Томас Ханшеу
Человек из Скотланд-Ярда
Он остановился, затаил дыхание и оставил остальную часть предложения недосказанной. Внезапно на пирсе появился маленький щеголеватый французский денди с пушистыми усами, скользящей походкой, с цветком в петлице и сверкающим щегольским «топ-пером» на голове. Нэрком с изумлением вспомнил, что он видел, как этот оживший манекен из магазина мужской моды проходил мимо Скотланд-Ярда дважды за последний день!
Модник между тем поднялся на борт, проплыв по трапу, точно по подиуму. Там все еще стоял моравиец, глядя на толпу и обращая на него внимания не больше, чем на кого-либо еще. Но с исчезновением этого изысканного франта, которому он не уделил внимания, его бдительность и интерес куда-то исчезли; из зоркого стража моравиец превратился в праздного зеваку, гуляющего по палубе, пялясь на матросов. Когда раздался крик «Все провожающие – на берег!», он все еще бездельничал. Корабль отвалил от причала и, рассекая воды Канала, устремился во Францию, в Кале.
Ветер, незаметный в безопасном укрытии гавани, неистово играл волнами, обрушивая на палубы и такелаж облака брызг, и те пассажиры, которые не собирались укрываться в каютах и курительном салоне, столпились на корме.
– Идем! – прошептал Нэрком, хлопнув Доллопса по руке. – Мы не можем ни говорить, ни наблюдать в этой толпе. Лучше пойдем поищем уединения и покоя. Лучше одиночество, чем столпотворение. Пойдемте!
Мальчик повиновался, без возражений следуя за старшим товарищем по мокрой палубе, под нагромождениями намокшего такелажа, пока Нэрком не нашел убежище в тени, отбрасываемой спасательной шлюпкой, покрытой брезентом. Из этого безопасного укрытия они могли, вытянув шею, наблюдать за происходящим в курительном салоне через открытую дверь. И там сразу обнаружилось нечто интересное, потому что модный «месье» был там, выкуривая сигарету за сигаретой и потягивая время от времени абсент, который стоял на маленьком круглом столике у его локтя. Но ни моравийцев, ни апашей, ни восточного коробейника не было видно.
– Что ты думаешь об этом? – спросил Нэрком, когда через час неясные очертания французского побережья проступили на фоне чистого серебра залитого лунным светом неба. – Где наши друзья-апаши? Где коробейник?
– Путешествуют вторым классом, – уверенно объявил Доллопс, вылезая из-под шлюпки. Он осмотрел судно и снова забрался в свое укрытие. – Коробейник с ними, сэр. Делает вид, что впаривает им шмотки. Он один из них; а если к ним присоединится еще и тот француз, или этот моравиец… не удивлюсь! Сидим тихо, держим ухо востро! Тут что-то начинается!
Внезапно моравиец появился на мокрой и блестящей прогулочной палубе и, насвистывая, прошествовал мимо открытой двери курилки.
«Месье» незаметно кивнул головой, услышав его мелодию. Он допил свой абсент, бросил сигарету и не спеша вышел на палубу. Моравиец был в конце прогулочной палубы – одного взгляда хватило, чтобы выяснить это. «Месье» решительно посмотрел в сторону лебедок и побрел вразвалочку, пока не добрался до самого конца крытой палубы, где изогнутая передняя часть рубки смотрела на промытую брызгами переднюю палубу, затем остановился, прислонился спиной к ней и замер, ожидая, на расстоянии десяти футов от укрытия Нэркома и Доллопса.
Минуту спустя моравиец, продолжая, по всей видимости, свою одинокую прогулку, приблизился к нему.
А потом понеслось!
«Месье» заговорил, осторожно, но четко выговаривая слова, не оставляя места для сомнений:
– Mon ami, дело сделано, – сообщил он странно звонким и высоким голосом. – Вы должны сообщить об этом министрам его величества. Вуаля, дело сделано!
– Дело не сделано! – ответил моравиец быстрым, резким, решительным шепотом. – Вы спешите с выводами и выдаете желаемое за действительное. Вот! Это вечерняя газета. Все оказалось бесполезно… Его там не было!
– Не было! Боже!
