Саймон кивнул.
– Возможно, симптомы уже лет десять были налицо, но Уильяму хорошо удавалось их скрывать. Собрание оказалось в полнейшем беспорядке. Однако мы даже не представляли, насколько плохи наши дела, пока три года назад я не взял на работу доктора Робинсона – он и обнаружил, что пропали инвентарные книги. Николас не смог отыскать документацию на множество стоявших в подвале ящиков. В январе, открывая ящик с Госпожой Икс, он понятия не имел, что там лежит. Поверьте, мы все были поражены. Я и не подозревал, что в нашем собрании хоть когда-нибудь была мумия.
– Мисс Дьюк сказала, что основная часть собрания осталась от ваших предков, – заметил Фрост.
– Пять поколений Криспинов самолично орудовали совками и лопатами. Страсть к коллекционированию у нас в крови. К сожалению, это еще и дорогостоящее увлечение, а потому музей высосал все, что осталось от моего наследства. – Криспин снова вздохнул. – Именно поэтому дела обстоят так: денег нет, а музей зависит от людей, работающих на общественных началах. И от дарителей.
– Может, Госпожа Икс именно так и попала к вам? – спросил Фрост. – Через дарителя?
– Экспонаты нам действительно жертвуют, – подтвердил Саймон. – Люди хотят, чтобы старинные ценности, за которыми они не умеют ухаживать, оказались в безопасном месте. Или чтобы их имя написали на маленькой изящной табличке и повесили на всеобщее обозрение в витрине постоянной экспозиции. Мы берем у них почти все.
– Но пожертвованная мумия у вас в документах не значится?
– Николас не обнаружил никаких упоминаний о ней. И уж поверьте, он искал тщательно. Это дело превратилось для него в основную задачу. В марте мы взяли на работу доктора Пульчилло, чтобы она помогла в исследовании Госпожи Икс, однако и Джозефина не смогла выяснить происхождение этой мумии.
– Вполне возможно, что Госпожа Икс попала в наше собрание во времена кураторства доктора Скотта-Карра, – предположила Дебби.
– Того, у которого был Альцгеймер, – поняла Джейн.
– Верно. Он мог потерять документацию. И это многое объяснило бы.
– Что ж, вполне разумная теория, – одобрила Джейн. – Но нам придется заняться и другими. Кто имеет доступ в цоколь?
– Ключи хранятся на стойке приемной, так что почти все сотрудники могут войти туда.
– Значит, положить Госпожу Икс в подвал мог любой сотрудник?
На мгновение воцарилась тишина. Дебби с Саймоном переглянулись, и лицо Криспина помрачнело.
– Мне не нравится ваш намек, детектив.
– Это вполне обоснованный вопрос.
– Мы достойная организация, в которой работают замечательные люди; большинство трудятся на общественных началах, – возмущенно сказал Саймон. – Наши экскурсоводы и студенты-стажеры пришли сюда, потому что хранение – их призвание.
– Их призвание не вызывает у меня сомнений. Мне просто стало интересно, кто имеет доступ в цокольный этаж.
– Но на самом деле ваш вопрос звучит так: кто мог спрятать труп в цоколе?
– Эту возможность нужно иметь в виду.
– Поверьте, убийц мы на работу не брали.
– Вы абсолютно уверены в этом, господин Криспин? – тихо спросила Джейн, не сводя однако пристального взгляда с коллекционера.
Риццоли заметила, что ее вопрос встревожил Саймона. Она заставила Криспина с ужасом задуматься, что кто-то из людей, знакомых ему ныне или в прошлом, мог принести смерть в этот благородный бастион знания.
– Прошу прощения, господин Криспин, – наконец проговорила она. – На некоторое время мы нарушим вашу привычную обстановку.
– Что вы имеете в виду?
– В ваш музей каким-то образом попал труп. Возможно, его пожертвовали лет десять назад. А может, поместили сюда совсем недавно. Проблема в том, что у вас нет документации. И вы даже не представляете, что еще может оказаться в вашем собрании. Похоже, нам придется осмотреть цокольный этаж.
Саймон недоуменно покачал головой:
– И что же вы надеетесь там найти?
Джейн не ответила – в этом не было необходимости.
