Егора разбудил будильник. Маринка проснулась первой и выключила его, когда муж, бормоча проклятия, понял, что на дворе утро, что надо вставать и отправляться на работу, будь она неладна. Тряхнув головой, оторвался от подушки, рывком сел на кровать.
– Егор! – громко прошептала жена. – Детей разбудишь.
– У! – он промычал что-то нечленораздельное и поднялся.
Под душем проснулся окончательно. Быстро глотая завтрак, думал, как успеть сделать все, что задумал. Он уже вторую неделю работал на двух работах. Он бы и на третью пошел, да пока не нашел подходящей, чтобы по времени не совпадали. Семья увеличилась, а доходов не прибавилось. Последние месяцы перед родами Марина провела в больнице. Те сбережения, что были отложены, растаяли, словно снег. А тут лекарства, витамины, питание, процедуры – одним словом, все оказалось намного дороже, чем он предполагал. Спасибо родителям, которые, несмотря на их с Маринкой протесты, взялись оплачивать коммунальные услуги. Егор не пытался жалеть себя. Скорее было обидно за жену и детей – они достойны лучшего. Он последнее время дома бывал редко, о том, чтобы помочь по хозяйству – нечего и думать. Приходил, и сил хватало только на то, чтобы умыться и поесть. Марина молчала, но похудела – чувствовал, когда ночью прижимал к себе – на большее сил не было. Сын тоже молчал, но чувствовалось – осуждает. Живут, словно бомжи. Теснятся в одной комнате вчетвером – стыдно, а ведь он уже не маленький. Что будет, когда сестра подрастет. И сейчас от нее нет покоя – вечно орет. Днем уроки приходится на кухне делать, по ночам не спать. Зачем надо было заводить второго ребенка? У них в классе все по одному, зато ездят на приличных машинах, живут в нормальных квартирах. У них даже неприличной машины нет, а уж про то, чтобы пригласить друзей в гости – нечего думать.
Никита вспоминал дом тети – вот класс. Там можно развернуться. Он ковырялся в тарелке с пустыми макаронами – ох, и надоели они.
– Никит, в школу опоздаешь, – Марина напомнила во второй раз.
– Мама, что-то мне не хочется. Я в школе поем.
– Книжки все сложил?
– Все. Ты же вчера вечером спрашивала.
– Вдруг что-нибудь выложил?
– Да ничего я не выложил.
Никита недовольно придвинул стул к столу, вздохнул – опять вой. Он быстро застегнул куртку, поспешил с ботинками – скорее на улицу, лишь бы не слышать ее.
– Никита, – перехватила его Марина, – вот возьми. Вы же сегодня с мальчишками собирались в Баскин Роббинс.
Она протянула сыну сторублевку. Никита неуверенно покосился на деньги.
– Бери, – потребовала Марина.
– Спасибо, мама, сдачу я принесу.
– Не говори глупости, здесь и так мало.
Они веселой гурьбой шли по дороге, рассказывая анекдоты. До кафе оставалось рукой подать. Никита радовался больше других, хотя виду не показывал. Во-первых, сразу после школы не надо идти домой и слушать плач противной сестры, а, во-вторых, у него есть немного денег на нормальное мороженое. Он осматривался по сторонам, словно ища чего-то. Его взгляд упал на дворника с метлой. Слишком уж сердито он подметал, совсем, как его отец, когда чем-то не доволен. Никита присмотрелся – и куртка такая же. Дворник повернулся боком…
Марина услышала шаги в прихожей.
– Никита, ты чего так рано?
Она осмотрела сына – расстроен.
– Я передумал. Вот, – он протянул ей деньги – та же сторублевая бумажка.
– Никита, – вздохнула Марина.
– Все нормально, мам. Что я, мороженое не ел? Глупо тратить на него столько денег, когда можно за десять рублей купить. Мы в воскресенье пойдем и всем купим: и тебе, и папе, и мне.
– Ребенок ты ребенок.
– Я не ребенок.
Никита вымыл руки, поел, убрал за собой посуду. Мама опять укачивала в коляске писклю – кроватка не помещалась в комнате: папа обещал что-нибудь придумать. Уставшая женщина откинулась на спинку дивана, одной рукой покачивала коляску. Как только малышка замолкала, она пыталась чуточку подремать. Когда сестренка в очередной раз завозилась, Никита качнул коляску. Рука матери упала на колени. Мальчик осторожно отодвинул коляску, все время покачивая ее, прикрыл маму пледом – пусть отдохнет.