– Ш-ш-ш! Тише. Увидимся, когда причалим. Не здесь…Здесь слишком опасно. До свидания!
Затем они двинулись в разные стороны, моравиец продолжил свою неспешную прогулку, а «модник», сжимая газету, быстрым шагом вернулся в курилку.
Но теперь Нэрком и Доллопс опознали эту загадочную личность!
– Боже! Это женщина! – пробормотал Доллопс дрожащим голосом.
– Нет, не женщина – сам дьявол! – процедил Нэрком сквозь зубы. – Марго, Джеймс! Марго, собственной персоной! И кто он ей? Кто такой Клик, если король должен заключить договор с женщиной, чтобы убить его? Марго, черт ее побери! Что ж, теперь я возьму тебя, моя леди!
– Сэр, куда вы?
– К радисту, отправить сообщение начальнику полиции Кале, чтобы он встретил меня по прибытии! – ответил Нэрком. – Сиди здесь. Тихо! Подожди меня. Мы причалим через десять минут. У меня будет эта Иезавель и ее единомышленники, и я разберусь с исчезновением Клика, вырву его из их когтей, даже если мне придется перевернуть вверх дном всю Францию, чтобы сделать это.
– Господь да благословит вас, сэр, и простите меня! – пробормотал Доллопс с комком в горле и туманом в глазах. – Я часто говорил, что вы тормоз и размазня, сэр, но это не так – вы настоящий мужчина!
Но последних слов Нэрком не слышал. Он быстрым шагом направился в радиорубку. В следующий миг он вошел, закрыл за собой дверь, и Закон на море обратился за помощью к Закону на берегу через прозрачно-синий эфир и лунные волны.
ПЕРЕГОВОРЫ ЗАНЯЛИ МИНУТ десять. Сообщение прошло, и Нэрком вернулся в тень спасательной шлюпки, рядом с лебедками. Огни пирса Кале светились желтым в сине-серебряной темноте. На палубе внизу люди суетились и пробирались к месту, где с палубы на пирс будет перекинут трап. На набережной сотрудники таможни готовились к предстоящему досмотру, носильщики носились в своих синих робах и фуражках, а вдалеке сквозь сумрак проступали темные очертания Кале…
А на верхней палубе вновь встретились в уединении лунной ночи моравиец и Марго, и разговор их был великолепно слышен из-под шлюпки, где скрывались Нэрком и Доллопс.
– Итак, вы прочитали объявление: вы понимаете, что все это было бесполезно? – начал моравиец, обращаясь к преступнице, прикинувшейся модником, нервно сжимавшей в руке смятую газету. – Кошелек его величества не может расщедриться всей обещанной суммой за бессмысленную суматоху и глупый фейерверк. Говорите быстро; где мы можем поговорить в безопасности? Я не могу рисковать и торчать здесь, и я не буду рисковать в поезде. Должны ли мы подождать, пока не достигнем Парижа, мадемуазель? Или у вас здесь есть логово?
– У меня есть «логова», как вы их называете, в половине городов Франции, месье ле Конте, – ответила она со злобной ноткой обиды в голосе. – И я не работаю даром. Кто угодно, только не я! Я взяла гонорар за свою приверженность премьер-министру его величества и намереваюсь получить гонорар за свои услуги самому величеству, хотя у меня пока не получилось довести дело до конца. Этот вопрос должен быть решен раз и навсегда…
– Я догадывался, что так и будет, – ответил ле Конте, пожав плечами. – Где тогда переговорим? Решайте быстро. Они причаливают, и никто не должен видеть, что мы разговариваем, после того как мы сойдем на берег. Где тогда встречаемся?
– В гостинице «У семи грешников» – на набережной д’Лорма, вдали от порта. Любой извозчик доставит вас туда.
– Это безопасно?
– Все мои «логова» безопасны, месье. Эта гостиница нависает над водой. Если приходят незнакомцы, есть лаз. Один путь – в город и канализацию и в сорок других гостиниц. Другой – на моторную лодку, всегда готовую отплыть. Вы можете выбирать, если потребуется. Вы не найдете это место закрытым – мои «логова» никогда не закрываются. Пароль? Там нет никого, кроме людей братства, и пароль вам не понадобится. Вы помните старую Маризу из «Витой руки» в Париже? Она сейчас служит в «Семи грешниках». Я повысила мадам Серпис до «Витой руки». Маркиза узнает тебя. Скажите ей, что я скоро приеду. Она и ее товарищи будут рады вам, и… Ла! Ла! Трап скинули. Они зовут всех на берег. Приходите, и мои люди проводят вас ко мне. До свидания.
