Tani Shiro
Неизбежность
– На что похож, – задала она давно интересующий её вопрос, игнорируя всю предыдущую бесячую беседу, – проход между порталами?
Но-а, чей рассказ так грубо прервали, на миг остолбенел, но тут же переключился. Фирменная ухмылочка расцвела на губах.
– Я думал, – Но-а явно наслаждался происходящим, – что совет Восьми мудрейших был в состоянии объяснить талантливейшей деве пророчества, как работает портал.
– Механизм работы мне известен, – равнодушно констатировала Ада, и поднесла чашку с цветочным настоем ко рту – восхитительный вкус! – Я спрашиваю про ощущения: на что это похоже? Как можно описать?
Но-а залюбовался Адайль, невозмутимо намазывающей варенье на хлебушек, и отправляющую всё это в рот. Обычно она при нём либо ела, как птичка, либо чопорно соблюдала манеры, либо изысканно, сдержанно вела беседу, ничего не потребляя. Но тут явно отпустила ситуацию и стала сама собой: и эта был безусловный, неоспоримый шаг вперёд.
– Думаю, это можно сравнить с погружением под воду, – Но-а расслабился, поставил руки на стол, положил на них подбородок, и с вызовом уставился на жующую Адайль. – Как будто ныряешь, и проходишь через толщу воды – от дна до поверхности.
Адайль, прекратив на миг жевать, уставилась в его золотистые глаза.
– И что это значит? – спросила она.
– Используй воображение, дева пророчества, – подначивал её Но-а. – Вспомни, какого это – нырять.
Адайль отпила чаю, и лишь потом ответила.
– Сложно вспомнить то, чего не было, – она смотрела на Но-а прямо и с вызовом. – Я с детства не покидала дома Импенетрабил, а там, как мне помнится, нырять негде.
Если бы Адайль разозлилась, как раньше, то Но-а бы тут же это закончил: взял бы за руку, поцеловал, как обычно, и проводил до башни. Но сегодня она смотрела на него без боли, с вызовом: и тут уж он не сумел усидеть на месте.
Но-а резко подскочил – стул полетел спинкой на траву – подхватил Адайль на плечо, и что есть ног пустился прочь из беседки.
Перепуганная Адайль умоляла его остановиться, взять себя в руки, немедленно прекратить – но все без толку. Но-а нёсся, хохоча, как безумный, Адайль трясло так, что съеденное рисковало снова увидеть солнечный свет. Однако было не страшно, а, скорее, ново. Но-а, оказавшийся на редкость выносливым, добежал до пруда, а затем рыбкой с довеском на плече сиганул в воду.
Из Ады выбило дух, потом ослепило и оглушило: холодная вода залилась в глаза, рот и нос. Инстинктивно Адайль замолотила руками и ногами – но Но-а выдернул её из воды прежде, чем она успела испугаться сильнее.
Глаза резало, в носу невероятно щипало, Ада отплевывалась от воды, дрожала всем телом от холода, но сделать первый глоток воздуха было бесподобно. Восхитительно было отлепить мокрые пряди от лица, почувствовать, что лоб греет солнце, что ноги стоят на твёрдой поверхности, зубы клацают так, что грозят раскрошиться, но жизни уже больше ничего не угрожает.
– Вот на это, – Йан Но-а, смеясь, откинул мокрые волосы назад одной рукой, красивый до невозможности, – на это похож проход через портал.
Ада смотрела на него единственным глазом – второй заливала вода, капающая с волос. «Вот бы убить тебя сейчас!», – думала она про себя, кипя внутреннее от гнева. Но вместе с гневом откуда-то из глубины поднималось восторженное, веселящее, давно забытое чувство.
Счастье.
Глава 23. Тепло тела, тепло души
Мать Эйтана, когда ещё разговаривала с Адайль, часто повторяла: «Если было хорошо – дальше будет плохо». «Где умному горе, там глупому веселье», говорила она, отчитывая девушку за какую-нибудь провинность. «Много сегодня смеешься – завтра плакать будешь» – звучал в голове Адайль её холодный голос и сейчас.
Умная была женщина, что скажешь. Во всём права оказалась.