Вернувшийся Егор увидел сына, качавшего коляску с сестрой. Молча посмотрел на Марину – спала сидя.
– Я сейчас, – сказал он шепотом, – только руки сполосну.
– Не спеши, иди ужинай, – сын внимательно рассматривал ручку коляски.
Марина завозилась на диване и проснулась.
– Надо же, уснула.
Она потянулась, увидела сына, мужа.
– Мальчики, все хорошо?
– Да, – в один голос ответили они.
Ночью Егор, несмотря на усталость, не сомкнул глаз. Так дальше продолжаться не может – надо найти выход. Легко сказать. С последней работы его попросили, вернее, выставили. Кому нужен охранник, качающий права, даже расчета не дали. А ведь думал, что возьмет кредит, придумает что-нибудь с жильем – ютиться вчетвером в хрущевской однушке не было возможности. Кто его дергал за язык? Ну, устроился он на стройку, даже дворником. Работы невпроворот – денег ноль. А если девчонки заболеют или Никита? Вон сегодня глаз не поднял на отца. Он что ли виноват в том, что отец неудачник. Егор зарычал от злобы на себя. Хорошо, они не знают, чем он занимается.
– Егор, ты чего? – Марина проснулась от его рыка.
– Ничего, все в порядке. Спи. Устала ведь – спи.
Марина ближе придвинулась к мужу: еще чуть и запылает огнем. Положила голову ему на плечо.
– Егор, я тут подумала, может, нам в деревню переехать?
– С дуба рухнула? Из города в деревню? Чего ты там станешь делать? Водить на экскурсии бабок, а экскурсии устраивать на выгоне, где коров пасут?
– Я же все равно пока не работаю.
– Зато Никита в школу ходит.
– У вас тоже есть школа, и весьма приличная.
– Сравнила поселковую школу с лицеем.
– Егор, ты же закончил ее, и Ася – ничего не случилось, а я не навсегда – на время, пока Наталька маленькая.
– А я?
– Может, устроишься у отца? Он же предлагал. Ну что это за работа – охранник в казино. Когда-нибудь это плохо кончится, ей богу, Егор. Ты же порох. Набьешь еще кому-нибудь физиономию – а если суд? Нам тогда что делать? – Марина замолчала, вздохнула, набравшись с силами, продолжила, – Знаешь, я сегодня Никите деньги дала на Баскин Роббинс, а он не пошел… По-моему, он сердится на нас.
– Почему?
– Ревнует к Натальке.
– Мы же их одинаково любим.
– Вдруг ему кажется, что его меньше. Наталька маленькая – все внимание на нее.
– Да нет. Он же мужик – должен понимать. А Баскин Роббинс – всего лишь кафе.
– Не скажи. Он никогда не приглашает друзей к себе в гости…
Девочка закряхтела, завозилась и начала плакать. Марина дернулась к ней.
– Тихо, тихо, милая. Сейчас покормлю…
Егор с семьей приехал к своим на выходные. Действительно, необходимо решать, как жить дальше. Может, отец посоветует. Ему придется сказать, что с работы турнули. Матери ни слова – убьет. По приезде отправились к Аське. Та ужасно обрадовалась Марине с девочкой и племянником. Она выхватила племянницу и начала носиться с ней по всему дому. Рихард пытался занять Никиту, но это оказалось не так просто – разговор не клеился из-за невозможности говорить взрослого.
– Дядя Рихард, можно вас попросить? – набравшись храбрости, спросил у него мальчик.
– Да, – Рихард с облегчением кивнул головой.
– Можно мне спуститься в подвал?
Рихард удивился такому вопросу. Его удивление изобразилось на лице.
– Дом ведь старинный, – неуверенно сказал мальчик.
Рихард догадался – привидения. Ну, конечно, что еще может интересовать мальчишку в подвале – не вино же (оно, скорее, заинтересовало бы его отца).
– Идем.
Марина сидела на диване, наслаждаясь тишиной и покоем. Наталька в надежных руках у свекрови и Аси – можно отдохнуть. Егор запнулся в дверях.
– Ты чего это так улыбаешься? – спросил он.
– Нельзя? Отдыхаю. – Марина блаженно потянулась. Кофточка выделила женские прелести.