– Неужели это настолько необходимо? – изумился Николас Робинсон. – Разве нельзя поступить иначе?
– Боюсь, что нет, – отозвалась Джейн, протягивая ему ордер.
Пока Робинсон читал, Джейн стояла возле него в окружении команды полицейских – трех детективов-мужчин. Сегодня они с Фростом взяли с собой для обыска детективов Триппа и Кроу, и вот теперь все ждали, пока Робинсон мучительно долго изучал ордер. Вечно нетерпеливый Даррен Кроу громко фыркнул с досады, и Джейн метнула в него раздраженный взгляд, как бы говоривший: «Остынь!» – и напоминавший: этой командой руководит она, так что не стоит высовываться.
Робинсон, насупившись, глядел на бумаги.
– Вы будете искать человеческие останки? – Он поднял глаза на Джейн. – Что ж, вы их обязательно найдете. Это ведь музей. И должен вас заверить: кости, выставленные на третьем этаже, действительно древние. Если хотите, я могу указать на соответствующие признаки по зубам…
– Нас интересует только то, что хранится в цоколе. Если вы откроете вон ту дверь, мы сможем начать обыск.
Робинсон оглядел стоявших поблизости полицейских и заметил, что детектив Трипп держит в руках лом.
– Ни в коем случае нельзя просто так вскрывать ящики! Вы можете повредить бесценные артефакты.
– Пожалуйста – вы можете наблюдать за всем и давать советы. Но большая просьба ничего не двигать и ни к чему не прикасаться.
– Зачем превращать музей в место преступления?
– Мы опасаемся, что Госпожа Икс – не единственная неожиданность в вашем собрании. А теперь, будьте добры, пройдемте в цокольный этаж.
Нервно сглотнув, Робинсон посмотрел на старшего экскурсовода, которая наблюдала за этой стычкой:
– Госпожа Виллебрандт, не могли бы вы позвонить Джозефине и попросить ее срочно прийти? Она мне понадобится.
– Сейчас без пяти десять, доктор Робинсон. Скоро появятся посетители.
– Сегодня музей будет закрыт, – возразила Джейн. – Нам не хотелось бы, чтобы пресса учуяла, что здесь происходит. Так что, пожалуйста, заприте вход.
Госпожа Виллебрандт, демонстративно проигнорировавшая приказ Риццоли, продолжала смотреть на куратора:
– Доктор Робинсон?
Он покорно вздохнул:
– Похоже, в этом деле у нас нет выбора. Сделайте, пожалуйста, так, как велит полиция.
Открыв ящик шкафа, располагавшегося за стойкой приемной, куратор вынул связку ключей и, минуя восковую статую доктора Корнелия Криспина, а также греческие и римские мраморные бюсты, направился к лестничному колодцу. Несколько десятков шагов по скрипучим ступенькам – и они в цокольном этаже.
Там Робинсон остановился. Обращаясь к Джейн, он спросил:
– Мне понадобится адвокат? Меня подозревают?
– Нет.
– Тогда кто под подозрением? Скажите мне хотя бы это.
– Возможно, все случилось задолго до того, как вы начали здесь работать.
– Задолго – это когда?
– Во времена прежнего куратора.
Робинсон удивленно усмехнулся:
– У бедняги была болезнь Альцгеймера. Вы ведь не считаете, что старик Уильям хранил здесь мертвецов, верно?
– Дверь, доктор Робинсон.
Качая головой, куратор отпер дверь. На них повеяло прохладным сухим воздухом. Когда все вошли в помещение, Джейн услышала потрясенное бормотание своих спутников – те увидели громадное хранилище, где стоявшие рядами штабеля ящиков доставали чуть не до потолка.
– Пожалуйста, по возможности держите дверь закрытой, – попросил Робинсон. – Здесь установлен климат-контроль.
– Ну и дела, – буркнул Кроу. – Чтобы просмотреть все это, нам придется здесь поселиться. И вообще – что хранится в этих ящиках?
– Мы проинвентаризировали больше половины нашей коллекции, – сообщил Робинсон. – Если бы вы дали нам еще несколько месяцев на завершение работы, мы смогли бы рассказать, что содержится в каждом ящике.
– Несколько месяцев – слишком большой срок.
