Татьяна Николаевна Соколова
Командировка в Индию
Расставание
На следующий день Вихан договорился встретиться с Лизой после обеда около отеля. Когда Лиза спустилась вниз, одетая в темно-зеленое платье камиз с крупными розоватыми цветами и тонкие леггинсы, он уже поймал такси и ждал ее у входа. Он велел шоферу ехать в Джуху. Как и многие другие горожане, Вихан любил этот район новостроек, престижный, потому что здесь жили богатые люди и даже звезды Болливуда. Лизу же удивляло соседство современных отелей, променадов на европейский манер, небоскребов с затейливыми бассейнами, ресторанов и ресторанчиков всяких мастей с грязными улицами и нищими кварталами. Но зато, доехав на такси до Дадара можно было пересесть на тук-тук. Эти тук-туки или, как их еще называют, темпо, не допускались в южную, деловую, часть города, где жила Лиза. Передвигаться на темпо было прохладно, потому что фривиллер, то есть трехколесный крытый мотороллер, не имел дверей вовсе, но небезопасно, особенно если попадался водитель лихач или дикарь, который не сбавлял скорости на крутых поворотах (возможно из-за отсутствия тормозов). Заносило на повороте многих, переворачивались не каждый день, ну а разбивались не чаще раза в месяц. В общем, это был рисковый аттракцион, как и многие другие аттракционы в индийской жизни.
Иногда они бродили по широкому пляжу и смотрели, как садится солнце, а потом заходили куда-нибудь поесть. Вихану нравилась итальянская кухня, он называл себя эгетарианцем15, хотя любил поесть и карри с курицей. Он не часто ходил в храм, собственно, как и большая часть знакомых Лизе индусов. Индуизм был для него не столько убеждением, сколько частью образования, как, например, физика с законами движения тел и частиц.
– Религия – это пунктирная линия, по которой должна выстраиваться причинно-следственная связь поступков, и случайное карри с курицей или бутылка пива не могут повлиять на убеждения человека, поступки и отношение к другим людям, – так он говорил.
Он привез Лизу в небольшой ресторанчик, и они заняли в патио столик с видом на море. Солнце постепенно погружалось в воду. Жара унималась, и на влажный, черный от грязи песок медленно накатывал прилив, принося с собой относительную прохладу. Лиза глядела на город, который надвигался на море небоскребами. Почти все эти дома были жилыми.
– Интересно, каково это жить на пятидесятом этаже? – рассуждала она вслух.
Но Вихан ее не слушал, он был необычайно серьезен, то внимательно рассматривал ее браслеты и кольца, то прятал глаза.
– Тебе так идет индийская одежда, Чандрани, здесь ты просто расцвела. Я помню, какая ты была на корабле в России – бледная и немного угловатая, – он говорил, слегка прищурив свои глаза с длинными ресницами, взгляд которых скользил мимо Лизы.
Потом он замолчал, и глаза потупились; длинными тонкими пальцами одной руки он отбивал ритм по столу, другой подпирал голову. Лиза заказала напитки и тоже притихла, предчувствуя неприятный разговор. Она думала о том, что известие об их связи, наконец, до всех дошло, может даже, с помощью Сагми, пекущегося о благополучии семейства Пателов. Наверняка ситуация была усугублена многочисленными родственниками, которые на своих посиделках все это обсуждали, разводили руками и выразительно, по-индийски, качали головой. И уж точно кто-нибудь из них вычислил по звездам, что и пожар на корабле произошел неслучайно, это было карой за связь с иностранкой. И теперь от ее возлюбленного мало что зависит, – решила Лиза.
– Я женат, – начал Вихан, – больше десяти лет. Мы дружили с детства, Рашми всегда была независимой и любопытной девчонкой, она даже играла в крикет. Когда пришло время получать образование, родители решили нас поженить и отправить учиться в Англию. Незамужняя девушка одна не может уехать за границу.
Лиза опустила глаза, она и так знала, что он женат. Выходит, стал еще женатее. Голос его казался холодным и отстраненным, в нем даже появились незнакомые нотки раздражения.
– Моя жена, – продолжал Вихан, – из богатой семьи, наша семья тоже знатная, но не такая богатая, хотя у нас всегда была земля, поэтому, когда мне еще и пяти не было, наши родители заключили договор о намерении поженить нас. Это серьезный договор, он дал возможность моему отцу и его брату брать большие кредиты и строить на земле. Мое образование стоило денег, и младший сын моего отца до сих пор не работает, учится то там, то сям, ищет себя. Его тоже надо содержать. В Индии принято подходить к браку практично, – он избегал глядеть Лизе в глаза. – Хотя мы не были все время вместе, в Англии учились в разных местах и жили порознь, только на праздники домой приезжали вместе.
