Вердикт не заставил себя ждать. Айх Ринс появился на кухне через несколько минут. С той же самой повязкой на глазах. Я бездумно вжалась в стену, хотя знала – он видит все, если хочет видеть. Однако чернокнижник на меня не глянул, обращаясь сразу ко всем своим чистым и чрезвычайно равнодушным голосом:
– Это не чума.
Мать покачнулась, выдыхая, а ее дочь запричитала, прижимая ладони ко лбу: «Слава богине, слава богине».
Айх продолжил в тон ей, а на его губах заиграла кривая улыбка:
– Точно, слава богине. Это проклятие – вашего Дорина прокляли, и он умрет дня через три-четыре. Заклинание грубое, но прочное, так что вы сильно преувеличили про его слабость: слабый ребенок умер бы позавчера.
Госпожа Нами вновь застыла, вытянулась вся, но этим вызвала только усмешку неприятного гостя:
– И чего так бледнеть? Я утром вызову сюда айха Ноттена, он поможет привести мальчишку в порядок. Но его усилия будут напрасны, если проклятие не снять. И если не вычислить вашего врага – ведь проклятие можно создать снова, если вы кому-то так сильно перешли дорогу.
Господин Нами сделал к нему шаг, преданно заглядывая в глаза:
– Сколько это будет стоить, айх Ринс? Я соберу любую сумму, только помогите.
Ринс лениво осматривался – вероятно, прикидывал стоимость своих услуг. Я не могла сдержать рвущейся наружу злости, даже ладонью рот зажала, чтобы ничего вслух не сказать. В такой ситуации он шутит, издевается над людьми, прикидывает, что сможет с них содрать за спасение ребенка… Показалось, что как раз в этот момент он мазнул взглядом по мне, но не стал задерживаться – скорее всего просто не узнал. И рассуждал демонстративно медленно:
– Заплатите Ноттену, а то он со своей добродетелью скоро по миру пойдет. Я не против сменить напарника, но вряд ли следующий будет сильнее или умнее, а работать со слабыми и глупыми – себя не уважать. Я могу найти и мага, наложившего проклятие, и заказчика, но у меня натура такая – ничего не делать просто так.
– Что угодно… – вторил господин Нами. – Что угодно, дорогой айх!
Гость остановил взгляд на дочери и осклабился. Он опустил лицо ниже, словно рассматривая ее. Девушка отступила и сжалась, бездумно закрылась руками, будто была голой. Даже мне стал понятен жуткий намек.
– Нет… – выдохнул ее отец и затараторил быстро, почти повиснув на руке айха. – Пожалуйста, нет! Дочка моя очень тиха, невинна и послушна, она станет прекрасной женой для кого-то! Уважаемый айх, прошу вас о милости, ее потом ни один благородный человек замуж не возьмет…
– И что? – Ринс повернул к нему лицо. Он словно давал выбор отцу: пусть или младший сын умрет, или дочка расплачивается своей невинностью.
Голос мужчину подводил:
– Милости… прошу…
И его жена очнулась – подлетела с другой стороны:
– Милости, айх!
На нее он смотрел с той же иронией, но в улыбке появилось больше настоящего – ему явно нравилось, что он видит. Госпожа Нами в свои годы поражала привлекательностью. Он наклонился к ней и прошептал почти в самые губы:
– Договорились. Если через миг здесь кто-то еще останется, то я решу, что они хотят посмотреть. Или присоединиться.
Господин Нами схватил дочь за руку, кинулся ко мне и тоже зацепил за локоть, утаскивая нас обеих. Я же всё оборачивалась – успела заметить странное: Ринс стягивает с глаз повязку, а женщина, как загипнотизированная смотрит на его лицо, приоткрывает рот… и я не видела на ее лице прежних переживаний, страха или отвращения…
– Иди к брату! – рявкнул Нами на дочь. – Скажи ему, что все будет хорошо!
