Татьяна Буглак
Выбор Младенца
Сели мы на удивление хорошо, не каждый раз в учебке так удавалось. Лёшка устало откинулся в кресле:
– Последний порт у старичка. Эл, Ханс, за работу.
Радостный биолог, быстро перепроверив состояние своего драгоценного груза, занялся отправкой немногих уцелевших биозондов. Я засел изучать эфир, хотя и был уверен, что, кроме атмосферных помех, ничего не поймаю. Колония здесь выглядела совсем архаичной. Лёшка же пошёл готовить: если переберёмся в катер, придётся на НЗ сидеть, так что, пока есть возможность, лучше нормально пообедать.
Уже через час биолог удовлетворённо улыбнулся:
– Планета для нас полностью безопасна. Трансформировали её около миллиона лет назад, взяв за основу биоценозы Евразии. Здесь, где мы сели, смешанные леса, ближе к морю – широколиственные и лесостепи. Животные мало отличаются от земных. Наши предшественники не заморачивались тут с экспериментами. Так что за медведями не бегать, на лосях не кататься, и будет нам счастье.
Я кивнул, слушая его краем уха и стараясь понять, чем вызваны нестандартные шумы в радиоэфире. Попытался выловить подозрительную частоту, и рубку внезапно заполнили плохо различимые, но всё же узнаваемые звуки – вступление к старинному гимну Объединённого Человечества.
– Не может быть! Наша колония? Здесь? – Лёшка, как раз пришедший звать нас на обед, опомнился первым. – Что они говорят?!
Я включил переводчик, благо, он входит в основную прошивку и от аварии не пострадал. Но после музыкального вступления-позывных прозвучало всего несколько фраз на довольно сильно изменённом кането – старинном искусственном языке, незадолго до Контакта придуманном для общения между разными народами Земли, но так и не получившим распространения: искусственные языки всегда ограничены по сравнению с обычными и или забываются, или сильно трансформируются, теряя свою универсальность. Местные передали только дату по местному и земному календарю (с последней они ошиблись десятка на три лет), прогноз погоды для нескольких поселений – наверное, наиболее крупных – и время следующей передачи. Потом снова прозвучал фрагмент гимна – уже финал – и всё замолкло.
– Это великолепно! – сиял Эл. – Парни, если здесь наша колония, то мы можем дождаться помощи у них и за это время установим контакт, наберём материалов для исследований, да и местным покажем, насколько Люди продвинулись во всех вопросах, и как мы рады, что нашли их!
Лёшка, уж на что командир экипажа, тоже был невероятно оживлён и уже обдумывал, что взять для местных, чтобы не появляться перед ними с пустыми руками. Я всё ещё колебался, вспоминая рассказы Ниссы о потерянных в первый век освоения космоса колониях – истории эти не очень вдохновляли на контакт – И, что намного важнее, Устав Космической Академии, запрещающий неспециалистам установление контакта с вновь обнаруженными колониями Людей: во избежание передачи неподготовленным и потенциально агрессивным обществам наших технологий. Впрочем, были не только колонии «хозяев жизни», но и, пусть очень редкие, но иногда находившиеся поселения потомков экипажей сбившихся с курса кораблей первого века освоения Галактики. В таких поселениях, зачастую живших очень тяжело, но сохранявших ценности гостеприимства, товарищества и уважения к Жизни и Разуму, Людей встречали с невероятной радостью. Вспомнив это, я всё-таки согласился выйти на связь с местными. Сначала в радиоэфире, а потом, если всё пойдёт удачно и местные согласятся принять нас, отправиться к ним на большом катере. Нашего старичка можно на это время закрыть, оставив работать только маяк для спасательной группы и аппаратуру грузового отсека. Нет, Нисса бы такого нам не позволила! Она требования безопасности помнит крепче своего имени.
***
Сначала всё шло так, как и ожидал Лёшка. Связь с местными удалось установить тем же вечером, хотя их аппаратура и была слабой, так что переговорить получилось лишь с ближайшим крупным поселением. Они сразу откликнулись на позывные старого гимна, а узнав, что нас всего трое, пригласили к себе, радуясь, что их нашли, и теперь они вернутся к цивилизации. И мы оставили корабль. Хорошо ещё, ничего о нём не сказали: Эл настоял, объясняя всё тем, что, если местные узнают о корабле, то захотят увидеть его, и им придётся показывать и грузовой отсек, а там ведь его любимые образцы, которые нельзя расконсервировать.
– Местные подумают, что мы от них что-то скрываем, – с привычным и так надоевшим мне смущением говорил биолог. – Катер у нас большой, а местные разницы между настоящим кораблём и планетарником наверняка не знают.
– Ладно, – согласился Лёшка, на самом деле очень желая похвастаться нашей техникой, но тоже понимая, что лучше повременить. Кораблик-то у нас уже отработал своё. Я же вообще не хотел особо откровенничать перед местными.
– Загружайтесь. – Лёшка включил пульт катера. – Эл, ты уверен, что твои образцы не стухнут? Неохота вернуться и застать вместо корабля вонючую помойку.
– Это не образцы, а эмбрионы! – возмутился биолог и показал запястье: – У меня на ком все данные выведены, я постоянно контролирую.
