Как отмечалось в предыдущей главе, имеются основания полагать, что институт собственности зарождался с возникновением собственности на людей, прежде всего на женщин. Побуждениями к приобретению такой собственности были, по всей видимости, во-первых, склонность к господству и принуждению, во-вторых, возможность использовать этих людей в доказательство доблести их владельца, в-третьих, полезность их услужения.
Личное услужение занимает особое место в экономическом развитии общества. На стадии условно-миролюбивого производства, в особенности на этапе раннего развития трудовой индустрии, полезность услужения представляется обыкновенно господствующим мотивом к приобретению людей в собственность. Прислуга ценится за ее службу. Но преобладание такого мотива объясняется вовсе не понижением абсолютной значимости двух других качеств, свойственных прислуге. Скорее изменения в условиях общественной жизни сделали прислугу полезнее именно в последнем из названных качеств. Женщины и прочие рабы высоко ценятся как доказательство богатства и как способ накопления богатства. Наряду со скотом, если племя ведет пастушеский образ жизни, они оказываются принятой формой вложения средств ради извлечения выгоды. Причем женщины-рабыни могут настолько определять характер экономической жизни общества на данной стадии развития, что у некоторых народов условно-миролюбивого периода развития женщина сделалась единицей стоимости – например, так было во времена Гомера. Там, где дело обстоит ровно так, не приходится сомневаться в том, что основой системы производства будет рабство и что большинство рабов составляют женщины. Общественными отношениями, преобладающими в такой системе, будут отношения хозяина и слуги. Общепринятым доказательством благосостояния выступает владение множеством женщин, а затем и другими рабами, вовлеченными в услужение господину и в производство для него материальных ценностей.
Далее происходит разделение труда, при котором личное услужение и забота об особе хозяина становятся специальной обязанностью части слуг, в то время как те из них, кто целиком занят в сугубо производственной деятельности, все более и более отдаляются от непосредственных отношений со своим владельцем. В то же время те слуги, чьи обязанности состоят в личном услужении, в том числе в выполнении работ по хозяйству, постепенно исключаются из производительных работ, выполняемых с целью получения прибыли.
Этот процесс постепенного отстранения от обычных производственных занятий начинается, как правило, с освобождения от них жены или главной из жен. После того как общество переходит к оседлому образу жизни, захват женщин у враждебных племен в качестве главного источника приобретения рабов становится практически невозможным. Там, где достигнут такой переход, главная жена обыкновенно имеет благородное происхождение, и данный факт ускоряет для нее освобождение от вульгарной повседневной работы. Здесь мы не станем обсуждать, каким образом зарождается понятие благородной крови и какое место это понятие занимает в развитии института брака. Для нашего изложения достаточно указать, что благородная кровь есть кровь, облагороженная длительным соприкосновением с накопленным богатством либо с неоспариваемыми высокими привилегиями. Женщина с такими предками предпочтительнее для брака, как вследствие возможного союза с ее могущественными родственниками, так и вследствие того, что считается, будто высокое достоинство, которое связано с ценностями и властью, передается потомкам через кровь. Женщина остается невольницей своего мужа, как до замужества была невольницей отца, но в ее жилах течет благородная отцовская кровь, и потому возникает некоторая моральная несообразность: такой женщине не пристало выполнять поденную унизительную работу, поручаемую другим служанкам. При всей полноте подчинения господину, при всем ее более низком положении по отношению к мужчинам того слоя общества, который ей отведен рождением, принцип передавания благородства по наследству непременно возвысит ее над простыми рабами; едва утвердившись в качестве закона, этот принцип станет наделять женщину в некоторой мере той прерогативой праздности, которая выступает главным признаком знатности и величия. Благодаря этому принципу наследуемости благородного происхождения жены все чаще освобождаются от труда, если позволяет благосостояние мужей, и в итоге такое освобождение распространяется на все поденные работы и занятия ремеслом. По мере развития производства собственность сосредотачивается в руках сравнительно малого числа людей, и повышается общепринятый стандарт достатка высших слоев общества. То же стремление к избавлению от ремесла (а с течением времени и от унизительного труда по хозяйству) будет присуще прочим женам, если таковые имеются, а еще затронет тех слуг, которые непосредственно заботятся об особе своего господина. Это избавление случается тем позднее, чем отдаленнее связь, в которой находится слуга по отношению к особе своего хозяина.
