Татьяна Осипцова
Больше, чем любовь
– Андрюха, как там у вас, все нормально? Тогда прихвати двух телок и дуй ко мне, а то тошно одному в день рождения.
– Что, не обломилось? – спросили на том конце провода.
– Да уж, здесь, похоже, никогда не обломится. Давай быстренько, чтобы пораньше их выставить. Ты мои принципы знаешь – никаких ночевок.
Около полуночи девицы, получив по стольнику, сели в такси.
– Что-то на твоей лица не было, затрахал в доску? – подколол Андрей друга. – За свою цацу отыгрываешься? Я хотел было поменяться, да вижу – девка уже никакая.
– Надо было поменяться! – скрипнул зубами Пахомов.
– Да ладно, я пошутил…
– Зато я – нет. К черту ханжество и порядочность! Я ими сыт сегодня. Три года ждал, сегодня уже в руках держал – и выскользнула, как намыленная.
Он залпом опрокинул в рот рюмку водки.
– Кончай пить, – отодвинул бутылку Андрей. – Завтра башка трещать будет. Одна она на свете, что ли? Просто тебе бабы никогда не отказывали.
– Была бы она свободна! – почти простонал Боря.
– Ну, так разведи! С твоими деньжищами – и бабу не уломать? Все они продаются.
– Видимо, не все. Но проще с теми, что продаются.
– Это верно, – кивнул Андрей.
– Вот за них и выпьем!
– Хорошо. Только это последняя, у меня уже в глазах двоится, а ты еще раньше начал. Выпьем и спать.
Наташа ничком лежала на кровати и тихо плакала. В квартире было непривычно пусто, никто не мешал ей реветь.
Что она наделала? Сама мечтала, чтобы ее сны превратились в реальность, а как дошло до дела – струсила. Ведь Боря на самом деле ее любит, ерунда все эти разговоры про секс. Он всегда пытался облегчить и украсить ее жизнь – что это, если не настоящая любовь?
А она сама? Когда-то, влюбившись в Сашку, она думала, что это навсегда. Кто мог представить, что она станет мечтать о другом, плакать о нем…
Когда это произошло? Когда их с Борей взгляды впервые пересеклись, и она почувствовала дрожь в позвоночнике? Или во время танца в темной комнате на второй день после свадьбы? Или, когда, передавая ключи от этой квартиры, он признался ей в любви? Он овладевал ее мыслями и сердцем постепенно, но порой Наташе казалось, что он царил там всегда.
Неужели она больше никогда не увидит Борю, не испытает привычного волнения под его взглядом, дрожи от его прикосновения? Ей останутся только сны… А вдруг и их не будет?
Но Боря продолжал ей сниться. Наташа старалась отодвигаться в постели подальше от мужа, ей казалось, он может почувствовать, что во сне она с другим. Она избегала близости, да и Сашка стал заметно холоднее. Даже после нередко случающихся командировок он не настаивал.
Она сознавала, что уже не любит мужа – но у них семья, общий ребенок, общая жизнь…
Глава 4
Дни складывались в недели, недели в месяцы. На смену чуть не ежегодно умирающим дряхлым лидерам пришел Горбачев. С молодым генсеком время побежало быстрее. То и дело что-то происходило, и это не замалчивалось, как прежде. После взрыва на Чернобыльской АЭС страна вместе со всем миром напряженно следила за ликвидацией последствий аварии; после землетрясения в Спитаке оплакивала погибших и дружно помогала оставшимся без крова. Между этими событиями случился кровавый этнический конфликт в Нагорном Карабахе. Активный и энергичный Михаил Сергеевич разъезжал вместе с женой не только по стране, но и по всему миру, и везде искренне улыбался, произносил бесконечные речи, обещая перестроить, углубить, интенсифицировать и придать ускорение. Брошенные им словечки превращались в лозунги, и заменяли давно набившие оскомину: «Слава КПСС» и «Да здравствует марксизм-ленинизм». Журналисты осмелели, так же, как депутаты то и дело созываемых партийных пленумов. На страницах периодических изданий начали понемногу печатать правду, которую долгое время скрывали от народа.
