Татьяна Денисова
Без названия. Книга 2
Борис отдал должное угощению.
– Спасибо.
– На здоровье, – женщина смотрела на него по-матерински.
– Помочь с машиной? – спросил батюшка после ужина.
– Не помешало бы.
Мужчины вышли на улицу. Снегопад почти прекратился. Машина стояла в снегу.
– Уверены, что проедете на полигон?
– Да. Я вот этот бугор не заметил.
Борис сел за руль, батюшка начал толкать. С третьей попытки с раскачки машина выбралась на простор.
– Спасибо, – Борис вылез из машины.
– Это вам спасибо. Вы ведь вступились за Марию.
– Пустяки.
– Для вас может и так, да для нас нет. Она у нас одна дочь.
– Просто она маленькая и глупенькая.
– Не могу с вами согласиться. Проблема в том, как она смотрит на мир.
– Вы так серьезно говорите о девочке. Сколько ей лет?
– Двадцать.
– Шутите!
– Нет.
– Я думал… Она сказала, что учится.
– Да. В институте заочно. Мы настаивали, чтобы на дневном – не согласилась. Ее выбор.
– Никогда бы не подумал…
Борис то ли из-за плотной домашней пищи, то ли после длительного пребывания на улице заснул в эту ночь сразу и крепко. Утром встал по звонку будильника – на душе легче.
Зачем поехал туда во второй раз, он не знал. Первый – случайная встреча, машина застряла. Но теперь ни снегопада, ни надобности ехать не было. Подходя к дому, Борис сначала услышал Марию, ее смех, детский и искренний, затем увидел. Она играла в снежки с двумя мужчинами.
– Держись! – один из мужчин бросил в девушку снежок.
– Ах, так. Я тебе покажу, где раки зимуют, – она набрала полные руки снега, но поскользнулась, потому что спешила, и села в сугроб.
– Здравствуйте, – Борису стало неловко находиться в роли стороннего наблюдателя.
– Здравствуйте, – послышалось в ответ с трех сторон.
Раскрасневшаяся девушка повернулась к нему.
– Как хорошо. Вы мне поможете одолеть этих двоих, – она протянула руку, и Борису ничего не оставалось делать, как помочь ей подняться.
– Видите, какие у них довольные физиономии? Они поспорили, что я им сдамся и запрошу у них пощады, а мне этого очень не хочется.
Ее речь прервал снежок, угодивший прямо в грудь.
– Хватит отдыхать. Думаешь, мы не знаем, что ты тянешь время.
И сразу последовало два удара.
– Ну, ироды…
Борис, смеясь, слепил увесистый снежок и запустил его в ближайшего противника, вставшего на изготовку. Попал по цели, выбив оружие у него из рук.
– Миша, у нас серьезная проблема, – сказал один из мужчин.
– Ничего, ерунда. Не таких видали…
Он не успел договорить, потому что снежок, выпущенный Марией, залетел прямо в рот.
– Тьфу.
Дальнейший бой продолжался без длительных реплик, слышалось лишь: «Ура!» «Вот тебе». «А это тебе» и все в таком духе.
– Мальчики! Мария! Хватит уже, – на пороге стояла матушка.
– Мама, еще чуть-чуть. Я почти побила их.
– И ничуть не побила. Мама, она фантазирует.
Однако мужчины остановились, и Мария, держа последний снаряд в руке, не решалась выпустить его. Матушка, качая головой, вошла в дом.
– Сестренка, ну скажи, что сдаешься, – елейно тихо прошептал брат.
– Николай! – послышалось с веранды.
– Уже идем, мама.
Мужчины подошли к сестре и начали отряхивать ее. Она, смеясь, перекладывала снежок из руки в руку, раздумывая, кому из братьев напоследок сунуть его за шиворот.
– Маша, а снежок для него? – спросил один из братьев.
– Нет. Он еще не успел провиниться в отличие от вас. Кстати, знакомьтесь. Это мои братья. Тот, что больше – Миша, что меньше – Коля.
– Борис.
Интересно, с чего она решила, что один из них меньше. Оба жлобы дай бог.
– Идемте в дом.
– Не помешаю?
– Поможете. При вас нас не станут отчитывать за сестру.
Братья засмеялись. Весело топая сапогами, они ввалились гурьбой в прихожую. Мария разделась первая и юркнула между мужчин.
– Проходите.
