Трейси Деонн
Наследники легенд

Горе делает с человеческим сознанием странные вещи. Это я понимаю. Однажды утром, через пару недель после того как умерла мама, папа сказал, что ему показалось, будто он чует, как она готовит на кухне кукурузную кашу с сыром – мамино фирменное блюдо, мое любимое. Однажды я слышала, как она что-то напевает без слов дальше по коридору, рядом со спальней. Что-то такое обыденное и простое, такое привычное и незначительное, что на мгновение все предыдущие недели показались просто кошмаром, будто теперь я проснулась и она жива. Смерть движется быстрее осознания.

Я выдыхаю воспоминания, крепко зажмуриваюсь, затем снова открываю глаза. «Никто больше не может этого видеть, – думаю я, в последний раз осматривая группу. – Никто…»

За исключением человека по другую сторону костра, спрятавшегося между двумя дубами.

Сэльвина Кейна.

Он смотрит вверх с таким выражением, будто что-то высчитывает. Он чем-то раздражен. Его острый взгляд тоже видит этот сгусток, то появляющийся, то исчезающий. Его длинные пальцы подергиваются, серебряные кольца поблескивают в тени. Неожиданно сквозь облака дыма, которые волнами и вихрями поднимаются над костром, мой взгляд и взгляд Сэльвина встречаются. Он вздыхает. Действительно вздыхает, словно теперь, когда существо-голограмма оказалось здесь, я вызываю у него скуку. Сквозь страх пробивается укол оскорбленной гордости. По-прежнему глядя мне в глаза, он быстро, резко дергает подбородком, и мое тело словно обвивает невидимый электрический заряд, который дергает меня назад, как веревка – подальше от него и от этого нечто. Меня тянет так сильно и быстро, что я едва не падаю. Губы Сэльвина двигаются, но я не слышу его.

Я сопротивляюсь, но невидимая веревка реагирует на это, и ощущение сдавливающей боли, пронизывающей тело, расцветает, превращаясь в одно слово.

Уходи.

Оно материализуется в голове, словно собственная мысль, которую я просто забыла. Команда прожигает мозг, отдается глубоко в груди, словно колокольный звон, пока не становится единственным, что я могу слышать. Она заполняет рот и нос одуряющими запахами – немного дыма, а затем запах корицы. Потребность уйти заполняет мой мир, пока ее давление не становится настолько сильным, что мои веки смыкаются.

Когда я снова открываю глаза, оказывается, что я уже повернулась в сторону стоянки. В следующий момент я уже иду прочь.

2

Уходи. Сейчас же.

Я ухожу. Немедленно.

Это кажется правильным. Хорошим. Даже наилучшим.

Дастин тоже идет рядом со мной.

– Пора идти. – Он трясет головой, словно не может понять, почему еще не ушел. Я обнаруживаю, что согласно киваю ему. Тор сказала нам уйти, и мы должны так и сделать. Мы уже вышли на присыпанную гравием дорожку. Еще несколько минут пройти среди деревьев, и покажется парковка.

Я спотыкаюсь о ветку, шарахаюсь в сторону, хватаюсь за ствол, чтобы не упасть, упираясь ладонями в зазубренную сосновую кору. Острая быстрая боль в уже пострадавших ладонях пробивается через пахнущее дымом «Уходи» и пряное «Сейчас же», пока слова не растворяются. Вместо того чтобы придавить меня тяжелым грузом, команда кружит вокруг моей головы, будто комар. Дастин давно ушел.

Я жадно глотаю воздух, пока мысли не становятся снова моими, пока я не получаю достаточно контроля над своим телом, чтобы ощутить, как промокшая от пота футболка липнет к спине и груди.

Воспоминания поднимаются, как пузыри в масле, медленные и неспешные, а потом взрываются красочной кинолентой.

Сэльвин. Его скучающее лицо. Его рот, выплевывающий в ночь слова, похожие на порыв холодного ветра. Эти слова заменяют мое желание остаться на его команду уходить. Его воля окутывает мою память о летучем существе и перемалывает его, превращая в кучку пыли и разрозненных образов, а затем перестраивает его в нечто новое: непримечательное пустое пространство над костром, в котором нет никакого существа. Но это новое воспоминание не кажется реальным: это тонкий, хлипкий слой, сплетенный из серебристого дыма, за которым остается конкретная, видимая правда.