– Не уверен, что тебе это удастся, – прохрипел Егор, поворачивая ключ в двери.
– Егор, ты рехнулся? – строго спросила жена.
– А что такого? – Егор на ходу сорвал с себя свитер. – Черт побери, я соскучился по тебе, чрезвычайно соскучился…
Елена Владимировна готовила обед. Асю она решила не трогать – пусть пообщается с племянницей – пойдет на пользу. Она резала салат. Где же Андрей – обещал приехать к пяти, а сейчас уже пять минут шестого. Опять мотается – ни минуты покоя. Вошла Марина.
– Помочь? – спросила она.
– Не мешало бы, если учесть, что муж куда-то пропал.
Свекровь не поднимая головы, пододвинула Марине морковь, сама шинковала лук.
– Пропади он пропадом.
Она вытирала слезы, выступившие на глазах. Ее взгляд упал на руки Марины.
– О, Господи, Марина! – Елена Владимировна забыла, что она делала перед этим.
– Что?
– Егор! – Елена Владимировна решительно направилась к двери. – Егор! Черт тебя дери!
– Ты чего шумишь, ма? Натальку разбудишь.
– Я тебе сейчас разбужу, ну-ка иди сюда, паршивец.
Егор вошел на кухню, не понимая, что стало причиной гнева матери.
– Чего, ма?
– Чего? Это я у тебя должна спросить, чего, сын? Иди сюда. Ближе!
Она взяла сына за ухо и притянула его голову к рукам Марины, на которых отчетливо виднелись пока красные пятна, завтра же, наверное, они посинеют.
– Что это такое?
– Ма, пусти, пожалуйста.
Мать отпустила ухо, но взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
– У Маринки кожа нежная, – выдавил из себя Егор, поглядывая на покрасневшую жену.
– У женщин, вообще-то, у всех кожа нежная, к твоему сведению, сынок.
– Марин, ну скажи ей, что я не бил тебя. Она ведь черт знает о чем думает сейчас, – взмолился Егор.
– Все в порядке, Елена Владимировна, – Марина снова принялась за морковку.
– В порядке? Все замечательно. Просто класс! – не унималась мать. – Ты что, прощаешь ему все его выходки? Марина?
– Мам, ты чего, с ума сошла? Я люблю ее. – Егор побледнел от слов матери.
– Привет всем. Что тут у вас? – на пороге стоял отец. – Егор, ты чего? Егор?
Нервный тик передернул щеку сына. Его усадили на стул, дали воды. Руки тряслись как в лихорадке. Он раскачивался из стороны в сторону, словно маятник.
– Все хорошо, Егор. – Марина гладила его по голове. – Я побуду с ним немного, ладно?
Родители вышли из комнаты.
– Лена, что тут у вас?
– Плохо, видно, у них. Оба измученные, вывернутые какие-то. Может, его с работы уволили? Андрюша, поговори с ним…
Никита оглядывался по сторонам – класс. Будет что рассказать в школе, только вряд ли кто поверит ему. Вот показать бы фотки.
– Дядя Рихард, а у вас есть фотоаппарат?
– Да.
– А сфоткаться здесь можно?
– Да.
– Супер.
Они обошли весь подвал, в котором имелось множество дверей. В каждой комнате было что-то свое. В одной хранилось вино – много бутылок, запыленных от времени. В другой на стене высечены какие-то слова. В третьей стоял стол, стул и больше ничего. В четвертой… В самой дальней не оказалось света. Там лежала старая мебель, вероятно, еще от прошлых хозяев.
– А почему здесь нет света?
– Не-зна-ю.
– Дядя Рихард, вы верите в приведения? – доверчиво спросил мальчик.
– Воз-мож-но.
– Правда?! – мальчик с восторгом смотрел на мужчину.
Отец бы высмеял – он нет. Они еще побродили по подвалу. Никита посидел за столом, потрогал пыльные бутылки, ухнул пару раз – больше стало стыдно – вдруг отзовется.
– А когда можно сфоткаться?
– Сей-час.
– А как же фотоаппарат?
– При-не-сем.
– Я здесь подожду, – совсем расхрабрился мальчик.
– Нет, – покачал головой Рихард.
– Ну, дядя Рихард.
Снова отрицательный ответ.
– Вме-сте схо-дим.
