Татьяна Осипцова
Больше, чем любовь
Возможно, она скучала от безделья. Прежде весь день был занят: работа, магазины, забота о ребенке и муже, стирка, уборка, готовка. А здесь она жила почти как в гостинице. Борина скатерть-самобранка работала исправно. Продукты, а то и готовые блюда, привозил он сам. К тому же они часто ужинали в ресторанах. Он отвозил белье в стирку, а одежду в химчистку.
Убирать тоже нечего: к приходу Наташи с работы Ирина Романовна успевала навести порядок везде, не заходила только в спальню. Сына рядом не было, а муж, то есть любовник, сам заботился о ней.
Заметив в Наташе перемену, Борис решил ее растормошить, предложил собрать гостей. Она согласилась.
Однако ни один из Бориных приятелей Наталье не понравился. В основном это были немолодые мужчины, и она смотрела на них с подозрением, предполагая, что это такие же, как Боря, дельцы. Их жены были увешаны бриллиантами, без конца болтали о тряпках и очень походили на бывших официанток. Наташа за весь вечер рта не раскрыла.
Когда гости отчалили, Борис пробормотал:
– Кажется, я сглупил. Ведь знал, что эта компания не для тебя… Хотя ты им понравилась.
– То-то этот носатый глаз с меня не спускал, если б не жена, он бы мне под юбку полез!
– Это вряд ли… Он прекрасно знает, что мне его даже на дуэль вызывать не надо, так, кислород перекрыть чуть-чуть – и нет его. А может, твоих друзей пригласим? Я уж и не знаю, как тебя развлечь!
– Нет, обойдемся без гостей.
«Кого я могу пригласить сюда? – раздраженно думала она. – Однокурсниц, приятельниц с работы? Чтобы Галина Федоровна увидела эту квартиру и умерла на месте?»
Как-то, болтая в постели, она рассказывала Пахомову про эту сослуживицу. Галина с мужем и тринадцатилетней дочерью живет в пятикомнатной коммуналке, кроме них там еще одиннадцать жильцов. Комната – двадцать метров, поэтому их даже не ставят в очередь на кооператив. Чтобы не развращать ребенка и не искушать мужа, женщина уже два года спит с дочерью вместе, а он на раскладушке.
– Она говорит, что муж из-за этого бесится, все-таки мужчина… – посочувствовала тогда Наташа.
– Был бы мужчиной – изменил бы ситуацию, – фыркнул в ответ Пахомов. – Кто он по жизни?
– Младший научный сотрудник.
– Рублей 120–140? И, естественно, не прирабатывает.
– Он кандидатскую пишет.
– Сколько ему?
– Где-то около сорока.
– Самое время! Я свою в двадцать шесть защитил. Один мой приятель весь пятый курс маклером работал – на себя, естественно, – и в результате цепочки из дюжины вариантов выменял свою восьмиметровую комнатку на однокомнатную квартиру. А еще через год поменял ее на двухкомнатный кооператив, потому что женился. Другой знакомый три года вместо отпуска на шабашку ездил, а после купил развалюху в Парголове и построил классный дом.
– А как ты свою квартиру получил?
– Я тебе уже говорил.
– Нет, ту, на Комендантском.
– Купил кооператив. В любой кооператив можно без очереди за деньги просочиться.
– Как все просто у тебя!
– Да, просто! Я не хотел жить с родителями и не стал! Я мог купить только однокомнатный кооператив, а мне нужна была двухкомнатная квартира – я оформил фиктивный брак и купил ее. Потом развелся – всего-то в пятьсот рублей обошлось! А иждивенцы по жизни будут до конца своих дней мучиться в коммуналке, ссылаясь на обстоятельства и проклиная закон, который ставит на очередь лишь с шести метров на человека. В конце концов, на меньшую комнату могли бы обменяться, помучиться чуть-чуть, и получить квартиру!
– Не все же такие предприимчивые, как ты, – довольно ехидно заметила Наташа.
– Благодаря этой предприимчивости ты пять лет жила в трехкомнатной квартире, – напомнил Пахомов.
Сейчас, вспомнив тот ночной разговор, Наташа вздохнула.
Боря обнял ее, заглянул в глаза:
– Что с тобой?
– Сама не знаю, как-то пусто.