Девушка убежала, едва сдерживая рыдания. Я же смотрела на мужчину, который просто сползал по стене вниз, зажимая руками голову. Он любит супругу, это и раньше было ясно. Как и теперь ясно, что там происходит. Уже через минуту раздались женские стоны, которые становились громче. Госпожа не притворялась, она будто сходила с ума от удовольствия. Боже, зачем она так? Неужели не может сдержаться, пока ее там, в ее же собственном доме, почти при любимом муже… Я просто не могла уйти – надо увести мужчину отсюда, чтобы он хотя бы этого не слышал. Происходящее было до омерзения отвратительным даже для меня. Не представляю, что чувствовал он. Попыталась поднять его за плечи, но Нами еще сильнее зажал руками уши и зажмурился. С каждой минутой и с каждым стоном нам обоим становилось только хуже.
Наверное, мне еще далеко до понимания правил этого мира, я ориентировалась на привычные:
– Господин, давайте я отведу вас в комнату. У вас не было выхода, а она… – я посмотрела на дверь в кухню. – Ей, похоже, не делают больно… И у нее тоже не было другого выбора.
Слова были неподходящими, все – неправильными, Нами от них вообще взвыл:
– Ненавижу… как же я его ненавижу… Мы игрушки… все для него игрушки… Ненавижу его…
«Его» – не «ее», а это хороший знак. Но зачем же она так сладостно стонет, если ее просто заставили? Тут и захочешь притвориться, что происходит изнасилование, но никак не получается. Я подумала, что к этой ненависти – именно к айху – и надо взывать:
– Он просто чертов мерзавец, господин, и не вы, не ваша жена ни в чем не виноваты. Вы вынуждены это терпеть, пережить как-то… Вы бессильны…
И вдруг мужчина оторвал руки от головы и посмотрел на меня. Я не сразу распознала во взгляде ненависть.
– Чего ты лезешь?! – заорал он, а потом вскочил на ноги, хватая меня за шею. – Чего ты ко мне лезешь, бесова безрукая дура?!
Он тащил меня на темный двор. Случилось то, чему я и раньше бывала свидетелем: слабость, перерастающая в ярость. Невозможность отыграться на сильном противнике, потому отыгрываются на том, кто ответить не может – просто выплеснуть эту чудовищную боль, причинив боль кому-то другому. И дело было далеко не в недовольстве моей исполнительностью, я просто стала спусковым крючком. Но на ходу мне припоминали все недоделки по хозяйству и последнее любопытство, заставившее остаться на кухне и стать свидетелем его бесконечного позора.
Нами бросил меня на землю, схватил тонкий прут из-под яблони, размашисто ударил по боку. Я не скрючилась привычно, а попыталась встать – он на самом деле не жестокий человек, просто сорвался, а значит, можно еще как-то остудить. Но он ударил снова, теперь по спине. Удары были не сильными – в этом человеке попросту не было столько злости, чтобы желать убить меня на месте. Потом он откинул палку, схватил за волосы и дернул вверх, чтобы заглянуть в лицо.
– Я пожалел тебя! Пожалел! Притащил в свой дом, а ты чем отплатила?!
Я запоздало вспомнила объяснения Ноттена:
– Это потому, что он снял повязку… Господин Нами, это не вы сейчас, это его влияние… он вытаскивает из людей все самое худшее… он…
– Да много ты понимаешь! – снова взревел он, но по лицу так и не ударил – едва держался, сжимая кулак.
Было очень заметно, что он разрывается между двумя гранями: своей добродушной натурой и болью, стократно обостренной черной магией в доме. Потому все еще держит за волосы и хочет стереть меня с лица земли, однако знает, что уже через несколько минут об этом пожалеет.
– Развлекаетесь? – раздался позади знакомый голос. – Господин Нами, вам кнут подарить?
Меня тут же отпустили, я перевернулась. На айхе снова была черная повязка. И вообще ничего в его облике не подсказывало, чем он только что занимался. Господин Нами смотрел в землю, не в силах глянуть на своего настоящего обидчика, а потом и вовсе принялся оправдываться:
– Моя рабыня плохо справляется с обязанностями, айх… И… это… Я имею право учить ее уму-разуму…
Теперь айх точно смотрел прямо на меня.