Ничего не оставалось делать, как согласиться, а то передумает. Никита нехотя поднимался по скрипучим ступенькам. На последней оперся о перила, которые тут же рухнули. Рихард вовремя протянул руку и удержал ребенка.
– Ух, Черт. Что это было?
– Оно, – серьезно ответил Рихард.
– Оно есть? – шепотом спросил Никита, в ужасе широко открыв глаза.
– Да, – просто ответил дядя.
Мурашки пробежали между лопатками – что было бы, останься он здесь один…
Рихард за ужином понял, что за время их с Никитой отсутствия что-то произошло. Егор выглядел бледным, все время хмурился. Марина не поднимала глаз от тарелки. Родители тоже, хоть и улыбались, казались расстроенными. Лишь Ася и Никита были в приподнятом настроении. Ася рассказывала о племяннице, для нее открытием являлось все, что делала девочка, начиная от пузырей, выпущенных через соску и заканчивая погремушкой, которую та запустила в тетю. Никита был воодушевлен ничуть не меньше Аси, но он не мог так явно проявлять свои чувства, зная, что отец тут же оборвет его, да и мама вряд ли придет в восторг от известия о приведении, живущем в подвале Рихарда.
Было решено, что гости останутся на ночь. Ася не могла позволить Марине так быстро забрать кроху от себя. Мужчины предоставили женщинам план их размещения на ночлег и отправились в библиотеку. Никита хотел увязаться с ними, но бабушка строго посмотрела на него, и он остался – вечно эти женщины, он тоже большой. Они, наверное, будут пить вино из погреба, курить сигары, рассказывать что-нибудь интересное – ему бы не помешало послушать. Он со вздохом покорности поплелся за матерью и бабушкой.
Мужчины, действительно, расположились в библиотеке с бокалами вина. Егору хотелось не просто выпить – напиться, ведь тому была не одна, а сразу несколько причин. Отец, видя его напряжение, не знал, как подступиться с расспросами – видно, правда, вышибли. Черт, как все не вовремя.
– Рихард, я гляжу, Ася отошла, – обратился он к зятю.
– Нем-но-го.
Андрей Владимирович кивнул головой в знак согласия.
– Ну, слава Богу. Здесь хороший воздух. Отойдет, сил наберется. Вы молодые – ребенок будет, глядишь, – не один.
– Хо-те-ло-сь-бы.
– Непременно будут, – улыбнулся Андрей Владимирович, но улыбка вышла кислая.
– Е-го-р, – Рихард посмотрел на человека, занятого своими мыслями.
– Да.
– У те-бя неп-ри-я-я-т-нос-ти?
– С чего ты взял? – Егор залпом выпил свою порцию спиртного.
Услышав его слова, Рихард понял, что прав – он причина сегодняшней натянутости.
– Что?
– Что что? – Егор упорно делал вид, что не понимает, о чем идет речь.
– Что случилось? – спокойно и четко проговорил Рихард.
– Ничего. Это вы вдруг решили, что у меня что-то случилось. Мать вообще выдумала, что я жену то ли бью, то ли насилую, уж не знаю, к какому выводу она пришла. Теперь, наверное, пытает Маринку или Никиту…
– Хочешь служить в ЭСВ?
– Не понял…
– Ты был на войне, умеешь воевать, имеешь характер, злой, упрямый, умный – подходишь по многим параметрам ЭСВ.
Рихард в упор рассматривал Егора, тот не смутился, взгляда не отвел. Андрей Владимирович в изумлении воззрился на зятя – говорил четко без заикания, фразы длинные, предлагал службу в ЭСВ.
– Не думаю, что ты испугаешься ЭСВ, несмотря на то, что вам наговорил Ритус. Он любит, порой, сгустить краски. На самом деле там нормальные люди. У вас с Мариной будет дом, что тоже не маловажно.
– Я не офицер.
– И что? Пока будешь служить в армии, дальше как покажешь себя.
– В твоей?
– Не думаю, что это хорошо. Я бы посоветовал тебе брата Ритуса – Юли. Он тебе понравится, будь уверен.
– Почему ты так думаешь?
Рихард улыбнулся, но промолчал.
– По-со-ве-туй-ся с же-ной, – продолжил он после глотка вина.
– Хорошо, – в раздумье протянул Егор, – налей-ка мне еще, что-то в горле пересохло.
