Татьяна Заостровская
Сладкая Вита
Ах, точно! Забыли впустить «Виточку» обратно из самоволки. Мы все, не сговариваясь, бежим в коридор, затаскиваем нарушительницу вместе с сумками. Катерина Ивановна, конечно, не может не слышать визг старых рам. Она выходит и грозит Витке: «Я тебе сказала! Иди через дверь. Что ты скачешь, как коза?» Но «коза» с сияющими глазами только хохочет: «Мне так удобнее, тёть Кать!» И скорее прячется в палату.
Все мы просто из себя вылезаем от любопытства, но объяснение затягивается, потому что Вита, решив взять реванш, воркует и воркует с парнем через стекло. Он сдержанно хмыкает и отворачивается. Но не уходит. А Витка раскраснелась, хохочет, рисует ему сердечки на стекле и посылает поцелуйчики.
Мимо палаты потянулись Виткины подружки из отделения. Раньше мы судили по количеству добытых угощений, теперь можно взглянуть живьём. Хотят посмотреть, кого подцепила необразованная хулиганка. К тому же немытая и беременная неизвестно от кого.
Событие будоражит больничное население, вздрогнувшее от несправедливости. Они бубнят друг другу примерно в таком духе: «Сколько красавиц влачат одинокое существование? Потому что нет, ну, нет нормальных мужиков! Ведь и накрасятся, и оденутся, и по местам приличным ходят, по свадьбам, а никак не познакомятся. Да хоть с каким уже, если честно, более-менее достойный. А эта!»
Витка игнорирует недоумение, зависть или презрение случайных товарок, она занята. Решила «добить» кавалера и переодеться в халатик, прямо на его глазах. Он смущается и показывает на часы. Витка хохочет, нисколько не огорчившись, машет рукой, провожая. И быстро, обвязав пояском квадратную фигурку, хватает сумки.
– Угощаю! Смотрите, что он мне напокупал! – царским жестом рассовывает нам свои богатства, не успевая налюбоваться апельсинами, конфетами, шоколадками, большими и маленькими.
– Куда тебе столько? – Тамара недоуменно вертит конфету в руке.
– Вот и Лёха говорит: «Куда тебе столько конфет? Ты и так сладкая!» – Вита набивает карманы и, обежав отделение, возвращается.
Подробности знакомства достаются нам сильно приукрашенными. Но самой Вите непонятно удивление слушателей. Ну, села в автобус, поехала, он там стоял, место ей нашёл, потому что она сразу сказала, что беременная.
– Зачем? – Тамара поджимает губы, как баба Ната.
– А чё? Мне же надо было сесть! А Лёха сразу дядьку с места сдёрнул и меня посадил. Ко мне заехали, вещи взяли, а помылась уже у него, – многозначительно подмигивает Витка, заканчивая рассказ.
– Как? Так быстро? Через полчаса? – Тамара бурчит еле слышно, в который раз перекладывая вещи на тумбочке.
– А чего тянуть? – Витка наслаждается вниманием, – дело молодое! Он тут на вахте, снимает квартиру с другом, а мне что дома делать? А у него ванна и горячая вода.
– Тебе же нельзя, – ахает впечатлительная Оля, забыв о своём несчастье.
– Кто сказал? Мыться нельзя? Да я под душем, – Витка грызёт большое яблоко.
– Нет, – Оля краснеет, ну, это… того, нельзя же, когда на сохранении.
– А я сказала, что мне нельзя, а он всё равно повёл к себе, прикинь! Просто так, – Вита как будто сама удивлена, – и накормил меня! – хвастается, как ни в чём не бывало. Подумаешь – приврала, чтобы позлить «правильную» Тамару
– Странно, – не унимается Тома, – если секс нельзя, зачем он тогда возится с тобой? Витка моргает, не давая горьким морщинкам наползти на лоб:
– А вот влюбился, понравилась я ему! – с тем же вызовом она добавляет, – и потом, секс, он разный бывает, Тамарочка, вы забыли?