– Может, Димку привезти? – предложил он.
– Нет, ему на даче хорошо, и к новому садику он привык. Мне надоело безделье, я же ничего не делаю. Хожу на работу, потом жду тебя, а ты иногда задерживаешься, и я не знаю, что делать. Телевизор смотреть?
– Можно видеомагнитофон. У меня на работе стоит. Навезу тебе иностранных фильмов, будешь смотреть и потом мне рассказывать.
– Нет, боюсь, я его сломаю.
– Ломай на здоровье.
– Нет, не хочу.
– Да что ж тебе нужно тогда? – начал он терять терпение.
– Наверное, простой человеческой жизни с ее проблемами и трудностями. Слишком у нас все гладко, вот этого я и боюсь… Все время чувствую себя не в своей тарелке – и на работе и здесь. Будто что-то чужое взяла.
– Что тебе мешает?
– Твои деньги. Вернее, то, как они тебе достаются.
В конце концов Пахомов вышел из себя.
– Да ты понимаешь, что десять из десяти твоих подруг были бы счастливы оказаться на твоем месте? Птичьего молока тебе не хватает?!.
– Мне все время кажется, что ты меня покупаешь.
– Да не покупаю, глупая, а завоевываю. Я каждый день боюсь, что приду, а тебя нет.
– А если я и вправду уйду? – она сама не поняла, зачем сказала это.
Глаза Бориса сверкнули неожиданной злостью.
– Не думай, я не покончу жизнь самоубийством! Впрочем, – сказал он вдруг холодно, – может, тебе и вправду стоит уйти и подумать? Хочешь ли ты быть со мной, хочешь ли ребенка от меня? Повторяю, я измениться не могу: я такой, какой есть.
– Значит, измениться должна я?
– Да. Решай. Даю тебе три дня. Если в четверг не вернешься, я буду считать, что все кончено.
И он вышел из комнаты, не взглянув на нее. Через минуту хлопнула входная дверь.
Поначалу Наташа растерялась. Она не ожидала такого поворота, но не идти же на попятный?..
Ничего страшного, подумала она, поеду домой, разберусь в своих переживаниях… За пару дней Боря остынет и все образуется.
Глава 7
Приехав в квартиру мамы, она позвонила Людке. Подруга тут же примчалась, благо жила в соседнем доме.
Выслушав Наташу, Людка попыталась убедить, что она с жиру бесится:
– Живи за таким мужиком, как у Христа за пазухой. Забот тебе не хватает?.. Роди ребенка и их выше крыши будет, даже при полном комфорте. Тем более, он сам этого хочет… Любит, уважает, заботится – чего тебе еще?
Наташка не могла даже Людке рассказать, откуда у Пахомова такие большие деньги. Как никогда не призналась бы в том, что однажды стащила на работе пачку писчей бумаги и копирку – копирка была дефицитом, а бумага, хоть и недорого стоила, но расходилась у Сашки с катастрофической быстротой. Она знала, что многие бравируют подобным мелким воровством, это тоже называется «достать», но ей было стыдно даже перед собой.
Темпераментная подруга разошлась:
– Недовольна, что мужик крутиться умеет?.. Хочешь, чтоб он жил на одну зарплату?.. Не нажилась еще в нищете, работая на двух работах и перелицовывая старье?
– У нас с ним разное представление о душевном комфорте…
– Не смеши меня! Разве это повод, чтобы разойтись? Вот мой пил запоями – это повод, я и развелась! Ты вокруг оглянись! Кто у нас лучше всех живет? Партийцы, работники торговли и официанты! Кстати, меня тут с одним мясником познакомили, чтоб отовариваться без проблем. Ничего мужичок, жаль, что женатый… В конце концов, Наташка, о сыне подумай, как ты одна его будешь поднимать?
– Да я и так, считай, все на себе тянула, привыкла…
– Не напласталась еще?
– Понимаешь, с Сашкой я сама решала, как жить, что делать, сама за все отвечала…
– Ну и чем это закончилось? – вставила Людка.
– А Пахомов, он хозяин по жизни, по своей сути! И, несмотря на заботу, подарки, он станет и моим хозяином, а я всегда буду у него в подчинении.
– По-моему, это нормально, во всяком случае, с таким мужиком, как он. Умница, красавец, одни усы и улыбка чего стоят! Если вы расстанетесь – это будет самый дурацкий поступок в твоей жизни.