– Au revoir, – повторил он и, скользнув, направился на берег.
Она подождала, чтобы он отошел, чтобы никто не мог связать их друг с другом, потом обернулась, пошла за ним и вышла на пирс, где ее команда уже собиралась. Когда и как она передала им свое распоряжение, что сегодня вечером они направляются не в Париж, а в гостиницу «У семи грешников», ни Нэрком, ни Доллопс, севшие ей на хвост, не смогли понять, потому что она, казалось, ни с кем не разговаривала.
– Никакой гостиницы «У семи грешников» для вас сегодня вечером, моя дорогая, если мой друг мсье Дюкруа должным образом отнесся к моей радиограмме, – пробормотал Нэрком, следуя за ней. – Смотри, Доллопс, и если увидишь сержанта де Виля, дай мне знать. У них нет багажа, и, кроме того, они – местные, поэтому пройдут таможню в один миг… А вот и этот странный торговец… И без фески и драпировки, черт! Через таможню проскочил как пуля! И другие тоже. И она после них – она, Джеймс! Боже! Где Дюкруа и его люди? Почему они не здесь?
Английский сыщик озирался в поисках французской полиции.
– Я ничего не могу сделать без него здесь, на чужой земле. Почему, во имя небес, его нет?
– Может быть, у него не было времени, начальник, может быть, его не было на месте, когда пришло сообщение, – рискнул вставить слово Доллопс. – С тех пор, как сообщение было отправлено, не прошло и пятнадцати минут. Так что если…
– Вот и она! Идет! Проскочила таможню, взглядом не моргнув, вот ведь Иезавель! – с невольным восхищением и досадой воскликнул Нэрком, увидев, как Марго проскочила через пункт досмотра на улицы города.
– Господи! Она опять уйдет…
– Она не уйдет! – заверил Доллопс, надвинув на глаза шляпу и поднимая воротник. – Подождите здесь, пока не придут копы. Я пойду за ней и посмотрю, куда она пойдет. Вроде как копы знают то место, спросите их об этом, а если не знают, я вернусь и отведу их.
Затем юноша поспешно шагнул в толпу, миновал инспектора и исчез в мгновение ока.
В течение десяти напряженных минут после того как юноша прошел таможню и ускользнул в город Нэрком не находил себе места, мечась, точно тигр в клетке, прежде чем тихое позвякивание сабель в ножнах прозвучало чудесной музыкой, и, оглянувшись, британский детектив увидел, как господин Дюкруа входит на пирс во главе отряда полиции. Англичанин поспешил навстречу французскому коллеге.
– Десять миллионов извинений, мсье; но я отсутствовал, когда было принято сообщение от вас! – воскликнул Дюкруа на ломаном английском. – Я пришел и привел своих людей, как только получил его. Мсье, кто этот великий преступник, которого вы требуете арестовать? Он здесь?
– Нет, уже нет. Минутку, Дюкруа. Вы знаете место под названием «У семи грешников»?
– Конечно! Это всего лишь в двух шагах от берега, на набережной.
– Тогда пойдете со мной туда. Я сделаю вас самым популярным человеком во Франции, Дюкруа. Я передам в ваши руки эту ведьму из преисподней, Марго, королеву апашей!
Лицо Дюкруа расплылось в широкой улыбке.
– Мсье! – воскликнул он. – Эта женщина!.. Вы можете помочь мне арестовать эту женщину? Вы знаете ее? Вы сможете узнать ее? Но да, я ее помню! Однажды вы изловили это исчадие ада в своей стране, но она обманула вас, как и всех остальных!
– Она не ускользнет от вас, если действовать быстро! Награда и слава будут ваши. Я следовал за ней через Канал, Дюкруа. Я знаю, где ее можно найти наверняка. Она в гостинице «У семи грешников». Просто отведите меня туда, и я передам Иезавель в ваши руки.