Вита называет на «Вы» только Тамару, и сейчас это звучит оскорбительно.
– Катерина Ивановна! Ну почему я должна это всё терпеть? – Тамара выбежала в коридор, наткнулась на санитарку. Уголком бумажной салфетки она промакивает глаза, делая вид, что смотрит в окно. Тётя Катя, убирая с Томиного халатика пёрышко, говорит как бы невпопад:
– Вы меня простите, Томочка, но вам нельзя так напрягаться.
Тома непонимающе смотрит на нянечку:
– Да я здесь только и знаю, что расслабляюсь. Достало уже это расслабление!
– Нет, Томочка, ты очень хорошая, правильная девочка, – тётя Катя переходит на «ты», – тебе надо научиться расслабляться. Смотри, как ты себя загнала. У-у, даже кулачки не разжимаются. А ведь так во всём теле. Ты хочешь ребёночка удержать, а сама жмёшь, жмёшь, как пресс. А ему свобода нужна. Поудобнее устроиться, уютно расположиться. И чтобы ты ни о чём не тревожилась. Понимаешь, свобода, любовь и ласка. Ему нужна просто… мягкая мама!
Тамару «девочкой» не называли уже лет пятнадцать. От неожиданности не нашлись аргументы против тёти Катиных «тёмных предрассудков». Она смогла только заворожено прошептать:
– Мягкая мама? Я попробую.
Расстановка сил в палате немного поменялась. Вита снова ходит по соседям, но теперь раздаривая им пищу. И к ужину, и для пересудов. Оля уже не плачет. Плачет Тамара. Она пересказала нам тёти Катины «предрассудки», и мы засели их пережёвывать, каждый в своём понимании. Хотя, конечно, все думаем об одном и том же. Любовь, мужчины, дети – разве не вокруг этого вертится большинство женских мыслей?
Следующая очередь плакать выпадает, по-видимому, мне. Поводов достаточно. Не выбирает меня мой ребёнок, не хочет во мне поселиться. Вроде всё нормально, но никак не получается. Надо что-то делать, что-то срочно понять.
Пока я придумала только поймать тётю Катю в коридоре. Вдруг и для исполнения моей мечты у неё припасён рецептик? Вот уже полчаса в нерешительности трусь под дверью комнатки санитарок. Зайти? Спросить? Выменять мудрость на шоколадку – мне не по силам. Почему Виткины сладости так легко ныряют в карманы? Ей удаётся горькую правду бросить в лицо и так же запросто подсластить миг чужой жизни. Я не могу, что за барьер.
Ведь это просто – протянуть гостинец, и всё! Отдать, поделиться, все так делают. Может, я жадная? Не умею общаться? Не могу. Я даже забыла, зачем пришла, уже не до мудрости, если простое действие вызывает столько мучений. «Вот вам для сладкой жизни!» – тьфу ты. И как только Витка эти глупости выговаривает. Дверь распахивается прямо перед моим носом.
– Кто тут бродит? – грозный рык бабы Наты обескураживает меня ещё больше.
– А… Катерина? – еле уворачиваюсь от тяжёлой двери
– Ушла пораньше, – баба Ната убавляет грозность. На «автомате» протягиваю шоколадку ей:
– Вот, это… Вита передала, – так и не смогла от себя, свалила на Витку.
В палате тихо. Чтобы не будить девчонок, плачу беззвучно, сжавшись в комочек. У меня есть всё, и даже мужчина в пиджаке. Но что-то другое нужно, что-то ещё, чтобы чудо поселилось во мне. Я пришла лечиться, я не собиралась реветь. Современная медицина и технология помогут, обязательно. Чему верить, если не им? Мужчина, деньги, дом. Всё есть. А чего не хватает во мне самой? Там, внутри. Может, любви? Сможет ли медицина подсказать мне это.
В середине ночи нас разбудили крики и мат. В приёмном покое бурно обсуждали что-то. Бухнула дверь, остался только один возмущённый голос. Крик перешёл в громкий шепот, по большей части нецензурный. Дверь открылась, на пол шлёпнулась сумка, кто-то, чертыхаясь, застелил кровать: «Вот суки! Нафига мне больница!»