«Что проку от балдахина на кровати, если его нельзя задёрнуть?» – с раздражением думала Адайль, неспособная даже пошевелить рукой от слабости и жара. Всё, на что её хватило, это злобно уставиться на главное бедствие её жизни – Йана Но-а. Тот сидел в кресле рядышком, уютно поджав под себя ноги, завернувшись в одеяло и держа парящую кружку с травяным настоем. Эта идеалистическая картина бесила Аду ещё сильнее из-за осознания, что Но-а может в любой момент исцелиться с помощью переиначивания, но не делал этого из-за, по его версии, искупления вины. Ада же была уверена, что он просто рисуется: нельзя так красиво болеть. Сама она, наверняка, выглядела также, как себя чувствовала: паршиво. Настроение отвратительное, голова тяжелая, нос дышит через раз, а горло словно иголками набито. Она – в постели, не в силах встать, а тот, кто давеча для этого искупал её в ледяной воде – пришел проведать: видите ли, договоренности вместе делить трапезу болезнь не отменяет – и сидит, беззастенчиво на неё таращится. Любуется, презренный, плодами проделанной работы.
«Какой смысл был говорить о моём приватном проживании, если ты тут постоянно отираешься?». Силы были только злиться. Да, злиться – сколько угодно: один взгляд на Йана Но-а, и злоба умножалась надвое.
– Ты как себя чувствуешь? – участливо поинтересовался Йан Но-а, угнездившись, наконец, в кресле. – Выглядишь так себе, если честно.
«Ах ты ж… знаток. Сама непосредственность, чтоб тебя!».
– Как будто в ледяном пруду купалась, – проскрипела ломким голосом Ада, гневно сверкая глазами. Горло болело ужасно, но желание поцапаться с Но-а было сильнее.
– Да ладно тебе, – лучезарно улыбался этот плут, не испытывая и капли вины. – Ты ж сама попросила! – Адайль испепеляла его взглядом: от этого весёлость Но-а умножалась. – Как не исполнить желание девы пророчества узнать ощущения от портала? Согласись – этого ты точно раньше не испытывала! А что тело у тебя слабенькое – ничего не поделать… Полежишь, как обычный человек, пару дней, отдохнёшь, выспишься…
Но-а едва сдерживался, чтоб не расхохотаться: от гнева Адайль пошла пунцовыми пятнами. «Того и гляди, закипит!».
– Как трогательно, – улыбка Адайль была способна заставить молоко свернуться. – Можно мне водички? – попросила она милым тоном, заглянув в глаза Йану Но-а, и, когда тот выпутался из одеяла и спустил ноги на пол, равнодушно продолжила: – А то забота твоя такая приторная, подавиться боюсь… – Но-а замер на месте, а Адайль наигранно распахнула глаза, – Ох, только не нужно меня опять в пруд, ладно? Мне столько водички не надо…
Йан Но-а прыснул, поняв, что его провели, и плюхнулся на место.
– Пришла в себя? – спросил он, отсмеявшись, уже нормальным тоном, и глядя на неё мягко, по-доброму. – Я рад видеть тебя такой, – Но-а окинул её взглядом, и тем же мягким голосом продолжил, – нормальной. А если серьезно, – сказал он, сосредотачиваясь. – Тебе нужно о многом подумать.
Адайль недоверчиво смотрела на него. Но-а, сцепив руки в замок, наклонился к ней, чтобы их лица были на одном уровне, и продолжил, понизив голос.
– Я уеду по заданию на пару недель, может быть, до конца месяца. Ю-ра поедет со мной, но вернется раньше. Твоя рука, – он расцепил руки и легонько дотронулся до пострадавших пальцев левой руки Адайль, – уже в порядке. Это, – он так же легонько коснулся костяшкой указательного пальца кончика распухшего носа Адайль, – тоже скоро пройдёт. Когда окончательно поправишься, тебе нужно будет подумать, – сказал он серьезным тоном, заглядывая Аде в глаза, – что ты хочешь делать дальше со своей жизнью.
Адайль молчала. Лицо горело, но не от болезни. В груди были холод и пустота. Адайль впервые, за долгое время, так испугалась.