Дюкруа не нуждался в уговорах. Перспектива арестовать легендарную преступницу вскружила полицейскому голову, он был вне себя от восторга. Парой десятков слов он сообщил эту славную новость своим людям, доведя их до восторженного безумия, в каком и сам пребывал. Затем с резким «Вперед, мсье!» он повернулся на каблуках, и отряд зашагал к новой цели. На полпути по узкой, чернильно-черной улице, ведущей к гостинице, они столкнулись с Доллопсом, мчавшимся им навстречу.
– Давайте, начальник, давайте, быстрее! – вскрикнул он, запыхавшись. – Она там… Они все там, веселятся и надираются до поросячьего визга, сэр, поют, танцуют, как сумасшедшие. И, сэр, он тоже там – тот коробейник! Я видел, как он подошел и присоединился к остальным. Давайте! Возьмем их тепленькими.
Если они просто бежали раньше, то теперь они почти летели. Мысль о том, что Марго, великая и ужасная Марго, королева преступного мира, была в пределах их досягаемости, подгоняла каждого, заставляя превзойти себя. Так что прошла только минута или две, когда они увидели гостиницу и подступили к ней грозной фалангой. А потом, именно тогда, когда еще одна минута могла бы все решить, Удача решила показать им кукиш.
Совершенно случайно апаш, выходивший из гостинницы по своим делам, поднял голову и увидел их, развернулся и что-то крикнул. Внезапно в ночь ворвался торнадо музыки, смеха, пения и танцевальных мелодий, и когда они ворвались в дверной проем, парень торчал там, безмятежно куря, а внутри грохотала музыка и стояли облака табачного дыма.
В мгновение ока торчавший в дверях апаш был отброшен, дверь распахнулась, маленький решетчатый барьер за ней был отброшен в сторону, и полиция ворвалась в танцзал неудержимой лавиной.
Когда они появились, музыка прервалась, танцоры закричали, словно в панике, и раздался грозный рык Дюкруа:
– Стоять на месте во имя закона!
Толстая женщина за стойкой взмахнула руками и заголосила:
– Пресвятая Дева! За что, мсье, за что? Не грех смеяться и танцевать. Мы не нарушаем закон, мои клиенты и я. Что мы такого сделали, чтобы вы накинулись на нас вот так?
Ах, что, на самом деле? Ничего. Толпа танцоров и гуляк, и никаких следов Марго и моравийца.
– Мсье! – начал Дюкруа, обращаясь к Нэркому, метавшемуся в поисках хотя бы каких-нибудь следов. – Мсье, это было ошибкой?
Нэрком не ответил. Внезапно, однако, он вспомнил, что было сказано о потайном ходе, и, оттолкнув группу девушек, обнаружил в середине пола хорошо замаскированный люк.
– Вот оно, вот как она вышла! – крикнул он. – Заперто, Джеймс! Болт с нижней стороны! Иезавель выскочила в эту нору!
Дюкруа и Доллопс помогали ему, и они тянули, и тянули, и тянули, и тянули, они не могли сдвинуть крышку с места ни на один дюйм.
– Мсье, нет – какое безумие! Лаз? Нет, он вовсе не лаз! Это всего лишь квадрат, где пол был поврежден, отремонтирован и зачищен! Пресвятая Дева Скорбящая, это так!
Тут неожиданное открытие заставило Нэркома отвлечься от возни с люком. В углу лежал человек, изображавший мертвецки пьяного. Это был тот самый торговец, что приплыл в Англию на рыбачьей лодке, но тут же отправился обратно. Детектив набросился на «алкоголика», прежде чем тот смог пошевелиться.
– Вот, по крайней мере, один из них! – закричал он и принялся трясти его изо всех сил. – Вот один из приятелей Марго, Дюкруа. В конце концов вы не уйдете с пустыми руками.
Крик ужаса раздался в зале, когда он увидел лицо мужчины. Очевидно, они были мастерами актерского искусства, эти апаши, потому что можно было поклясться, что каждый мужчина и каждая женщина в зале были поражены присутствием на их вечеринке этого отброса общества.
– Матерь божия! Кто этот оборванец? – воскликнула Мариза. – Господа, я его не знаю. Я не видела его ни разу до этого мига! А ну, говори! Кто ты такой, что ты приходишь вот так и портишь репутацию благочестивой и солидной вдове, пес? А?
