В последний миг своей жизни я смотрела на закат. Солнце почти скрылось за черно-красным морем, но я была уверена, что оно тоже в ту минуту смотрело на меня.
Мы, жители Большой земли, не умели сражаться. Ни мой отец, ни дед, ни прадед не знали, что такое настоящая битва. Рассказы о военных походах, когда Великий Император завоевал все страны материка и объединил их под одной короной, звучали легендами. Но если и задумаешься о том, что это не сказка, понимаешь: кровавые захваты в те далекие времена были необходимы, чтобы обеспечить мир на сотни лет вперед. Став единым государством, страны рано или поздно прекратили междоусобицы, потому что пропадает цель всерьез бороться, если весь народ носит одинаковое название. И так должно было продолжаться еще тысячи лет… но в мире существует не только наш народ, отвыкший от споров вовне торговых обманов или мелких дрязг.
Корабли с Родобесских островов не пугали. Жителей той далекой страны мы называли упрощенно – бесами, но никогда не вкладывали в это слово особенного негативного подтекста. Бесы отличались от нас и внешностью, и характером. Агрессивные варвары, склонные к стычкам с любым, кто только предоставит повод. Говорили на том же языке – у нас одни предки, но иногда использовали непонятные слова. Поскольку мои соотечественники отличались миролюбием, то быстро сообразили, что лучше никогда не вступать в ссоры с бесами: в портовых городах с ними общались всегда подчеркнуто вежливо, в тавернах продавали закуски и вино, продажные женщины охотно соглашались провести с ними ночь за установленную плату – и иноземцам, за отсутствием какого бы то ни было неуважения, приходилось устраивать драки друг с другом. В торговле же они были менее искушенными, чем местные: о ценах не спорили, и если условия сделки не устраивали, то просто отказывались от нее. Потому бесов в портах не любили, но относились к ним как к немного странным, но полезным деловым партнерам. Эти отношения сотни лет были выгодны всем: Родобесские острова славились запасами золота и драгоценных камней, которые они обменивали на домашнюю утварь, шкуры, ткани и механизмы для обработки земли. Сама я с чужестранцами до начала войны не встречалась и не испытывала к ним неприязни. Даже наоборот, ощущала к дружескому народу огромное любопытство, которое не могли утолить книги из нашей деревни и ближайшего города. По ним я узнавала огромный мир, но лишь находящийся по нашу сторону моря, и мечтала о том, чтобы увидеть другую землю своими глазами. Бесы казались такими далекими, непохожими на нас, и именно потому многолетняя дружба наших государств сулила в будущем не только торговую выгоду. Однако внезапно ситуация кардинально изменилась.
Первый военный корабль местные увидели всего пару месяцев назад, и тогда никто не почуял беды. Родобесские острова долгое время воевали с Тикийским государством, расположенном на южном материке. Конфликт затянулся, но нам удавалось оставаться в стороне, чему помогало географическое положение. Тикийцы, если они так любят воевать, до нас доберутся только после захвата бесов. По этой причине ни вид военного корабля, который бортовым оружием и иной формой кормы отличался от торгового, ни пара сотен солдат, сошедших на берег, поначалу не вызвали паники. Однако уже через пару минут паника и осознание происходящего захлестнули. Выжившие и сумевшие сбежать рассказывали страшные вещи: бесы убивают, насилуют, грабят… и не захватывают рабов. Причины нападения никто из простых крестьян и торговцев не знал, но люди бежали дальше, вглубь страны, предупреждая всех поселенцев и стремясь дойти до столицы. Нужно было оповестить императора, который со своей армией в силах отбить атаку.
Бесы сожгли портовый город дотла и на том же корабле укатили восвояси. После этого начались такие же разовые налеты на все прибрежные поселения. Рыбацкие деревни сжигали, всех, кто не успел сбежать, убивали. И если первая новость прозвучала нелепой жуткой сказкой для малышни, то очень быстро сказка стала еще более ужасающей реальностью. Нет, местные тоже не безобидны! Особенно когда речь идет о защите своих домов. Но беженцы рассказывали о шаманах – хотя бы один да присутствовал в каждом военном отряде бесов. Эти прогнившие изнутри создания умели творить невообразимые вещи: например, рушить стены или создавать огонь. Наши знахари тоже обладали магическими способностями, но применяли их лишь для лечения или повышения урожая… Никто из них не был обучен колдовать во благо зверств.