С момента прибытия сюда она жила по расписанию, которое ей обеспечивал Йан Но-а: он своими совместными трапезами упорядочивал весь день, говорил, куда можно сходить, что сделать, чем заняться, что попробовать, всячески развлекал. Это было насыщенное событиями время, заполненное новыми открытиями, знаниями, эмоциями, – но рано или поздно это должно было кончиться. «Если было хорошо – дальше будет плохо». Ада прекрасно понимала: не бывает вечных каникул. Она – заложник, и должна отрабатывать свой хлеб.
«Чьего ребёнка мне придётся воспитывать? – метались мысли у Адайль в голове. Она физически ощущала, как наваливается на неё ответственность, подзабытая в последнее время. – У Йана Но-а нет детей. Или я просто о них не знаю?.. Нужно будет покинуть поместье и отправиться в другое?.. Дитя правителя?.. У правителя внешних есть маленькие дети? Разве не стар он для этого?».
Она подняла голову, чтобы спросить, но Йан Но-а заговорил первым.
– Переинатом ты, конечно, в ближайшее время не станешь, если только этот ваш младший Импенетрабил не окочурится, – Но-а шутливо подмигнул. – К кому же, помнится, на тебе добрая сотня Королевских Печатей: ты, в некотором роде, самый защищенный человек на обеих землях! Не хочешь стать чьим-нибудь телохранителем? Иначе тебе никак не избавиться от такой брони, – Но-а нервно хохотнул. – Что до пророчества, то тут нужно дождаться сперва, чтоб величайший родился – а на это анонса, насколько я знаю, пока не было. Может статься, что придётся ждать, пока не станешь глубокой старушкой! – Но-а ободряюще улыбнулся. – Нет, – подвел итог своим размышлениям Но-а, и, сцепив руки в замок, смотрел Аде в лицо, – определенно точно ближайший год тебе не светит ни инициация, ни пророчество. Ну так как, – Йан Но-а смотрел на Адайль прямо, честно, – чем займёшься?
От энтузиазма, доброты, участия в его взгляде Адайль сделалось нехорошо. «Не бывает, – билась у неё в голове единственная мысль, – так не бывает!».
Страх был липким, и скрутил в узел все внутренности.
«Какой-то подвох тут должен быть, не может быть, что бы я решала…». И не к месту выскочил голос матери Эйтана: «Где дураку – радость, там умному горе».
– Скажи прямо: что я должна сделать? – проскрипела Ада, с вызовом смотря в золотистые глаза. Она не верила в бескорыстность подарков: наверняка, внешним что-то нужно. Она уже достаточно пережила, чтобы это понимать.
Йан Но-а смотрел на неё с таким сомнением, будто не был уверен, что она его слышит. «То-то же. Знай, что не с простушкой связался. Начистоту говори».
– Говорю же, – Но-а заговорил медленнее, но повторял то же самое, что и до этого, – выбери, что тебе нравится. И займись этим, – он улыбался, размеренно жестикулировал и чётко произносил интонационно слова: как будто малому ребёнку что-то говорил.
Будь Адайль здорова, была бы повыносливее, но сейчас у неё не было сил противостоять этим хитроумным атакам. Она взорвалась:
– Да что вам надо-то?! – и зашлась кашлем. – Не…Кха! Кха! …бывает! Кха! Так!..
Йан Но-а подскочил и скорее плеснул воды в стакан. Пока багровеющая Адайль сглатывала, он успокаивающе гладил её по спине.
– Я… кха! Заложник! Кха-кха! – Наконец, Аде удалось сквозь своё саднящее горло глубоко вдохнуть и выдохнуть. Глядя своими серьезными серыми глазами в обеспокоенные золотистые глаза Но-а, она обреченно произнесла: – Заложник делает то, что скажут.
Но-а не стушевался. Пару секунд он молчал, а потом лукаво усмехнулся, как только он умеет, схватил горящее лицо Ады в свои ладони, приблизил к своему лицу.
– Что? – Ада смутилась пуще прежнего: она планировала, что раскусит Йана Но-а, тот смутится и скажет, чего надо. Вместо этого Но-а, как всегда, повел себя непредсказуемо. – Что такое? – попыталась она вырваться, когда Но-а, смущающее молча, долго всматривался ей то в один глаз, то в другой, и на губах его играла эта вредная ухмылочка.