Мужчина сделал движение сначала к ушам, затем ко рту, затем начал делать движения на языке жестов, но не произнес ни слова.
– Ла, ла! Он глухонемой, мсье, – сказал Дюкруа. – Он не слышит и не говорит, несчастный.
– Давно ли? – с мрачной иронией в голосе спросил Нэрком. – Он говорил достаточно хорошо пару часов назад, клянусь. Мой молодой друг и я слышали, как он беседовал, расплачиваясь с рыбаком, который привез его в Дувр, незадолго до того, как он пробрался на борт пакетбота, чтобы вернуться с Марго и моравийцем назад во Францию. Странный поступок…
Глаза апашей уставились на лицо человека с внезапным острым интересом, который могли понять только они; но он все еще стоял, качая своей большой головой, пьяно или идиотски, и указывая на уши и рот.
– Задержите его! – приказал Нэрком, отдавая его в руки крепкого сержанта де Виля. – Я предстану перед судьей и предъявлю ему обвинение утром, и все прояснится. Он из этой кровожадной банды! Только, молю, не упустите его! Боже! Опять упустили эту женщину! Потеряли ее в конце концов!
Это был болезненный удар, конечно, но ничего не оставалось, как улыбаться. Искать Марго в любой из ее гостиниц или охотиться в ночных водах за ее моторной лодкой было бы верхом глупости. Удрученный Нэрком решил пойти ночевать в ближайший отель; дождавшись, пока арестованного уведут, полицейский взял Доллопса за руку и поплелся своим путем.
УТРОМ ОН ВЫПОЛНИЛ свое обещание; и задолго до прибытия судьи и даже до того, как ночной урожай арестантов был доставлен из тюрьмы и брошен в три маленьких камеры суда, он был на месте с Доллопсом и Дюкруа, с удивлением наблюдая, как группы злобных парней из племени апашей толпятся вокруг здания. Позже другие из той же породы проскользнули и заняли места в маленьком зале суда и постоянно шептались друг с другом, пока ждали начала утреннего заседания.
– Смотрите, начальник, вы только посмотрите на них – в этом благословенном месте собрались настоящие громилы, – прошептал Доллопс. – Как вы думаете, это не опасно? Не собираются ли они освободить нашего коробейника? Двадцать молодчиков еще ждут за дверью…
Нэрком не ответил. Судья прибыл, заседание началось.
Сначала началось разбирательство по всем тривиальным делам – ночная жизнь и ее прелести: пьяницы и беспорядки, бродяги и парии. Одного за другим их приводили, взыскивали штрафы и выгоняли вон, не уделяя особого внимания; этой частью утреннего заседания никто не интересовался, даже апаши. Список деяний зачитывался монотонно. Последний грязный и вонючий – отвратительный, обезьяноподобный негодяй, чье жестокое выражение лица вызвало отвращение у Нэркома, когда он, воняя своими грязными лохмотьями, заплатил свой штраф и ушел, и теперь до начала разбора серьезных дел остался лишь случай попытки самоубийства. Этот случай занял внимание магистрата, возможно, минут на двадцать или около того, а затем раздался голос, призывавший неизвестного, арестованного вчера вечером в гостинице «У семи грешников», предстать перед ним.
В одно мгновение рябь волнения пробежала по залу суда и по двору здания. Братство апашей, сидевшее в зале, передавало слова братству апашей снаружи, и они насторожась ждали – молчаливые, хмурые, напряженные, словно затаившиеся перед прыжком тигры, ожидая развития событий. Все взгляды были устремлены на дверь, через которую должен был войти притворный немой. Но хотя другие входили при первом звонке, он не пришел даже при втором, и судья только что дал нетерпеливое указание, чтобы бродяга был вызван в третий раз, когда раздался грохот сапог, и охранник камеры содержания ворвался в зал суда, бледный, как мертвец, и дрожащий, как осиновый лист.