– Год у меня ушел только на изучение вон тех рядов, у задних полок. Я могу лично поручиться за их содержимое. Но в этом конце хранилища я еще не открыл ни одного ящика. Процесс инвентаризации медленный, потому что нужно быть очень аккуратным и все документировать. Некоторым единицам хранения уже несколько веков, и, возможно, они уже начали разрушаться.
– Даже в помещении с климат-контролем? – удивился Трипп.
– Систему кондиционирования воздуха установили только в шестидесятых.
Фрост указал на ящик, стоявший в самом основании штабеля:
– Смотрите, что на нем написано. «Тысяча восемьсот семьдесят третий. Сиам».
– Видите? – Робинсон взглянул на Джейн. – Здесь могут оказаться сокровища, которые не распаковывали лет сто. Я планировал методично осмотреть эти ящики и все задокументировать. – Он умолк. – Но тут я обнаружил Госпожу Икс, и моя инвентаризация прервалась. А так мы уже сильно продвинулись бы.
– Где вы нашли ее ящик? – спросила Джейн. – В какой части хранилища?
– Вот в этом ряду, у задней стены. – Он указал на дальний конец хранилища. – Она лежала в самом низу.
– Вы заглядывали в ящики, которые лежали над ней?
– Да. В них хранились предметы, приобретенные в девятьсот десятые годы. Артефакты из Османской империи, а также несколько китайских свитков и керамика.
– Девятьсот десятые? – Джейн вспомнила идеальный прикус мумии и амальгамовую пломбу в ее зубе. – Я почти уверена, что Госпожу Икс приобрели позже.
– И как же тогда она оказалась под более старыми ящиками? – удивился детектив Кроу.
– Тут кто-то явно все переставил, – заметила Джейн. – Чтобы к мумии было трудно подобраться.
Оглядывая похожее на пещеру помещение, Джейн вспомнила усыпальницу, в которой похоронили ее бабушку, – то был настоящий мраморный дворец, там на стенах были выгравированы имена покоящихся в каждом склепе. «И теперь я оказалась в такой же? – пронеслось у нее в голове. – В гробнице, набитой безымянными жертвами?» Она направилась к дальней стене хранилища, к тому месту, где нашли Госпожу Икс. В этой части помещения перегорело несколько лампочек, так что угол оказался в тени.
– Давайте начнем отсюда, – предложила она.
Фрост и Кроу сняли верхний ящик со штабеля и опустили его на пол. На крышке было начертано: «Разное. Конго». С помощью лома Кроу оторвал крышку. При первом же взгляде на то, что лежало внутри, он отшатнулся, задев Джейн.
– Что там? – спросила она.
Даррен Кроу внезапно рассмеялся. Он протянул руку к ящику, вынул оттуда деревянную маску и приложил ее к лицу:
– Бу-у-у!
– Осторожно! – воскликнул Робинсон. – Это ценная вещь.
– А еще до ужаса страшная, – пробормотал Фрост, разглядывая нелепые черты деревянной маски.
Отложив маску в сторону, Кроу вынул мятые газеты, которыми для мягкости обложили содержимое ящика:
– «Лондон таймс», тысяча девятьсот тридцатый год. Думаю, наш подозреваемый тогда еще не появился.
– Я вынужден протестовать, – встрепенулся Робинсон. – Вы трогаете экспонаты руками… вы их пачкаете! Вам всем нужно надеть перчатки.
– Возможно, вам стоит подождать за дверью, доктор Робинсон, – предложила Джейн.
– Нет, я не уйду. Я обязан обеспечивать сохранность этого собрания.
Риццоли резко повернулась к нему. Куратор всегда казался кротким, но на этот раз он твердо решил стоять на своем. Джейн подошла поближе и заметила, как яростно моргают его глаза за линзами очков. Столкнувшись с полицейским вне стен музея, Николас Робинсон, возможно, повел бы себя иначе. Но здесь, на своей территории, защищая свое драгоценное собрание, он, казалось, готов был вступить в рукопашный бой.
– Вы ведете себя по-скотски, – возмутился он. – С чего вы взяли, что тут есть другие мертвецы? И что за люди, по вашему мнению, работают в музеях?
– Не знаю, доктор Робинсон. Это я и пытаюсь выяснить.