Так пролетело три года. Наталья окончила институт и работала в НИИ текстильной промышленности. Сашка активно писал, и получал соответственно. С деньгами в их семье стало полегче, отпала необходимость подрабатывать уборщицей.
Однажды летом она позвонила на работу мужа, хотелось узнать, когда он вернется из командировки. На том конце провода ответили, что Соловьев никуда не уезжал и сейчас подойдет к телефону. Еще не до конца осознав услышанное, Наташа в растерянности повесила трубку.
Что значит – никуда не уезжал? Сашка уехал почти две недели назад… А если командировка всего лишь предлог?
С трудом досидев до конца рабочего дня, она поспешила к редакции, но, оказавшись у главного входа, опомнилась. Куда она несется? Устраивать разборки на глазах у его сослуживцев? Выставлять себя на посмешище?
Посмотрев на часы и сообразив, что скоро в редакции заканчивают работу, она перешла улицу, присела на скамейку в сквере и стала наблюдать за массивными дубовыми дверями старинного здания.
Примерно через полчаса из них вышел Соловьев под руку с девушкой. Подъехал троллейбус и парочка села в него. Наташа едва успела вскочить во второй вагон. Через спины пассажиров она видела, как ее муж обнимает спутницу, улыбается ей и что-то шепчет на ухо. Потом наблюдала из заднего окна, как рука об руку они шагают к жилым домам на Наличной улице.
Зачем-то доехав до кольца, Наташа пешком двинулась в сторону дома. Она не заметила, как пересекла Васильевской остров, по мосту Лейтенанта Шмидта перешла Неву. Ноги сами вывели ее к Гостиному двору и только там она села в метро.
Домой вернулась поздно, спешить было не к кому. Димка на даче с садиком. Муж с любовницей.
Поставив чайник и присев к кухонному столу, она пыталась собраться с мыслями. Пока добиралась до дому, в голове в такт шагам и перестуку колес электрички крутилось одно и то же: «Вот и все. Вот и все».
Да, это все. Муж ей изменяет и, скорее всего, давно. Удивительно, но ни ревности, ни особой злости она не ощущала. В душе была только пустота и обида, что Сашка обманывал. А она? Да, она давно его не любит, но ведь не изменила? Наверное, зря…
Ни в этот день, ни на следующий Сашка не объявился. Наталья сама удивлялась своему спокойствию. Года четыре назад она бы рыдала, билась в истерике, умирала от ревности, а сейчас лишь хладнокровно обдумывала, как без ненужного скандала расстаться с мужем.
На третий день она позвонила в редакцию, ей ответил сам Соловьев.
– Натаха, я только что приехал – и ты позвонила, как чувствовала.
– Да, я предчувствовала, что застану тебя на работе. Ты когда будешь дома?
Он пришел позже, чем обычно, с чемоданом, будто из командировки. Его вещи Наташа уже собрала и поставила в коридоре. Она встретила его у порога и сказала:
– Вот, здесь все, можешь отправляться на Наличную.
Саша вроде растерялся, но ненадолго.
– А может, лучше тебе переселиться туда, где ты с нашим редактором встречаешься? Не знаю – где именно, я слежкой не занимался!
– Что? При чем здесь Михаил Израилевич? – не поняла она.
– Вся редакция болтает, что ты с ним… Говорят, из-за этого меня и на работу взяли. Интересно, где ты умудрилась с ним познакомиться? Ну и как оно, со старым евреем?..
– И давно тебе наболтали? – холодным тоном поинтересовалась она. Объяснять что-либо не хотелось.
– Недавно. Но я и сам мог догадаться. С тех пор, как я там работаю, у нас все наперекосяк.
– И ты молчал, не ушел с работы? – поразилась Наташа.