Если позволяет денежное положение хозяина, появлению особой категории личной прислуги также способствует та значимость, которую начинают приписывать личному услужению. Особа господина, будучи воплощением достоинства и чести, требует надлежащего попечения. Для уважительного отношения сообщества и для уважения к себе делом необходимо иметь в собственном распоряжении слуг, моментально являющихся по зову, причем слуг с различной специализацией, и от заботы об особе господина, их главной обязанности, не должны отвлекать никакие побочные занятия. Эта специализированная прислуга полезна больше для показа, чем для фактического услужения. В той степени, в которой ее содержат ради реального попечения о господине, она доставляет удовлетворение своему хозяину главным образом тем, что позволяет безоговорочно собой помыкать. Впрочем, содержание постоянно возрастающего штата домашней прислуги может потребовать добавочного труда, но так как прислугу обычно наращивают в числе с тем, чтобы она служила доказательством доброму имени хозяина, а не ради удобства, такое ограничение не будет слишком уж весомым. Во всех этих случаях наибольшей полезности прислуги служат увеличение численности и более разносторонняя специализация. Следовательно, идет углубление разделения труда и постоянное увеличение численности домашней и личной прислуги, заодно с сопутствующим постепенным ее избавлением от производительного труда. Благодаря тому что такая прислуга свидетельствует о благосостоянии своего господина, в обязанности этой прислуги включается все меньше хозяйственных дел, то есть со временем эти обязанности превращаются для нее в чистую условность. Особенно это справедливо в отношении тех слуг, которые поглощены явной и непосредственной заботой о хозяине. По большей части их полезность обуславливается теперь нарочитым избавлением от производительного труда, а также тем, что это избавление подтверждает власть и богатство господина.
С широким распространением практики содержания особого корпуса слуг для публичного предъявления нарочитой праздности там, где услужение подразумевало выставление прислуги напоказ, предпочтение начинает отдаваться мужчинам, а не женщинам. Мужчины, в особенности крепкие, привлекательные на вид парни, каким подобает быть лакеям у дверей и прочим, явно производят лучшее впечатление и обходятся дороже, чем женщины. Они лучше подходят для такой работы, сам их облик говорит о большем расточении времени и сил. Как следствие в экономическом укладе праздного класса работающая жена-домохозяйка времен раннего патриархата со своей свитой усердных служанок уступает место неработающей госпоже и лакеям.
Во всех проявлениях общественной жизни и на любой стадии экономического развития праздность госпожи и лакеев отличается от праздности благородных господ тем, что она представляет собой довольно утомительное занятие. Во многом это занятие предусматривает неустанное попечение о господине или хлопоты по содержанию и улучшению обстановки в доме; поэтому праздностью оно является лишь в том смысле, что почти или целиком не связано с производительным трудом, а не в том смысле, что подразумевает избавление от всякой работы вообще. Зачастую обязанности госпожи, домашней или личной прислуги чрезвычайно многочисленны и по своему назначению нередко считаются крайне необходимыми для блага всего домохозяйства. Поскольку это услужение призвано физически проявлять заботу о господине или о хозяйстве как таковом, его следует считать производительной работой. Лишь занятия, которые не входят в вышеперечисленные обязанности, нужно относить к праздности.
Впрочем, во многом это услужение, в сегодняшней повседневной жизни причисляемое к домашнему труду, а также многие из «удобств», необходимых цивилизованному человеку для благополучного существования, носят церемониальный характер. Следовательно, их корректно относить к проявлениям праздности в том смысле, в каком здесь употребляется это определение. Пусть такое услужение оказывается настоятельно насущным с точки зрения достойного существования, оно выступает условием личного блага, даже если носит главным образом или всецело церемониальный характер. Да и утрачивая такое свойство, оно остается настоятельно насущным, ведь мы приучены ожидать такого услужения благодаря укорененному страху церемониальной нечистоты или неблагопристойности. При отсутствии этого услужения мы испытываем неудобство, но не потому, что это отсутствие прямо ведет к физическому неудобству; чувство вкуса, не привыкшего отличать дурное от хорошего, по мнению общества, не пострадает при отсутствии услужения. В той мере, в какой сказанное справедливо, труд, затрачиваемый на услужение, надлежит относить к праздности, а когда такое услужение выполняют не те, кто экономически независим и владеет собственным хозяйством, следует говорить о мнимой праздности.