В зале сидел отец. Он внимательно читал газету. Увидев входящих, снял очки, поздоровался с Борисом.
– С сыновьями, я понимаю, вы уже познакомились.
– Пришлось.
Борис сел в предложенное кресло и с интересом рассматривал братьев. Оба были коренастые, широкие в плечах, узкие в талии. Оба с бородкой. У одного плотная, хоть и короткая. У другого аккуратная, ухоженная. Священники, а там, кто знает. Одеты в светское: джинсы и свитера.
Матушка вошла с большой тарелкой, полной картошки, посыпанной зеленым луком и укропом. Мария принесла хлеба, солений. Задвигали стульями, расселись за столом. Перекрестился лишь батюшка, остальные не стали смущать гостя. Матушка сердилась, несмотря на то, что старалась скрыть это. Борис поймал на себе взгляд братьев, прячущих улыбки в бороды. Отец прятать не стал, широко улыбнувшись, сказал:
– Радуются, как дети, что за проказы ничего-то им не будет.
Мать в недовольстве покачала головой.
– Она первая начала, – не выдержал тот, у которого борода была меньше.
Борис так и не понял пока, кто из них кто.
– Я всего лишь попросила прокатить меня на санках, – тихо сказала Мария.
– Они случайно перевернулись, – сказал один из братьев.
– Правда, Машенька, случайно, – подтвердил другой.
– А врать нехорошо, – не уступала сестра.
– Мы не врем. Помнишь тот камень, что я положил осенью около дорожки. Ты еще спрашивала, зачем я туда его пристроил. Вот он и помог санкам перевернуться.
– Я и сейчас спрашиваю, зачем ты его туда положил?
– Чтобы зимой, катая тебя на санках, наехать на него.
За столом засмеялись, даже матери пришлось улыбнуться.
– Вроде бы и взрослые, а ума совсем нет.
Борису стало хорошо в простом, но уютном доме, за столом, на котором была только постная еда, с людьми, любящими друг друга, чувствовалось, что перед ним семья.
Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал Борису, что он по собственной воле станет заниматься подобными вещами, он не то, что не поверил бы, – усомнился в умственных способностях собеседника. Борис не пробовал анализировать поведение, так как оно не поддавалось анализу.
Вместе со взрослыми братьями Марии, Михаилом и Николаем, они заливали горку. Самую настоящую ледяную горку. И испробовали самолично. Чудно, без сомнения, выглядело со стороны: будущие священники и командующий армии съезжают с ледяной кручи на фанерках, которыми обычно пользуется детвора не старше десяти лет.
Мария летела с горы на санках. Она заливалась смехом, несмотря на слезы, выступившие из-за ветра – глаза она так и не закрыла, несмотря на страх. Когда к горке подошли дети, взрослые уступили им место.
– Катайтесь на здоровье, – задорно крикнула Мария.
Борис больше по привычке остановил машину около церкви. Теперь он не мог себе представить вечер вне этой семьи. Ему казалось, что он здесь не столько из-за девушки, сколько из-за общества умных мужчин. Они сдружились. Если раньше с Владом Борис знал только одно времяпровождение: бар – выпивка – женщины, то теперь оказалось можно обойтись без этого, ничуть не теряя в интересе.
Мария редко участвовала в разговорах. Больше говорил Николай, а говорить он мог о чем угодно и сколько угодно. Как-то засидевшись совсем уж допоздна – никто не заметил, что время одиннадцатый час, Миша сказал, почесывая в затылке:
– Не завидую я твоему приходу.
– Михаил! – строго заметил отец…
Борис постучался. Дверь открыла матушка.
– Борис, проходите.
– Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста, фрукты.
– Зачем вы…
– Бросьте, пустяки.
– Снимайте куртку. Дома пока только Коля. Машенька с Мишей ушли в гости – они обещались вернуться к шести, так что скоро будут.
– А Дмитрий Александрович?
– Позвали читать.
Борис прошел в комнату, где на полу сидел Николай. Перед ним лежала раскрытая коробка с множеством деталей, вероятно, от железной дороги. Сам же он внимательно изучал инструкцию.
– Привет.
– А Борис, здравствуй.
Он кивнул в знак приветствия головой и опять ушел в свое занятие. Борис прошел к креслу, не задев детали. Николай чесал затылок.
– Да.
– Зачем тебе железная дорога?
Борис повертел коробку, рассматривая, как должна выглядеть игрушка.