– С какой стати? Таких крупных редакций всего три в городе, штатным корреспондентом фиг устроишься, а жену поменять не фокус!
– Нашел, на кого менять, и уходи! – от злости у нее даже руки дрожали.
– А чего это ты меня гонишь? – заорал Соловьев. – Как будто это твоя квартира!
– Тогда уйду я, – она кинулась в комнату.
Соловьев молча наблюдал, как она пихает в спортивную сумку белье, джемперочки, косметику.
– И куда ты? – спросил, остывая.
– К маме. За остальным приеду завтра. И сделай так, чтобы мне тебя здесь не застать.
Уже в дверях она обернулась.
– А с твоим редактором я встречалась один раз в жизни, в общественном месте.
Дверь захлопнулась. Почему-то Сашка сразу поверил ее последним словам, но не попытался удержать, вернуть. Его мысли больше занимала другая женщина, которая восхищалась его талантом, буквально пылинки с него сдувала. А Наташка давно не испытывала перед ним трепета, казалось, она его еле терпела…
Узнав, что подруга ушла от мужа, Людка позвонила Пахомову. Едва поздоровавшись, выпалила:
– Надо срочно встретиться.
Они созванивались редко, только перед праздниками. О Соловьевых Борис никогда не спрашивал, кое-что Людка сама рассказывала. Удивленный неожиданным звонком, Боря сказал:
– Если срочно, я сейчас же подъеду, скажи куда.
Встретились на Садовой. Людку буквально распирало от новостей, но она молчала до того момента, пока Боря не усадил ее за столик в полутемном баре ресторана «Баку».
– Все. Наташка свободна, они с Сашкой разошлись.
Пахомов и не пытался скрыть радость.
– Она ушла от него?
– Вначале он уходил, – затараторила Людка, – оказывается, он ей изменял, а она и не знала, думала – в командировках. А как узнала – сама ушла, сразу. И представляешь, Сашке стало известно, что это Наташка его устроила на работу через главного редактора, и он думает, что она с ним… Про тебя он не знает… Этот еврей, похоже, сам слухи распустил.
– Старый козел, – процедил Пахомов, качая головой, – вот и делай людям добро после этого. Придется наказать.
– Ты что, Борик! – отчего-то испугалась она.
– Не бойся, крови не будет. Подгадаю удобный случай и просто уничтожу его.
Глядя на его лицо, Людка подумала, что участи редактора не позавидуешь. Но вот он тряхнул головой и поинтересовался:
– И давно они разошлись?
– Неделю назад.
– Может, помирятся?
– Нет. Ты Наташку не знаешь – она ни за что измены не простит, гордости у нее на троих! Так что ты теперь…
– Предлагаешь воспользоваться случаем и упасть перед ней на колени? Уже падал. Я обещал, что больше шага к ней не сделаю первым. У меня тоже гордость есть, к тому же я привык слово держать, и выступать в роли вечно влюбленного идиота не намерен.
Людка растерялась:
– Я думала, ты ее еще любишь…
– Люблю. Это диагноз такой – любовь. Мало того, знаю, что и она меня любит. Любила, – поправился он. – Но хочу, чтобы она сама это осознала. Са-ма.
– Ну, вы даете! – возмутилась Людка. – Каждый за свою гордыню прятаться будете?
– А что, она тоже? Ты с ней говорила?
– Нет, но…
– Знаешь, что, Людочка? Помоги мне еще раз, – попросил Боря.
– Как?
– Передай, что я все еще жду, пока она повзрослеет.
– И что это значит?
– Она поймет.
– А ты действительно ее ждал? И ни с кем…
Он искренне расхохотался:
– Я – нормальный мужик, и обета не давал. Но честно – ничего серьезного уже больше пяти лет. А вообще-то, спасибо тебе, дорогая. Ты вернула мне надежду. Давай выпьем за это!
Людмила в тот же вечер позвонила Наташке и передала то, что просил Пахомов.