– Мсье ле Жуж! – закричал он, патетически воздев руки. – Будь я проклят, что мне сказать? Его нет! Он ушел!.. Он сбежал… Тот неизвестный. Когда я открыл камеру и позвал Жана Ламаро, пьяницу, по делу, предшествующему последнему, из темноты вышел ко мне тот, кто, как я подумал, и был пьяницей Жаном Ламаро. Но, мсье, он не был Жаном Ламаро!.. А теперь я пошел за неизвестным, когда он не отозвался. Я пошел и зажег свет, и там был он, настоящий Жан Ламаро – без одежды, задушенный до потери сознания, один на полу, а неизвестный ушел в его лохмотьях, заплатив его штраф!
Раздался громкий крик, зал суда превратился в сумасшедший дом. Апаши повскакивали со своих мест и кинулись наружу; затем, объединив силы с соратниками на улице, рассеялись и побежали по улицам искать сбежавшего коробейника.
Глядя на весь этот бедлам, Нэрком сидел, прикрыв лицо руками, чтобы скрыть истерический смех. Он, наконец, все понял.
– Клик! – пронзительно и радостно прошептал он на ухо Доллопсу. – Только один человек во всем мире мог провернуть это дело, только один человек во всем мире посмел бы. Это был он – это был Клик! Да благословит Бог его душу!
– Аминь, сэр, – вздохнул Доллопс, сглотнув; затем они вышли на улицу.
Минуту спустя какой-то нищий протянул к ним грязную руку и заскулил:
– Булонь, мсье. Набережная Ангелов. Третий дом от берега; как раз к полуденной лодке через Фолкстон. Подайте мне два франка, пожалуйста. Мсье сказал, что вы сделаете, если я скажу это вам, когда вы выйдете из здания суда.
Два франка сразу же оказались в его руке, а менее чем через минуту извозчик уже вез Нэркома и Доллопса на железнодорожную станцию, и следующий поезд умчал их в Булонь. В полдень они прибыли на набережную Ангелов и направились к третьему дому от берега – маленькой таверне с игрушечным садиком и своего рода аркадой позади, и там под миндальным деревом с сигаретой в руке и цветком в петлице сидел он.
– Хозяин! Ох, да благословит вас Господь, хозяин, это действительно вы? – воскликнул Доллопс, бросаясь к Клику, как девушка к любимому.
– Да, это действительно я, – ответил Клик с типичной для него легкой усмешкой. Затем он встал и протянул руку Нэркому. И мгновение или два они стояли, сжав друг другу руки, не говоря ни одного слова, не издавая ни единого звука. – Ты почти испортил мне всю игру, мой чрезмерно усердный друг, – заметил Клик после затянувшейся паузы. – Мне хотелось прибить тебя, когда ты оказался с толпой копов в кабаке «У семи грешников». Еще десять минут, и в моих руках было бы то, что заставило бы его моравское величество дать Ирме свободу и отречься от престола в пользу своей супруги. Но тут ты приперся, дорогой старый, неотесанный друг. Когда я поднял взгляд и узнал тебя… Ну, в общем, проехали!.. Я возвращался в Лондон, когда случайно увидел графа Вальдемара на вахте возле парохода в Кале. Он караулил меня, собака, шел за мной по пятам в Париже – и тут я увидел шанс сбросить его с хвоста. Господи! Как раз вы и сообщили этим апашам, что я только что прибыл с этой стороны и сел на пакетбот, потому что увидел Вальдемара. Они догадались. Я не мог говорить там, и я не осмелился бы говорить в суде. Они были там, внутри здания и снаружи, выжидая, чтобы убить меня ножом, как только убедятся, что я – это я. Я должен был уйти… Я должен был пройти мимо них и… Вуаля.
Он повернулся, положил руку на плечо Доллопса и тихо рассмеялся.
– Новое место в порядке, старина? Сад хорошо себя чувствует, и все мои ловушки наготове, а?
– Да, сэр, Бог да благословит вас, сэр. Все устроено, как вы распорядились, сэр, все в порядке.
– Хороший парень! Тогда – пора домой! Мой отпуск во Франции закончился, мистер Нэрком, и я снова возвращаюсь в строй. Я нужен тебе, старый друг, и я сказал, что приду, если ты позовешь. Дай мне несколько дней отдыха в старой доброй Англии, дорогой друг, а потом разберемся с вашими загадками, и я снова стану человеком Скотланд-Ярда…