– Догадываюсь, почему она плохо справляется. Как ты здесь вообще оказалась?
Я не ответила, зато поднялась на ноги и принялась спешно отряхиваться. Айх снова посмотрел на Нами.
– Ваш сын почувствует себя лучше примерно через полцина, а Ноттен утром устранит все последствия, когда из крови пропадут следы проклятия. С заказчиком я разберусь завтра до обеда, больше вас тот же человек побеспокоить не сможет, слово айха. И да, конкуренция в торговле – она такая. В следующий раз не тяните, вы сильно рисковали.
– Б… благодарю, айх.
– За сколько вы ее купили?
Господин Нами глянул на меня – и в его глазах я теперь видела сожаление за вспышку ярости и непонятный страх. Оставить вопрос айха без ответа он не мог:
– Три золотых.
– Здесь десять. Вроде бы, – Ринс вынул из кармана горсть монет и бросил ему под ноги. – Мне нужна рабыня, я одну три дня назад убил за подгоревший завтрак. Продадите?
Мой господин судорожно сглотнул и на меня теперь не смотрел.
– Уважаемый, – это слово ему далось с явным трудом, – айх, я должен сказать, что Кати плоха в работе, вы будете ею очень недовольны… Терпел я ее лишь по причине, что с дочкой она моей сдружилась, – судя по тому, что Нами начал врать, его волнение за меня было натуральным. – А по правде, не работница, только нахлебница! Говорю это из благодарности за вашу помощь…
– Это уже мои проблемы, господин Нами. Не так ли?
– Конечно, – тот смирился окончательно. Его гордость растоптали задолго до этого момента.
– Превосходно. Надеюсь, больше не увидимся. Ну же, господин Нами, это повод возликовать.
Айх подошел ко мне слишком близко и чуть наклонился – повязка оказалась сантиметрах в десяти от моих глаз.
– Идем, пришелица. Ты мне не нравишься, чтобы брать тебя в наложницы, на кухне от тебя, боюсь, еще меньше толку. Но, может, хоть что-нибудь интересное случится – судьба никогда не сталкивает меня дважды с ненужными людьми.
Он пошел в темноту. Я все еще заторможенно смотрела на профиль господина Нами, но он уже попытался меня спасти и не смог. Неожиданно сдавило воздухом, как в петлю поймала невидимая рука, и она потащила вслед за новым владельцем, не позволяя даже носками касаться земли.
В карету я так и влетела – спасибо, что не со всего размаха, хотя со мной явно не церемонились. Ринс вошел следом и сел напротив. Я прикрыла глаза, после чего с нарастающим волнением ощущала, что повозка плавно поднимается вверх – это ощущение лифта вряд ли можно с чем-то перепутать. Забывшись, наклонилась к окну и отодвинула темную занавеску, убеждаясь в своей правоте. Попутно отметила, что воздух отпустил, мое тело больше ничем не сдерживалось. Говорить первой ни о чем не хотелось, я вообще бы предпочла никогда не общаться с этим человеком, потому сосредоточилась на созерцании уплывающих вниз крыш. Жаль, что темно, масштабы огромного, но приземистого города можно оценивать только по огням в окнах домов.
– Зря, – его голос заставил вздрогнуть. – Лучше не смотреть вниз, у большинства людей с непривычки возникает неконтролируемый страх.
Помолчала несколько секунд, а затем решила, что строить из себя немую очень глупо:
– Я однажды летала на самолете, а многие здания у нас почти достигают этой высоты.
– Что такое «самолет»? Ноттен здорово подправил твою речь, но некоторым словам разум не может подобрать определение.
На него я не смотрела – только с мысли собьюсь, если снова начну разглядывать черную повязку на глазах.