– Ты поняла?..
– Поняла, но я еще не повзрослела, – буркнула подруга в ответ.
– Для чего?
– Для его любви.
– Ты что, дурочка инфантильная? – не выдержала Людка. – Такой классный мужик столько лет по тебе сохнет! Он ведь устанет ждать!
– Мне сейчас не до этого…
– Будешь сидеть и смаковать свои несчастья, когда счастье перед носом?
– Я не считаю то, что мы с Соловьевым разошлись, таким уж несчастьем! Я не об этом переживаю. Мне надо по-новому жизнь устраивать. Димка с дачи вернется, как-то надо жить. В здешний садик его устроить, перестановку в этой квартире сделать, приработок какой-нибудь найти… Вот о чем я сейчас думаю! И что ты вообще за Пахомова хлопочешь? Нравится – бери его себе! – в сердцах завершила Наташка.
– Знаешь, дорогая, это нечестно. Мы с тобой сто лет дружим, и как на духу: я бы от такого не отказалась! Красавец, умница, джентльмен, прямо как герой романа. Но этот принц не для меня, он весь твой, и ты это знаешь.
– И всем вокруг станет известно, что я сразу же, как с мужем разошлась, еще до развода…
– Ты что, идиотка? Кого это касается? Сашки?.. Так он первый тебе рога надстроил! Ой, извини, сорвалось… – смешалась Людка. – В общем, даю тебе три дня на размышление – или мы больше не подруги!
Но прошло не три дня, а целая неделя…
Наташа ехала на 22-м автобусе и, задумавшись, пропустила нужную остановку. Поглядев в окно, поняла, что следующая у гостиницы «Моряк» – там Борина работа.
Это судьба, подумала она и вышла на следующей.
Секретарша в приемной поинтересовалась ее фамилией и спросила, по какому вопросу она к директору. Наташа растерялась. Люди здесь делом занимаются, а она явилась… Для чего? Но тут открылась дверь, кто-то вышел из кабинета, на мгновение она встретилась взглядом с Борей, сидевшим за столом. Уже через пять секунд он был в дверях.
– Проходи, – он пропустил Наташу в кабинет, бросив секретарше: – Лен, меня ни для кого нет.
Наташа огляделась: два стола буквой Т, несколько стульев, журнальный столик и пара кресел. Боря кивнул на одно из них, она присела. Сам он остался стоять.
– Я… – смущенно начала она. – Я пришла сказать, что больше не живу в той квартире, и не знаю, нужна ли она Саше…
– Не то. Разве это важно? Ты пришла, значит, ты хочешь, любишь? – он пристально смотрел ей в глаза. – Так хочешь?..
– Люблю.
Он присел перед ней на корточки и заглянул в лицо.
– Для нас с тобой это одно и то же. Ты ведь чувствуешь нашу связь, ощущаешь ее?..
Борис взял ее за руку, поцеловал в ладонь и выше, выше, до сгиба локтя. Она не думала, что невесомые поцелуи могут оказаться сильнее ожога… Добравшись до внутренней стороны локтя, он отпустил руку и поцеловал ее по-настоящему. Наташа задохнулась, сама впилась в него, готовая тут же отдаться. Но Борис оторвался от ее губ, извинился и быстро вышел из кабинета. Через чуть приоткрытую дверь она слышала, как он дает какие-то указания секретарше, совсем обычным голосом. Как он может, ведь минуту назад был как одержимый!
Вернувшись, Пахомов взял ее за руку и вывел из кабинета. Он молча гнал машину, как сумасшедший, вскоре они оказались в его квартире. И тут Наталья запаниковала, представив, что Боря увидит ее белье. Единственный нарядный комплект благополучно лежит в шкафу – она ведь ни к чему такому не готовилась!
– Я хотела бы…
– В душ? – догадался он. – Это здесь, я сейчас принесу полотенце.