– Тогда спросите меня. Поговорите со мной, вместо того чтобы ломать ящики. Я знаю этот музей. Я знаю людей, которые тут работали.
– Вы кураторствуете всего три года, – заметила Джейн.
– Я также стажировался в музее в летние месяцы, когда учился в колледже. Я знал доктора Скотта-Карра, он был абсолютно безобидным человеком. – Куратор зыркнул на Кроу, который только что вынул из открытого ящика какую-то вазу. – Эй! Ей не меньше четырехсот лет! Относитесь к ней с уважением!
– Похоже, нам с вами пора выйти отсюда, – заключила Джейн. – Нужно поговорить.
Робинсон бросил встревоженный взгляд на трех детективов, принявшихся за следующий ящик. Он неохотно покинул хранилище и вслед за Риццоли пошел по лестнице, ведущей в галерею первого этажа. Они остановились рядом с египетским залом – над ними возвышался портал, имитирующий вход в гробницу.
– А если точнее, доктор Робинсон, когда вы здесь стажировались? – спросила Джейн.
– Двадцать лет назад, на первом и втором курсах колледжа. Когда Уильям был куратором, он каждое лето старался брать на стажировку одного или двух студентов.
– А почему сейчас у вас нет стажеров?
– В нашем бюджете не хватает средств, чтобы оплачивать их работу. Так что теперь почти невозможно привлечь сюда студентов. А кроме того, молодежь с бóльшим удовольствием берется за полевые работы – там ведь можно быть среди сверстников. И не придется сидеть взаперти в старом пыльном здании.
– Что вы помните о докторе Скотте-Карре?
– Он мне очень нравился, – ответил Робинсон. Воспоминание вызвало мимолетную улыбку на его лице. – Он уже тогда был немного рассеян, но всегда мил и обычно уделял нам много времени. Он с самого начала возложил на меня большую ответственность, так что я смог очень многому научиться. Как нигде. Даже несмотря на то, что для меня это закончилось разочарованием.
– Почему?
– У меня были слишком большие надежды. Я думал, что смогу получить такую же работу, когда закончу колледж.
– Но не получили ее?
Он покачал головой:
– В результате я стал наемной лопатой.
– Что это значит?
– Археолог-контрактник. В наше время это почти единственная работа, на которую может рассчитывать археолог, недавно закончивший учебу. Это называется «управлением культурным наследием». Я работал на стройплощадках и военных базах. Делал пробные раскопы, искал признаки исторической ценности, а затем уступал место бульдозерам. Такая работа подходит лишь для молодежи. Больших денег она не приносит, постоянно приходится кочевать с места на место, да к тому же вечно болят колени и спина. Поэтому, когда три года назад Саймон по телефону предложил мне это место, я был счастлив отставить лопату в сторону, пусть даже сейчас я получаю меньше, чем за работу в поле. Этим, кстати, и объясняется, что после смерти доктора Скотта-Карра должность куратора так долго оставалась незанятой.
– А разве музей может обойтись без куратора?
– Представьте себе. Если балом правит какая-нибудь госпожа Виллебрандт. При ней одни и те же экспонаты годами пылились в одних и тех же выставочных шкафах. – Бросив взгляд на стойку приемной, Робинсон понизил голос до шепота: – И знаете что? Она ничуть не переменилась с того времени, когда я был практикантом. Эта женщина родилась старухой.
Джейн услышала глухой стук шагов и, обернувшись, увидела Фроста, который устало поднимался по лестнице из цоколя.
– Риццоли, тебе нужно спуститься и взглянуть на это.
– Что вы нашли?
– Мы не знаем.
Вслед за Фростом Джейн и Робинсон снова направились в подземное хранилище. На полу, в том месте, где детективы осматривали содержимое еще нескольких ящиков, валялась деревянная стружка.
– Мы пытались снять вон тот ящик, и я оперся о стену, – пояснил детектив Трипп. – А она вроде как подалась немного. И потом я заметил вот это. – Он указал на кирпичную кладку. – Кроу, посвети туда фонариком, чтобы Риццоли было видно.
Джейн нахмурилась, когда Кроу направил луч света на стену. Она и впрямь выглядела слегка выгнувшейся. Один из кирпичей выпал, но сквозь эту брешь Джейн видела лишь сплошную тьму.