– Повозка… – я пыталась подобрать правильное описание, – очень большая. Она поднимается в небо другой магией.
– Магией? – он будто усмехнулся. – Эту карету сейчас несут элохи, никакого колдовства.
Я от удивления немного высунулась в окно и обмерла, увидев впереди огромное размашистое крыло. Самого его обладателя изнутри разглядеть было невозможно. Сколько же их там – спереди и сзади кареты – если они так легко и плавно несут по воздуху тяжелый груз? От каждого маха лицо обдавало порывом ветра. Вот теперь мне стало страшно, и боязнь высоты проснулась. Все-таки непривычно полагаться на чью-то физическую силу. Теперь уже и в окно смотреть не хотелось.
Ринс не улыбался. Но я была уверена, что смотрит на меня. Высокомерный мерзавец. Натура требовала хоть чем-то его уесть, но мозги подсказывали не нарываться. Я выбрала средний вариант:
– То есть вы своей магией не можете заставить повозку полететь, айх?
– Конечно, могу. Но мой статус требует иногда демонстрировать силу, а не практичность.
– Не понимаю.
– Поднять карету в небо намного проще, чем заставить элохов служить. Не просто служить, а быть в их преданности настолько уверенным, чтобы спокойно доверить им свою жизнь. Эта маленькая демонстрация силы заткнет рты всем, у кого они еще не заткнуты. Хотя о чем это я? Меня же все обожают.
– Ага, обожают, – пробубнила я под нос. – Просто боятся.
– А какая разница, Кати? – он произнес мое имя на тот же манер, который использовал господин Нами. – Ведь значение имеют поступки, а не мысли. Разве нет?
Я не могла с этим спорить хотя бы потому, что была отчасти согласна. Его ненавидят и, уж конечно, не обожают, но никто не рискнет выказать неуважения. Тему я, однако, продолжать не собиралась. Но он уже молчать, похоже, не хотел:
– Почему ты ни о чем не спрашиваешь?
– А о чем спрашивать?
– О своем будущем, например. Это должно быть интереснее, чем элохи.
Я вздохнула.
– Айх Ринс, расскажите мне о моем будущем. Зачем вы меня купили?
– Сам не до конца понял. Может быть, чтобы узнать о самолетах? Я придумаю тебе какие-нибудь обязанности, не переживай, – он сделал паузу. – Хотя ты не очень-то переживаешь. Из тех, кого я впервые веду в свой замок, один на десяток не бьется в истерике. И почти никто из этих смелых не доживает до конца первого рая. Случайность или закономерность?
Я напряглась, но ответила, глядя на повязку – будто в глаза ему смотрела:
– А какой смысл биться в ожидании беды? На везение я уже давно не рассчитываю. Мой пессимизм вполне можно приравнивать к реализму. У меня было два господина, и два раза меня побили. Случайность или закономерность?
– Мне нравится твое здравомыслие, Кати.
– Катя, – зачем-то поправила я. Сама почувствовала неуместность и добавила: – Меня так зовут. Звали. Хотя какая разница на фоне всего остального?
– И не нравится твой пессимизм, Катя, – теперь он произнес правильно, а в тоне появилась ирония. – Хорошее слово, ум не сразу подкинул его значение, но вышло очень ёмко. Итак, пессимизм? Вряд ли кто-то в здравом уме назовет меня лучшим господином в Ир-Раттоке. И вряд ли кто-то из попавших в мои руки скажет, что ничего от этого не получил.
– Даже та служанка, которую вы три дня назад убили? – припомнила я.
– Ну, она тем более ничего не скажет, – ответил и отвернулся к окну, теперь улыбаясь. Продолжил через пару минут тишины: – Тогда обговорим правила, раз уж я все равно недавно удовлетворил похоть, а заняться больше нечем. Слушай внимательно, Катя, дважды повторять не буду. Это вопросы скорее твоего выживания, чем моего настроения.
Он явно ждал какой-то реакции перед тем, как начать.
– Я слушаю, айх.