– У меня еще два дня на размышление.
– Да тут и думать-то нечего!
– Я самостоятельный человек.
– А что такого самостоятельного ты в жизни сделала? Полы по утрам мыла? Статьи Сашкины перепечатывала? Платья себе шила?
– Хотя бы!
– Тоже мне, достижение… Повторяю, любая на твоем месте не задумывалась бы. Любит, заботится, деньги зарабатывает – и ладно. А тут так любит, от всех забот избавил, денег у него немерено… Я конечно, всегда знала, что ты принципиальная, но не думала, что при этом еще и идиотка! Завтра же позвони ему, а то потом локти кусать будешь. Жаль, не могу проконтролировать – уезжаю в дом отдыха почти на месяц. Вот бы подцепить там такого, как твой Пахомов! – мечтательно закатила глаза Людмила.
Но назавтра Наташа Боре не позвонила, она решила дотянуть до последнего. Конечно, она вернется, только пусть он вначале помучается.
А в четверг рано утром раздался телефонный звонок. Немолодой женский голос спросил Наталью Дмитриевну Соловьеву.
– Я слушаю, – удивленная такой официальностью, ответила Наташа.
– К нам в больницу привезли Соловьевых, Александра Николаевича и Николая Петровича. Это ваши родственники?
– Да, муж и свекор, а что случилось?
– Автокатастрофа. Еще две женщины, которые были с ними в машине, погибли практически сразу.
У Наташи в груди похолодело.
– Кто был с ними?
– Сейчас посмотрю, их в морг отвезли…
Уточнение последовало после небольшой паузы:
– Соловьева Алла Георгиевна и Межевая Елена Юрьевна.
«Боже мой, Сашина мама! А вторая, наверно…»
– А что с Сашей и Николаем Петровичем?
– Соловьев А. Н. в реанимации, состояние стабильно тяжелое.
– К нему можно?
– Пока нет. А вот старший, его из реанимации перевели, но совсем тяжелого, а персонала, сами понимаете…
– Хорошо, я сейчас же приеду. Адрес подскажите.
В этот день Борис вернулся с работы рано. Привез цветы, коньяк, шампанское и кучу всяких деликатесов, чтобы устроить праздник при свечах. Он был абсолютно уверен, что Наташа вернется. Весь вечер провел у окна, наблюдая за улицей и вздрагивая от каждого телефонного звонка, но Наташа так и не вернулась, не позвонила. В полночь он открыл коньяк и выпил залпом полстакана. Затем взял телефонную трубку, набрал Наташин номер, но там никто не отозвался. Тогда он позвонил Свиридову.
– Андрюха, она не вернулась.
– Может, именно сейчас едет? Ты ей звонил? – поинтересовался друг.
– Звонил. Не отвечает. Не хочет, или… Ладно, подожду до завтра.
Назавтра Наташа не объявилась. Дома не поднимали трубку. Андрей уговорил Бориса позвонить ей на работу, – нет и там, и коллеги ничего не знают. Вечером они вместе обзванивали больницы, обращались в милицию – ничего. Пахомов позвонил на дачу. Выяснил, что Наташа не приезжала и не звонила. Не говоря, что Наташа исчезла, он предупредил Ольгу Павловну, что вряд ли они приедут на выходные.
А в это время на руках у Наташи умирал Николай Петрович.
Сутки она провела возле него, меняя утки, пытаясь накормить больничной кашей. Голова свекра была перебинтована, оставались только рот и глаза, постоянно закрытые. Один раз появился доктор, пощупал пульс, заглянул под веко, назначил капельницу. Сестра поставила ее и удалилась. Наташу удивляло, почему больного не пытаются вывести из бессознательного состояния, но она рассудила, что медикам виднее. На вторые сутки Николай Петрович ненадолго пришел в себя, узнал Наташу, прошептал: «Как Аллочка?» и вдруг, видно, вспомнив, что жена погибла, заплакал и опять впал в забытье.
Через некоторое время дыхание его изменилось, из груди стали слышны прерывистые хрипы. Испугавшись, Наташа поспешила на пост, но медсестры там не оказалось. Она нашлась в ординаторской на другом конце коридора. Сестра взглянула на больного и побежала искать дежурного врача. Пока нашли его, свекор почти перестал дышать. Врач посмотрел зрачки, взял его за руку и сел рядом.