– Это не мне – мальчику одному. Скоро ведь Новый год.
– Действительно, я не подумал.
– Не стесняйся – присоединяйся, – обратился к нему Николай, передав инструкцию, сам тем временем выискал две детали и попытался их соединить.
Спустя полчаса вернулись Мария и Михаил.
– Все сидишь? – спросил Михаил, заходя в комнату, – вижу, за время нашего отсутствия ты, даже с помощью Бориса не очень-то продвинулся вперед.
– С твоей помощью, конечно, пойдет быстрее.
– Вне всякого сомнения.
Общими усилиями железная дорога оказалась собранной. Теперь Мария рассматривала паровозики:
– Миша, включи, пожалуйста. Здорово! Мне кажется, Мите понравится.
Мария ползала на коленях, рассматривая игрушку. Николай смотрел рассеянно: грустно. Борис ничего не понимал. Вошел Дмитрий Александрович. Борис впервые видел его в рясе – внушительно и как-то по-иному.
– Здравствуйте, – он невольно поднялся с места.
– Здравствуйте, Борис.
Поразительно, что до сих пор в этой семье его звали на вы.
– Папа, тебе помочь? – встрепенулась Мария.
– Не сегодня Мария. Николай, зайдите ко мне с Михаилом.
– Да, отец.
Мария сидела на полу, обхватив себя за колени, и молчала.
– Похоже, мне сегодня пора, – не совсем уверенно сказал Борис.
– Вы простите нас. Что-то сегодня всем досталось, даже вам. Мы с Мишей были у одной женщины – хорошая женщина, она нуждается в помощи, а здесь никого из знакомых. А Коля, Коле труднее, – шепотом добавила она.
– Машенька, ты чего гостя не приглашаешь к столу. Борис, идемте на кухню – будем пить чай, – матушка стояла в дверях.
– Вдруг нужно что-нибудь?
– Конечно, нужно. Борису нужен чай, я думаю. А Коле нужно, чтобы вы упаковали подарок. Борис, вы поможете?
– Да.
Было заметно, что девушка не довольна таким поворотом событий, но делать нечего. Борис заметил, что пока они пили чай, мужчины вышли из дома – все трое в рясах. Матушка выходила в соседнюю комнату, что-то выносила мужу.
– Не люблю такие дни, – Мария смотрела на чашку с чаем, но не притронулась к ней. Борис молчал, не зная, о чем спросить – ни о похоронах же, в самом деле.
– Вы ешьте, а то мама станет ругаться – не угощаю. Она очень строгая, когда папа уезжает по делам.
– Не думал, что матушка может быть строгой. Тебя ругать не станет? Ты ни к чему не прикоснулась.
– Мне можно – пост.
Борис посмотрел на хрупкую девушку, которую принял за подростка – не мудрено. Только вот глаза – они мудрее. Он быстро выпил чай и предложил:
– Идем.
Они разложили разрезанный заранее большой лист картона, осторожно перенесли на него железную дорогу. Теперь надо накрыть еще одним листом, потом с боков, потом все запечатать, упаковать в красивую оберточную бумагу, которой как раз не оказалось.
– Завтра Коля съездит в город, купит, – сказала Мария. – Ой, подождите. Надо же, чтобы сюрприз оказался в подарке.
Она принесла конфеты и начала рассовывать их по вагончикам поезда. Больше не помещалось.
– Мало, – разочарованно протянула она.
– Можно прикрепить мешок с конфетами на крышу с подписью «от Деда Мороза».
– Правда.
Наконец, и с этим было покончено. Они еще раз осмотрели дело своих рук – неплохо. Упаковали.
– Маша, я не совсем понял, кто получатель подарка? – спросил Борис.
– Мальчик семи лет по имени Митя, – Мария собирала остатки скотча и картона.
– У мальчика есть родители? – Борис подал обрезки, что лежали около него.
– Да.
– Надо сказать, чрезвычайно трудно… – начал он.
– Коля любил Юлю, – вздохнула Маша, – но он сын священника. Это накладывает некоторый отпечаток на образ жизни. Она вышла замуж, но счастье оказалось глиняным. Теперь она здесь с сыном у родителей. Вот и вся история.
– А Колька?
– Коля хочет сделать подарок ребенку.
– А его матери?
– Мы стараемся не вмешиваться в личную жизнь друг друга.