Он дал нам обоим ложные воспоминания, но теперь я помню правду. Это невозможно…

Чей-то голос заставляет меня спрятаться за деревом.

– Только эти четверо. Остальные добрались до парковки. – Это Тор – блондинка, которая кричала на всех. – Можем быстро разобраться с этим? У меня встреча с Сар. Собирались выпить в Tap Rail.

– И Сар поймет, если ты задержишься. – Сэльвин. – Этот почти успел воплотиться. Мне пришлось стереть воспоминания тем двоим просто на всякий случай.

Я сдерживаю вскрик. Они по-прежнему тут, на поляне, в шести метрах от меня. Что бы они ни делали, они работают вместе. Я замечаю Тор и Сэльвина между деревьями. Они обходят костер, смотрят вверх. Мутный зеленый сгусток по-прежнему там, в небе, то появляется, то исчезает. Четверо регбистов, наверное, пьяны в хлам, поскольку только сейчас замечают, что им не хватает воздуха. Они садятся, тяжело дыша, с окровавленными лицами и растерянными взглядами. Один из них встает, но Сэльвин в мгновение ока оказывается рядом с ним. Его рука опускается на плечо парня, как наковальня, заставляя этого внушительного типа снова опуститься так резко и быстро, что я слышу, как его колени ударяются о землю. Парень кричит от боли, падает вперед на руки, и я сама едва подавляю крик.

– Эй, приятель! – кричит другой парень.

– Заткнись, – отрывисто произносит Сэльвин. Пострадавший парень пытается вырваться из его хватки, но тот без усилий удерживает руку, даже не глядя. Сэльвин не отрывает взгляда от блестящей штуки, которая движется у них над головами. Несколько раз болезненно вздохнув, регбист снова испускает стон.

– Остальные сюда, к нему. – Другие три парня молча переглядываются. – Сейчас же! – рявкает он, и трое быстро подбегают на четвереньках, чтобы сесть рядом с пострадавшим приятелем.

В эту секунду я понимаю, что у меня есть выбор. Я могу пойти искать Элис и Шарлотту. Элис наверняка с ума сходит от беспокойства. Я могу уйти, как и сказал мне Сэльвин. Я могу снова выстроить стену, на этот раз вокруг того, что происходит здесь, с незнакомыми мне студентами в университете, куда я только-только поступила. Я могу спрятать свое любопытство так же, как прячу Бри-После, так же, как прячу свою скорбь. Или я могу остаться. Если это не просто горе шутит надо мной, то что это? Пот струится по лбу, от него щиплет глаза. Я прикусываю губу, взвешивая варианты.

– Как только я уберу их с дороги, оно сбежит, – предупреждает Сэльвин.

– Да что ты говоришь? – сухо спрашивает Тор.

– Издеваться потом будешь. Сейчас время охоты.

Охота? Мое дыхание ускоряется.

– Горшок, чайник, черный. – Тор фыркает и тянется через плечо к чему-то, чего я не вижу.

Все варианты, которые у меня были, рассыпаются в пыль, когда из ниоткуда появляется серебристый дым. Он клубится, окутывая Сэльвина, словно живое существо, охватывает его руки и грудь, скрывает его тело. Его янтарные глаза светятся – буквально светятся, – как два солнца, а кончики его темных волос загибаются вверх, подсвеченные ярким сине-белым пламенем. Пальцы свободной руки сжимаются и разжимаются, словно тянут и скручивают сам воздух. Невозможно, но он становится еще более пугающим и прекрасным, чем был до того.

Серебряный дым материализуется и окружает парней. Они даже не моргают – потому что не видят его. Но я вижу. Сэльвин и Тор тоже.

Когда Тор делает шаг назад, я наконец понимаю, что у нее в руках: темная металлическая палка, изогнутая дугой. Она резко опускает ее, и та раскладывается, превращаясь в лук. Черт побери, лук.

Увидев ее оружие, спортсмены кричат и расползаются, как крабы.

Не обращая на них внимания, Тор берется за один конец палки и вытягивает из него серебристую тетиву. Отточенными движениями цепляет ее за другой конец. Проверяет натяжение. Тор, которая показалась мне чопорной и надменной, достает стрелу из спрятанного за спиной колчана и не глядя кладет ее на тетиву. Вдыхает и одним решительным движением натягивает лук, так что оперение стрелы оказывается у ее уха.