Моя охотничья деревня располагалась в лесной глуши, где для нашего ремесла простора больше. Быть может, только поэтому страшные известия дошли до нас запоздало. Наш староста отправился в город, чтобы обменять меха на зерно и книги, там о нападениях и узнал. Вернувшись, сразу распорядился грузить вещи на повозки и первым отрядом отослать стариков и маленьких детей в столицу. При этом мы уже понимали, что столица к настоящему времени должна задыхаться от притока беженцев, но надеялись, что хотя бы для самых слабых найдется пища и кров. Молодые и сильные остались. Расположение нашей деревни позволяло надеяться, что нас в чаще попросту не разыщут. А даже если разыщут, то мы как раз из тех, кто способен скрываться в лесах вечно. Мама уехала вместе с годовалым братом, а мы с отцом остались, потому как… потому как есть смысл в том, чтобы умереть за правое дело, если при этом захватишь с собой и нескольких врагов.
И людям, живущим ближе к побережью, требовалась помощь. Хотя бы для того, чтобы женщины с младенцами на руках успевали уйти. Нам нужно было продержаться недолго, очень скоро императорская армия с сильнейшими рыцарями придет в эти края и наведет здесь порядок. Мы хотели оставить эту землю готовой к их появлению. Отца убили на прошлой вылазке, но я не позволила себе его оплакивать. Герои после смерти попадают в лучший мир, там я с ним и встречусь. А сегодня мы прикрывали очередное отступление. Караван повозок из очередного селения был уже далеко за моей спиной.
– Тесса, отходим! Слишком близко!
Я не отреагировала на оклик соратницы и замерла в ветвях. Здесь меня невозможно заметить, орда захватчиков пройдет дальше, а я потом окольными путями смогу вернуться к своим. Слишком близко. Слишком близко, чтобы упустить такой благоприятный шанс! С этого расстояния я даже могла разглядеть лица. Бесы, все как один, были огромными, а кожа – неестественно коричневой от загара. Их бугрящиеся мышцы почти не скрывались одеждой, даже женщины выше пояса обнажены. Но мужчин намного больше… Женщин по нашим меркам можно было назвать симпатичными, но мужчины, с их широкими носами и раскосыми глазами, выглядели как ожившие статуи древних злых богов. Отряд примерно в двести воинов, и, кажется, они не собираются пока возвращаться. Идут на Зеринк – небольшой город в этом направлении. В Зеринке сопротивление будет проще организовать: там каменные стены, которые дарят преимущество. Да и люди успеют подготовиться…
Присмотрелась к воину на могучем коне в самом начале отряда. Он отличался от других: на голове золотой обруч, прижимавший короткие волосы, на руках блестели браслеты. В таких же кожаных штанах, что и остальные, но даже осанкой выделяющийся среди прочих. Наверняка их главарь. Я подняла лук.
Стрелять я умела с детства. Да у меня и не было иных игрушек, кроме луков и метательных ножей. Лучшие охотники вырастают лишь при таком воспитании. Я могла убить оленя одной стрелой со ста шагов, а уж человека… но людей я и не убивала, только бесов, и их на моем счету уже насчитывалось четырнадцать. Прищурилась. Нужно еще немного ближе.
За главарем ехала повозка, на которой восседала женщина с меховым поясом. В руке она держала посох с маленьким черепом наверху. Я задохнулась от отвращения. Шаманка. Точно такая, как описывали. Она не зря водрузила череп младенца на свою палку – она действительно получала от этого силу: могла разыскать укрытые деревеньки, могла обрушить стены Зеринка… и лишить тамошнее ополчение последней надежды. Она и есть самый сильный воин в орде, хоть воином и не считается.
Коротко выдохнула. Я никогда не промахивалась. Но до сих пор и ставки никогда не были настолько огромными – если стрела попадет этой твари в сердце, я только этим спасу сотни жизней. Неизвестно, смогу ли после этого уйти сама… но ради стольких людей я была готова на риск.
Снова натянула тетиву и прицелилась. Я никогда не промахивалась! Но сейчас не могла справиться с волнением. Пусть этот выстрел будет самым точным! Однако добрые духи, похоже, ушли вместе с остальными за повозками… Стрела просвистела и достигла цели. Я попала, и наконечник вошел в грудь старухи. Но она вскрикнула – именно этот вскрик и говорил о том, что я промахнулась на волосок. И тем подарила ей еще несколько секунд жизни.