– А вот я был бы не против, чтобы кто-нибудь вмешался в мою, – Борис понял, что произнес эти слова вслух. – Что-то я сегодня разговорился – не к добру это.
Мария промолчала.
Когда Борис приехал на полигон, он все еще был под впечатлением сегодняшнего дня. Что-то пошло не так. Причиною, вероятно, было стечение обстоятельств. К утру Борис понял, что ему надо купить подарки – послезавтра Новый год. Он укатил в гарнизон. За ночь так и не придумал, что могло бы понравиться Марии. Что она любит? Оказывается, за две недели знакомства он ничего не узнал о ней. Да какое две – больше. Может, не стоит затеваться вовсе?
Встретив Влада, по привычке отправился с другом в бар. Влад рассказывал о последних новостях, нес какую-то чушь. Борис слушал вполуха. На замечание: «Да ты совсем не слушаешь» отмахнулся.
– И кто она?
Борис тряхнул головой.
– Помнишь ту девчонку летом?
– Да.
– Я познакомился с ней ближе. У нее два брата, кроме отца попа.
– И?
– Тебе мало?
– В чем суть? Родители у нее есть, вроде опекунство оформить не получится.
– Вообще-то, она не маленькая девочка.
– Уже?
Борис поморщился.
– Ей двадцать.
Влад присвистнул. В недоумении посмотрел на друга:
– Она та, что нужна тебе?
– Не знаю.
– Ну-ну.
Влад ушел, а Борис все еще сидел за столиком. Возможно, он на месте друга тоже не понял бы себя. Да, они совсем разные. Но почему она не скажет… Но ведь он общается не столько с ней, сколько с братьями, отцом… А так… Когда сидят за столом – и то не рядом и не напротив. Ситуация похлеще Колькиной. А она тоже хороша: нет бы подтолкнуть. Обычно девушки так и делают. Проблема в том, что она необычная. Это единичный экземпляр женского типа. Борис попробовал представить себе различные виды продолжения их отношений – ничего не получилось.
На полигон он вернулся злой на себя, решив, что больше не пойдет к поповичам (так в ярости окрестил их дом). Один вечер и впрямь просидел в кабинете за картами. На второй ноги сами понесли сначала на улицу – Новый год ведь – салют пора или почти пора давать. В десять вечера сел в машину – запрещено что ли проехаться перед сном?
На стук вышла Мария. Борис растерялся.
– Здравствуйте, – сказала она, – с праздником.
– Да. С праздником. Не помешал? Вроде, это семейный праздник?
Мария вышла на крыльцо, плотно закрыв за собой дверь.
– Да. Праздник семейный, но мы не любим его с некоторых пор, – она поежилась от холода. – Идемте в церковь, если вы не против.
Борис был против, но молча пошел за девушкой. Шаги гулко отдавали в тишине.
– Присаживайтесь.
Мария зажгла несколько свечей.
– Тебя не будут ждать дома?
– Нет. Все легли. Я же сказала – мы не отмечаем Новый год. Я вас ждала.
– Почему?
К чему относился вопрос, трудно определить. Мария рассудила по-своему.
– Под Новый год три года назад погибли мои братья – Петр и Павел.
– В Чечне?
– Да. На войне. Они близнецы… Мы любили Новый год. Теперь стараемся делать вид, что… Это очень трудно.
– Еще бы… Как Колька? – Борис был рад заговорить о чем угодно.
– Не могу сказать точно. Сердится. Это чувствуется по наморщенному лбу.
– На кого?
– Сначала на себя, затем на нее.
– А что, женщина не может как-то, ну не знаю, подтолкнуть мужчину?
Борис хмурился еще больше, Мария молчала. Она смотрела на опущенную голову мужчины.
– Я ведь чудная, – сказала она, не стыдясь этого слова.
– Да, – согласился Борис.
– Вам не будет стыдно за меня?
– А тебе?
– Во что вы верите?
– В тебя.
– Я ничто.
– Ты все.
Теперь замолчал Борис, не зная, что добавить – не мастер он на слова.
– Я была уверена, что ни один мужчина не посмотрит на меня как на женщину.
– Почему?
– Я дочь попа, в Бога верую, в церкви молюсь.
– Что в этом плохого?
– Ничего. Борис, можно я скажу о вас своим?
– Не совсем понял, о чем ты?
– Что вы ко мне с намерениями.
– С намерениями?
– Разве нет? Может, я не поняла?