Эта мнимая праздность хозяек дома и прислуги под присмотром главы домохозяйства может зачастую превращаться в утомительные тяготы, в особенности там, где соперничество за почтение ведется непрестанно и яростно. Такое нередко случается в современной жизни. В этих случаях услужение, предусматривающее выполнение обязанностей домашней прислуги, справедливо и уместно именовать расточительными усилиями, а не мнимой праздностью. Но последнее определение имеет то преимущество, что указывает на происхождение домашней прислуги, а также в достаточной степени обосновывает реальную экономическую ценность их полезности, ведь эти занятия полезны главным образом как способ придания денежной почтенности хозяину дома или самому домохозяйству, поскольку все видят, что в поддержку этой почтенности нарочито растрачивается определенное количество времени и сил.
То есть возникает побочный, или производный, праздный класс, заботой которого является предъявлять праздность мнимым образом, ради сохранения репутации первичного, легитимного праздного класса. Этот мнимый праздный класс отличается от собственно праздного класса по характерному признаку – по свойственному ему образу жизни. Праздность легитимного класса, по крайней мере показная, есть публичное потакание склонности избегать труда, и считается, что тем самым господа приумножают свое благополучие и заполняют жизнь; но праздность услужливого класса, освобожденного от производительного труда, оказывается в некотором роде вынужденной и обычно не направлена – или направлена не в первую очередь – на их собственное благо. Праздность слуги – это не его собственная праздность. Оставаясь в полном смысле слова слугой, не будучи в то же время представителем низшего слоя собственно праздного класса, он, как правило, предается праздности под видом специализированного услужения, направленного на обеспечение благополучия господина во всей полноте. Свидетельство таких отношений подчиненности очевидным образом присутствует в поведении и образе жизни слуг. Подобное часто верно и для жены хозяина дома на протяжении продолжительной экономической стадии, когда она выступает в первую очередь как служанка, то есть пока сохраняется патриархальная семья с мужчиной во главе. Дабы удовлетворять притязания на образ жизни праздного класса, слуге полагается не просто выказывать подчиненность своего положения, но и демонстрировать специальную выучку и навык подчинения. Жена или слуга должны не только выполнять определенные обязанности и выказывать подчиненное положение, но от них требуется столь же настоятельно предъявлять приобретенные навыки в тактике подчинения, то бишь усвоенное соответствие канонам нарочитой праздности. Даже сегодня именно эта способность, это приобретенное умение публичного проявления подчиненного положения составляет главный элемент полезности наших высокооплачиваемых слуг, равно как и одно из главных украшений благовоспитанной хозяйки дома.
Хороший слуга должен знать свое место и всячески это демонстрировать. Недостаточно быть сведущим настолько, чтобы выполнять те или иные нужные физические операции для механического достижения результатов; прежде всего слуге надлежит знать, как обеспечивать эти результаты в должной форме. Можно было бы сказать, что домашнее услужение является не механической, а духовной функцией. Постепенно складывается проработанная система приличий, специфическим образом регулирующая способы надлежащего отправления мнимой праздности услужливого класса. Всякий отход от этих формальных канонов подлежит осуждению не только потому, что он обнажает недостаток механической полезности, и даже не потому, что он говорит об отсутствии расположенности и темперамента к услужению, но и потому, что при ближайшем рассмотрении он свидетельствует об отсутствии специальной подготовки. В личном услужении специальная подготовка стоит сил и времени, и там, где явно присутствует в высокой степени, она доказывает, что слуга, имеющий такую подготовку, не занят никаким производительным трудом и никогда не был к последнему привычен. Это prima facie свидетельство мнимой праздности, уходящее глубоко в прошлое. Услужение со специальной подготовкой полезно не только как способ удовлетворить инстинктивную расположенность господина к добротному и умелому труду наряду со стремлением нарочито господствовать над теми, чьи жизни подчинены его собственной, но и как свидетельство резко возросшего потребления человеческого труда, если сравнивать с текущей нарочитой праздностью слуги, не получившего специальной подготовки. Привратник или лакей благородного господина нанесет немалый урон положению своего господина, если станет выполнять свои обязанности столь неуклюже, будто ранее его привычным занятием было землепашество или выпас овец. Такая неуклюжая работа подразумевает, что господин не в состоянии обеспечить себя слугами со специальной подготовкой; другими словами, это будет предполагать его неспособность оплатить потребление времени, сил и наставлений, необходимых для того, чтобы подготовить слугу к специфическому услужению согласно жесткому кодексу внешних приличий. Если действия слуги обнажают недостаток средств со стороны его господина, они не достигают своего основного предназначения, поскольку главная польза от прислуги состоит в том, чтобы завидетельствовать платежеспособность и благосостояние хозяина.