– Егор, не увлекайся, а то нам всем влетит по полной, – предупредил отец.
Егор вздохнул – не поспоришь: мать задаст еще ту трепку…
Она думала, что если не обращать внимания, то все беды пройдут стороной, они не заметят ее, а значит, и не причинят боли… Она так думала вчера – сегодня все изменилось. Жизнь снова заявила о себе: не обращать внимания на нее больше нельзя.
Господи, нет такой молитвы, которую она за свою жизнь не прочитала бы! Теперь куда? К кому? Сама она – ничто. Сама она трусиха… Снова к нему? А что еще? Жизнь, подлая! Зачем столько боли одному человеку? За что? Она грешнее многих? Чем прогневила Всевышнего?.. Нет ответа… Ее жизнь – ничто. Жалко того, кто рядом. Он не знает, не понимает. И объяснить нет возможности, да и сил. Не надо было принимать его сразу. Пожалела – расплачивайся. Но он ведь любит. Ей ли не знать, что такое любовь, когда ради него одного готова на все…
Иля не спала всю ночь, прикидывала, рассчитывала, есть ли выход из положения. К утру поняла, что отговорить Игоря не получится, родители на его стороне. Исход один – Ритус. Она встала раньше обычного. На замечание Людмилы Алексеевны, куда она собралась в воскресенье, ответила, что надо съездить в райцентр, зачем, впрочем, уточнять не стала. Благо Игоря нет дома, хотя бы ему не врать, терпеть она этого не могла.
Они договорились встретиться около магазина «Руслан» – Ритус, наверное, найдет его без труда. Иля сидела на лавочке, ожидая мужа. Он приехал, как договаривались, к одиннадцати. Она не сразу поняла, что машина на обочине ожидает ее – ему пришлось дважды посигналить. Иля, вздрогнув, встала со скамейки, Ритус изнутри открыл дверцу.
– Привет.
– Здравствуй, – Иля усаживалась на сидение.
– Зачем конспирация? – спросил он, отъезжая.
– Не хочу, чтобы меня видели с мужчиной.
– Он ревнивый?
– Кто?
– Тот, из-за кого ты не хочешь, чтобы тебя видели с мужчиной?
– Нет. Не знаю. У него не было повода. Просто, он молодой, все воспринимает в розовом свете.
– Куда поедем?
– Не знаю. Куда-нибудь, где нас никто не увидит.
– Хорошо.
Пока они ехали, Иля изучала картинки, мелькающие как в калейдоскопе, за стеклом машины. На него смотреть боялась. Он не стал тревожить женщину. Когда вчера вечером прозвучал телефонный звонок, которого не должно было раздаться в этой жизни, Ритус понял, случилась беда – ничто другое не вынудит позвонить с того света. Он предложил встретиться сразу же, но она настаивала на следующий день – согласился.
Ритус съехал в рощицу (приметил ее по дороге сюда), заглушил мотор – здесь никто не помешает.
– Здравствуй, – он повернулся к жене.
Иля наклонила голову, приветствуя его.
– Может, все-таки посмотришь на меня?
Она улыбнулась и повернулась… Несколько минут двое рассматривали друг друга. Когда-то, в прошлой жизни, они были вместе.
– Ты изменился.
– Да нет.
– Изменился. Глаза другие, – она смеялась сквозь слезы.
Он привлек ее к себе. Говорить не хотелось, что и она тоже изменилась – морщинки около глаз пролегли то ли от тоски, то ли от беды, но никак не от счастья. Каким оно может быть? Глиняным? Воздушным?
– Все хорошо. Не надо плакать. Ты же у меня сильная.
Она затрясла головой на его плече, шмыгнула носом. Ритус дал время женщине прийти в себя, успокаивая своим присутствием, обнял за плечи, прижал к себе. Время от времени поглаживал по спине, наконец, почувствовав, что шквал эмоций спал, сказал:
– Я знаю, сильная. Давай сначала рассказывай ты, а потом я…
– Ох, – Иля вздохнула, отрываясь от его плеча.
Она вытащила носовой платок, вытерла глаза, поправила шарф – утром было прохладно.