– Уходит.
– Как уходит? Делайте же что-нибудь! – возмутилась Наташа.
– Ничем не помочь. Слишком много травм. Обширнейшее кровоизлияние в мозг. Даже если бы он каким-то чудом выкарабкался – поверьте, это была бы не жизнь…
Несколько минут они провели в молчании, следя за тем, как дыхание умирающего становится все реже.
Наконец Николай Петрович судорожно вздохнул в последний раз и затих.
Наташа впервые видела смерть, и была буквально раздавлена. Мелькнула мысль: «Надо позвонить Боре, он знает, что делать», но тут врач сказал:
– Кстати, ваш муж пришел в сознание, вечером его перевели в палату.
– К нему можно?
– Да, конечно. Пойдемте, я вас провожу.
Весь следующий день она провела у постели Саши. Потрясенный известием о смерти отца, матери и любимой женщины, он впал в отчаяние и замкнулся. Его не удивило, что Наташа рядом, он только попросил:
– Позвони отцу на работу, у тебя есть телефон?
– Да.
– И в редакцию.
– Это была она?
Саша прикрыл глаза и отвернулся.
Она позвонила на работу свекра, там обещали взять подготовку к похоронам Николая Петровича и Аллы Георгиевны на себя. Связалась с редакцией, сообщила о трагедии. Попыталась дозвониться до Бори, но телефон был занят. Несколько раз повторила попытку – безрезультатно.
Она решила, что, когда Саше станет лучше, приедет и все ему расскажет. Еще она позвонила на работу и попросила отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Известила маму, велела ехать с Димкой домой.
Медсестра не позволила больше занимать телефон.
В день похорон свекров Наташа опять звонила Боре. Дома никто не отвечал, а на работе сказали, что он будет не раньше, чем через две недели.
Состояние мужа врачи оценивали, как тяжелое: серьезная травма позвоночника, вызвавшая паралич ног; кроме того, сотрясение головного мозга и перелом ключицы.
Обездвиженный, он был практически беспомощен, и Наташа постоянно находилась возле него. Меняла утку, подкладывала судно, обтирала против пролежней, кормила. Она внимательно следила, как сестры делают уколы и ставят капельницу. Саша был подавлен, молчал, равнодушно принимал еду и лекарства из Наташиных рук. Спустя три недели после аварии его выписали из больницы.
Казалось, Саша не заметил переезда. Он был безучастен ко всему, и это пугало. Еще в больнице Наташа говорила об этом с невропатологом, тот сказал, что нужна помощь психиатра и время. О перспективах лечения позвоночника врач говорил туманно, ссылался на опыт Дикуля, и советовал обратиться в Москву, если есть связи. Наташа была уверена, что у Бори есть связи, он все может.
Ольга Павловна привезла Димку. Мальчик сильно испугался: ему было непонятно, почему папа не шевелится и не обращает на него внимания. А Саше, казалось, было все равно – он даже не заметил, как сына увезли.
Наташа не знала, что еще сделать, чтобы победить его апатию. За последние недели она осунулась, ей постоянно хотелось спать, она думала, это из-за усталости, и не сразу поняла, что беременна. Опомнилась, когда слопала в один присест целую селедку и ее вывернуло.
«Вот уж некстати, – подумала она, все сообразив и подсчитав, – а, впрочем, кстати! Наверное, Боря уже вернулся. Завтра же поеду к нему, все расскажу, и мы опять будем вместе. А Сашку мы не бросим, пока не выздоровеет. А почему завтра?.. Всего десять часов вечера. Надо позвонить Людке, ведь она еще ничего не знает».
Она перенесла телефон на кухню и прикрыла дверь.
– Людка, привет, это я.
– Слава богу, позвонила! А я вернулась вчера вечером, звоню вам, а Борька таким странным тоном отвечает: «Она здесь больше не живет». На работу сегодня звонила – говорят, опять в отпуске. Ты где вообще? Неужели так и не вернулась в Пахомову?
– Ох, Людка, за это время столько всего произошло! Свекры погибли в аварии, и Сашкина женщина тоже, а сам он парализован. Его только вчера из больницы выписали. Мы сейчас в квартире его родителей…
– Господи! Когда это случилось?