– Ты любил ее? – с горечью произнесла Лиза.
– Я тогда не знал, что такое любовь. Мне просто было интересно, Рашми красивая женщина, и на нее все обращали внимание. У нас и сейчас хорошие отношения, но мы не часто видимся.
– А она тебя любит?
– Не знаю. Муж по индийской религии – это земной бог, и ни одна женщина не скажет, что она не любит своего мужа. Дело не в этом. Этот брак устраивает многих людей, и они не хотят ничего менять.
– Как у вас все запутано, – вздохнула Лиза, но Вихан перебил ее.
– Сейчас Рашми в больнице, и я обещал, что не буду с тобой встречаться, пока она не поправится. Ты не обижайся, я просто не хочу врать тебе. Все образуется.
Лиза улыбнулась, хотя в горле застрял ком, она была уверена, что с Рашми ничего серьезного, просто это способ привлечь к себе внимание. Так сказать протест, ведь терять всегда жалко, а тем более такого мужчину, как Вихан. А она, Лиза, чужая в этой стране, интересно, какое она место занимает в их иерархии. Его родня, наверное, перемыла ей все кости, когда Сагми (а кто ж еще) показал им фотографии с моряками. Она резко встала и случайно опрокинула стакан с коктейлем. Вязкая жидкость тонкой струйкой стекала со стола, и никто не подошел убрать разбитый стакан.
– Собственно, я собираюсь уезжать. Совсем скоро, – она нервно перебирала содержимое своей сумочки, искала сигареты, которые она иногда покуривала.
Хотелось убежать, испариться. Она ведь и раньше знала, что все может оборваться в любой момент, но заигралась, поверила в счастливый финал, как в болливудском кино, – обаяние Индии. Наконец она собралась с мыслями, и решила отплатить за унижение.
– Ты как буриданов осел между двумя копнами сена, – сказала она. – У вас это называется царевич Арджуна, обуреваем сомнениями на поле предстоящей битвы между родственными племенами: можно ли добыть победу, принеся в жертву кого-то из близких? Но в отличие от осла, который не смог сделать выбор и помер от голода, у Арджуны, как и положено на Востоке, был духовный учитель – возничий Кришна. И Арджуна осуществил свою миссию – выиграл битву. И твои родственники тебе подсказывают, в чем твоя миссия. Наверное, Арджуной быть лучше, чем Буридановым ослом.
Вихан глядел на Лизу с недоумением, ей показалось – просто обалдел.
– Чандрани, – он тоже встал и взял ее за руки, – послушай, мы будем вместе, просто надо подождать немного.
Она дернулась прочь и бросила ему на ходу:
– Знаю, река приведет к морю.
Но остановилась, она ведь уже не девочка, чтобы убегать в истерике. Они ушли молча. В такси Вихан сел на переднее сиденье и всю дорогу молчал. Когда вышли из машины, он сказал, что уходит в плавание на неделю-другую, что будет о ней думать, и когда вернется, они обязательно увидятся. Именно увидятся, а не встретятся – и в этом была большая неопределенность. Она отстранилась от него и, стараясь улыбаться, выговорила сквозь надвигающиеся слезы:
– Когда ты вернешься, я уже уеду. Не звони мне больше. Никогда.
Последнее слово она произнесла по слогам. Он был растерян, но не бросился ее обнимать и уговаривать, как будто она, Лиза, была в чем-то виновата.
Чемоданное настроение
В отеле у стойки регистрации стоял Андрей Томилин. Он словно почувствовал, когда вошла Лиза, и резко обернулся.
– А, вот и ты, – кивнул ей Томилин, – Роман сегодня затеял отвальную, он уезжает послезавтра. Уже почти все собрались.