Для Адайль это длилось долго, бесконечно долго. Минуту. Может, две.
– Глупышка, – наконец, ласково выдохнул Но-а, отпуская лицо Ады, но лишь для того, чтобы моментально сгрести её в объятия, и шумно усесться на кровать. – Ну и дурочка же ты, ей-богу…
Ада полыхала от смущения. Места соприкосновения, где её тело Ады ощущало тепло тела Но-а, просто горели. Она чувствовала щекой твердость одежды на его груди, чувствовала плечами и руками, прижатыми к телу, как он силён, что он гораздо сильнее. Сквозь грохот собственного сердца в ушах она больше чувствовала, чем слышала, как бьётся сердце Но-а.
Кажется, впервые в жизни она была вот так, в чужих объятиях. И, кажется, впервые слышала, как бьётся другое сердце. От непривычной близости к Но-а внутри пробежали теплые мурашки.
Поняв, что Но-а не замыслил ничего злого – при злом умысле сердце так биться не станет – Ада перестала сопротивляться и просто обмякла. Тепло тела Но-а, его надёжность и скрытая сила действовали успокаивающе. Плохое будущее, навалившееся на неё после его слов несколько минут назад, отступило.
Они сидели так долго. Бесконечно долго. Минуту. Может быть, две.
– Ну и что дальше? – буркнула она куда-то в грудь Но-а, привыкнув к звуку его размеренного дыхания.
– Дай напитаться, – отозвался он, и Адайль лицом почувствовала, как рождается голос: из его груди, вибрацией в горле, прикосновением дыхания к коже. – Хочу насладиться, – Но-а чуть ослабил руки, чтобы перехватить Адайль и прижать ещё посильнее. – Боюсь, в разлуке меня не ждёт ничего более интересного, чем это.
Адайль в порыве смущения и гнева дёрнулась, но сил вырваться у неё не хватило. Но-а расхохотался: и снова это было не тоже самое, что «слышать» – его смех резонировал в теле Ады, соприкасаясь с ним. От этого уютно обволакивающего со всех сторон смеха даже не было обидно.
– Ада, – спросил Но-а голосом таким низким, что пошли мурашки по коже, – какая ещё «заложница»?
Но-а не шутил, не смеялся, и не разыгрывал. Ему было… обидно? Ада ощутила вину, но смолчала. Деваться из этого тёплого плена было некуда. Да и незачем.
– Мы попросили – тебя отдали, – Но-а говорил, и его голос отзывался в ней. – Никто из внешних никогда не говорил о том, чтобы отнять у тебя свободу. У нас тебе всё незнакомо – поэтому просто так отпустить тебя было бы слишком жестоко по отношению к тебе в первую очередь.
Адайль молчала: возразить было нечего. Но-а после затянувшейся паузы спросил:
– Тебе плохо здесь? – и, стушевавшись, добавил: – Я плохо о тебе забочусь?
Обмякнув совсем, Ада лишь отрицательно покачала головой. Ответить голосом не было сил. Глаза и нос щипало: то, что говорил Но-а, было похоже на правду. Тогда, получается, внешние переинаты совсем не такие коварные, как о них говорят? Тогда, получается, добрые, благородные внутренние переинаты, вырастившие её, обманули?..
– Раз так, – Но-а зарылся лицом в макушку Адайль, чем вызвал горячую, тянущую спину волну мурашек, – тебе нужно подумать и решить, что бы ты хотела делать.
– Я не знаю… – просипела Ада. – Не представляю…
Но-а отпустил её из объятий, чтобы оказаться лицом к лицу. Его ладони мягко сомкнулись на её руках, и тепло, на миг утраченное, было снова восстановлено.
– Нет ничего, о чём бы ты мечтала? – Но-а склонил голову набок, и пытливо смотрел ей в глаза. – Никаких планов? Желаний? Ничего?
Чем больше говорил Но-а, тем хуже чувствовала себя Ада. В голове было совсем пусто: словно и жизни никакой до этого не было. Не могла же она ему признаться, что все её желания, стремления и планы были связаны с одним единственным человеком – и всё пошло прахом в один миг.