– Буквально через день после того, как мы с тобой тогда говорили. И так сложилось, что Боря до сих пор ничего не знает – ни про аварию, ни про то, что я беременна.
– Беременна? От Бори?
– Что ты глупые вопросы задаешь? Я должна ему все рассказать. Людочка, приезжай, побудь с Сашкой. Это не трудно, я тебе все объясню. Только прошу, побыстрее, возьми такси, деньги у меня есть. И в дверь не звони, будет открыто.
Подруга приехала через полчаса.
– Я все еще в себя не приду. Бедный Сашка! Как это случилось?
– Сама подробностей не знаю, а он молчит… Петрович до самой смерти был без сознания, умер при мне. Ты не представляешь, как это страшно!.. Потом в больницу следователь приходил – ведь возбудили уголовное дело. Он сказал, что на мокром асфальте была листва, и вроде какая-то легковушка пошла на обгон машины свекра, а на встречной полосе фургон с прицепом затормозил, и его занесло. Николай Петрович, видимо, пытался увернуться, но его тоже занесло. Машина полетела в кювет, перевернулась несколько раз… Алле Георгиевне перерезало сонную артерию стеклом. Сашина подруга тоже скончалась на месте… И Боря до сих пор ничего не знает. Вначале я не дозвонилась, а часто звонить в больнице не дают. Потом он уехал куда-то… А сегодня я сообразила, что беременна. Уже почти месяц задержка. Мне надо ему все рассказать. Я быстро.
Все это она говорила, лихорадочно собираясь.
– А если Сашке что-нибудь понадобится?
– Не позовет, не входи. Может, он и не заметит, что меня нет. Все что надо, я, по идее, сделала. Утку поменяла, укол вколола. Он должен часов до семи утра проспать. А я к девяти вернусь.
– Как – к девяти? Я в это время уже на работе должна быть! – Людка схватила подругу за рукав, останавливая уже в дверях.
– Ну, тогда к восьми. Железно! Все. Я побежала.
Наташа поймала такси и через двадцать минут была у Пяти углов. Расплатившись с водителем, дальше пошла пешком, надеясь унять волнение. Всю дорогу она гадала о том, какой будет эта встреча, как она станет объяснять все Пахомову. Рассказать вначале о несчастье, или порадовать тем, что у них будет ребенок?
Она посмотрела на Борин дом. Окна комнат выходят во двор, зато в кухне горит свет.
Буквально взлетев на второй этаж, она бесшумно открыла дверь своими ключами. В коридоре было темновато, из комнаты доносилась музыка. Желая устроить Пахомову сюрприз, она тихонько сняла пальто и собиралась повесить его на вешалку, когда дверь в гостиную распахнулась и оттуда буквально вывалилась девица в одной лишь Бориной рубашке. За ней еще одна, в комбинации. Наташа окаменела. Девицы, взявшись за руки и шепчась, направились к ванной и тут заметили в полутемной прихожей Наташу с пальто в руках. Девица в рубашке бросилась обратно в комнату, а вторая сначала завизжала, а потом принялась хохотать, как сумасшедшая.
В дверях показался Пахомов, в одних джинсах и босой. Было видно, что он выпил немало, но хочет казаться трезвым. Не спуская с Наташи налитых кровью глаз, он втолкнул обеих девиц в комнату.
– Ну и что тебе здесь нужно?.. – едва сдерживая бешенство, поинтересовался он.
– Ничего, – ответила она непослушными губами, положила ключи на тумбочку и покинула квартиру.
Борис несколько секунд смотрел на захлопнувшуюся за ней дверь, затем вернулся в комнату и плюхнулся на диван. Девицы щекотали Андрея, тот вяло отбивался.
– Это была она?..
– Угу, – мрачно кивнул Пахомов.
– И что сказала?
– Ничего.
– Да пошли ты ее… – предложил Свиридов.
– Уже послал! Эй, девчонки, кто хочет еще выпить?
Глава 8
Она не помнила, как добралась до дома. Шла пешком, будто на автопилоте, и оказалась у дверей в половине второго ночи.
– Ты что так рано? – удивилась Людка.