– Его зовут Игорь. Он, действительно, моложе меня. Я учила его. Сначала смеялась над ухаживаниями, а он всерьез. Хотела уехать, а он объявил, если не буду с ним, наложит на себя руки. Однажды ко мне пришла его мать, Людмила Алексеевна, сказала, что он чуть не бредит мной. Я согласилась. Вот и все. Живем у него дома. Он как мальчишка, готов на руках меня носить. В институте оформил свободное посещение, чтобы быть дома… Всего не перескажешь…
Месяц назад до нас докатился слух об ЭСВ. Игорь как услышал, что там большие деньги платят, загорелся, хочет идти служить. Я сначала в шутку, что нам деньги не нужны, а он свое: купим дом, заведем детей. Потом сказала, что как же мы будем не вместе: он готов потерпеть некоторое время (кто-то сказал, что достаточно несколько месяцев, а потом тебе дают квартиру в гарнизоне). Обратилась к родителям – они и слушать не хотят. Думаю, считают, может, отстанет от меня, найдет кого-нибудь. Одним словом, одержим мыслью об ЭСВ.
– Понятно. Давай паспортные данные и фотографию – не пройдет он в ЭСВ. Ну, а ты что думаешь делать?
– Не знаю. Мне кажется, я сделала ошибку, согласившись с ним, но мне стало так жалко его: он ночами стоял под моими окнами, хотел повеситься…
– Всех-то ты жалеешь. Может, пора о себе подумать. Чего хочешь ты? – Ритус внимательно смотрел на женщину, не давая возможности уйти от ответа.
– Моя мечта из области фантастики, – Иля, смутившись, начала краснеть.
– А если тебе кажется? – заинтересовался Ритус.
– Нет, – Иля совсем сконфузилась, даже отвернулась.
– Ладно. У тебя еще что-то? – спросил Ритус между прочим.
– Нет, – она рассматривала вид за окном автомобиля.
Иля понимала, что разговор исчерпан, что пора возвращаться из сказки в реальность. Ритус занялся поискали музыки. Включил Дебюсси – все еще помнил ее пристрастия.
– Ты сказала о детях. Может, хочешь ребенка?
– Не от него.
Ритус включил «Лунную сонату». Помедлив, спросил:
– Мне рассматривать это как предложение?
Женщина по-прежнему смотрела в окно. Ритус скорее почувствовал, как по лицу Или расплывается румянец.
– Не вижу повода для смущения.
– Зато я вижу.
– Пустяки…
Солнце смеялось над ними, слепило их через стекло. Женщина тоже смеялась. Ей было не просто приятно – она чувствовала себя счастливой. Наконец-то…
– Ты изменился, – она гладила его плечо, грудь.
– Просто я вырос. Я достался тебе не в лучшее для меня время – молокосос, не знающий, что делать с женщиной.
– Не наговаривай на себя. Ты добрый и нежный.
– Слышали бы тебя сейчас некоторые люди – не поверили, что такое обо мне можно сказать в здравом уме, – Ритус искренне рассмеялся и растрепал волосы женщины.
– Прекрати.
– Тебе идет. Правда. И вообще… Ты тоже несколько изменилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Не скажу… – он привлек женщину к себе, чтобы поцеловать. – Спасибо тебе. Мне сейчас как никогда нужна опора. Похоже, ты моя соломинка, чтобы выбраться из омута и не сойти с ума.
– Что случилось? – Иля пыталась найти ответ в его глазах.
– Уже все хорошо. Правда, – он остановился на секунду, а потом с задором продолжил, – Да! Ты же ничего не знаешь о наших детях. Слушай, я буду рассказывать…
Иля вернулась с глазами, полными блеска и света. На вопрос Людмилы Алексеевны, и так не жалующей невестку (как ее называть – неизвестно), что это с ней, молодая женщина лишь улыбнулась: все хорошо. Еще бы. Она ведь думала, что их дочь, Светочка, их девочка, малышка… а она выросла и вышла замуж. Господи, если бы она только могла увидеть ее вживую, а не на фотографии. А Артур. Сереженька. Нет ей прощения как матери. Она знает: дети никогда не простят ее, не поймут. Она не оправдывает себя. Знала, от чего отказывалась. Не только от детей – от него. Но тогда он страдал бы – ведь он не любил ее, любил другую. Они бы мучили друг друга. Он своей нелюбовью, она любовью. И женщина приняла решение: пусть страдает один человек – она.