До сих пор в голове не укладывалось, как так получилось. Что всё, такое важное, неотложное, непреодолимое можно было пустить на ветер в одно мгновение.
То, что казалось неизбежностью, не случилось.
– Аххххх, – протяжно вздохнув и прикрыв глаза, Но-а обессиленно прилёг на кровать, – не верю я тебе, – заключил он, выстрелив взглядом прозрачно-золотистых глаз снизу-вверх. – Пусть ты – дева пророчества, воспитанница совета Восьми и правителя внутренних, невеста великого, глава рода Небула – но это не вся ты. Не может быть, чтобы посреди всего этого не было просто «Ады». Я хочу знать, – Но-а смотрел на Адайль, и взгляд его, казалось, мог дойти до самых сокровенных мыслей, – чего хочет «Ада»? Пусть это что-то маленькое, что-то кажущееся незначительным – я хочу знать, что это.
«Как может быть человек одновременно таким поверхностным и таким глубоким?» – поразилась Ада, глядя сверху-вниз на лежащего рядом Но-а. Сейчас, когда он непозволительно близко, можно было взглянуть на него под другим углом.
Тон его щеки – благородный, редкий – контрастировал с бледной рукой Адайль. Его волосы, кажущиеся тёмными, были гораздо светлее, чем у неё – и кое-где среди графитовой массы пробивались поблёскивающие золотом волоски.
«Как красиво! – подумала Адайль. – Словно в грозовом небе иногда проблескивает солнце…».
– Залюбовалась? – вывел её из размышлений насмешливый голос Но-а: кровь моментально бросилась Адайль в лицо. Но-а, как всегда, рассмеялся. – Это ничего: в ближайшие несколько дней ничего более красивого тебе увидеть не придётся, – и, прежде чем Адайль успела возразить, Но-а поднялся с кровати. – Подумай над тем, что я сказал, не откладывай.
Почти дойдя до двери, он оглянулся через плечо и добавил тоном, в котором раньше не было оттенка – решительности? Мудрости? Ответственности?
– Исполнения пророчества можно ждать по-разному, и, раз уж ты в моей власти, я хочу, чтобы ты ждала так, как тебе нравится.
Глава 24. Что я могу сделать для тебя?
Поначалу Эйтан планировал восстановить к возвращению Адайль сгоревший особняк Небула: это было бы символично. Однако оказалось, что никаких планов того дома не осталось, и каким он был до пожара уже никто не помнил. Адайль, когда его покидала, тоже была маленькой – помнила ли она что-то из того времени? Значил ли для неё что-то этот дом? Эйтан не был уверен. К тому же, Адайль жила бы в нём одна – и огромный пустой дом на неё только бы давил.
«Нет, – решил Эйтан, – пусть это будет небольшой, но добротный домик в живописном месте, подальше от обгоревших руин».
Осталось определиться, где будет это «живописное место», и кому можно поручить строительство.
С одной стороны, ничто не запрещало ему строить дом для «девы пророчества» самостоятельно, но начни он так делать в открытую – и внешние сразу живо заинтересуются, что это он такое задумал. Дом, который построит для себя кого-то из помощников, будет менее подозрительным. Главное, чтобы помощник был надёжным: знал бы о цели строительства, но сохранил её в тайне.
При слове «надёжный» первым в голове всплывал, конечно же, Йован Солар, но доверить ему именно это дело Эйтан не мог: при одном лишь упоминании Адайль Йован тут же переставал собой владеть. Кто бы мог подумать, что Йован влюбится в неё, причём так крепко.
«Они же почти не общались, – сокрушался про себя Эйтан, – когда же он успел увязнуть её так сильно?..».
«Наверняка, Йован снова влюбился не в саму Адайль, а в образ, который себе придумал, – рассуждал Эйтан. – Так было с Бейль Немонтан, когда нам было по двенадцать: она нравилась ему ровно до первого разговора. А до этого была Игейль Ноштай, нянечка, учительница манер, – Эйтан пытался вспомнить всё детские влюбленности друга и нашел закономерность: – Он всегда находил молчунью, наделял её всяческими добродетелями и боготворил до первого разговора. Наверняка и в этом случае так: ведь в Адайль нет ничего такого, что могло бы свести мужчину с ума, – Эйтан полжизни был её женихом, и знал, о чём говорит. – Надо было просто дать им пообщаться».