Из только что сказанного можно сделать вывод, будто ущерб, наносимый хозяину неподготовленным слугой, заключается в прямом указании на его дешевизну или бесполезность. Это, конечно, не так. Связь здесь гораздо менее выраженная. Происходит ровно то, что вообще имеет место довольно часто. Все, что поначалу выглядит для нас доказанным на том или ином основании, обыкновенно видится нам привлекательным как нечто, само по себе удовлетворительное, оно присутствует в нашем образе мыслей в качестве чего-то по-настоящему правильного. Но для того чтобы какой-либо специфический канон поведения сохранял свое положение в обществе, он должен опираться на привычку или предрасположенность, устанавливающую нормы его развития или хотя бы ей не противоречить. Потребность в мнимой праздности или нарочитом потреблении услужения есть господствующее побуждение к содержанию прислуги. Пока это верно, без лишнего обсуждения можно заключить, что всякий отход от общепринятого поведения (например, когда обнаруживается, что обучение прислуги было недостаточным) считается допустимым, лишь бы обучение вообще состоялось. Насущность дорогостоящей мнимой праздности проявляет себя косвенно, выборочно, направляя формирование нашего вкуса (нашего ощущения правильности в делах такого рода), и тем самым искореняет несообразные с ним образчики поведения, лишая их одобрения.
С изменением принятого в обществе стандарта благосостояния владение прислугой и ее использование в качестве способа выказать достаток заметно усложняются. Приобретение в собственность и содержание рабов, занятых в материальном производстве, свидетельствует о богатстве и доблести, а содержание слуг, которые ничего не производят, говорит о еще большем достатке и более высоком положении. В согласии с этим принципом возникает класс прислуги – чем многочисленнее, тем лучше, и у него одна обязанность – покорно прислуживать своему владельцу, тем самым предъявляя очевидные доказательства его способности, не производя, потреблять значительное количество услужения. Далее наблюдается разделение труда среди прислуги и зависимых лиц, чья жизнь посвящена поддержанию чести праздного господина. Итак, одна группа производит для него материальные блага, а другая, обычно во главе с его женой или главной женой, потребляет за него в мнимой праздности, зримо подтверждая его способность нести немалые денежные убытки, которые ничуть не вредят его несомненной состоятельности.
Этот несколько идеализированный и схематичный набросок истории развития и природы домашнего услужения оказывается наиболее применимым для той стадии общественного развития, которую выше мы назвали условно-миролюбивой стадией производства. Именно на этой стадии личное услужение впервые поднимается до уровня экономического института и занимает важнейшее место в образе жизни общества. В ходе развития общества условно-миролюбивая стадия идет за собственно хищнической стадией; это две последовательные фазы варварства. Характерной чертой условно-миролюбивой стадии является показное соблюдение мира и порядка, но на этой стадии в жизни общества отмечается обилие принуждения и классового антагонизма, а потому нельзя называть ее миролюбивой в полном смысле этого слова. Для многих целей и с любой другой точки зрения, отличной от экономической, можно было бы именовать эту стадию эпохой статуса. Данный термин отлично подытоживает форму межчеловеческих отношений и духовный настрой на этом этапе развития. Но в качестве описательного термина для указания на преобладающие способы производства, равно как и для указания направлений развития производства на этом уровне экономики, термин «условно-миролюбивый» кажется более предпочтительным. Применительно к обществам западной культуры эта фаза экономического развития, вероятно, осталась в прошлом, за исключением малочисленной, но очень публичной группы, для которой привычки мышления, свойственные варварской эпохи, испытали лишь относительно слабое разложение.