– Там внутри полно места, – добавил Кроу. – Когда я свечу туда фонариком, я даже заднюю стену не вижу.
Джейн обернулась к Робинсону:
– Что находится за этой кладкой?
– Понятия не имею, – пробормотал куратор, в недоумении разглядывая выгнувшуюся кладку. – Я всегда полагал, что эти стены очень прочные. Но ведь здание такое старое.
– Сколько ему лет?
– По крайней мере сто пятьдесят. Так сказал сантехник, который приходил ремонтировать туалет. Понимаете, когда-то этот дом был их семейной резиденцией.
– Криспинов?
– Ну да. Они жили здесь в середине девятнадцатого века, а потом все семейство переехало в Бруклайн, в новый дом. И тогда это здание превратили в музей.
– Куда выходит эта стена? – спросил Фрост.
Робинсон немного подумал.
– Она выходит на улицу.
– Значит, за ней не может быть другого здания?
– Нет, там должен быть тротуар.
– Давайте вынем несколько кирпичей, – предложила Джейн, – и посмотрим, что там, с другой стороны.
Лицо Робинсона приобрело встревоженное выражение…
– Если вы начнете вынимать кирпичи, все развалится.
– Но эта стена явно не несущая, – возразил Трипп. – Иначе она уже давно рухнула бы.
– Я требую, чтобы вы немедленно прекратили все это, – не унимался Робинсон. – Прежде чем вы двинетесь дальше, я должен поговорить с Саймоном.
– Так почему бы вам не позвонить ему прямо сейчас? – спросила Джейн.
Пока куратор удалялся, ни один из четырех детективов не шевельнулся – этакая живая картина, знаменовавшая уход одного из действующих лиц. Как только дверь за Робинсоном закрылась, Джейн снова сосредоточила внимание на стене.
– Нижние кирпичи даже раствором не скрепили. Просто сложили один на другой.
– Тогда на чем же держится эта стена? – удивился Фрост.
Джейн осторожно вытащила один из незакрепленных кирпичей, хотя почти не сомневалась, что остальные тут же обрушатся. Однако стена устояла.
Риццоли поглядела на Триппа:
– Что ты об этом думаешь?
– Должно быть, где-то вверху есть связь, удерживающая всю верхнюю треть стены.
– Значит, мы запросто можем вынуть нижние кирпичи, верно?
– Наверняка. Думаю, да.
Джейн нервно усмехнулась:
– Ты меня страшно обнадежил, Трипп.
Пока трое мужчин-детективов стояли рядом и наблюдали, Риццоли осторожно вытащила сначала один незакрепленный кирпич, затем второй. Она не могла не заметить, как коллеги посторонились, оставив ее один на один со стеной. Несмотря на растущую брешь, конструкция по-прежнему держалась. Заглянув в дыру, Джейн увидела лишь кромешную тьму.
– Дай мне свой фонарик, Кроу.
Тот протянул ей фонарь.
Опустившись на колени, Джейн посветила в пролом. Ей удалось различить шероховатую поверхность противоположной стены, которая находилась всего в нескольких метрах. Риццоли медленно провела по ней лучом света и замерла, наткнувшись на вырезанную в камне нишу. На лицо какого-то человека, смотревшего из тьмы прямо на Джейн.
Она отпрянула, с трудом дыша.
– Что? – спросил Фрост. – Что ты там увидела?
На мгновение Джейн лишилась дара речи. С бьющимся сердцем она безотрывно смотрела на пролом в стене – мрачное окно в камеру, которую ей совсем не хотелось обследовать. Особенно после того, что она увидела во тьме всего минуту назад.
– Риццоли?
Она тяжело сглотнула.
– Думаю, пора звать медэкспертизу.
Маура не впервые оказалась в Криспинском музее.