То, что Йован и Адайль были вместе в экспедиции во время засухи, Эйтан предпочитал не вспоминать.
«Йован поживёт без неё некоторое время – и всё пройдет, – Эйтан хотел быть твёрдо в этом убеждён. – Найдёт другую молчаливую девчонку, и перебесится. То, чего глазам не видно, сердцу не жаль».
А к строительству однозначно нужно привлечь кого-то другого: но Эйтан не знал, кого.
Из-за решения выдать внешним переинатам «деву пророчества» вместо О́ны Эйтан лишился расположения не только Йована, но и доброй половины столичных и провинциальных переинатов. Сёстры Немонтан, близкие, кстати, с Адайль, и на них можно было бы положиться в вопросе строительства дома для неё, объявили ему бойкот первыми и во всеуслышание. За ними подтянулись ещё пара десятков провинциальных мелких родов, но все остальные хранили молчание, и недовольство было лишь на их лицах при личных встречах. Всё это значительно осложняло управление, но Эйтан свято верил, что после рождения «величайшего» всё изменится к лучшему. Пока же, несмотря на все усилия, величайший своим появлением осчастливливать никого не намеревался.
«Родился бы ты уже поскорее, – ловил себя на мысли Эйтан, – стало бы полегче… И как Небула со всем справлялась?..».
Каким-то чудесным образом она умудрялась вести порученные ей дела, не допуская срывов. «Она помогала поддерживать систему обеспечения внешними переинатами по всему континенту, – тихо восхищался Эйтан, ощущая горечь во рту, – я же понятия не имею, с чего начать строительство одного-единственного дома».
«Конечно, – оправдывал себя Эйтан, – я сын правителя внутренних, а не каменщика, и знать досконально процесс строительства не обязан. Но я понятия не имею даже, сколько должно быть комнат и какие они должны быть? Из какого материала лучше строить дом? Какого цвета должны быть стены снаружи? А внутри? Сколько займёт строительство по времени? – Впору было схватиться за голову от отчаяния. – Хотя чего-чего, а уж времени у меня хватает, – успокаивал он себя. – «Деву пророчества» скоро не отдадут. Пока родится величайший, пока внешние поймут, в чём подвох… Много воды утечёт».
Но полагаться лишь на волю случая, на ещё неродившееся дитя было бы нелепо: если решил построить дом, то не стоило затягивать.
«Сперва найду место, – ставил задачи себе в голове Эйтан. – Потом – доверенное лицо. Бейль? Возможно, это будет мой мост примирения с Немонтан, – а за ними и другие дома подтянутся. Нужно будет назначить встречу, осторожно поспрашивать, что именно нравилось Адайль, – если не помиримся, так хотя бы узнаю что-то новое о ней».
«Или о себе», – кисло подумал Эйтан, вспомнив взрывной характер младшей Немонтан.
Неприятно было отметить факт, что сам он, проходив в женихах большую часть жизни, многого о своей невесте не знал. Каким был её любимый цвет, а какой ей совсем не нравился? Какой вид из окна ей был бы больше мил: горы или равнина? Где она комфортнее себя чувствовала: город или поселение? Хотела ли бы она огородик или сад?
Ни на один из этих вопросов он не мог ответить. Странно: вроде как, Адайль столько лет была его нареченной, женщиной, которой надлежало в будущем стать самой близкой ему, – и всё это время они почти не общались.
Отец, вот, наверняка, знал, что ей нравится. Йован, может быть, что-то знает. Эйтан же ни в чём не мог быть уверен.
«Я должен был быть внимательнее к тебе, – с легкой горечью сокрушался Эйтан. – В то время, пока ещё не знал правды, я должен был быть более внимательным к тебе».
Но прошлого не вернёшь, и чтобы не сокрушаться, нужно вынести урок: Эйтан просто-напросто должен быть более сосредоточен на той, что по итогу стала ближе всех к нему.
Потому что, если так подумать, о своей жене Эйтан тоже ровным счетом ничего не знал.