Личное услужение все еще обладает немалой экономической значимостью, прежде всего в том, что касается распределения и потребления благ, но даже здесь его относительное значение ранее было куда заметнее. Наивысшего расцвета мнимая праздность достигла в прошлом, а не в настоящем, а ее наилучшим выражением в настоящее время является образ жизни высших слоев праздного класса. Современное общество многим обязана этому классу: это сохранение традиций, обычаев и образа мышления, бытовавших на более архаичном уровне, где все перечисленное получило самое широкое распространение и обрело наиболее действенное развитие.
В современном индустриальном обществе механические приспособления, облегчающие повседневную жизнь, развились настолько, что личную прислугу или, вернее, любую домашнюю прислугу теперь нанимают разве что для соблюдения канона почтенности, перенесенного традицией из прежнего общественного уклада. Единственным исключением выступает прислуга, которую нанимают для ухода за нездоровыми и душевнобольными. Но такую прислугу следует обоснованно причислять к категории обученных сиделок, а не домашних слуг, и потому она представляет собой видимое, а не фактическое исключение из правила.
Непосредственным мотивом к содержанию домашней прислуги (например, в умеренно обеспеченном хозяйстве наших дней) выглядит то обстоятельство, что домочадцы не способны, не испытывая при этом неудобств, справиться со всей работой, необходимой современному дому. Причины же этой их несостоятельности таковы: во-первых, то, что у них чересчур много «общественных обязанностей», а во-вторых, работа, которую нужно сделать, слишком затруднительна и ее слишком много. Эти две причины можно переформулировать следующим образом. (1) Согласно кодексу обязательной благопристойности, силы и время домочадцев должны публично тратиться на проявления нарочитой праздности, будь то визиты, выезды, клубы, кружки кройки и шитья, спортивные развлечения, участие в благотворительных организациях или прочие социальные функции. Те люди, чье время и силы расходуются на подобные дела, частным порядком признаются, что эти обязанности, наряду с пристальным вниманием к одежде и прочим особенностям нарочитого потребления, очень утомительны, но совершенно неизбежны. (2) При необходимости нарочитого потребления материальных благ элементы человеческой жизни – жилище, обстановка, экзотические безделушки, гардероб, питание – становятся настолько разнообразными и обременительными, что потребители не могут должным образом справиться с ними без посторонней помощи. Личный контакт с нанятыми людьми, которые призваны помогать в выполнении рутинной благопристойности, обыкновенно неприемлем для домочадцев, однако присутствие этих людей терпится и оплачивается, дабы они получили свою долю обременительного потребления материальных благ в доме. Наличие домашней прислуги, особенно прислуги личной, есть отличительный признак и заметная уступка в физическом удобстве ради удовлетворения моральной потребности в денежной благопристойности.
Важнейшим проявлением мнимой праздности в современных условиях являются занятия, которые в своем большинстве именуются домашними обязанностями. Эти обязанности быстро становятся разновидностью труда, выполняемого не столько во благо лично главы домохозяйства, сколько для поддержания уважения к дому в качестве корпоративной единицы – как группы людей, равноправным членом которой, что демонстрируется публично, выступает хозяйка. Едва семейство, для которого выполняются обязанности по хозяйству, отходит от своей архаичной основы, то есть от собственности в форме брака, немедленно и безусловно эти обязанности выпадают из категории мнимой праздности в исходном значении выражения, разве что для их отправления нанимается прислуга. Иными словами, раз уж мнимая праздность возможна лишь на основе статуса или наемной службы, исчезновение из человеческих взаимоотношений статусной функции в любой момент развития влечет за собой исчезновение мнимой праздности применительно к общественной жизни. Но нужно добавить, в уточнение нашего замечания, что, пока существует домашнее хозяйство как таковое, даже без единоличного главы, весь непроизводительный труд, выполняемый ради репутации домохозяйства, должен все-таки причисляться к мнимой праздности, пусть и в слегка измененном смысле. Ныне эта праздность на благо условно-личного корпоративного домохозяйства, а не на благо единоличного главы семейства, как было прежде.