Один из спортсменов показывает на нее трясущимся пальцем.

– Что…

– Куда предпочитаешь? – спрашивает Тор, словно не слыша его. Видно, как напрягаются ее бицепсы и мышцы предплечья.

Сэльвин наклоняет голову, оценивающе глядя на существо.

– В крыло.

Тор целится.

– По твоей команде.

Мгновение.

– Сейчас!

Одно за другим стремительно происходят три события.

Тор выпускает стрелу. Сэльвин бросается к парням, широко расставив руки и бормоча слова, которых я не слышу. Парни встают. Выстроившись в линию, обходят костер и направляются в мою сторону.

Выпущенная Тор стрела пронзает мерцающий сгусток. На мгновение я вижу крылья в дыму, поднимающемся от костра. Когти. Удар – и существо корчится на земле, разбрасывая листья и грязь. Из него торчит половина стрелы. Что бы это ни было, оно не больше опоссума. И такое же злобное. Меня пробирает дрожь. Опоссум с крыльями.

Спортсмены подходят совсем близко, и я приседаю, когда они проходят мимо, чтобы меня не заметили. Кровь холодеет, когда я вижу их лица: приоткрытые рты, расфокусированные взгляды. Они словно под наркотиками.

Я что, выглядела так же?

Воздух пронзает скрежет, и мое внимание снова возвращается к Сэльвину и Тор. Шипение. Голос, будто металл скрежещет по металлу. «Мерлин…»

Я растерянно моргаю. Мерлин, в смысле, как в легендах о короле Артуре?

Сэльвин подходит к мерцающему существу, которое дергается, пронзенное стрелой Тор. Он вытягивает руку, и на кончиках его пальцев появляются острые, как иголки, лучи света. Он взмахивает кистью руки, и в землю вонзаются копья из света. Существо кричит – Сэльвин пригвоздил его к месту, как бабочку к картонке. Он глухо усмехается, и я вздрагиваю.

– Не просто какой-то там мерлин.

Существо снова шипит от боли и ярости:

– Королевский маг!

На лице Сэльвина появляется хищная ухмылка.

– Так-то лучше.

Мое сердце сбивается с ритма. Маг. Магия.

– Это просто мелкая тварь, Сэл, – морщится Тор, уже наложив на тетиву следующую стрелу.

– Какая бы маленькая она ни была, – возражает Сэльвин – Сэл, – ей здесь не место.

Существо снова пытается высвободиться. Хлопает крыльями.

Сэл цокает языком.

– Что ты здесь делаешь, маленький исэль?

Он произносит слово «исэль» с ударением на первом слоге – и с презрительной ухмылкой.

– Пронырливый легендорожденный! – Исэль фыркает. – Пронырливый преда… – Сэл наступает ногой ему на крыло. Сильно. Существо визжит.

– Хватит о нас. Почему ты здесь?

– Кормежка!

Сэл закатывает глаза.

– Да, мы заметили. Нашел себе искру агрессии и раздувал ее, пока не устроил настоящее пиршество. Так хотел нажраться, что даже не заметил нас, хотя мы были прямо под тобой. Но так далеко от кампуса? Ты слабое, ничтожное создание. Едва воплощенное. Тебе ведь явно было бы проще питаться там, поближе к твоим вратам?

С земли доносится ритмичный скрежещущий звук – оттуда, где лежит пригвожденный к земле исэль. Только спустя мгновение я понимаю, что существо смеется. Сэл тоже это слышит, его губы кривятся.

– Я что-то смешное сказал?

– Точчччно, – каркает исэль. – Очень смешшшное…

– Ну давай уже. Мы не собираемся тут болтать всю ночь, – предупреждает Сэл. – Или мне уточнить, что конкретно ты не будешь торчать тут всю ночь? Ты здесь умрешь – или ты и об этом не подумал?

– Не моиии врата, – хрипит существо.

Сэл стискивает зубы.

– В смысле не твои врата?

Тварь снова смеется. Это звучит диссонансно, неправильно. Сэл бросает быстрый взгляд на Тор. По-прежнему целясь в исэля, она качает головой, затем пожимает плечами. Они оба не знают, что это означает.