«Нужно будет при встрече хотя бы про любимый цвет у неё спросить, – решил Эйтан, – и нравится ли ей здесь. Так, на всякий случай».
Глава 25. Семена
Солнце тут было очень ласковое: несмотря на то, что земли внешних находились севернее, климат здесь был явно мягче. Очередное неоправданное ожидание в этом краю парадоксов: Адайль уже поняла, что на землях внешних ей нужно меньше полагаться на прежний опыт. Здесь климат был мягче, люди – отзывчивее, плен давал больше возможностей, чем прежняя свобода, – это сбивало с толку, но, в то же время, пробуждало что-то яркое, давно забытое.
Тягу к знаниям. Тягу к жизни.
Адайль попросила у Ю-ры помощи в садике лекарственных трав: пытаясь спастись от чувства вины, она решила разбить одну грядочку. Но-а велел ей разобраться в себе, пока его нет, но Ада не знала, как это сделать. Конечно, не выполнить его просьбу – это не преступление, но глава рода Небула была не из тех, кто может позволить себе не выполнить домашнее задание.
Хорошо было в детстве!.. Приходили члены совета Восьми – каждый в свой день недели. Каждый рассказывал что-нибудь о принципе переиначивания, зарождении и использовании лихора, переклинаниях, принципе их действий, об истории созданий этих переклинаний: и после этого давал задание на следующий раз. Первая половина дня уходила на обучение с наставником: переиначивание, история, этикет и прочая, прочая; вторая половина дня была отдана подготовке заданий к следующему дню. Вечером можно было поужинать с правителем, который спрашивал, как прошел день, и рассказывал какую-нибудь историю в тему. Перед сном можно было почитать или прогуляться в саду. Всё было расписано, это был ритуал, выверенный годами: ритуал, позволяющий узнавать новое, познавать мир, не сходя с места.
А теперь ничего такого нет. Раньше дни Адайль были наполнены работой: она решала сначала одну проблему, за ней тянулась вторая, третья – и так до победного, пока все вопросы не были бы решены. От каждого выполненного задания, от каждой зачеркнутой строки в списке дел Адайль становилось легко и радостно. «Вот для чего я живу, – понимала она, – вот для чего я встала сегодня утром». Она чувствовала себя умной, сильной, выносливой; чем сложнее была задача – тем сильнее была радость. «Я способна на большее, – говорила она сама себе в тяжелые минуты. – Я должна всё сделать и идти дальше».
Теперь и этого нет. Но-а не имел отношения к управлению родом, поэтому ему не приходилось решать столько проблем. И, по всей видимости, с поручениями от правителя он прекрасно справлялся сам – помощь Адайль ему была не нужна.
Что ей было делать? Разве что вот вскопать себе грядочку и сидеть над ней: не было ни семян, чтобы их посадить, ни цели, чтобы их сажать.
Когда она была маленькой, ещё в поместье Небула, ей нравилось проводить время в саду зелени с поварятами: было интересно, как после простых действий – раскопал, положил, полил, закопал – зарождалась новая жизнь. Адайль бегала туда по нескольку раз в день, проверять грядочки. Растение всегда пробивалось из-под земли, подставляло солнышку листики. Ритуал был всегда один и тот же, результат был всегда один и тот же. А главное – результат был виден буквально через пару дней.
И так снова, и снова, и снова. Вскопал, положил, полил, закопал, ждёшь – и пожинай плоды.
А сейчас результата не было. Невыполненная задача, которую задал ей Но-а, тяготила. Нужно поскорее взять себя в руки и разобраться со всем, но не было ни сил, ни решимости.
«Хорошо иметь предназначение, – с завистью подумала Адайль, подставляя лицо солнечным лучам. – Предсказание – это лишь событие, сбудется – и всё. А вот предназначение – это процесс, он длится всю жизнь».
Солнце ласково грело лоб и веки.
«Как, интересно, люди понимают, для чего родились?..».
И тут Адайль припомнила, что рядом с ней сидит на корточках человек с опознанным предназначением.
– Ю-ра, – Адайль посмотрела на Ю-ру под новым углом и почувствовала внезапный прилив сил, – а как ты осознала своё предназначение?