Поднялся шум, а шаманка посмотрела прямо на меня, словно через такое расстояние и листву сумела разглядеть. Нет, никаких сомнений, умирающие глаза смотрели точно на мое лицо. Падая навзничь, она прошептала – и я слышала каждое ее слово, как будто она кричала мне в уши:
– Отныне убивать тебе только своих сестер… отныне быть тебе самой последней из раб…
Она не успела закончить. Я же окаменела, каким-то десятым чувством понимая, что предсмертные проклятия ведьмы непременно сбудутся. Убивать только своих сестер… Только их. Мне исполнилось восемнадцать – вся жизнь впереди. Но я точно знала, что как она сказала, так и будет. Взяла себя в руки и не метнулась вниз, чтобы попытаться сбежать. У меня вся жизнь впереди, но это не та жизнь, которую я хотела бы прожить. Успокоилась, решив проверить. Вытащила еще одну стрелу и тотчас спустила. Стрела прошла настолько мимо главаря, что мой отец от такого зрелища расхохотался бы. Конечно же, предводителя этой орды нельзя назвать моей сестрой. Теперь я не волновалась вовсе. Твердой рукой вытащила из-за пояса охотничий нож и приставила острым концом к горлу. Я отказываюсь принять судьбу, которую на меня возложили! Рука не дрогнула, когда я уверенным ударом вгоняла нож вверх, пробивая гортань и погружая еще глубже, до мозга. Боль не будет долгой. Боль вообще перестала иметь значение.
В последний миг своей жизни я смотрела на закат. А он смотрел на меня и улыбался – кровавой улыбкой умирающей шаманки.
Я открыла глаза. И лишь тогда поняла, что проиграла. Посмотрела на свои руки – натруженные руки с сетью морщинок и вздутыми венками были не моими, а тряска повозки создавала в теле непривычную тяжесть. Не мое тело.
– Ная, ты в порядке? – услышала со стороны уставший голос. – Держись, Ная… Утешайся тем, что твои дети успели уйти. Они будут жить, все пятеро будут… а ты нет. Но ты держись, Ная, потому что если ты сдашься, то нам вообще не выдержать.
Наи внутри меня не было. Никого в этой пустой оболочке, кроме меня, не было. Я убила первую свою сестру по несчастью – женщину, которую прежде даже не знала.
В зарешеченной крытой повозке находилось пять женщин. Я молчала и прислушивалась к разговорам. Оказалось, что все они односельчане – говорили друг с другом по-соседски, называли по именам и пытались успокоить. Ная, очевидно, была самой старшей из них. Стало грустно, когда в разговоре одна из девушек рассказала о героизме владелицы тела. На их деревню напали неожиданно и потому многие были вынуждены встретиться с врагом, чтобы старухи с младенцами на руках успели убежать в леса. Ная взяла вилы и шагнула к разломанным воротам первой, а за ней пошли и остальные. Никто из местных не умел воевать и о битвах слышал только в сказках, но когда мать пятерых детей берет вилы и без страха идет навстречу смерти, то и самый последний трус за ее спиной становится героем.
И им удалось сдерживать натиск достаточно долго, чтобы прикрыть отступление. По счастью, в этом вражеском отряде отсутствовал шаман, который обычно сильно облегчал захватчикам задачу. На стороне поселенцев были крепкие стены… но и они не могли спасти обреченных. Мужчин убили, женщин захватили и уволокли в повозку. Для еще более безрадостной судьбы, чем у павших. Наю ранили в ногу арбалетным болтом – он прошел навылет, но рана теперь невыносимо ныла. Боль не имеет значения. Ни для меня, ни для Наи, которая уже ждет подруг в лучшем мире. Не приходилось сомневаться в том, что долго они не проживут.
Я пригляделась к дальнему краю – зрение Наи подводило, с непривычки я щурилась. Там особняком сидела девушка и ревела с момента моего пробуждения. Ее стенания раздражали, но никто не осекал – кто знает, сколько еще слез прольется вокруг? Она что-то бормотала, иногда срывалась на громкий вой, и в какой-то момент я не выдержала:
– Эй, там! Слышишь? Ты пить хочешь?
Нет, при мне не было фляги – я просто хотела добиться хоть какой-то реакции. Иногда человеку нужно почувствовать, что он не один. Это важнее глотка воды. Девушка подняла опухшее от слез лицо и глянула на меня. Красивая. Даже под краснотой и грязью видно, что лицо ее необычное. Не из наших краев. Где-то далеко на востоке женщины славятся такими черными бровями и высокими скулами. Чуть старше меня… какой я была. Я решила продолжать говорить, лишь бы она хоть немного успокоилась:
– Как тебя зовут?
На вопрос она не ответила, забормотала снова, только теперь громче:
– Я видела… я все видела, что они делают… с такими… Берут по очереди… Тех, кто сопротивляется, убивают. Тех, кто поддается, берут, а потом убивают… Ни одна не дожила до рассвета…
Ужас комом встал в горле. Другая пленница сдавленно переспросила:
– А тебя?..