– О каких намерениях идет речь?
Мария снова замолчала, сбитая с толку, опустила голову, как несколько минут тому назад он, и стала рассматривать руки.
– Я все хотел спросить, какое имя тебе больше нравится? – Борис пытался выгнать тишину.
– Мое.
– Да, я понимаю, но тебя по-разному зовут: Мария, Маша, Машенька.
– Маша.
– Я так и думал.
Она все так же рассматривала руки, больше похожие на руки подростка, да и сама она мало чем от него отличалась.
– Что-то я совсем запутался, – собравшись с духом, выпалил Борис.
– Это хорошо, – улыбнулась Мария.
– Что хорошего в том, что человек не может разобраться в себе, своих чувствах, ощущениях, желаниях?
– Сомневаетесь – значит, живете, чего-то желаете от жизни. Сомневаетесь в себе – значит, есть в душе место для других.
– А без проповедей нельзя? – разозлился Борис.
– Простите.
– Дьявол! Тьфу, ей Богу! Ну, что ты, в самом деле… Маша, помоги мне. Я не знаю, с чего начать.
– Я тоже. Вы у меня первый, – в ее словах было столько искренности, что Борису стало не по себе.
– О, Господи!
Он опустился перед ней на колени, взял ее руки в свои и прижался к ним, как к чему-то священному. Положив на ее колени голову, Борис затих, словно ожидая отпущения грехов. Мария аккуратно освободила одну ладонь из его рук, пригладила непослушный хохолок у него на затылке.
– Я несдержанный.
– Это ничего.
– Ругаюсь.
– Большинство людей ругается.
– Пью.
В ответ она лишь снова пригладила хохолок.
– Гуляю.
– Все хорошо.
– Я так и не нашел для тебя подарка.
Мария улыбнулась.
– Глупенький.
– Да, нет, Маша, я не глупенький. Это ребенок может быть таковым, потому что он еще мал и неразумен. Я глупец…
– Не надо наговаривать на себя.
– Ты задала вопрос о намерениях.
– Я поспешила…
– Нет.
Борис поднял голову, посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет, Маша. Спешка здесь не при чем. Я поговорю завтра с твоим отцом. Намерения у меня самые что ни на есть серьезные. Я буду… уж не знаю, каким мужем я стану для тебя, скорее всего, препаршивым. Ты такая неземная, ты чистая в своих помыслах. У тебя есть вера в человека, а я стану верить в тебя.
– В меня нет. В него – да.
– В него?
– Да. Во единого и непорочного…
– Не надо…
– Хорошо, я стану веровать и за тебя тоже.
Борис засмеялся.
– А что мне делать за тебя?
Мария пожала плечами.
– Ничего.
На следующий день, как и обещал, Борис разговаривал с отцом Марии. Дмитрий Александрович выслушал молодого человека спокойно, но с ответом не стал спешить. Борис заволновался – что-то не так.
– Борис, вы хороший человек… с непростым характером. Надо обладать большой силой, чтобы связать судьбу с дочерью попа. Я не стану вставать между вами, вы мне нравитесь. Вряд ли вы станете обижать Марию, она же беззащитна со своей открытой душой. Берегите ее. Однако я должен сказать вам. Не заставляйте Марию делать выбор между вами и ее верой и не подвергайте себя опасности, потому что в таком случае она пожертвует собой. Вы еще не до конца осознали, с кем предполагаете связать свою судьбу. Сейчас чувствуете потребность сердца, истосковавшейся души. Разум отсутствует совершенно. Сердце не обманывает в подобных делах. Однако мы живем в мире, где царит именно разум, а не сердце. Вы военный, разумеется, службу бросать не собираетесь – значит, можете отправиться на войну, где станете убивать, или, быть может, уже убивали. Мария не принимает таковой стороны жизни.
Пройдут годы, много лет, но она не изменится, не привыкнет к мысли о необходимости водворения зла во имя справедливости. Она останется верна своей вере, потому что очарована ей. Знаете, и в детстве, и сейчас она входит в церковь, как в дом Божий. Во время службы она разговаривает с НИМ – не с людьми. Сможете ли вы принять такую Марию? Думаю, не стоит спешить. Вам надо хорошо обдумать свое решение, постараться понять Марию, привыкнуть, в конце концов, к ее необычности.
– Ей тоже нужно время? – спросил Борис.