– Не мои врата. Не мои врата…

Без предупреждения Сэл резко сжимает пальцы в кулак. Светящиеся колья сдвигаются. Ярко вспыхивает свет, раздается крик, пробирающий до костей, и мерцающие очертания твари рассыпаются зеленой пылью.

Мои ноги приросли к земле. «Они обнаружат меня, – думаю я, – потому что я слишком испугана, чтобы убегать».

– Их может быть больше. – Тор убирает лук. Сэл задумчиво опускает голову. – Сэл?

Молчание.

– Ты меня слышишь?

Он резко поднимает взгляд на нее.

– Да, слышу.

– Так что, будем охотиться или нет, о королевский маг? – фыркает она.

Он поворачивается к лесу, в противоположную сторону от места, где прячусь я. Его спина и плечи сильно напряжены. Он принимает решение.

– Охотимся.

Он негромко произносит что-то, чего я не понимаю, и снова появляется серебристый дым. Он клубится вокруг костра, пламя вскоре гаснет, и поляна погружается во тьму.

– Выдвигаемся.

Я задерживаю дыхание, но Тор и Сэл не поворачиваются в мою сторону. Они углубляются в другую часть леса. Я жду, пока их голоса не удалятся совсем. Хотя уже не нужно бояться, что они меня найдут, уходит немало времени, чтобы взять под контроль дрожащие руки и ноги. Наконец Тор и Сэл точно уходят.

Мгновение тишины, затем другое, и снова начинают трещать сверчки. Я и не осознавала, что они смолкли.

С ветки у меня над головой тихо и неуверенно чирикает птица. Я сочувственно выдыхаю. Я почти уверена, что понимаю, как она себя чувствует: исэль – невозможный монстр, который каким-то образом кормится от людей, но Сэльвин – это нечто большее… нечто худшее.

Все живое в лесу пряталось от него.

Я стою там еще мгновение, по-прежнему застыв на месте, а затем бегу. Я бегу сквозь тени со всех ног, не оглядываясь назад.

3

Выбежав на открытое пространство, я замедляю шаг. Все мысли о невозможном исчезают.

Ночное небо освещают вспышки синего и красного света, ужас, тяжелый и горький, сдавливает живот. Патрульная машина шерифа округа Дарем стоит на стоянке, мои друзья рядом с ней. Они рассказывают что-то помощнику шерифа, который записывает все в блокнот.

Шарлотта и помощник замечают мое приближение. Белый мужчина лет сорока захлопывает блокнот и опускает руку на пояс, словно напоминая мне, что убегать бесполезно. Я не могу не заметить пистолет у него в кобуре.

Элис выглядывает из-за него – тихая тень со склоненной головой. Волосы падают ей на лицо густой черной завесой, скрывая его. От этой картины у меня щемит сердце.

Когда я подхожу к машине, помощник шерифа смотрит на Шарлотту.

– Это твоя подруга?

Она кивает, а затем продолжает что-то быстро объяснять и извиняться.

Я подхожу к Элис и осматриваю ее.

– Ты в порядке? – Она не отвечает и не смотрит мне в глаза. Я касаюсь ее плеча, но она отшатывается подальше от моих пальцев. – Элис…

– Теперь, когда мы все собрались… – растягивая слова, произносит помощник шерифа. Испустив протяжный страдальческий вздох, он подходит к водительской дверце патрульной машины – уверена, он специально тянет время, – и прислоняется к капоту. – Мисс Симпсон, вам выносится предупреждение. В следующий раз выпишу вам штраф. Мисс Чен и мисс… – Он выжидательно кивает в мою сторону и поднимает бровь.

Сглотнув, я ощущаю, как колотится сердце.

– Мэтьюс.

– Ага… – Он кивает на заднее сиденье патрульной машины. – А вы обе со мной.

Элис сидит рядом со мной, руки дрожат у нее на коленях. Я смотрю на светящиеся синим часы в патрульной машине. 22:32. Мы едем по темной пустой дороге, ведущей к кампусу, уже десять безмолвных минут. Мы обе никогда раньше не ездили в полицейских машинах. Здесь пахнет кожей, оружейным маслом и еще чем-то острым и мятным. Мой взгляд цепляется за круглую черно-зеленую жестянку с жевательным табаком Skoal Classic Wintergreen в подставке для стакана между двумя сиденьями. Фу. За металлической сеткой, разделяющей задние и передние сиденья, виднеется пыльный ноутбук, прикрепленный к центральной консоли. Под ней свалены в кучу какие-то электронные приспособления с извивающимися проводами, переключателями и шкалами. Помощник шерифа, на форме которого написана фамилия «Норрис», возится с радиоприемником, пока из трескучего динамика не раздается припев Sweet Home Alabama.