– Меня оставили… не трогали… Я слышала, как старуха-шаманка что-то говорила… Может быть, жертвоприношение хотели… а потом ее убили… Но я лучше бы на костре, чем… Сестры! – она вдруг ринулась вперед и упала на четвереньки. – Добрыми духами молю, придушите! Я не смогу, не выдержу…
У нее зарождалась настоящая истерика, она кричала все громче – ближайший воин ударил по решетке мечом и прикрикнул:
– На местах сидите. Кто первая двинется, с той и начнем.
Девушка отползла на свое место и в страхе сжалась. Она очень отличалась от остальных – мы обладали хоть какой-то внутренней силой, а на нее смотреть было тошно. Да, в такой ситуации у любой сдавали нервы, но веселить врага своей слабостью… И лучше бы она не орала так громко о плане – тогда одна из попутчиц, возможно, и выполнила бы ее просьбу, дабы прекратить страдания уже сломавшейся души. Пусть бы добрые духи о ней позаботились, раз сама она не справляется.
Отряд из двух сотен воинов шел на запад по побережью. Я рассмотрела их главного, которого не сумела убить второй стрелой. Рядом с ним ехала женщина – в таких же штанах, как и все воины. Голая грудь ее не смущала, даже наоборот – воительница держала спину прямо, а голову высоко поднятой. Телосложением она заметно уступала мужчинам, но вела себя так, будто им ровня. Эта пара немного отстала от авангарда, а когда оказалась вблизи от нас, я смогла расслышать обрывки разговора.
– Мразь убила Тиирию. Вряд ли у нас получится брать крупные города без шамана… – говорила женщина.
Голос главаря был спокойным:
– Хватит уже кипятиться, Даара. На рассвете должны прибыть еще три корабля, пусть они берут города. Тебе мало славы?
Она посмотрела на него и смиренно склонила голову:
– Достаточно твоей, сын вождя. Ты – великий воин, но словно остался на краю. Тебя не может это устраивать!
Он неожиданно весело рассмеялся:
– Мысли мои читаешь?
– Читаю! – звонко ответила Даара. – Например, точно знаю, что эта холодная земля тебе по душе! Ты счастлив здесь быть. И наверняка тут останешься, когда мы отвоюем эту территорию.
– Не уверен… – он задумался. – Даже битвы с местными не приносят такого удовольствия, как было с тикийцами. А этим жалким созданиям будто ярости не хватает.
Даара бросила взгляд на нашу повозку и ответила:
– Ты не прав. С каждым селением в них все больше ярости. Дай им время – и они будут сильны. Дай им поколение – и они вырастят воинов не хуже нас.
– Нет у них времени, – бросив это, сын вождя рванул вперед.
Женщина посмотрела ему вслед и тоже пришпорила коня.
– Даара! – закричала я непривычным голосом. – Даара!
Она оглянулась и отыскала меня удивленным взглядом. Когда нечего терять, то ищешь помощь повсюду. Потому голос мой был тверд:
– Ты ведь тоже женщина, Даара! Прошу милосердия – не для себя, для сестер. Неужели ты позволишь…
Воительница изогнула бровь, и оттого смуглое лицо стало выглядеть хищным:
– Говорящий трофей? Заткнись сама или тебя заткнут.
Вот и все понимание. Девушка на другой стороне повозки зарыдала с новой силой. Она давно сдалась, умерла внутри и теперь до конца своей короткой жизни будет плакать.
Вечером отряд напал на рыбацкую деревеньку. Немногих стариков, коим не удалось сбежать, убили на месте. Подожгли дома, омрачая чернеющее небо столбами дыма. Вытащили бочки с вином и принялись отмечать очередную победу, которую даже победой нельзя было назвать – деревня, к счастью, оказалась почти пустой, а этим варварам для азарта нужна борьба. Возможно, плохое настроение и заставило кого-то вспомнить о нас.
Уже пьяные они хватали нас из повозки и утаскивали в разных направлениях. Кому повезет – умрет быстро. Боль не имеет значения – я вторую жизнь подряд в этом убеждаюсь. Я сопротивлялась, но лишь потому что не могла не сопротивляться. Меня пытался взять один мужчина, а двое других держали за руки и ноги. Но я вырывалась, вгрызалась зубами во все, до чего только дотягивалась. Они, наверное, решили, что немолодое тело Наи таких усилий не стоило и ослабили хватку, но едва я освободила руку, вцепилась ногтями в ближайшее лицо и сильно повредила глаз мерзкому бесу. Он взревел, ударил меня кулаком, а потом воткнул нож мне под ключицу. Так меня и бросили – все равно умру от потери крови. А боль не имеет значения. Я смотрела в небо, затянутое дымом, и молилась после каждого женского крика, чтобы добрые духи леса вышли на эту лысую землю и подарили сестрам тишину.