– Нет. Она приняла вас сразу и безоговорочно. Она сделает все, о чем вы попросите, просто скажете, прикажете, в какой бы форме это не прозвучало, все, кроме одного – не предаст веры.
Борис сжал виски – было от чего.
– Она полностью в вашей власти.
– Да мне не нужна эта власть. Я…
Борис замолчал: что сказать…
– Вам нужно время, чтобы научиться не пользоваться своим правом над ней.
– Да. – Борис качал головой – может уйти вся жизнь на это: характер у него не простой.
Борис испугался не на шутку. Если в твоей власти находится человек, полностью, безоговорочно, то это дает огромные возможности. Но он не хотел пользоваться никакими возможностями. Он хотел находиться с ней рядом, слышать ее голос, видеть ее. А как хотелось обнять, поцеловать… Не пользоваться своими желаниями – легко сказать!
Мария рассматривала себя в зеркало. В дверь комнаты легонько постучали – мама.
– Машенька! – она недоумевающе смотрела на полураздетую дочь.
– Прости, мама. – Мария поспешила одеться.
– Что-то случилось?
– Ничего худого.
– Почему ты грустишь? Борис обидел?
– Нет, что ты, мама. Он хороший, замечательный, правда. Это я, вероятно, слишком плоха для него. – Мария подавила вздох и отвернулась к окну, чтобы мать не увидела навернувшихся слез.
– Машенька, с чего ты взяла…
– Мама, я уродина?
– Нет.
– Хотя зачем я спрашиваю. Ни одна мать не скажет своему дитя, что он урод.
Девушка села на стул, опустив плечи…
Когда Борис пришел вечером того же дня, ему открыла не Мария – матушка. Они поздоровались, и матушка пригласила его на кухню.
– Присаживайтесь.
Борис по виду встревоженной матери понял – что-то не так.
– Маша здорова?
Матушка кивнула головой.
– Борис, у вас есть родственники?
– Да. Мать и сестра.
– Хорошо. Вы с Машенькой все здесь да здесь. Может, съездите куда-нибудь – к друзьям или родственникам?
Матушка смотрела на мужчину, грустно улыбаясь.
– Машенька считает себя уродкой. Сегодня я застала ее перед зеркалом – она рассматривала себя и осталась недовольна.
Борис сжал кулаки, даже стукнул по столу пару раз.
– Скажите, а когда пост закончится? – зло спросил он, хмуря брови.
– Через четыре недели.
– Дьявол! – Он снова стукнул по столу.
Вошла Мария.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Он посмотрел на нее и остался недоволен собой: бледная, видно, плакала. Дьявол! Дьявол! Когда она села за стол, начал пристально ее рассматривать. Она смутилась еще больше, даже пошла красными пятнами.
– Дмитрий Александрович дома?
– Да, – в один голос ответили женщины.
Человек предполагает, а Бог располагает. Эту поговорку знает каждый. Она проговаривается человеком скорее по инерции, нежели по понятию всей глубины ее смысла. Он тоже предполагал, как станет жить со своей женой, сколько детей у них будет, как она будет ждать его, как он научит ее руководить собой. Ничему из предположений не суждено было воплотиться в жизнь. А ведь его предупреждали: не делать выбора между ним и ее верой и не подвергать себя опасности. Вера. Она осталась с ней до конца. До самого последнего вздоха.
Смерть всегда неожиданна, даже если умирает тяжелобольной или старый человек. Она неожиданна, хотя человек, лукавя, говорит, что готов к ней, что думал о ней, предполагал ее приход. Ничего подобного. Где-то, наверное, имеется свиток, в котором указаны даты ее прихода ко всем людям. Хорошо, что мы не знаем этой даты. Плохо, что мы не знаем этой даты. Человек переходит в другой мир с мыслями о мире этом.
Теперь она была красавицей. Она всегда была красавицей. Борис все еще держал ее на руках, не чувствуя усталости, боли. Он находился вне времени и пространства. Какие-то люди сновали вокруг него, но он их не слышал. Кто-то попытался забрать ее у него – не отдал. Он все смотрел на нее – зачем она уснула посреди дня. У них столько дел – им еще ехать и ехать: дома ждет его мать и сестра. Наконец-то он познакомит их. Мать будет рада за непутевого сына. Он разглядывал ее лицо: спокойное, умиротворенное, радостное. Шапка съехала набок – небольшое пятнышко сбоку, как раз на виске. Надо его вытереть, разбудить ее, и они продолжат путь.