Несколько лет назад, вскоре после переезда в Бостон, она обнаружила упоминание о нем в путеводителе по местным достопримечательностям. Однажды холодным январским днем, в воскресенье, она распахнула парадную дверь музея и переступила его порог, готовясь к состязанию с обычными для выходных посетителями – измученными родителями, волочащими за собой скучающих детишек. Но вместо этого оказалась в притихшем здании, где в приемной обитал один-единственный экскурсовод – пожилая женщина взяла с Мауры плату за вход, после чего и помнить о ней забыла. Доктор Айлз в полном одиночестве прошла одну за другой мрачные галереи, миновала запыленные стеклянные витрины с диковинками, свезенными со всего света, и желтеющими ярлыками, которые выглядели так, будто их сто лет никто не менял. Еле живая топка не могла прогнать стужу из здания, и за все проведенное в музее время Маура так и не сняла пальто и шарф.
Через два часа она вышла из здания. Музей поверг ее в уныние. И не только он – эта одинокая прогулка словно бы символизировала ее тогдашнюю жизнь. Маура, которая незадолго до того развелась с мужем и очутилась в незнакомом городе совсем одна, без друзей, казалась неприкаянной странницей на фоне мрачного, холодного пейзажа – ее не просто не встречали, о ее существовании будто бы никто и не знал.
С тех пор она больше не возвращалась в Криспинский музей. До сегодняшнего дня.
Переступив порог здания и снова вдохнув запах старины, Маура внезапно почувствовала приступ того же самого уныния. И хотя она не была здесь уже несколько лет, тоска того январского дня снова тяжестью повисла на плечах, напоминая, что на самом деле ее жизнь с тех пор не слишком-то изменилась. Пусть теперь она влюблена, но все равно бродит одна по воскресеньям… в особенности по воскресеньям.
Однако сегодня нужно было сконцентрироваться на служебных обязанностях, и Маура вслед за Джейн спустилась вниз по лестнице в хранилище, в цокольный этаж. К этому времени детективы расширили отверстие в стене настолько, чтобы Маура могла протиснуться в него. Она остановилась у входа в камеру и, нахмурившись, оглядела гору вынутых кирпичей.
– А туда не опасно входить? Вы уверены, что стена не обрушится? – осведомилась она.
– Сверху ее удерживает крестовая связь, – объяснила Джейн. – Все сделано так, чтобы стена выглядела сплошной, но, думаю, когда-то здесь была дверь, ведущая в потайную комнату.
– Потайную? Для каких целей?
– Может, для хранения ценностей? Для складирования выпивки во время «сухого закона»? Кто знает? Даже Саймон Криспин понятия не имеет, для чего предназначалось это помещение.
– А он знал о его существовании?
– Он говорит, что, когда был ребенком, слышал о некоем подземном ходе, соединявшем это здание с другим, расположенным напротив. Но эта камера никуда не ведет. – Джейн протянула Мауре фонарик. – Ты первая, – добавила она. – Я пойду следом.
Доктор Айлз опустилась на корточки возле дыры. Она чувствовала на себе взгляды детективов, которые молча наблюдали за ней, ожидая реакции. То, что таилось в этой камере, встревожило полицейских; их молчание отбивало у Мауры охоту действовать. Она пока еще ничего не видела, но прекрасно знала: во тьме ее ждет нечто омерзительное, долго лежавшее в этой камере с мерзлым вонючим воздухом. Опустившись на колени, Маура пролезла в дыру.
За стеной обнаружилось помещение, где она с трудом смогла встать в полный рост. Вытянув руку перед собой, Маура ничего не нащупала. Она включила фонарик.
Перед ней мелькнула чья-то отрезанная голова.
Громко втянув воздух, Маура в ужасе отпрянула, натолкнувшись на Джейн, которая только что заползла в камеру вслед за ней.
– Я так понимаю, ты их увидела.
– Их?
Джейн включила свой фонарик.
– Одна прямо здесь. – Луч упал на ту голову, которую только что узрела Маура. – Вторая – вот здесь. – Сместившись, луч оказался на второй нише, где находилась другая, невероятно усохшая голова. – И наконец, третья – вот тут. – Джейн направила фонарик на выступ прямо над Маурой. Сморщенное лицо обрамлял каскад блестящих черных волос. Губы скрепляли грубые стежки – словно кто-то приговорил их к вечному молчанию.
– Скажи мне, что это ненастоящие головы, – тихо взмолилась Джейн. – Пожалуйста.