– Мне не дерзить. Но на вопросы отвечать – честный ответ на мой же вопрос дерзостью не считается. Лучше вообще никак не обозначать свое присутствие, – он усмехнулся занавеске на окне, – если, конечно, не хочешь получить лишнего внимания. Теперь к главному. В моем замке работает много людей. Но проблема в том, что это мой замок, – он выделил слово «мой». – Со временем все привыкают и различают, например, злость преувеличенную от злости обыкновенной. Но в начале ты тоже будешь испытывать слишком яркие эмоции – держи их в узде. Тебя или кого-то еще я оберегать не собираюсь, сами о себе позаботитесь: ругайтесь, деритесь, вступайте в близость, делайте что хотите, но убивать вправе вас только я. Потому не перегибай палку и на всякий случай запирай дверь в спальню на ночь. Именно из-за этой особенности моей магии у всех слуг отдельные комнаты – перестраховка от неконтролируемых эмоций. Не могу же я и спать в повязке, а некоторые особенно чувствительные натуры ощущают этот факт даже через стены.
По мере его объяснения мои глаза становились все круглее. А голос задрожал:
– Я не совсем поняла… Айх, вы хотите сказать, что все в замке превращаются в монстров, убивающих всех подряд?
Он снова повернул лицо в мою сторону.
– Необязательно в монстров. На поверхность вылезает разное. Вот что ты почувствовала, когда я снял повязку в доме Нами – ты обернулась, я видел. А значит, обязательно попала под влияние, как и наш милый рогоносец.
Я поморщилась, но начала припоминать:
– Я ощутила… ненависть, – все-таки закончила предложение, ведь он сам недавно упоминал, что на вопросы нужно отвечать честно.
– Ко мне, – он не спросил, просто констатировал. – И это все?
– Нет, – я отвечала искренне не только для него, самой захотелось разобраться. – Еще и приступ бесконечной жалости. Даже когда господин Нами меня бил, я готова была разрыдаться от жалости к нему. Тогда это казалось логичным… но теперь кажется странным – в момент, когда вы меня покупали, я должна была испугаться за себя в первую очередь, а не хотеть напоследок его обнять и хоть чем-то утешить…
– А, – он выдал коротко. – Необычно. Но означает только, что ты считаешь жалость пороком. Даже стало интересно, какой жизнью ты жила до сих пор. Вот примерно так это и работает. Со временем ты научишься быть такой же в моем присутствии, какой была всегда, но поначалу это может сбивать с толку. Не только тебя – всех вокруг. Потому следи не только за собой, но и за остальными – и если кто-то заорет, что хочет разорвать тебя на куски, вспомни, что в тот момент ему это тоже может казаться логичным. Такое иногда случается, особенно с новичками. В общем, никому не доверяй полностью, отвечай за себя сама, никого не осуждай. Это и есть главные правила, кроме твоих обязанностей.
Мне хотелось нервно рассмеяться:
– Вы интересовались моей жизнью раньше – и только что ее полностью описали: не верь, не бойся, не проси. На этом все, айх?
– Почти. Я не совершу ошибку, отправив тебя в помощь кухаркам? Что ты все-таки умеешь?
– Воровать.
А что? И честно, и очень хотелось посмотреть на его реакцию. Ринс на несколько секунд замер, а потом рассмеялся, запрокинув лицо вверх. Смех пробирал до мурашек – его нельзя было назвать неприятным, но все же каким-то жутковатым. Я спешно добавила, пожалев об откровенности:
– И вы не совершите ошибку, отправив меня в помощь кухаркам!
Больше мы не говорили, а я сосредоточилась на своих ощущениях. Присутствие рядом черного айха давило, вызывало неприятные ассоциации и смутные страхи, но головы я не теряла – понятно, его воздействие в полной мере включается лишь тогда, когда он снимает повязку, а пока только тяжелая аура. Но тем не менее к этому чувству можно было привыкнуть, а значит, получится адаптироваться и ко всему остальному. И если абстрагироваться от моего отношения к этому негодяю, то можно признать: говорит он четко и по делу, холодно, но исчерпывающе предупреждает об опасностях. Если и жизнь в его замке будет такой же понятной, то я имею шанс пережить следующую неделю.