«Заткнись и спи, утром доорёшь», – Витка спросонья не дала развиться дискуссии. Новоприбывшая буянка, действительно, заткнулась. И начала с того же места утром, дождавшись, когда мы проснёмся.
День грядущий приготовил нового, невиданного персонажа. Мысли, сомнения и переживания, – всё ушло на задний план. Крепкая деваха лет тридцати, пытаясь, по Томиной просьбе, материться хотя бы через слово, излагает претензии всему отделению. Её не устраивает всё: привезли среди ночи, плохо осмотрели, зря выписали лишние анализы и ненужные таблетки.
– А на хрена ты «скорую» вызвала, – лениво переспрашивает Витка, завтракая колбасой. Сегодня, на удивление, токсикоз взял передышку. Новенькая в очередной раз объясняет, что абсолютно здорова, а «скорую» вызвал муж, когда ей немного «кольнуло» в боку:
– Да я знаю, что у меня всё в порядке! – бьёт она себя в грудь, доказывая почему-то Тамаре.
– Люба, подождите результатов первых анализов и обхода врача. – Тамаре не хватает только белого халатика.
– Так я могу и дома подождать. Что за система! Не хочу в этом гадюшнике вылёживать, у меня мужик дома, он что, один должен ночевать? – Люба приводит самый веский аргумент. Тамара поджимает губы:
– Надо лечиться, а вдруг что не так? Раз попали сюда – долечитесь.
Тамарина вера в медицину только усиливает клёкот в Любином котелке. Скандалистка с нежным именем Любовь настаивает на своём богатырском здоровье так упорно, что слушать это хуже, чем пересказ болячек.
Тома никак не может выпутаться из дискуссии, и, когда в палату заглядывает её муж, она бросается к нему. Обомлев от натиска, спаситель несмело обнимает в ответ и ведёт непричёсанную Тамару в процедурную, придерживая за плечи.
Суровая баба Ната тут как тут: «Что за ор? Операции идут!». Вита успевает закатить апельсин в огромный карман доисторического кроя и подмигнуть. Баба Ната кивает бледной Олечке – пора на операцию.
Люба приглушает голос под суровым взглядом санитарки: «А с девчонкой что?» И, выслушав ответ, наконец-то затыкается. Передышка заканчивается во время обхода. При виде врача Любин котелок включается на полную.
Врач, молодая, очень деловитая и знающая, сдалась быстро, сунув бумажку с выписанными лекарствами и уколами. Вызванная на подмогу баба Ната переводит рекомендации врача, рявкнув: «Женщина! Пришли лечиться и не скандальте тут! Врач сказал «уколы», значит – уколы!»
Перешибить бабы Натину закалку Любе не по силам. Крик переходит в бубнёж. Еда, условия обитания, персонал и вся система здравоохранения – всё подвергается обструкции. Она как будто начитывает в невидимый диктофон компромат, рискуя собой ради выявления всех недостатков Витка восхищённо не перебивает, качая головой при самых виртуозных матерных оборотах: «Да ты просто депутат, Любаня!» Но Люба не ведётся на лесть. Зло зыркнув на Витку, уходит обсуждать и жаловаться в соседние палаты с явным намерением взорвать оплот медицины..
Даже Олино возвращение проходит незамеченным, она спит после наркоза. А взъерошенная голова жениха то и дело мелькает под нашими окнами
Несмотря на шум от новой соседки, Витка не уходит из палаты. Всё, что не успела раздарить вчера, догрызает с блаженной улыбкой. «Вит, тебе плохо не будет?» – доводы не действуют. Она читает книжку, жуёт и посматривает в окно. Как мы все, как любая в отделении.
«Люба, слазь с дуба», – Витка улыбается, но «депутатка» не слушается. К вечеру она уже поцапалась со всеми окружающими, просто как ходячее зло, которое должно было появиться, чтобы сплотить всех остальных.