Ю-ра была такой красивой, что, встретив её просто на улице, Адайль менее всего заподозрила бы в ней бойца. Высокая, стройная и гибкая – бойцы в представлении Адайль выглядели совсем иначе.
– Ну, – задумалась Ю-ра, подняв глаза к небу, – это не был какой-то торжественный момент. Я родилась в семье с тремя братьями, и, соревнуясь с ними, робкой девочкой никогда не была, – смущаясь, засмеялась она. – Я никогда и ни в чем не отставала: один из моих братьев свалился с дерева и у него ноги отнялись на два месяца, а второй умудрился лишиться брови, запалив костёр. А мы с младшим братом как-то решили проверить на прочность хрустальную курительницу: мне осколком высекло часть кожи до мяса, – Ю-ра показывала на себе травмы, воодушевлённо перечисляя события, заставившие шевелиться волосы на голове многих мам. – Ну и, конечно же, мы бесконечно дрались. Всегда, постоянно, дня не проходило, чтобы я с кем-нибудь не сцепилась, – Ю-ра очаровательно улыбалась Аде: а той было сложно представить маленькую Ю-ру, напропалую дерущуюся с мальчишками. – И я всегда побеждала! Вот тогда отец и сказал впервые: « Ю-ра Ло-Ял! Твоё предназначение – быть бойцом что ли?». Он в сердцах сказал, – засмеялась Ю-ра, – но это правдой оказалось: драться и побеждать – вот что у меня получается лучше всего…
«Получается лучше всего, – повторила про себя Адайль. – Дело жизни получается легко и лучше всего…».
– Постой, – внезапно осознала Ада, округлив от удивления глаза, – «Ло-Ял»? Ты – дочь нынешнего главы внешних переинатов, Хо-я Ло-Ял?
Ю-ра кивнула, довольная произведенным эффектом: такой реакции у внешних переинатов не дождёшься, тут все в курсе.
– Но как же… – Адайль не привыкла, чтобы члены правящих семей работали, тем более ковырялись в земле вместе со ссыльными девами пророчества. – Почему ты здесь? Почему со мной?..
– Ас Небула, – мягко улыбнулась Ю-ра: она красива, как наследница рода, и ей бы совсем другим делом заниматься, – я на своём месте. Отец всегда повторял, что моя судьба – служить важнейшему человеку. Йан Но-а Пар-Гели, безусловно, талантливый переинат, способный на многое, – но кто может быть важнее девы пророчества? Так же было, когда отец пошутил про «бойца»: мир как будто на секунду замер, потом его потрясли, потрясли – и всё встало вдруг на свои места. В этот миг понимаешь, почему порядок должен быть именно таким. Мне нравится быть здесь, нравится быть с тобой: с самой первой секунды, когда я увидела тебя, – моя рука сама протянулась, чтобы помочь. Я не знаю, почему так, но мне очень нравится о тебе заботиться. Позволишь мне это удовольствие и дальше?
В глазах у Адайль защипало. Многие говорили ей о том, что позаботятся о ней, о её благополучии, о том, как она ценна – и Ада не верила ни одному слову. Но когда это высказала Ю-ра, дочь правителя внешних переинатов, девушка не менее ценная, чем дева пророчества, – это было совсем другое.
– Но ты же дочь правителя… – попыталась воззвать к ее разуму Адайль. Ей было крайне неловко от мысли, что дочь такого важного человека заплетала ей волосы и помогала одеваться, как простая помощница.
– Дочь, – кивнула Ю-ра, и с горькой усмешкой продолжила: – но не переинат. Для общества переинатов я абсолютно бесполезна, и могу лишь выполнять своё предназначение. – Ю-ра улыбнулась мягче и попыталась привести ещё один аргумент: – К тому же, когда отец покинет этот пост, я перестану быть членом правящей семьи.
– Что? – не поняла Адайль. – Как так?
– На землях внутренних переинатов правителя избирают для решения определенной задачи, – пояснила Ю-ра. – Сейчас избран мой отец, и его задача – сохранять стабильность. Через несколько лет, если ситуация изменится, переинатам понадобится более подходящий под новые задачи лидер. Это позволяет каждому развивать свои сильные стороны – чтобы быть способным возглавить всех, если в нём возникнет нужда.