Мне шестнадцать. Я достаточно бдительна. Я слышала истории от дядей и двоюродных братьев – да даже от папы – об облавах и задержаниях. Я смотрела видео в Интернете. Сидя в машине, я вспоминаю эти картины, и сердце начинает гулко колотиться. Не знаю, найдется ли в этой стране хоть один темнокожий, который со стопроцентной уверенностью сможет сказать, что чувствует себя в безопасности рядом с полицейским. Не в последние несколько лет. А возможно, и никогда. Может, кто-то где-то есть, но я уж точно таких не знаю.

Элис сидит неподвижно и прямо, как доска, пристально глядя в окно на бесконечную стену проносящихся мимо темных деревьев. Сидящий впереди Норрис постукивает большими пальцами по рулю и тихонько подпевает: «Боже, я иду к тебе домой…»

– Элис, – шепчу я. – Кое-что случилось.

– Я с тобой не разговариваю.

– Ну же, – шепчу я. – Там, у костра, там было… – Боже, я даже не знаю, с чего начать. – Похоже, там была драка…

– Прекратить болтовню, – приказывает помощник шерифа. Я ловлю в зеркале его взгляд. Он поднимает бровь, словно говоря: «Ну, рискни же, скажи что-нибудь». Я опускаю глаза и отвожу взгляд.

Через несколько минут Норрис заговаривает сам.

– Каролинский, значит. Мой сынок подавался туда пару лет назад – и не прошел. Трудно туда попасть. И дороговато.

Ни я, ни Элис не знаем, что на это сказать.

– Как вы все это проворачиваете?

Мы обе молчим. Проворачиваем что? Как проходим туда или как оплачиваем? Элис отвечает первой:

– Стипендия.

– А ты, подружка? – Норрис ловит в зеркале мой взгляд. – Полагаю, как малоимущая?

Элис застывает, а у меня волосы на затылке встают дыбом. Я не его подружка, и мне не стыдно получать финансовую помощь, но он спрашивает не об этом. «Позитивная дискриминация?» – как бы говорит его понимающая ухмылка.

– За хорошую учебу, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, хотя это в любом случае не его дело.

Он усмехается.

– Как же.

Я выдыхаю, ощущая волну бессильной ярости. Пальцы впиваются в бедра, напряжение сковывает меня из-за всего, что я хочу, но не могу сказать сейчас.

Через несколько минут машина замедляет ход. Мы по-прежнему далеко от кампуса, здесь нет перекрестка, нет никаких других автомобилей, просто прямая двухполосная дорога, подсвеченная фарами патрульной машины. Затем я вижу, почему Норрис остановился. Две фигуры вышли из-за линии деревьев на другой стороне дороги. Когда он подъезжает ближе, включив фары на полную, они прикрывают глаза поднятыми руками. Норрис останавливается рядом с ними и опускает стекло.

– Поздновато для прогулки.

– Норрис, да?

Когда я слышу этот голос, кровь отливает от моего лица.

Плечи помощника шерифа напрягаются.

– Кейн. – Его взгляд скользит влево. – Морган. Простите. Не узнал вас.

Элис наклоняется к окну, чтобы получше рассмотреть тех, кого я знаю как Сэльвина и Тор. Пронырливых легендорожденных.

– Я заметил, – мягко произносит Сэл. Он наклоняется, и я смотрю вперед с невозмутимым видом. Краем глаза я замечаю, как его взгляд на секунду останавливается на мне, а затем перемещается на Элис. Его внимание заставляет меня нервничать.

– В каньоне заблудились?

– Ага, – соглашается Норрис. Немного помолчав, он откашливается. – Есть какие-то поводы для беспокойства?

Сэльвин выпрямляется.

– Больше нет.

– Рад слышать.

Норрис улыбается напряженно. Нервно.

Норрис знает. Он знает.