Черная пустота затягивала… Не различая дороги, не понимая, где он, в каком мире, что он сам такое, Борис не знал – жив он или нет. Сознание вернулось лишь тогда, когда увидел перед собой черноту – слава всевышнему, пришла и за ним. Нет, ошибся. Он разочарованно осмотрел – всего лишь ряса, а не костлявая.
– Борис, нам надо поговорить.
Дмитрий Александрович прошелся по комнате, заложив руки за спину. На лице боль утраты, она теперь навсегда поселилась там. Ему предстояло самое трудное: попробовать убедить атеиста в правильности выбора Бога, хотя в последние несколько дней он и сам был на грани отвержения веры.
– Я в первый наш разговор был с тобой не совсем честен. Наверное, мне хотелось думать, что если утаю это от тебя, то смогу обмануть смерть, но ее обмануть нельзя.
Машенька наш последний ребенок и единственная дочь. Сказать, что мы ее очень любили – ничего не сказать. Как с женой мы хотели, чтобы у нее сложилась судьба, чтобы она была счастлива. Она и была таковой, потому что, во-первых, обладала верой, а во-вторых, смогла полюбить и ушла, не растеряв своих чувств.
Когда она родилась… У нас тогда жила одна слепая женщина. Деваться ей было некуда, вот и осталась при нас. Она никого не докучала – все больше молилась, иногда ночевала в церкви. Так вот, когда родилась Мария, она взяла ее на руки и сказала, что у девочки дар, что девочка будет разговаривать с Богом. Мы были рады. Что может быть плохого в том, что дитя станет верить… а перед смертью женщина еще сказала: Мария не доживет до двадцати лет, если не уйдет в монастырь. Мы ничего не сказали дочери. Когда ей исполнилось двадцать – словно камень с души свалился. Это было в тот день, когда ты впервые встретился с ней. Женщина не ошиблась. Нам ничего не остается, как покориться…
– Покориться?! Покориться!!! Да вы сумасшедший. Как можно покориться смерти дочери! Как мог Бог допустить, чтобы она, настолько верящая в него, умерла!
– Она ушла к нему.
– К нему? К кому ему? БОГ! Его не существует! И если раньше у меня были некоторые сомнения, что возможно, на какую-то долю… он все-таки есть, то теперь… Я отрекаюсь от вашего Бога! Скорее я поверю в Дьявола!
Его глаза стали черными, словно смерть поселилась в них. Батюшка в ужасе отшатнулся от него – это не человек – ничего человеческого сейчас в его облике не было.
– Я ведь решил измениться… избавиться от пороков… глупец…
– Отказываясь от него, ты отказываешься от нее, потому что она верила в него безоговорочно.
– Она и в меня верила безоговорочно, но, вероятно, две безоговорочные веры не могут ужиться в одном человеке. Она выбрала его. Что ж, будь он во плоти, я мог бы попробовать одолеть его. А так… Мои шансы равны нулю. Замечательно. Я отпускаю и проклинаю… Да! Проклинаю. Она заставила поверить меня в лучшего меня… Ха-ха… Я не был и никогда не буду хорошим…
И Борис стал Дьяволом…
Рихард не сомкнул глаз. Он смотрел на спящую жену. Тут жизнь другого не поймешь, свою и подавно. Как сказать Марине. Главное – стоит? Да, стоит – непременно. Знай Борис с самого начала все о Марии, возможно, поступил бы по-другому. Возможно, сделал бы еще больше ошибок. Теперь можно только предполагать. Где же истина? Миллионы людей во все времена ломали над этим голову. Философы создавали трактаты в прошлом и писали диссертации в настоящем.
Истина для Рихарда сейчас заключалась в том, стоит ли знать Марине всю правду о Борисе или нет? Если всю, то следует ли рассказать о том, что он один из двоих в ЭСВ, кто по собственному желанию перешел в другой мир с тем, чтобы прибегнуть к дару Ритуса, что Ритус вернул его, переправившегося на другой берег. Сможет ли нормальный человек адекватно отреагировать на подобное? Однозначного ответа Рихард не находил. Ася сможет понять, учитывая, сколько времени она блуждала в коридорах жизни и смерти? У нее и так психика расшатана. Сейчас бы чего-нибудь обычного, земного, простого и понятного, без заумствований…