– Поздно, – чужим голосом ответила Наташа. – Уже все поздно. У него дома две голые девки, и он сам… голый…
У нее началась настоящая истерика. Людка как могла, пыталась ее успокоить. Налила валерьянки, улеглась с ней вместе в постель. Наталья долго рыдала, бормотала проклятия в адрес Пахомова, а потом затихла и уснула на плече у подруги.
А утром она выглядела абсолютно спокойной. Людку столь резкая перемена даже удивила.
– Что ты решила?
– Я все решила. Только очень прошу, не вмешивайся, не звони ему.
– Стану я этому кобелю звонить! Месяц ему, видишь ли, не потерпеть! Сам еще опять к тебе прибежит, а ты его помурыжь… Пусть объясняется и прощенья просит!
– Не будет он просить прощения. Но ты все равно не звони. Сама разберусь.
Она связалась с Ириной Романовной и предупредила, что завтра днем зайдет занести Боре кое-что.
Когда она появилась в квартире на Ломоносова, Ирина Романовна встретила ее с извиняющимся лицом.
– Я сказала Боре, что вы зайдете, и он просил передать вам вот это, – старушка указала на чемодан, с которым они ездили на юг.
Наташа молча открыла его, отобрала несколько своих вещей, оставив все, что купил ей Пахомов. Положила сверху два золотых кольца, цепочку с кулоном, браслет. Захлопнув чемодан, обернулась к Ирине Романовне.
– Свое я забрала, а остальное передайте Борису.
– Что у вас случилось, Наташенька? – участливо спросила пожилая женщина.
Наташа резко ответила:
– Ничего особенного. Просто мы не подходим друг другу. Извините, я спешу.
Миновал месяц. Из НИИ Наташе пришлось уволиться, вместо этого она устроилась в два места уборщицей. В день была занята часа три-четыре, остальное время пролетало в заботах о Сашке.
Он по-прежнему оставался замкнутым, почти не разговаривал, целыми днями пялился в потолок, погруженный в свои невеселые мысли. Чтобы хоть как-то отвлечь его, Наташа купила с рук переносной цветной телевизор, который он мог включать из постели. Это немного помогло. Перестройка и гласность в СССР набирала темпы. И на центральных программах, и на ленинградской появились новые передачи, в которых открывали историческую правду и откровенно говорили о нынешней ситуации в стране. В эфир пускали прямые репортажи с митингов и съездов. Всегда интересовавшийся политикой, Саша увлекся, смотрел все подряд, а после пересказывал жене. Наташа особо не вникала, слушала вполуха, но была рада, что муж понемногу забывает о трагедии.
Объявилась Людка, где-то пропадавшая больше трех недель. Подруги устроились на кухне. Пока Наташа заваривала чай, Людка принялась делиться новостями.
– Я с таким кадром познакомилась! Моряк, старший механик, десять лет в загранку ходит. Денег – куры не клюют! Такси, рестораны! Квартира, машина и, главное – разведенный. Я явно в его вкусе, он говорит: хорошего человека должно быть много. Ну и сам он не худенький. Завтра поеду к нему на пароход.
– Зачем на пароход, – не поняла Наташа, – если у него квартира есть?
– Проводить в рейс. Чужих туда не пускают, только жен и невест.
– Он что, предложение сделал?
– Попросил ждать из рейса. Надолго уходит, на четыре месяца.
– И ты будешь столько ждать? Что-то не верится…
– Посмотрим. Если кто-нибудь поинтересней не подвернется. Ну, а ты как? Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– А как Борька на известие о беременности отреагировал? Небось, обрадовался?
– А я уже не беременна, – спокойно ответила Наташа, ставя перед подругой чашку с чаем.
– Что?.. Неужели вы так и не помирились? Да он бы для тебя… Дура ты, Наташка, – продолжила Людмила после небольшой паузы. – Я тут поразмышляла на эту тему и пришла к выводу, что на разовые измены не стоит обращать внимания.
У мужиков, если не для души, а для тела – не считается. Я так поняла, что моряки почти в каждом порту того… с девушками легкого поведения. Но на семью не влияет. Это не по любви, а чтобы сперма в голову не ударила.
– Ну, ты, Людка, как ляпнешь! – не слишком весело усмехнулась Наташа.
– Как думала, так и сказала. Короче, чтобы не рехнуться. Так что ты, может, зря на него обиделась, и уж точно зря аборт сделала.