– Это все? – сухо спрашивает Сэл. Если Норрис и оскорблен, что ему, помощнику шерифа округа Дарем, взрослому мужчине, буквально приказывает подросток, он этого не показывает.

– Просто отвожу этих двоих обратно в кампус.

Сэл уже идет дальше по дороге, не обращая внимания на нас.

– Продолжайте движение.

Продолжайте движение. Не просьба. Не предложение. Приказ.

Остатки чувства безопасности, которое я еще могла испытывать, находясь в этой машине, испаряются от этих трех слов. Вне зависимости от того, каким властям подчинен помощник шерифа, эти два подростка старше его по званию.

Норрис отдает честь Тор, и она направляется следом за Сэлом; затем он трогается с места и едет дальше по дороге к кампусу. Через минуту он снова включает радио и начинает напевать себе под нос. Набравшись смелости, я оборачиваюсь как можно аккуратнее, чтобы посмотреть назад.

Тор и Сэл исчезли.

Рядом со мной Элис снова откидывается на сиденье. Я не пытаюсь еще раз заговорить с ней. Если я раньше не знала, что сказать, то теперь точно не знаю – я видела, как представитель власти общается с так называемыми легендорожденными. Остаток поездки я провожу, обдумывая то, что сказала Элис ранее, и в итоге испытываю одновременно облегчение и ужас. Облегчение – поскольку не сказала в присутствии Норриса ничего, что показало бы, будто я знаю, что на самом деле случилось в карьере. Ужас – поскольку я увидела то, чего не должна была, и, если Сэльвин Кейн захочет что-то предпринять на этот счет, помощник шерифа Норрис не станет ему мешать.

Всю дорогу до кампуса в голове крутятся три мысли, которые сливаются в единый поток: Магия. Здесь. Существует.

Норрис высаживает нас перед «Старым Востоком» – историческим зданием, в котором живут студенты программы раннего обучения. Мы молча поднимаемся в нашу комнату на третьем этаже. Элис переодевается в пижаму и отправляется спать, не пожелав мне спокойной ночи. Я растерянно стою посреди комнаты, не зная, что делать.

На стороне комнаты, которая принадлежит Элис, на полке над столом в ряд выстроились фотографии в рамках – ее брат, сестры и родители на каникулах в Тайване. Ее родители сразу заявили, что будут забирать ее из общежития каждую пятницу, чтобы она могла проводить выходные дома, в Бентонвиле, но это не помешало ей украсить комнату так, будто она живет здесь постоянно. Сегодня днем она повесила на стену несколько постеров с актерами романтических комедий и протянула над кроватью двухметровую гирлянду.

На моей стороне фотографий нет. И постеров тоже. Вообще никаких украшений. Дома мне было невыносимо больно ходить по комнатам, где я провела детство, и видеть в них фотографии матери – живой и улыбающейся. Я даже спрятала ее безделушки. Любые ее вещи разрывали мне сердце, так что, когда пришла пора переезжать в Чапел-Хилл, я мало что взяла с собой. Все, что у меня здесь есть, – несколько пластиковых коробок с книгами и канцелярией, чемодан с одеждой, любимые кроссовки, ноутбук, телефон и небольшая коробка с косметикой.

После того, что случилось сегодня, все это выглядит как артефакты из другого мира – мира, где магии не существует.

Она существует. Здесь.

К потоку мыслей присоединяются еще три слова. Мерлин. Королевский маг. Легендорожденные.

Я не надеюсь заснуть, но все равно забираюсь в кровать. Детское воображение сталкивается с адской реальностью, свидетельницей которой я сегодня стала. Когда я была маленькой, мне нравилась сама идея о магии, вроде той, что можно встретить в «Перси Джексоне» или «Зачарованных». Иногда магия казалась мне инструментом, который мог бы сделать жизнь лучше. Иногда средством сделать невозможное возможным.

Но реальная магия означает, что существуют твари, которые питаются людьми. Тихий голосок внутри подсказывает, что, если легендорожденные охотятся на этих тварей, значит, они хорошие. Должно быть так. Но когда ночь сменяется ранним утром, этот голосок смолкает. К моменту, когда я засыпаю, в ушах эхом отдается другое: вопль боли парня, которого Сэл заставил встать на колени; невнятное бормотание Дастина, когда он шел к стоянке; и визг уничтоженного Сэлом исэля.