Когда Иля заявила, что хочет уйти, Ритус спросил, не боится ли она Бога – наложить на себя руки – грех. Убить он ее отказался, к тому же на руках умирающая дочь, зато в его силах было устроить ее исчезновение. Для всех она погибла. Ее похоронили. Она считала, что ее могила будет рядом с могилой дочери, а Света выжила. И Ритус с той, кого любил и любит… Пусть осудят и не простят. Пусть не попадет в Петровы врата. Но на Суде ей есть, что сказать в защиту: она соединила тех, кто, действительно, предназначен друг для друга. Бланки не разводились, никогда. Да и развод ничего не изменил бы – из ЭСВ не так просто уйти живым, а она жена Самого.
Иля, несмотря на понурую голову Игоря, радовалась жизни. Она не стала изображать расстройства по поводу того, что его не приняли в ЭСВ, даже не поинтересовалась, какую причину придумали, – какая разница. Он ходил целую неделю как в воду опущенный, а она летать хотела – ее дочь жива и счастлива. Что может быть лучше?! Глупенький мальчик, как он не поймет, что для счастья нужны порой не деньги, а несколько слов.
Когда еще через две недели поняла, что с ней что-то не так, как обычно, она зашлась от счастья. У нее будет ребенок! Теперь ей есть ради кого жить! Его-то она никому не отдаст, даже Ритусу! Надо, как бы трудно ни было, оторвать Игоря от себя. Не стоит дальше водить его по сказочному замку – он не реален.
На немые вопросы Людмилы Алексеевны она не реагировала. Когда Игоря не было дома, собиралась с мыслями, что ему сказать, главное – когда. Вещи собрать – минутное дело. Куда? Пока на старое место, а потом… У нее же есть счет, что оставил Ритус. Она им так и не воспользовалась – вот пришла пора: переедет куда-нибудь в тихое место. Вечером стало худо. Вдруг как-то сразу – она не подготовилась.
– Ильяна! Ильяночка! Что с тобой, любимая? Ты заболела? – Игорь носился, словно заводной. Да уйди ты, бестолковый.
– Может, Ильяна не заболела, а лишь нездорова?
– Мама, да что ты такое говоришь? Видишь, она зеленая.
– Да, такое случается иногда с женщинами, – язвительно заметила Людмила Алексеевна: рухнули ее планы на сына.
– Игорь, успокойся. – Иля нашла силы сесть. – Твоя мама права, со мной все в порядке. Просто я жду ребенка.
– Ильяночка! – Игорь подхватил ее на руки и закружил по комнате.
– Игорь! – завопила женщина.
Он, испугавшись, остановился. Иля подавила приступ тошноты: помоги, Господи.
– Как я счастлив, дорогая!
Иля замахала на него руками. Он поставил ее на ноги.
– Что, моя милая?
– Прекрати разыгрывать телячью радость, – разозлилась Иля, – ребенок не твой!
Она вышла из комнаты – успеть бы до умывальника.
Игорь все еще стоял, улыбаясь во весь рот. Людмила Алексеевна посмотрела на сына: и правда, теленок, взрослеть когда будет? Вероятно, он не расслышал последних слов женщины, или не хотел их понимать. Она правду сказала или выдумала – попробуй пойми. Людмила Алексеевна переглянулась с мужем, тот пожал плечами. Чего только не сделаешь ради единственного сына, а он пригрозил родителям, что, если они косо посмотрят на нее, уйдет от них навсегда. Утром, тем не менее, на свой страх и риск Людмила Алексеевна решила прояснить ситуацию. Когда они с Илей остались вдвоем, спросила:
– Ильяна, ты что-то вчера сказала…
– Относительно чего, Людмила Алексеевна? – как мать, Иля понимала, что она не лучшая кандидатура для единственного сына. – Да я жду ребенка, не от Игоря.
Людмила Алексеевна промолчала: нельзя рубить с плеча. Перед глазами всплыл вчерашний сын с улыбкой до ушей.
Иля больше не возвращалась к этой теме: не было возможности. Игорь твердил каждому встречному и поперечному, что у него будет ребенок. Пока Иля дошла до работы, все село было в курсе их ожидаемого прибавления. Ее поздравляли, качали головой: какой из Игоря отец – чокнутый и все. Людмила Алексеевна тоже принимала поздравления с намечающимся внуком или внучкой: ох, Игорек-Игорек.
Иля попробовала дома образумить Игоря: какое там. Он носился по дому, планируя, где будет детская – придется перестроить дом. Придумывал имена. На замечание Или, что они не расписаны и у ребенка будет ее фамилия, он опешил:
– Зачем ты хочешь убить меня?