Приземлились мы тоже мягко. Я выбежала из кареты, чтобы успеть рассмотреть наших «извозчиков» – так было любопытно. Ринс, к счастью, меня не останавливал, но зачем-то встал за моей спиной.
– Напрасно ты так на них пялишься, не зная традиций этого народа.
А «пялиться» было на что. Элохи оказались людьми! Ну, почти людьми – немного больше, заметно массивнее среднего человека, но когда они сложили крылья за спинами, то превратились в могучих мужчин с буграми мышц на руках и груди. Из одежды на них были только брюки из чего-то, похожего на замшу, и подобный наряд совсем не скрывал, а как будто даже подчеркивал мускулатуру ног. Глаза большие и зауженные, со вздернутыми вверх уголками – очень красивые и непривычные. Волосы у всех длинные, заплетенные в косы. Я никогда не была любительницей длинноволосых мужчин, но на фоне всего остального даже эти самые косы казались признаками мужественности. Их было четверо, похожих между собой, как братья… или мне просто так казалось из-за первого впечатления. Я не могла оторвать взгляда от ближайшего из них – русоволосого богатыря, до такой степени красивого, что захотелось к нему прикоснуться и удостовериться в его реальности. Не отвернулась, даже когда он явно заметил мое бестактное разглядывание.
Он шагнул в нашу сторону и произнес, обращаясь к Ринсу, а голос его оказался таким же глубоким и многомерным, как внешность:
– Владыка, как мне принимать внимание вашей рабыни? Дали ли вы ей это право? Даете ли право мне ответить ей?
– Никак не принимай, Скиран, она из диких земель, это был не призыв, а незнание. Ей я пока никаких прав не давал.
– Настолько диких, чтобы смотреть мне в глаза? – элох явно растерялся.
– Ты даже не представляешь насколько. Дикая дичь из дикой пустоши, где не видали элохов, – айх жестко подхватил меня за плечо и потащил к замку.
Теперь я увидела, что мы внутри огороженной высоким каменным забором огромной территории. Сам замок оказался высоким и не таким уж мрачным, как я могла предполагать. По крайней мере он был освещен магическими шарами, тянущимися к самой крыше. Почти новогодняя елка, если бы не масштабы.
– Элохам нельзя смотреть в глаза? – я решила уточнить, пока была такая возможность. И раз уж меня все равно волокли рядом, больно удерживая.
– Можно. В зависимости от твоих намерений. Если женщина смотрит в глаза мужчине – она призывает его, показывает, что выбрала своего самца, так у элохов заведено. Хорошо, что Скиран здесь давно, потому сначала задает вопросы.
– О-о, – выдохнула я, теперь и оглядываться на могучего красавца расхотелось. – Тогда благодарю вас, что ответили именно так! Мне действительно многое надо узнать, чтобы случайно не призвать никаких самцов.
Он вдруг остановился и удивил меня улыбкой.
– Благодаришь?
– Ну да, – я немного растерялась, особенно от того, что он все еще держал меня. – Мне кажется, что вы в каком-то смысле хороший господин – по крайней мере, даете мне возможность адаптироваться.
Он приподнял вторую руку и выставил вверх указательный палец.
– Во-первых, я на тебя потратил десять золотых… или около того. Небольшие деньги, но неприятно, если ты помрешь сегодня же. Во-вторых, я устал и не в настроении сегодня развлекаться, – он добавил средний палец, обозначая «два», и сразу же безымянный. – В-третьих, если завтра у меня будет настроение развлекаться таким образом, то я заставлю пятерых элохов иметь тебя в такие отверстия, о которых ты даже не подозревала.
– Что?!