Маура полезла в карман за перчатками. Ее руки озябли, стали неловкими, потому в темноте она с трудом смогла натянуть на пальцы латекс. Джейн направила луч света на выступ, и Маура осторожно сняла голову с каменной полки. Та оказалась удивительно легкой и запросто умещалась на ладони. Копна волос ничем не была скреплена, и Маура вздрогнула, когда шелковистые пряди коснулись ее оголенной руки. «Это не просто нейлон, – решила она, – это настоящие волосы. Человеческие волосы».
Маура нервно сглотнула.
– Думаю, это тцантца.
– Чего-о?
– Усохшая голова. – Маура поглядела на Джейн. – Похоже, настоящая.
– А они могут быть старинными? Ну, например, древними экспонатами, привезенными из Африки?
– Из Южной Америки.
– Без разницы. Они могут относиться к старому собранию?
– Могут. – Во мраке Маура бросила взгляд на Джейн. – А могут оказаться современными.
Служители музея разглядывали три усохшие головы, лежавшие на столе музейной лаборатории. Безжалостный свет ярких ламп выделял каждую их деталь – от пушистых ресниц до замысловатого плетения хлопковой нити, скреплявшей губы. Две головы были увенчаны длинными, черными как смоль волосами. На третьей красовалась грубоватая короткая стрижка, выглядевшая так, словно на кукольную головку кто-то надел слишком большой женский парик. Тцантцы и в самом деле были такие маленькие, что, если бы не брови и ресницы, выглядевшие абсолютно настоящими, их запросто можно было принять за резиновые сувениры.
– Ума не приложу, с чего вдруг они оказались за той стеной, – пробормотал Саймон. – И как они там очутились.
– Это здание полно тайн, доктор Айлз, – заметила Дебби Дьюк. – Как только мы начинаем обновлять проводку и чинить сантехнику, рабочие обязательно находят что-нибудь новенькое. Какое-нибудь замурованное помещение или коридор, который совершенно не использовался. – Дебби бросила взгляд на Робинсона, стоявшего по другую сторону стола. – Помнишь, какой ужас был в прошлом месяце, после удара молнии, а? Электрику пришлось разломать полстены на третьем этаже, чтобы выяснить, как идет проводка. Николас? Николас?
Пристально разглядывавший головы куратор поднял взгляд лишь после того, как услышал свое имя.
– Да, в этом здании есть нечто загадочное, – согласился он. И тихо добавил: – Я вот думаю: а что еще мы до сих пор не обнаружили за его стенами?
– Так, значит, эти штуки настоящие? – спросила Джейн. – Это и правда усушенные человеческие головы?
– Вне всякого сомнения, настоящие, – отозвался Николас. – Сложность в том…
– В чем?
– Мы с Джозефиной просмотрели все инвентарные книги, какие смогли найти. Если верить каталогам, в собрании нашего музея и вправду имеются тцантцы. Они появились в тысяча восемьсот девяносто восьмом году – именно тогда доктор Стенли Криспин привез их из путешествия по бассейну Верхней Амазонки. – Робинсон поглядел на Саймона. – Он твой дед, я полагаю.
Саймон кивнул:
– Я слышал, что они были в нашем собрании. Но никогда не знал, что с ними стало.
– Куратор, служивший здесь в восемьсот девяностые, описал их следующим образом. – Робинсон перевернул несколько страниц инвентарной книги. – «Трофейные головы, традиционные для индейцев-хиваро, обе в прекрасном состоянии».
Поняв смысл этого описания, Маура взглянула на Робинсона:
– Вы сказали «обе»?
Тот кивнул:
– Если верить записям, в нашем собрании их всего две.
– А могла ли третья появиться позже, но так и не попасть в документы?
– Разумеется. Это одна из проблем, с которыми мне приходится бороться, – неполная документация. Вот почему я принялся за инвентаризацию – хотел наконец понять, что именно у нас есть.
Маура, нахмурившись, оглядела три усохшие головы:
– Значит, теперь вопрос в том, какая именно появилась позже. И как давно она здесь.
– Я ставлю на то, что новая – эта. – Джейн показала на голову с остриженными волосами. – Могу поклясться – сегодня утром я видела точно такую же прическу у официантки в кофейне.