Он не казался смущенным, но был радостно возбужден. Через несколько минут дверь в ванную открылась.
– Все, больше не могу терпеть, – сказал он, отодвигая штору.
Наташа обомлела: он стоял перед ней совсем голый и такой красивый, такой желанный, что всякий стыд тут же пропал. Она потянулась к нему и прошептала:
– Я хочу тебя…
Крепкие смуглые руки нежно гладили ее тело мягкой морской губкой, затем смывали мыло, касаясь кончиками пальцев то здесь, то там. Эти почти невесомые прикосновения она ощущала, как удары слабого тока, и казалось, еще чуть-чуть… Но вот он накинул махровый халат, Наташу закутал в большое полотенце и понес в спальню, по пути целуя в висок, в шею, в грудь.
А дальше было волшебство слияния и узнавания. Боря был нежен и настойчив, ласков и требователен, и ненасытен. Он был намного опытнее, умнее в любви. Наташа изнемогала от наслаждения, казалось, сил больше не оставалось, но он не отпускал ее, и она получала удовлетворение снова… Как во сне…
Она сказала это вслух, когда, уже отдыхая, они лежали поперек кровати, не в силах двинуться.
– Что? – переспросил он рассеяно.
– Все было как в моих снах…
Боря приподнялся на локте.
– Я снился тебе? Да?
– Да. И это были такие… эротические сны.
– Ты тоже мне снилась. И, представь себе, во сне мы занимались любовью.
– Значит, судьба?
– А ты сомневалась?
– Нет. Уже нет.
Тут в гостиной зазвонили часы.
– Десять! Мне пора.
– Сын ждет?
– Нет, мама. Димка на даче с садиком.
– Позвони ей. Пожалуйста, останься, – попросил Боря. – Пойми, для меня это очень важно.
– Почему?
– Поверишь ли, с тех пор как я познакомился с тобой, ни одну женщину я не просил остаться на ночь.
– А их было много?
– Не мало, – просто ответил он, – но ни одной из них я не мечтал сказать: «доброе утро». Ты понимаешь?
– Да, кажется. Ты подразумеваешь под этим особую близость?
– Вот уже пять лет, просыпаясь, я мечтаю увидеть тебя рядом, только тебя.
– А раньше ты влюблялся?
– Было однажды. Я только окончил институт, стал работать администратором в том ресторане, ну, ты помнишь… Она была там бухгалтером. Постарше меня лет на пять, но красавица. В курс дела меня вводила, уму-разуму учила. Мне показалось, что влюбился, и мы стали жить вместе. Но спустя несколько месяцев я ощутил, что она подминает меня под себя, воли лишает. Сильная была женщина, пожалуй, даже слишком… А я и сам сильный. Быть подкаблучником – это не для меня. Так что до ЗАГСа дело не дошло. В общем, мы разошлись и, как выяснилось, очень своевременно. Вскоре она оказалась под следствием, а еще через полгода – за решеткой.
– Ужас какой! – охнула Наташа. – А ты?
– Это было по старым делам, когда я еще в ресторане не работал. Троих посадили. В результате я стал молодым директором. Но, если честно, в душе я благодарен этой женщине…
– За что?
– Рядом с ней я повзрослел, понял, что по характеру я – лидер, и подчиняться кому бы то ни было просто физически не могу. Если человек сильнее меня, мне с ним трудно ужиться. Еще понял, что с женщинами лучше не доходить до совместной жизни – без настоящей любви это обременительно. Понял, что не смогу полюбить женщину, которая умнее и сильнее меня. Ну, и главный урок – дела нужно вести аккуратно.
– А у нее в бухгалтерии был непорядок?
– Да нет. Я про другие дела. Это неважно.
Наташе сейчас тоже было неважно, о каких делах он говорит.
– Я позвоню маме, где телефон?
Боря прошел в смежную со спальней гостиную, и она опять залюбовалась им. Его тело казалось ей совершенством – такие ваяют из мрамора. Через минуту он протянул ей трубку без провода, но с антенной.