Мимо кто-то прошел, а потом вернулся и сел на траву рядом, скрестив ноги. Пусть попытается – у меня остались силы ровно для еще одного глаза. Но мужчина меня не трогал – просто сидел, сложив руки на коленях, и смотрел вперед.
– Что расселся, сын вождя, успевай, пока я не остыла.
Он посмотрел на мое разодранное платье без любопытства. Улыбнулся в ответ на мою злую усмешку:
– Я не могу брать женщин, которых брали другие. Мои женщины должны быть самыми лучшими и нетронутыми.
– А ты брезглив, я посмотрю!
– Не брезглив. Это традиция. Чем больше прав, тем больше обязанностей.
– Бедный, бедный сын вождя, – хрипло смеялась я. – Скучно наблюдать, как резвятся без тебя?
– Они… – он задумался над ответом: – Не резвятся. Это другое. Обратная сторона воинской доблести. Бесстрашие в бою равно бесконтрольности во всем остальном, потому воин сжигает дом врага, забирает вещи врага, берет женщину врага. Так устроен мир с начала времен. И я не тот, кто изменит установленный за тысячи лет порядок.
Все-таки Ная была очень сильной женщиной – жизнь никак не хотела оставлять ее, хотя головокружение ощущалось все заметнее. Но раз уж эта мразь поддерживает разговор, то почему бы и мне не скрасить последние минуты?
– Звучит так, будто ты их осуждаешь. Будто ты их лучше…
Он снова ответил бесконечно спокойно:
– Я не осуждаю. И я не лучше.
– Нет, сын вождя, ты хуже! Потому что именно ты позволяешь творить зверства. И называешь врагами тех, кто никогда тебе врагом не был. Варварское племя, которое сначала поглотит мир, а потом сожрет само себя.
– Не враги? – От удивления он посмотрел на меня. – Ты с минуты на минуту помереть должна, а рассуждаешь о политике. Хочешь, позову лекаря? Возможно, я ошибся, и легкое не пробито, тогда есть мизерный шанс тебя спасти.
Нет, пути назад не было – я это чувствовала. Да мне он и не нужен.
– Ничего я в политике не понимаю… Зато со ста метров отличу тварь от человека. За гранью смерти тебя ждут злые духи, они отомстят за каждое преступление.
– Это ваша вера, женщина, мы верим в другое.
У меня осталась еще горсть сарказма:
– И что же случается с такими хорошими людьми после гибели?
Он снова перевел взгляд вдаль и после паузы произнес:
– Мы верим в перерождение. И может, потому не боимся смерти так, как вы.
– Тогда ты родишься одной из тех женщин, которые кричат под твоими солдатами!
Даже с этим он не спорил:
– Возможно и такое. Кто знает? Но даже это лучше, чем уйти насовсем. Мир – прекрасное место, хоть сейчас ты со мной и не согласишься.
– Угадал, сын вождя, не соглашусь, – говорить становилось все труднее. – Но я разделю с тобой твою веру – многое бы отдала за то, чтобы ты посмотрел на мир с другой стороны.
Он медленно повернулся и наклонился к моему лицу, чуть сведя брови. Долго и внимательно всматривался в мои мутнеющие глаза, а затем спросил:
– Какое имя тебе дал отец, женщина?
– Зачем тебе знать? Я не доживу до утра.
– Хочу тебя запомнить. И если бы у нас была шаманка, я приказал бы ей излечить тебя от раны.
– Чтобы продолжать измываться? – я смеялась, хотя, возможно, смех уже и не пробивался сквозь белеющие губы. Хвала добрым духам, что у них нет шаманки! А, это ведь мне хвала… От боли я перестала мыслить ясно.
Он ответил задумчиво:
– Нет. Чтобы ты успела показать мне мир с другой стороны.
– Если в тебе есть хоть капля милосердия, сын вождя, вытащи нож и воткни его поближе к сердцу. Мне до смерти опостылела эта болтовня…
Он наклонился и ухватил за рукоять. Еще пара секунд, и все будет кончено.
– Какое имя тебе дал отец, женщина?
– Т… Тесса.
– Покоя тебе, Тесса. Не перерождайся, если сама не хочешь.
Его голос был мягким, а удар точным.
Я открыла глаза и взвыла от отчаяния. Зареванная девчонка в повозке дождалась своего часа, а я, пусть и запоздало, но выполнила ее просьбу.