– Во-первых, по внешнему виду почти невозможно определить, какого пола тцантца, женского или мужского, – возразил Робинсон. – Во-вторых, при усыхании черты лица искажаются, и представители обоих полов выглядят одинаково. Они необычные, но прическа сама по себе ни о чем нам не говорит.
– Тогда каким образом можно отличить традиционную усохшую голову от современной подделки? – поинтересовалась Маура.
– Вы позволите мне взять их в руки? – осведомился Робинсон.
– Да, конечно.
Подойдя к шкафу, он вынул перчатки и принялся тщательно натягивать их с видом хирурга, готовящегося к сложной операции. «Этот человек был бы дотошным в любой профессии», – решила Маура. Среди ее однокурсников в медицинском колледже никто не был так требователен к себе, как Николас Робинсон.
– Сначала, – сказал он, – я должен объяснить, что такое на самом деле тцантцы индейцев-хиваро. Они были предметом моего особого интереса, так что я немного знаю о них. Индейцы-хиваро жили вдоль границы между Эквадором и Перу и регулярно совершали набеги на племена своих сородичей. Воины всегда забирали чьи-нибудь головы – мужские, женские, детские.
– А зачем забирать головы? – поинтересовалась Джейн.
– Это связано с их представлениями о духе. Они верили, что человек может обладать тремя разными видами духа. Есть обычный дух – он дается каждому при рождении. А есть дух древнего ви́дения – его можно заслужить, если совершить определенные обряды. Этот дух дает особую силу. Если того, кто заслужил дух древнего видения, убивают, он переходит на следующую ступень трансформации – становится духом мщения, который будет преследовать своего убийцу. Единственный способ не позволить этому духу жестоко покарать обидчика – отрезать голову и сделать из нее тцантцу.
– А как сделать тцантцу? – Джейн бросила взгляд на три головки, по размеру больше подходящие для кукол. – Я вообще не понимаю, как можно до такой степени уменьшить человеческую голову.
– Описания этого процесса достаточно противоречивы, но в трех основных этапах большинство свидетельств совпадают. Из-за тропического климата процесс начинался сразу же после наступления смерти. Сначала вы берете отрубленную голову и одним прямым разрезом рассекаете кожу от темени до основания шеи. Затем отделяете кожу от кости. В действительности, она отходит довольно-таки легко.
Маура посмотрела на Джейн:
– Ты видела – на вскрытиях я делаю почти то же самое. Но мой надрез пересекает темя, он идет от уха до уха.
– Ага, в этот момент меня всегда начинает тошнить, – отозвалась Джейн. – Особенно когда ты откидываешь кожу на лицо.
– О да. Лицо, – продолжил Робинсон. – Хиваро отделяли и его. Это требует умения, но лицо отделялось вместе со всей кожей головы, одним куском. В результате у нас получается маска из человеческой кожи. Хиваро выворачивали ее наизнанку и начисто выскабливали. Затем зашивали веки. – Взяв в руки одну из голов, он указал на едва заметные стежки. – Смотрите, как тонко это сделано, ресницы по-прежнему выглядят абсолютно естественно. Это по-настоящему искусная работа.
«Неужели в его голосе и вправду промелькнула нотка восхищения?» – удивилась доктор Айлз. Похоже, Робинсон не заметил, как Джейн и Маура обменялись тревожными взглядами; он полностью сосредоточился на ремесле, превратившем человеческую кожу в археологическую диковинку.
Робинсон перевернул тцантцу, чтобы взглянуть на шею, которая превратилась в небольшую кожаную трубку. По задней части шеи и головы шли грубые стежки, которые почти полностью скрывались под густыми волосами.
– После снятия с черепа, – продолжал куратор, – кожу помещали в разбавленный водой сок растений и томили на медленном огне, чтобы растопить оставшийся жир. Когда последние частички плоти и жира удаляли, кожа выворачивалась на правильную сторону, и, как видите, затылочный надрез зашивался. Губы скреплялись при помощи трех заостренных деревянных стержней. Ноздри и уши затыкались хлопком. Таким образом получался мягкий кожаный карман, в который хиваро засовывали горячие камни и песок – чтобы высушить его. Затем они натирали этот «карман» углем и коптили, пока он не становился похожим на выделанную кожу животных. Весь процесс занимал не так много времени. Возможно, не более недели.