– Что это? – удивилась Наташа.
– Домашний радиотелефон. Нажми на эту кнопку – видишь зеленый огонек? Теперь набирай номер.
– Никогда такого не видела!
– Да их всего пара десятков в городе, а за бугром обычная вещь.
Наташа предупредила маму, чтобы не ждала ее сегодня, сказала, что объяснит все позже, и нажала на ту же кнопку. Зеленый огонек погас.
– А ты знаешь, я такая голодная! – сообщила она, состроив жалобную физиономию.
– Я тоже, пошли на кухню.
– А твоя Арина Родионовна не обалдеет?
– Не Арина Родионовна, а Ирина Романовна, и в это время уже наверняка на кухню не выйдет. Надевай мою рубашку, женского халата я в доме не держу.
Сам он накинул синий махровый халат и повел Наташу по коридору.
По пути она спрашивала:
– Это что?
– Вторая спальня, для гостей.
– А это?
– Кабинет.
Наталья заглянула в обе комнаты. У окна в кабинете стоял старинный письменный стол, на нем лампа под зеленым абажуром. Поражало обилие книг, ими были заставлены все стены до потолка, а потолок под четыре метра.
– Прямо профессорский кабинет! – прокомментировала она.
– От старых жильцов осталось. Хозяин и правда, профессор, но давно на пенсии. На этой стенке – мои личные книги, но их не так уж мало, полтысячи томов.
Она с интересом осмотрела полки. Одна была сплошь заставлена литературой по экономике, а остальные – художественной. Здесь был не только стандартный «макулатурный набор», который имеется в каждой советской семье, но и библиотека всемирной литературы, энциклопедия, много собраний сочинений.
– А мебель в гостиной тоже от старых хозяев?
– Не вся. Кое-что я прикупил в том же стиле, вот часы, например, которые звонят в точности как Биг Бен. Но я готов их выбросить, потому что они тебя отвлекают…
Просторная кухня оказалась современно и рационально оборудованной. Боря сделал несколько бутербродов с колбасой, с сыром и положил их в микроволновку. Через минуту все было готово.
– Шампанское, коньяк?
– А можно и то, и другое?
– Не возбраняется, и вообще – сегодня нам можно все!
Он вручил ей бутылки, сам взял поднос с бокалами и тарелками.
– Слушай, а как получилось, что у тебя такая большая квартира? – спросила Наташа, идя за ним по коридору.
– Если честно – квартира не моя, я здесь даже не прописан.
– Как? – поразилась она.
– Ну, это длинная история.
– Все равно, расскажи.
Они по-турецки уселись друг против друга на кровати, между ними стоял поднос. Пробка от шампанского полетела под потолок и, упав, закатилась под кровать. Наташа чуть было не полезла ее искать, но Боря остановил:
– Не надо, лучше выпьем за то, что мы, наконец, вместе!
Опустошив бокал, она взялась за бутерброд, и поторопила:
– Ну, рассказывай!