Я попыталась вырваться, но он только крепче сцепил пальцы, а мой страх его, похоже, лишь позабавил:
– Ну, минимум один участник этой оргии не будет против – ты Скирану понравилась, иначе он и не стал бы спрашивать. И теперь, прежде чем меня за что-то благодарить, вспомни, что уже завтра можешь пожалеть обо всех благодарностях. Так что не трать слова попусту.
– Я запомню, – опустила глаза в пол, чтобы он в них не разглядел вспышку ярости – ни в коем случае не увеличенную его магией, а именно заслуженную.
– Идем, твоя комната там, – он повернул моим телом в левый коридор, не позволив даже холл осмотреть. – Кстати, а как ты оказалась в семействе Нами? Тебя же не выкрали у Ноттена? Тогда мою покупку посчитают незаконной, а я терпеть не могу, когда меня обвиняют в придуманных грехах, как будто своих не хватает.
Он толкнул четвертую по очереди дверь и только в комнатушке меня отпустил. Я невольно потерла локоть и отступила – сзади тут же зажглись фонарики, подобные были в башне Ноттена. Пространства здесь было немного, оно вмещало лишь кровать и узкую тумбу, оставляя свободным пятачок не больше метра. Но я радовалась отдельной спальне, заметила и засов на двери – почти амбарный, тут скорее окна вынесут разбушевавшиеся маньяки, чем смогут вломиться в дверь. Чисто, светло и уединенно, мне ничего больше и не надо. Но в данный момент сильно раздражала теснота – на этом самом пятачке мне даже отступить некуда от неприятного господина. А с такого расстояния и он казался огромным элохом, распахнувшим крылья.
Но Ринс не уходил – он задал вопрос и ждал ответа.
– Вы сами продали господину Тейну амулет для обмана айха Ноттена, насколько знаю, – начала я, а потом уже более уверенно изложила всю историю своей регулярной перепродажи новыми владельцами.
Он слушал молча и сосредоточенно. В конце – на его появлении в доме Нами – кивнул, мол, все ясно. И неожиданно сказал то, чего я никак не ожидала:
– Завтра до обеда я занят, а после смогу выделить пару цинов, чтобы спустить с Тейна шкуру. На Ноттене сработало? Надо же, я не был уверен. Расту.
Я бы многое отдала, чтобы сейчас оценить выражение его глаз – он так шутит?
– Айх… Вы продали господину Тейну амулет, он его использовал, и за это вы же его и убьете?
– Не убью, а спущу шкуру. Буквально. Ноттен потом залечит, все равно не выдержит. Он добр даже к своим обидчикам.
– Умопомрачительная логика! – не удержалась я. – Продать-наказать, продать-наказать. Удивляюсь, как у вас еще свободное время выдается.
Ринс усмехнулся – у него на самом деле приятная улыбка, если на секунду потерять разум и забыть, кому она принадлежит.
– Я продал амулет, прикрывающий любую ложь. А накажу за нарушение статусных границ. Государство держится не на королевской семье – замени любого из этих венценосных ошметков, никто и не заметит. Власть стоит на силе – двух айхах. Ноттен может быть какой угодно бесхребетной тряпкой, но он остается айхом. То есть даже попытка государственного переворота не выглядит так убого, как неуважение к одной из настоящих ведущих сил. В моих глазах, конечно. Но Тейну от этого легче не будет, и у других охотка надолго пропадет.
– Или для вас просто выдалась возможность поразвлечься? – я увидела в его словах не только поддержку напарника.
– Почему не совмещать приятное с полезным? Зверствовать во благо порядка – мог ли я придумать себе судьбу лучше?
Я развела руками, просто не зная, как на это реагировать. Однако на поверхность всплыла очень важная тема:
– Айх Ринс, а я могу спросить… о вас?
– Нет, – он повернулся к двери. – Я и так потратил на тебя времени больше, чем на любого слугу. Может, они поэтому мрут так часто?
Последний вопрос был явно риторическим. Через секунду я осталась в своем новом жилище в одиночестве.