Я свернул на лесную, с годами ставшую почти незаметной, знакомую только местным жителям дорогу, чтобы сократить путь до деревни, и распевал песни во все горло, нажимая педаль газа до упора.
Отвлекся я всего на секунду. Чтобы выпить последние капли «Колы». Прямо из бутылки. А когда посмотрел вперед… не успел среагировать… машина на полном ходу неслась на покосившийся столб разметки лесного участка…
Я пытался вывернуть руль, с остервенением давил на тормоз… И тут почувствовал резкий удар, неимоверно сильную головную боль, яркую вспышку и… наступила темнота.
Приходил я в себя мучительно долго. Кое-как разлепил веки, и тут же зажмурился от яркого света. Первое, что я увидел, когда зрение начало проясняться – это склоненные надо мной лица. Я узнал свою бабушку, соседа Игната Нестеровича, еще одну соседку – закадычную подружку бабули, Степаниду Игоревну, с которой они дружат с незапамятных времен.
– Ну вот, дорогуша, подними голову и выпей моего отварчика. – услышал я как сквозь пелену бабушкин голос. Она придержала меня за затылок, и влила в рот душистый мятный отвар. Горячая жидкость скатилось в желудок и разлилась по телу приятным теплом. – Вот, так-то лучше! Ну и напугал ты нас!
– Вот, молодежь! – прошамкал беззубым ртом дед Игнат, постукивая по полу старой, потрепанной временем клюкой – Куда вас все несет! Скорость-скорость! Мечта человечества! Да только не думаете вы о жизни!..
– Машину вот разбил вдребезги! – подал голос Антон Мифодьевич, сидя в кресле у окна и раскуривая старомодную трубку
– О, Дядь Антон, я вас не заметил! – отозвался я, стараясь предать своему голосу бодрости – Вы совсем не изменились! – оглядел я добрую компанию. – Все такие же крепкие и бодрые! Как коньяк!
– Что? – спросили все разом.
– Ну, есть такая поговорка – коньяк с годами только крепче становится!
– А у меня, знаете ли, осталась в тайничке бутылочка. Еще с тех пор, как сын Никита, подарил в последний приезд – поднялся с кресла Антон Мефодьевич – Вот уж, почитай, лет пять носов не кажет! Наверное уже лишних две звездочки нарисовалось на этикетке!
– Да как же так, Тоша? – всплеснула руками Степанида Ивановна – Разве такое возможно?
– Возможно, соседка, все возможно! За каждый год выстойки прибавляют одну звезду! Пять лет – пять звезд! – многозначительно поднял вверх указательный палец старик – Правда три из них я глазами стер, когда пыль стирал с бутылочки в погребе!
– А чего ж не выпил? – Игнат Нестерович с удивлением воззрился на друга – Такую редкость, да в подполье хранил!
– Да я больше самогоночку предпочитаю! – отмахнулся Антон Мефодьевич – Куда нам со свиным-то рылом да в калашный ряд? Коньяки распивать – дело буржуйское! Посмотрел я на Никитку, как тот глоточками цедит, да лимон нюхает – что девка-жеманница – пальчик отставляет. Срам смотреть! – сплюнул он в сторону – А первачок у меня знатный получается – покруче ихних бренди да паленки магазинной будет!
– Что верно, то верно. – поддакнул Игнат – Уважаю! Настоящий напиток, он за душу брать должен. Наломаешься за день-то, скрючит всего, а тут стопочку пропустил, и снова орлом себя чувствуешь!
– Его бы в хлев, Никитку твово, Машку подоить, да свиней с курями накормить! – мелко закивала Степанида – Понауезжали в города свои и думають – богатеями стали! Живут в коробках каменных – света не видят! Еду из пакетов трескають! А действительно, неси-ка лучше первачок свой! Малого вон надо отпаивать. Весь с лица спал после аварии… Такого и в гроб класть – не позавидуешь!
Антон Мефодьевич отряхнул свой, давно вышедшей из моды сюртук, поправил мешковатые штаны, вытертые до дыр, и потер спину, с трудом разгибаясь – Один момент! – он стремительно, насколько позволяли ему больные ноги, покинул комнату.
– А я закусочки принесу. – засуетилась Степанида Игоревна, и резво направилась к выходу, шаркая разношенными тапочками из овчины, и бубня под нос – Минуточку-минуточку. Сейчас конфеток с печеньицем соберу. – ее яркое цветастое платье промелькнуло мимо меня, обдав ароматом нафталина и терпким запахом «Красной Москвы», от чего у меня закружилась голова.
– Я пожалуй тоже оставлю вас ненадолго! – Игнат Нестерович лихо поправил поредевшую бородку – Вам есть о чем поговорить! Игнессушка так долго ждала твоего приезда. – обратился он ко мне – Так переживала за тебя!
– А он все еще за тобой ухаживает? – заговорщически подмигнул я бабуле, когда мы остались вдвоем.
– Да уж, старый ухажер, лучше молодых трех! – бабуля махнула рукой вслед своему кавалеру – Он хоть и подслеповат, и ходит кое-как, но всегда романтичен, галантен и влюблен в меня без памяти!
– Да он и раньше, помнится, был первый парень на деревне! – сказал я – С гармошкой в руках, да с букетом в петлице…
– Он и сейчас такой! – бабушка вздохнула – Только постарел! Шевелюра поредела, да бороденка на козлиную больше стала смахивать!
Я посмотрел на бабулю внимательней. Она почти не изменилась, то же аккуратное платье, вязанная кофта и элегантные туфли с бантиком, какие я помню еще с детства… только ссутулилась немного, да седины стало больше.
– А вы все те же старики-разбойники! – вздохнул я, радуясь, что бабушка чувствует себя нормально – Собираетесь все так же, чаевничаете! – я взял ее руку, жилистую, с пальцами, изуродованными подагрой, но такую ласковую и теплую. – А знаешь, Любка мне написала, что ты совсем сдала… Что могу не успеть… Вот я и мчался на всех парах… Обманула она меня что-ли?.. А, хотя и правильно, я не жалею!
– А уж как я тебя ждала, внучек, как ждала. Вот, дождалась. – она подоткнула под меня одеяло, как делала это в детстве. – А Любушка совсем взрослая стала – невеста! Расцвела! Она тебя и нашла в лесу… Все бегала, смотреть, не покажется ли машина… Знала, что по этой дороге поедешь… Прибежала, вся сама не своя, кричит, причитает! Вот мы на Антоновой телеге-то и поехали! Как ты себя чувствуешь? – она потрогала мне лоб и заглянула в глаза.