Людмила Алексеевна вздрогнула от слов сына и умоляюще посмотрела на Илю: пожалуйста. Дальше он начал планировать, когда они смогут расписаться. Всего лишь через два месяца. Нет ли возможности сделать это быстрее? Надо закатить такую свадьбу!
– Игорь, я не собираюсь замуж, тем более за тебя.
– Почему? Я же люблю тебя, дорогая.
Он стоял на коленях. Да что же это такое, в самом деле! Иля резко поднялась и ушла в комнату, закрыв ее на замок.
– Мама, чем я обидел ее?
– В ее положении все раздражает, – ответила Людмила Алексеевна, думая про себя, как быть. Может, к бабке его сводить – приворожила что ли. Если в прошлый раз она просила Ильяну побыть с ним какое-то время, то теперь понятно, что она не останется – ребенок не его, может, и к лучшему, да и сама женщина против…
Иля провела два урока. На большой перемене сидела в учительской. Раньше ей нравилось общаться с учениками на переменах. Теперь на нее смотрели как на женщину, ждущую ребенка от Игоря Маслюкова, перешептывались за спиной. Она могла возражать сколько угодно – никто не слушал. Игорь в первую очередь. Оставалось одно – уехать. Как забрать документы так, чтобы об этом не стало известно Игорю, учитывая, что Людмила Алексеевна – директор школы. О том, чтобы женщина стала ее союзницей нечего и думать: ради сына она готова терпеть и нелюбимую невестку, и неродного внука. Опять Ритус? Уехать так? Паспорт на руках, на работу как-нибудь устроится. А если в розыск подаст? Он сейчас в состоянии, когда на все способен. Иля закрыла глаза. Не хотела она никого не видеть, не слышать. Дверь открылась тихо.
– Ильяна! – в двери счастливое лицо Игоря. Даже на работу пришел. – Можно тебя, милая?
Иля посмотрела на довольного молодого человека. За столом заулыбались. Она, побледнев, поднялась – сегодня же уедет, куда глаза глядят.
– Что?
Она вышла в коридор. Но там тоже люди – дети рассматривали ее в упор.
– Я приготовил тебе подарок.
– Это не может подождать?
– Нет. Я думаю, ты будешь рада. Сейчас. Идем. Тут за углом стоит человек… – Игорь взял руку Или и повел ее за собой. – Милая, смотри, кто приехал. Твой отец…
Иля отдернула руку, словно ее ударило током.
– Правда, класс?! Теперь, у нас будет настоящая свадьба! – не унимался Игорь.
Иля прижала руки к груди. Глаза на окаменелом лице уставились в одну точку.
– Здравствуй, дочка! Я вот решил поговорить с твоим мужем… – она явственно расслышала смех смерти.
– Слушаю!
Господи, ты все-таки существуешь!
Ритус уже подошел к ней и заслонил собой.
– Ты?!..
Лицо смерти исказилось гримасой страха, губы потеряли всякую окраску, а пустые глаза запали в пустоту, зияющую чернотой. Ритус отодвинул Игоря в сторону, встал наизготовку.
– Ты… ублюдок… собака… – шипел голос смерти.
Ритус не реагировал, лишь смотрел на шипящий рот, понимая по губам невысказанные слова.
– Как же ты с двумя женами одновременно управляешься? – издевался голос.
– Тебя настолько интересует мой член? – Ритуса невозможно вывести из себя.
В ответ лишь фырканье. Ритус приготовился. Нож, пущенный смертью, застыл в воздухе. Ритус держал его ладонью. Он сконцентрировался и на нем, и на его посланнике, и на женщине, стоящей за его спиной, поэтому понадобилось время, чтобы нож, зависший в воздухе, повернулся и вонзился в пол. В осязаемой тишине чувствовалась тяжесть воздуха. Смерть прошла мимо людей на выход. Ритус наблюдал за ней: нельзя вступать в схватку – люди могут пострадать. Он проводил взглядом нежданного гостя, мысленно проследил за ним до самого выхода и лишь затем повернулся к женщине. Она, обмякнув, съехала по стене. Игорь хотел кинуться к ней, но вдруг увидел, как какой-то посторонний мужчина берет ее на руки и несет по направлению к учительской.