– Зря?.. – крикнула Наталья, но, вспомнив о муже в соседней комнате, заговорила почти шепотом. – На мне Сашка парализованный, Димке еще пяти нет. И я буду с пузом! Все. Проехали. А ты не вздумай Пахомову звонить. И хватит о нем! Скажи лучше, что с продуктами делать? Ни черта не достать, на очереди по два часа в день уходит. То одно с прилавков пропадает, то другое. Вчера за пельменями стояла – так чуть до драки не дошло…
Людка сдержала обещание, но Пахомов позвонил ей сам. Они встретились возле Публичной библиотеки, прошли по Садовой до «Баку», устроились в баре. Боря заказал по коктейлю, закурил и довольно долго молчал под укоризненным взглядом Наташиной подруги.
– Даже не знаю, что и сказать, – наконец заговорил он. – Наташка тогда исчезла, ее нигде не было. Я подумал, что это конец. Я ведь не знал об аварии, а вчера мне мать позвонила и… Ты в курсе, из-за чего мы поссорились?
– Да. И лично я считаю ее чистоплюйство глупостью.
Боря невесело хмыкнул.
– Я ей говорила, чтобы прекратила дурью маяться и к тебе возвращалась. Она вроде согласилась, но из упрямства решила не торопиться, и тут позвонили из больницы. Через день у Наташи на руках Николай Петрович умер, а Сашка никакой, парализован. Она пыталась с тобой связаться – не вышло, а постоянно звонить из больницы ни времени, ни возможности не было. Потом ты уезжал.
– Могла Ольгу Павловну попросить. Сторожа отлучились, а она с Димкой уехала, даже записки не оставила. А ты-то почему мне не позвонила?
– Я в отпуске была, сама чуть не через месяц узнала, в тот день, когда она к тебе рванула, сообщить, что беременна…
Сообразив, что проговорилась, Людка испуганно прикусила губу.
– У нас будет ребенок? – просиял Пахомова.
– Погоди, Борь, не радуйся, и не психуй. Никакого ребенка не будет… Сам виноват – подождал несколько дней, и свалил. А вернулся – сразу по бабам. И что ей делать? В ножки тебе поклониться: возьми меня, Борик, с ребеночком, а шлюх своих выгони? Или они ей пригрезились?
– Она сделала аборт? – ужаснулся он.
– А что такого? У нас не Америка и не католическая страна. Я считаю, рожать или не рожать – дело женщины.
– Я с тобой не согласен. Она должна была мне сказать, – Пахомов в бессилии сжал кулаки.
– Все мужики с этим не согласны, только одни против абортов, а другие – против родов, – съехидничала Людка. – Но ваше дело тут маленькое, не во всякий микроскоп разглядишь. А носить, рожать, воспитывать – кому? Женщинам!
– Где она? В квартире Соловьевых? – спросил Пахомов.
– А где еще? За Сашкой целыми днями ухаживает. С работы уволилась, теперь уборщицей в двух местах.
– Можешь уговорить ее встретиться?
– Нет уж, я и так слишком много рассказала, а она просила не вмешиваться.
Хотя в глубине души Наташа ожидала, что Борис может появиться, однако столкнувшись с ним в дверях парадной, вздрогнула от неожиданности. Он подался к ней, хотел обнять, но она отпрянула. Наткнувшись на ее колючий взгляд, он опустил руки и спросил:
– Тебе не кажется, что нам стоит поговорить?
Она ответила подчеркнуто холодно:
– Не о чем нам говорить. Пусти, я на работу опаздываю.
– Я подвезу.
– Сама дойду, здесь рядом.
– Ну хотя бы проводить себя ты позволишь? – попробовал улыбнуться Боря.
«Еще скалится!» – с ненавистью подумала она, глядя на ровные белые зубы.
– Как хочешь, мне туда, я спешу.
Она быстрым шагом двинулась в сторону улицы Софьи Ковалевской. Боря шел рядом и молчал. Просто не знал, с чего начать. Смотрел на нее и думал с жалостью: «Бедная моя девочка. Как она похудела, осунулась».
Отперев дверь в ателье, Наталья сказала в его сторону:
– Мне переодеться надо, – и скрылась в каком-то закутке.
