенная камуфляжная куртка и джинсы. Остальные одеты как для занятий или в соответствии с официальным стилем Ложи, а Уитти отлично смотрелся бы за рулем трактора или в охотничьей засаде. Его небрежное равнодушие тут же вызывает у меня симпатию, но потом я вспоминаю, что он наверняка сын вассала, и настораживаюсь снова.
Ник с презрением отзывался о семьях вассалов, которые считают единственной целью, чтобы один из их детей присоединился к Ордену:
– Миссия Ордена – сражаться с тенерожденными и защищать людей. Снаружи безопаснее, но для некоторых плюсы участия перевешивают риски. Даже у пажей и их семей есть привилегии, которых нет у вассалов. Только легендорожденные могут привлекать новых членов, так что эти карьеристы сделают все, чтобы получить почести от рода, которому служат, в надежде на то, что их потомка сделают пажом. – Он фыркнул. – Но эти вассалы не стремятся помогать людям, им нужен статус. И ради него они рискуют своими детьми.
Следовательно, второе правило: «Не высовывайся. Исчезни. Пусть они тебя забудут, пусть не видят в тебе конкурента».
Но Ник, похоже, искренне рад встретиться с Уитти, так что, может, он не из тех, кто гонится за славой и победой?
– Но в верховьях Нанталы пороги третьего и четвертого класса. Мы все сделали правильно.
Ник кивает в мою сторону.
– Это Бри Мэтьюс. Бри, это Джеймс Уитлок, также известный как Уитти. Уитлоки – вассалы рода Тристана, и им принадлежит большинство свиных ферм в Клинтоне.
– Мы предпочитаем, чтобы нас называли «свиными баронами». – Уитти заговорщически подмигивает. Он протягивает мне руку, рукопожатие у него теплое и твердое. Выцветшая синяя лента вокруг его запястья скреплена резинкой. – Рад познакомиться, Бри. Ник – твой поручитель? – Я киваю, и он тихо присвистывает. – Что ж, хорошо.
– Я паж Сары. – Уитти тыкает пальцем в сторону своей спутницы. – А это Грир Тэйлор. Он с Рассом.
– Привет! – Грир коротко машет нам рукой. Он высокий, как баскетболист, с длинными мускулистыми руками и ногами. Волосы грязновато-русого цвета заплетены в длинную косу, которая лежит у Грира на плече, а еще несколько прядей выбиваются из-под потертой серой вязаной шапочки. Расстегнутая, дорогая на вид жилетка благородного синевато-серого цвета, надетая поверх джинсовой рубашки навыпуск, и подвернутые джинсы делают Грира похожим не то на дизайнера, не то на хипстера. Он нервно теребит пальцами пряжку ремня, и этот жест болезненно напоминает мне Элис.
– Я решил подойти и познакомиться, – произнес Уитти, покосившись на остальных присутствующих. – Потом у нас будет достаточно времени, чтобы вцепляться друг другу в глотки, если то, что говорят о состязаниях, правда.
Ник начинает отвечать – чтобы умерить наши страхи или чтобы возразить на то, как Уитти мимоходом упомянул насилие? – но замолкает, когда сбоку подходит высокий парень с кудрявыми темными волосами.
– Простите, что перебиваю, но ты – Ник Дэвис? – Когда Ник кивает, парень вскидывает брови. Он протягивает руку. – Я Крэйг Макмахон, паж четвертого года.
Год обучения не влияет на то, когда студента выберут, так что тот, кто вступает в Орден на старших курсах, успеет побыть пажом только год – и получит только один шанс быть выбранным, чтобы стать оруженосцем легендорожденного. Если Крэйг – паж уже четыре года, значит, он стал им на первом курсе.
Ник отвечает на рукопожатие.
– Макмахоны – вассалы династии Борса, верно? Тебя привел Фитц или Эван?
– Ага. – Крэйг кивает и поднимает руку, демонстрируя тонкую темно-оранжевую кожаную ленту с серебряной монетой в центре, обернутую вокруг запястья. – Моя семья пять поколений служила извне. Я первый паж среди них. – Он переводит взгляд на меня, потом на Ника. – Значит, это правда? Ты заявишь права на титул?
Щеки Ника слегка краснеют, но он держит голову прямо.
– Это правда.
Крэйг улыбается.
– Я на последнем курсе. Последний шанс стать оруженосцем. Не думал, что когда-нибудь встречу тебя, но… – Он бросает на меня короткий взгляд, в котором мелькает что-то острое. – Я бы предпочел сражаться за тебя. Официально. Есть минутка?