Войдя, Лиза внезапно остановилась. Звуки фортепиано заполнили все огромное пространство холла, они отражались от стен и пронизывали насквозь. Она медленными шагами подошла к роялю, чтобы разглядеть пианиста. Худосочный тапер-китаец, играл импровизацию на тему: «Брызги шампанского». Он не стучал по клавишам, как Аджит, его длинные гибкие пальцы то пускались в виртуозные пассажи, переходящие в глиссандо, то почти застывали в поднятом положении, акцентируя паузы. Он играл профессионально и пронзительно, как играют на концерте на бис. «И вправду, – подумала Лиза, – жизнь иногда похожа на танго, пассажи на одном дыхании и вдруг пауза. Даже не пауза, а обрыв…» Хотелось упасть на диван рядом с ним и закрыть глаза, чтобы ритм настигающей тоски и внезапно вспыхивающей надежды прошел через ее вены.
Томилин все время ей что-то говорил. Он явно испытывал к Лизе симпатию, и это ее утомляло.
– Я тоже хочу уехать, – растерянно произнесла Лиза невпопад.
– Лиза, ну ты идешь? – подгонял ее Андрей.
Пианист доиграл последние такты, и Лиза медленно пошла к лифту.
– В тропиках, – рассуждала она, пока они поднимались, – устаешь быстрее, и вечером совсем не хочется, чтобы тебя тревожили, но в отеле ты постоянно у всех на виду.
Когда вошли в номер, Геныч, подпоясанный полотенцем и оттого похожий на настоящего повара, уже выложил на тарелке нарезку мяса зебу и копченую буйволятину и крошил салат. Кто-то резал арбуз, на блюде были разложены киви, манго и питахайя с белой в черную крапинку мякотью. Начальник смежного проекта Сан Саныч Селиванов, старый друг Ромы, открывал бутылку «Тичерс». Роман любил застолья, и всегда заранее к ним готовился. Он никогда не брал «рога», то есть второсортное виски «Роял Стаг». Вот и сейчас он позаботился даже о десерте – в холодильнике стоял торт из венского кафе.
Знакомых у Романа было много, некоторые просто ненадолго заглядывали, чтобы попрощаться, другие, приносили выпивку, усаживались, теснясь, на диване и на кровати. И поскольку Лиза была здесь единственной женщиной, приходилось со всеми раскланиваться, выдергивая из памяти их имена, и всем улыбаться. Наконец дверь закрылась, и остался круг старых друзей по командировкам. Сначала она собиралась быстро уйти, но незаметно расслабилась, прислушиваясь к неспешным разговорам мужчин. Вспоминали тех, кто в море, то есть на других проектах, а их было много, и не только в России. Потом стали обсуждать шопинг в Мумбаи и, наконец, добрались до индийской действительности, которая на каждом шагу поражала. О богатых в этом городе местные жители говорили с уважением, с присущей индийцам непосредственностью. Миллионеры меняли облик города, соревнуясь со всем миром в строительстве небоскребов. Чего только стоит частный дом миллиардера Мукеша Амбани на Атламаунд Роуд, высотой в сто семьдесят метров. Он находился в паре километров от отеля; с улицы дом не был огражден, и, проходя мимо, можно было созерцать старинные автомобили, которые стояли около пятиэтажного гаража и хозяйской заправки.
– Чем больше разница между богатыми и бедными, тем выгоднее, – философствовал Рома. – Не надо тратиться на внедрение новой техники, и даже рацпредложений не надо. Это не даст такого экономического эффекта, как копеечный труд муравейника нищих. Ведь, как ни крути, в Индии зарабатываются большие бабки.
– Да-да, – поддакивал Селиванов, начальник смежного проекта. – Вы видели, как они строят небоскребы? – Рабочие живут на этажах, которые они строят, тягают грузы на этаж при помощи блоков: и пруты для сварки, и цемент для заливки. А уж индийские строительные леса – это просто ужас.
Лиза тоже вспомнила, как на большой высоте рабочие, как цепкие обезьяны, перемещаются по бамбуковым стеблям, связанным между собой. Она уже давно хотела встать и уйти, но словно прилипла к креслу, да и торт еще не подавали. Андрей сидел рядом и все время подливал ей виски в стакан со льдом. Потом по традиции запели в полный голос: «По полю танки грохотали», а под конец Селиванов завел своим переливчатым баритоном: «Из-за острова на стрежень». И уже опьяневшая Лиза подпевала: «…и за борт ее бросает в набежавшую волну». Правильно, за борт, чтобы не было раздора в семье браминов.
Лиза, наконец, оторвалась от кресла, и Томилин довел ее до лифта, дальше она не позволила себя сопровождать. Она вышла на своем этаже и, когда сделала несколько шагов, навстречу ей попался нагло ухмыляющийся слесарь Виктор, которого Томилин в этот раз привез с собой.