Спустя пару минут она вернулась в синем халате, с косынкой на голове и в резиновых перчатках.
– Через час сюда люди придут, мне надо успеть все убрать, – бросила она через плечо, берясь за швабру.
Борис помолчал с минуту, наблюдая за ней, потом заговорил.
– Прямо не знаю… Это какое-то дикое стечение обстоятельств! Поверь, я ждал твоего звонка не три дня, я искал тебя, но ты как сквозь землю провалилась… Когда Ольга Павлосна с Димкой уехали с дачи, я подумал, что ты решила таким способом исчезнуть из моей жизни. Я ведь не знал ничего, пока мне мама не позвонила. Ну почему ты мне не сообщила?
Наташа выжала над ведром тряпку, выпрямилась и обернулась.
– По-твоему, это я должна оправдываться? Так вот, ничего объяснять не собираюсь. Как ты сказал – стечение обстоятельств?.. Пусть так, будем считать – судьба.
Она опять взялась за швабру. Боря достал сигарету, но не закурил, не найдя пепельницы.
– Мы оба виноваты. Ты не позвонила, я ничего не знал… Зачем ты аборт сделала?
– Людка разболтала?.. Сделала и сделала! Тебя не касается!
– Еще как касается! Это же был наш…
– Отойди в сторону, – в остервенении возя тряпкой по полу, она подобралась к самым Бориным ботинкам.
Он отошел и встал перед зеркалом. Наташа обернулась и их взгляды в зеркале встретились. Вот он стоит: красавец, хозяин жизни, элегантный, холеный, такой же, как всегда. И она: похудевшая, совсем без косметики, в рабочем халате, с тряпкой в руках.
Боря заметил ее взгляд и все понял.
– Я знаю, что ужасно виноват перед тобой. Верю, что ты не готова простить… Но скажи, чем я могу тебе помочь?
– В твоей помощи я больше не нуждаюсь, – раздельно, со злостью, проговорила Наташа. – Живи своей жизнью, а нас оставь в покое.
– Но ты ведь знаешь, что я действительно могу помочь! Тебе наверняка деньги нужны, и у меня…
– Да знаю я, – перебила она, – у тебя возможности, связи, деньги! А у меня только маленький сын и больной муж на руках. Но мы как-нибудь обойдемся без стипендии имени великого дельца Бориса Пахомова!
Отвернувшись, она подхватила ведро и переставила его.
– А ты уверена, что не пожалеешь, что у тебя хватит сил на все?
– Не беспокойся, хватит! Надо будет – на третью работу устроюсь!
– Да на тебе и так лица нет!
– Спасибо за комплимент, – всерьез обозлилась Наташа.
– Прости, пожалуйста… Господи, ты все еще осталась глупой девочкой. Процесс взросления прошел у тебя как-то однобоко. Имея столько проблем, нельзя отказываться от помощи…
– Мои проблемы – не твоя забота, а если делать нечего – занимайся проблемами своих девок.
Боря улыбнулся: «Ревнует, может, еще не все потеряно».
– Ты об этом?.. Я же говорю, не повзрослела еще. Ну что я, по-твоему, целый год траур должен был носить после того, как ты ушла? Я ведь здоровый мужик. К тому же секс – хороший способ отвлечься.
– Вот и развлекайся, а меня оставь в покое! – в бешенстве крикнула она. – Уходи. Да как ты не поймешь: я тебя ненавижу и больше не желаю видеть! Уходи!
Пахомов молчал, грустно глядя на нее. Похоже, это все. Гордости у нее действительно на троих, она не простит. Он тихо вздохнул:
– Поверь, мне очень жаль. Прощай.
Когда дверь за ним закрылась, Наташа бросила тряпку и достала из кармана сигареты. В голове мелькнуло: «А он и не знает, что я курю. Раньше лишь иногда покуривала в компании, а теперь смолю вовсю. Сигарета успокаивает, и думается легче».
Слез не было. После той истерики Наташа вообще ни разу не плакала, даже сама на себя удивлялась. «Видимо, меня уже ничто до слез не может довести, – думала она. – Мой сказочный принц оказался обыкновенным бабником. Чем нас еще можно обидеть? Тем, что денег предложил? А что еще он может предложить? Помочь помыть Сашку, поменять ему белье, утку? Так это мне мама помогает».