Мы летели над густым, совсем земным с виду лесом, потом над посёлками, еле успевая зацепить взглядом деревянные и каменные домики, совсем небольшие и чем-то неуловимо нас смущавшие, повозки на узких и странно неровных дорогах, наполовину убранные поля – здесь как раз был конец лета.
Часа через два показался городок, в котором нас пригласили остановиться. В нём уже были довольно большие – в два-три этажа – дома, ухоженный сквер, белёное здание администрации с несколько странно выглядевшими здесь дорическими колоннами небольшого портика. На площади перед ней мы и сели, немного смущаясь довольно большой толпы встречающих и готовясь к чему-то вроде торжественных речей. Почему-то жители потерянных колоний всегда проводят первую встречу одинаково.
Катер сел, его окружила толпа ярко одетых людей. Едва мы вышли – все трое, как идиоты, – нас обступили и вроде бы вежливо, но не давая сделать и шага в сторону, повели в здание.
В большом светлом зале нас встретил довольно высокий, жилистый и полуседой человек с властным взглядом желтовато-серых глаз.
– Приветствую представителей Земли!
Наши переводчики слегка запаздывали, и он, поняв это, стал говорить медленнее:
– Мы рады гостям с нашей прародины! Сейчас отдохните, а вечером будет праздничный ужин!
Нас снова вежливо, но властно повели куда-то, и вскоре заперли в небольшой, удобно, но скромно обставленной комнате на третьем этаже администрации.
– Влипли… – я, насмотревшись записей Ниссы, расстроенно сел на жёсткую деревянную кровать.
– Не выдумывай! – Лёшка всегда отличался избытком оптимизма. – Они пока сами в шоке, так что всё нормально. Эл, это можно есть?
– Не знаю, анализатор-то в катере остался. – Биолог отвлёкся от кома – опять перепроверял состояние своих образцов – и взял с подноса яблоко с заметным синеватым отливом. – Цвет природный, видно, местная мутация. Сейчас попробую.
– А если сдохнешь? – грубо поинтересовался Лёшка.
– А что ты предлагаешь? – неожиданно резко ответил Эл. – Нам в любом случае придётся есть местную пищу. И лучше, чтобы, если что, пострадал я, чем вы. Я даже катером плохо управляю.
– Дурак, – махнул рукой Лёшка. – Делай, что хочешь. Что решать будем?
– Ждать. – Я пожал плечами. – И не трепаться особо.
– Уже начали. – Лёшка усмехнулся. – Эл, как яблочко?
– Вкусное. – Биолог рассматривал огрызок. – И безопасно для нас. Местные-то их едят. Налетайте!
***
Торжественный ужин начался часа через два: сутки на планете длились немногим больше девятнадцати стандартных часов, и вечер наступил для нас слишком рано, особенно для Лёшки. Ну ничего, это обычное дело . Длина суток на разных планетах не бывает одинаковой, нас и не к такому приучали. Неделю без проблем выдержим. А вот общаться с такими людьми, какие собрались на банкет, точно нигде не учат, даже контактёров. Это только с опытом приходит.
В освещённом тусклыми электролампами зале были одни мужчины, в основном подтянутые и с холодно-властными взглядами. Они демонстративно высокомерно рассматривали нас и наверняка замечали любую мелочь. От них не исходило так ожидавшейся мной неприязни, но и особой радости, на которую рассчитывали Лёшка с Элом, – тоже. Все присутствующие словно решали сложную логическую задачу, одним из условий которой оказывались мы трое. И при этом все они старались соблюдать древний земной этикет.
Нас усадили на почётные места, молчаливые официанты в странной белой одежде поставили перед нами тарелки с каким-то жиденьким супом, налили вино в небольшие стаканы из прозрачного стекла ручной работы. Вообще вся посуда была чуть-чуть кривобокой, сделанной не очень умелыми ремесленниками. Наши мастера намного лучше, даже когда делают намеренно грубую посуду или имитируют древние горшки и кувшины.
Хозяин торжества, которого, как мы уже знали, звали Бен Чжоу, сказал тост в нашу честь. Потом пошли вежливые, но очень настойчивые расспросы о Земле, главным образом о её прошлом.
– У нас сохранились в основном записи, сделанные уже здесь, на нашей новой родине, да и то не самые ранние, – холодно объяснил кто-то из присутствующих. – Мы не знаем почти ничего., Как наши предки научились перемещаться в космосе? Почему покинули Землю? И нам интересно, как живут люди сейчас. Завоевали ли место для человечества?
Мы очень осторожно рассказали о событиях шестивековой давности: волне нападениях исконников, прокатившихся по планете в начале двадцать первого века и едва не привёдших к глобальной катастрофе. О том, что люди поняли необходимость объединения для того, чтобы сохранить и человечество, и планету. О переосмыслении популярного в то время правила «выгода превыше всего», и постепенном переходе к пониманию, что выгода эта – не прибыль одного дельца, а польза для Человечества. О долгом процессе изменения общества, постепенном ограничении власти тех самых дельцов, которые одно время считали себя «хозяевами жизни», диктующими условия миллиардам людей. О первых экспедициях к потенциально пригодным для жизни планетам. И о Контакте, произошедшем почти сразу после того, как люди основали первую колонию за пределами Солнечной системы.