– Года три назад я был в гостях, тут, неподалеку. Возвращался поздно, иду, ищу такси. А зима, гололед, темень. Вдруг слышу: кто-то скулит. Думал, щенок – ей богу, похоже. Оказалось, не щенок, а старушка – упала, а кричать не может, у нее с горлом что-то, как раз из дежурной аптеки шла с лекарством. Поскользнулась, и уже давно лежит и поскуливает в подворотне. С улицы ее не видно, а во двор давно никто не проходил, время-то – за полночь. Я побежал, нашел работающий автомат, «скорую» вызвал. Вернулся и бабулю спрашиваю: кого известить, внуки, дети есть? Нет, говорит, одна я, только соседи, но они очень приличные люди. А бабулька – такая, знаешь, милая. Настоящая питерская интеллигентная старушенция, шестидесяти семи лет. «Скорая» приехала, сказали – перелом ноги. В таком возрасте это серьезно. И какой-то стих на меня нашел: стал я Ирину Романовну в больнице навещать. После лечения домой отвез, потом привозил раз в неделю кое-какие продукты – она еще три месяца из дома не могла выходить. И так мы с ней за это время сдружились – прямо как бабушка она мне стала, или мать. Бабушек у меня никогда не было, а мама… Я семнадцать лет с ней по разу в год вижусь, да и то тайком от отца… Короче, из рассказов Ирины Романовны я узнал, что ее соседи мечтают обменяться, разъехаться, да никак. Ну, я варианты продумал, с людьми поговорил. Не скрою, немного потратился… В результате одна семья живет в Псковской области – это профессор с женой, он старенький, ему свежий воздух только на пользу, а жена давно мечтала в деревню вернуться. Вторая пара – в моей двухкомнатной на Комендантском, третья – у меня на даче. А я здесь, хотя и не прописан.
– А если вдруг они передумают?
– Это вряд ли. Все получили, что хотели, и детей ни у кого нет. А вот от «кирпича на голову» застраховаться сложнее. Ну, в крайнем случае, перееду обратно в свой кооператив. Хотя очень не хочется после такого простора в 137-ю серию. Но я над этим вопросом работаю, и может быть, что-то вытанцуется.
– А где у тебя дача?
– В Сестрорецке. Купил как раз в тот год. Там теперь и живут прежние жильцы, занимают треть дома – комната, кухня и веранда. Они недавно на пенсии, мечтали за городом в земле потихоньку копаться, а своей дачи не имелось. Теперь они на всем готовом: дом кирпичный с удобствами, даже телефон есть. А у меня дача присмотрена… Слушай, а давай отправим туда твою маму с Димкой? – вдруг предложил Боря. – Когда у нее отпуск намечается?
– Со следующего понедельника.
– А у тебя?
– Через месяц.
– В августе? Нет, не пойдет. – Пахомов на секунду задумался, что-то прикидывая. – Значит, делаем так. Мы уговариваем твою маму с Димкой пожить у меня на даче, а ты с понедельника берешь отпуск.
– Да кто ж меня так сразу отпустит? – помотала она головой.
– Как молодого специалиста, имеющего ребенка, обязаны отпустить, – уверенно заявил он. – Итак, в понедельник ты улаживаешь с отпуском на работе, во вторник покупаешь себе всякие купальники, сарафаны, очки и что там еще… А в среду мы летим в Дагомыс.
– Вот так прямо – в Дагомыс?
– Нет, глупышка, – Боря притянул ее за уши и чмокнул в нос. – Прилетим мы в Адлер, а до Дагомыса доедем на машине.
– Как у тебя все просто!
– А не так все это и сложно. Надо только стараться жить как хочешь, и прикладывать к этому определенные усилия, – говоря это, он начал ласкать ее.
– Моих усилий не хватит, – слабо запротестовала Наташа.
– Ну, еще на один разочек? – он смотрел умоляюще и при этом нагло улыбался. Затем притянул ее к себе и поцеловал в ложбинку на груди.
– Ты обольститель! – сдаваясь, прошептала она.
– Да, я такой, – самодовольно согласился Боря.
Первое, что он увидел, проснувшись, было Наташино лицо совсем близко. Он улыбнулся и осторожно подул ей на лоб.
Она открыла глаза.
– С добрым утром, любимая.
Он потащил ее в душ и на этот раз не только помогал мыться… Очнувшись, Наташа указала на вентиляцию…
– Весь дом слышал!
– Плевать! Пусть завидуют, – рассмеялся Боря. – Одевайся скорее, а то я потребую продолжения банкета!
Они уже позавтракали яичницей с ветчиной и пили чай, когда на кухне появилась пожилая дама: в черном сарафане и белой блузке с камеей на вороте, небольшого роста, немножко полноватая, седые завитые волосы чуть отдают фиолетовым, на губах неяркая помада. Наташа сразу поняла, что Боря подразумевал под словами «наша ленинградская старушенция».