– Наша умница Лиза напилась, – злорадно сказал он как бы в пространство.
Она сжалась в комок и быстро проскочила мимо, делая вид, что не видит его. Она его боялась, чувствуя, что в любой момент он может прилюдно опозорить ее, извратить и облить грязью ее отношения с Виханом. А еще страшнее, если он докопается до Вихана и запустит грязные сплетни в среде офицеров. Зыбкое равновесие держалось на материальной заинтересованности слесаря, в случае скандала, его бы сразу выперли отсюда.
Войдя в номер, она первым делом встала под душ, потом, как обычно, натерла тело умягчающими маслами и надела банный халат. Второй халат остался висеть в ванной. Халатов всегда было два, как и число спальных мест на кровати кинг-сайз. Она подошла к окну и широко раздвинула шторы. После захода солнца на набережной Марин Драйв, как обычно, кипела жизнь. Отсюда был виден почти двухсотметровый параллелепипед башни «Руби Миллс», предназначенный для офисов, и жилой комплекс «Империал» – башни-близнецы высотой двести сорок метров. «Удивительно, – думала Лиза, – в городе привозная вода, а им обязательно надо всех догнать и перегнать».
Она долго стояла у окна. Хотелось, чтобы пошел дождь и стекал своими слезами по стеклу, чтобы весь мир был накрыт дождем. И чтобы дождь пролился на Вихана, и он почувствовал, что небо умывает его Лизиными слезами. Но сезон дождей уже кончился. Через закрытое окно врывались звуки улицы; водители жали на свои клаксоны с особым остервенением, издавая то нервные короткие, то настойчивые сигналы, пробиваясь таким образом в плотном потоке машин. Иногда они высовывались в окно и, не желая уступать дорогу (не взирая ни на какие правила движения), темпераментно махали руками и что-то кричали друг другу. Дикари. Своей какофонией они заглушали все, даже если выпадешь из окна, никто не услышит.
Потом, устроившись удобно на кровати, она включила канал «СиЭнЭн». Телеведущая и международный корреспондент, крупная немолодая брюнетка в маскировочном костюме, вела репортаж с места события, из какой-то африканской страны, где случился очередной переворот. Лиза часто смотрела ее программы, иногда брюнетка вещала из студии, но чаще всего ее несло в самое пекло. Вот и сейчас уже немолодая американка, одетая в бронежилет, металась, рядом с автоматчиками по пересеченной местности. Мысли о масштабе мировых катаклизмов почему-то утешали. Прав, наверное, Прабхат: «Жизнь – это страдание». Вот, может, и она, Лиза, всю жизнь посвятит горячим точкам, ведь переводчики там тоже нужны.
Проснувшись в воскресенье в одиннадцатом часу, Лиза первым делом нашла телефон: никаких известий от Вихана не было – держит слово, данное семье. Она спустилось в ресторан, к счастью там было пусто, завтрак уже заканчивался. Старший официант Рассел принес волшебный напиток, который он в тяжелых случаях подавал Генычу и Роме, потом внимательно посмотрел на Лизу и удалился. Вместо кофе он предложил ей молочный коктейль с медом, куркумой и травами.
– Наши женщины пьют это для красоты и бодрости, – сказал он с отеческой заботой.
Потягивая молоко, Лиза думала о том, что никогда уже больше не будет счастлива. Собственно, ей и раньше не везло, единственный человек, который ее преданно любил и понимал, был папа. Он всегда пытался ее предостеречь от жизненных неудач. Но разве все предусмотришь. Это была третья неудача – сначала ее предал Федор, потом она сдуру вышла замуж, а теперь Вихан… Личная жизнь постепенно превращалась в катастрофу.
Чтобы развеяться, Лиза направилась в город, ведь она скоро уедет и больше не увидит этих улиц. Расставание с городами – все равно что расставание с людьми; хочется вглядеться в глаза и в каждую черточку, чтобы сохранить их в памяти. А этот город тем более. Она шла по Хорнби Роуд, которая теперь называлась Дадабхай Наороджи Роуд, самой красивой улице, построенной англичанами на месте хаотичных поселений разноплеменного торгового и рабочего люда. Оказывается, что торговец хлопком Дадабхай Наороджи был интеллектуалом и политиком, первым азиатским членом британской Палаты Общин и одним из основателей Индийского Конгресса. И поскольку он был парсом, то принес клятву в Британском парламенте не на Библии, а на Авесте – священной зороастрийской книге. Это обстоятельство, а именно, то, что огнепоклонник не отказался от своей веры, почему-то успокоило Лизу; приятно ходить по улице, которая названа в честь такого достойного человека.
Пяти-шести этажные дома вполне напоминали европейские, с той лишь разницей, что в их архитектуре смешались элементы классицизма, готики и барокко, а некоторые из них по-индийски пестрели орнаментами и украшениями в восточном стиле. Была и еще одна особенность: первые два этажа представляли собой анфилады, галереи для променада переходили от дома к дому на протяжении всей улицы, соответстветственно меняя свой архитектурный стиль. И можно было понять англичанина Стива, которому щемило сердце от одной только мысли, что в этих прекрасных домах теперь живут индийцы. Лиза прошла мимо храма огня парсов, встроенного в перспективу улицы; могучие ламассу на коренастых копытных ногах поддерживали арку входа. Около храма стояли женщины с покрытой головой и мужчины в черных круглых шапочках. Собрались, видно, на какое-то таинство. Потом она перешла на другую сторону и углубилась в прохладную галерею. Здесь за толстыми стенами когда-то находились конторы белых сахибов. И до сих пор там контора Кука приглашает объехать весь свет (если вас одолела скука). Белые леди, когда-то прогуливаясь здесь, покупали чай и кофе у Филипсов под живописной вывеской «Рембрандт энд Вандейк Лимитед», и лучи палящего солнца не могли испортить их природную бледность. Она прошла магазинчики со старомодной хлопковой одеждой, зашла в старую сувенирную лавку с деревянной резной мебелью и латунной посудой, которая занимала целых два этажа, именно здесь Сосница и покупал свои резные табуретки. Все осталось, как было в середине двадцатого века, когда отсюда ушли англичане. Не хватало только дам в белых длинных платьях под кружевными зонтиками, рикш и индусов с носилками.
Уезжать не хотелось, нечего спешить в темноту петербургской осени, к тоскливому одиночеству. Где-то внутри было ощущение, что ее отношения с Виханом не закончены. Не поставлена еще точка. Понятно, что он сейчас под влиянием родственников, и, может, ему труднее, чем ей. Не так просто выпутаться из этих индийских традиций. С другой стороны, непонятно чего ей здесь ждать. И вдруг Лиза вспомнила про Аванти и мигом набрала ее номер. «От Хорнби Роуд до Черч Гейт совсем недалеко», – сказала ей Аванти по телефону. Пригласила в гости!
Аванти жила в солидном доме колониальной постройки, именно в том дворе, где в закутке притулился ларек, в котором мужики покупали спиртное. Очередь у ларька стояла только тогда, когда здесь останавливался рабочий автобус, и два продавца с вороватым взглядом шустро заворачивали бутылки в бумажные пакеты.
Лиза нашла нужный подъезд, поднялась по лестнице и позвонила. Когда ей открыли, сразу подбежала болонка Зоро, узнала. Пахнуло благовониями. Лиза осмотрелась. Большая комната с двумя высокими окнами служила гостиной и столовой. Обстановка комнаты была похожа на музей истории семьи, чего тут только не было: огромный дубовый стол, стулья с причудливыми резными спинками, старинное бюро, кожаный диван, накрытый покрывалом с причудливым тканым рисунком, вазы, множество индийских безделушек и, конечно, статуэтки и живописные изображения божеств в багетных рамках. Резная табуретка в углу вообще была колченогой и опиралась на стопку книг.
– Какой у вас красивый дом, – сказала Лиза, – шкаф с резными слониками и пальмами, наверное, из красного дерева?
– Он мне достался от матери, а ей от своей матери, – Аванти суетилась, накрывая на стол.
Из полутемного коридора вышел Вайбхав и уселся за обеденным столом. Он прихрамывал, глаза у него были потухшие, а лицо приобрело сероватый оттенок. Аванти принесла в большой супнице суп из дала. Вайбхав сложил руки в намасте, прочел про себя молитву.
– У нас кухарка бенгалка, – говорила Аванти, – она давно с нами, хорошо готовит. Особенно ей удаются блюда из овощей. Сегодня будет чарчари – это жарено-тушеные овощи, для этого блюда очень важны баклажаны, и она умеет их выбирать.