Пахомов представил их друг другу и вскоре вышел из кухни, сказав, что ему надо сделать несколько звонков.
Ирина Романовна налила себе чаю и уселась за стол. За несколько минут словоохотливая, но не навязчивая Борина соседка успела сообщить, что раньше Боря ни с кем ее не знакомил.
– Боренька – очень порядочный и деликатный молодой человек, таких теперь днем с огнем не сыщешь. Я никого тут не видела, то есть на кухне. И меня это даже немного удивляло: мужчина в таком возрасте, давно пора обзавестись семьей. Мне кажется, милочка, что неспроста он нас познакомил…
Наташа улыбнулась, но ответить ничего не успела, потому что в кухню вошел Боря и сообщил, что им пора.
– Не беспокойтесь, Наташенька, – поторопилась сказать Ирина Романовна, – я сама уберу со стола и помою посуду.
Ольга Павловна не могла скрыть удивления, когда увидела рядом с дочерью родственника Соловьевых. Пахомов с ходу предложил ей отдохнуть вместе с Димкой на его даче в Сестрорецке, в благоустроенном доме, в компании милейших людей. Наташина мама едва помнила его в лицо, правда, слышала о нем от дочери. Но, как женщина, она не могла устоять перед обаянием Пахомова, и после недолгих колебаний согласилась.
За Димкой решили ехать сейчас же. Но вначале мать позвала Наташу на кухню и зашептала:
– Это из-за него ты с Сашей разошлась?
– Нет, мама. Я тебе говорила, Саша сам ушел к другой женщине.
– И ты сразу…
– Не сразу, мам, не сразу. Боря больше пяти лет любил меня издали. И я недавно поняла, что тоже его люблю. И теперь я по-настоящему счастлива, даже не думала, что так бывает!
Ольга Павловна подозрительно посмотрела на сияющее лицо дочери.
– Не знаю, Наташенька, как-то у вас все просто. С мужем еще не развелась, уже другой объявился! Захотели – через день на юга!
– Да, мамочка, с Борей все просто. Он такой!!! Да ты и сама видишь!
Она чмокнула маму в щеку, выскочила из квартиры и через минуту плюхнулась на сиденье рядом с Борей.
Димка, из несмышленого карапуза превратившийся в бойкого мальчишку, не узнал дядю Борю, но нисколько не стеснялся, болтал всю дорогу, радуясь, что вырвался из детского сада и будет с бабушкой.
К вечеру, устроив Ольгу Павловну с внуком в двухэтажном кирпичном доме на окраине Сестрорецка, они вернулись в город.
На следующее утро, придя на работу, Пахомов сразу вызвал к себе секретаршу.
– Лена, я уезжаю в отпуск, недели на две-три. За меня остается Свиридов. Позвони ему, пусть зайдет. Затем вызови бригадира строителей, потом бухгалтера.
– Что это вы, Борис Алексеевич, так неожиданно в отпуск собрались? Не работается после визита той дамочки в пятницу?.. – игриво поинтересовалась секретарша.
Борис оторвался от бумаг на столе. Темноволосая красотка в короткой юбке в обтяжку и прозрачной кофточке смотрела на него кокетливо, красноречиво проводя язычком по накрашенной пухлой губке…
– Лен, ты у меня работаешь недавно, и, как мне кажется, не все понимаешь. То, что ты пару раз со мной переспала, да пару раз на работе обслужила, ничего не значит. Я начальник, ты – секретарша, которой я приплачиваю, и неплохо приплачиваю. На этом все. Так что держи дистанцию, детка…
– Я все поняла, Борис Алексеевич, – ответила девушка совсем другим тоном. – Так вам сначала Андрея Андреевича найти?
– Да, побыстрее. И Зина из кассы Аэрофлота должна позвонить, со мной соедини.