Потом пили чай с европейским печеньем, которое принесла Лиза. Разговоры начались за чаем. Как им рассказать, чем Россия отличается от Индии? Поваров и слуг у обычных людей нет, даже у тех, кто ездит на приличных машинах. Населения для этого не хватает. Переводчики-мужчины тоже в дефиците, в отличие от Индии мужиков в России меньше чем женщин. Все дворники живут в Москве, а в других городах на улицах как в Мумбаи. Климат такой, что если заснешь на тротуаре, то замерзнешь насмерть. И у всех шкафы ломятся от одежды, перемена на каждый сезон. А бабушкину мебель молодая семья обычно выбрасывает.
– Как это неэкономно, – разволновался Вайхваб, – если вещь еще может послужить, зачем ее выбрасывать?
– Затем,– отвечала ему безобидно Лиза, – чтобы поехать в магазин и купить новое. Радоваться покупкам, радоваться тому, что все теперь на твой собственный вкус.
– Радоваться, – вздохнул Вайхваб, – разве можно радоваться, когда ты выбросил историю своего дома на помойку? И еще деньги зря потратил.
Аванти стала делать знаки Лизе, чтобы она не раздражала его. Она перебила Лизу и стала уговаривать мужа пойти прилечь. Когда Вайхваб ушел к себе, Аванти сказала Лизе, что он серьезно болен и собирается в Варанаси на священную реку Гангу, куда люди обычно едут умирать. Потом она спросила:
– Что у тебя случилось? Ведь ты не зря пришла.
– Да, призналась Лиза, – я хотела больше узнать про индийскую семью. Но сначала мне надо, чтобы вы позвонили в больницу и спросили на маратхи о состоянии здоровья одной женщины. Это моя знакомая. Аванти пришлось уговаривать. Наконец она набрала номер и, похоже, что ее соединили с отделением.
– Она поправляется, – сказала, наконец, Аванти, – ее через пару дней выпишут, сама спросишь.
– А что с ней было, вы же долго говорили и головой качали? Скажите мне.
– Она попала в аварию на машине, – неохотно отвечала Аванти, пристально глядя на Лизу.
Догадалась, наверное, и нравоучительно продолжила:
– Что тебе про семью сказать, женщина заранее знает, что выходит замуж на всю жизнь, хотя, может, до свадьбы и лица жениха не видела. Сложнее всего привыкнуть к матери твоего мужа. Она хозяйка в доме, может и обидеть, но индийские женщины умеют радоваться жизни.
– Я слышала, что обеспеченные люди не живут вместе с родителями, – возразила Лиза. – А богатые и вовсе делают, что хотят.
– В высших кастах дети тоже приучены советоваться с родителями – это традиция, дань уважения. А на счет разводов – если муж аскет или импотент, ребенка можно зачать от его брата или другого мужчины. А если по правде сказать, то интимные отношения супругов еще со времен античности входят в число священных ритуалов.
Лиза не смогла скрыть улыбку. Вот, наверное, что ее так привязало к Вихану – ритуал интимных отношений. Это не просто так, это должен быть именно ритуал. Аванти тоже улыбнулась – опять догадалась. Ну конечно, и его ум и выдержка и многое другое. И всего этого больше нет. Пришлось рассказать Аванти все. Та слушала внимательно, спрашивала, сколько братьев и сестер в семьях.
– Так вот, – качала головой Аванти, – если твой мужчина разведется, ну допустим, из-за того, что у них нет детей, то ее сестра может претендовать на него.
– Какая ерунда, – возмутилась Лиза.
– Это не ерунда, детка. Семья должна быть с детишками и большим домом. Индийцы не любят делить имущество, все связи, капиталы, иные активы должны оставаться в семье. Тогда можно будет всем детям дать хорошее образование, позаботиться о больных и старых. Поэтому успокойся, мы обычно говорим: «Мудрый не горюет о потерянном, об умершем и о прошлом».
Когда Лиза вернулась в отель, к ней зашел Роман.
– Ты вчера была не в себе, думал, что пошла топиться, – сказал он шутливо.
– Что тебе? Опять кто-нибудь попал в полицейский участок?
– Нет, пока. Я звонил на завод. Замену не собираются присылать, – говорил он извиняющимся тоном. – Они только недавно продлили твою рабочую визу, а теперь что, снова кого-то оформлять, плюс билеты туда-сюда. Так что сиди ровно.
– Уходи, Рома, – сказала Лиза.
Она упала на кровать и закрыла лицо руками, слезы лились, как водопад. Она и сама не знала, хочет она уехать или остаться.
