Така Йон
Подставное пророчество Оутэрнуму: воплощение скрытых ценностей
– Никому об этом не говори, – приказным тоном сказал Мара и зашел внутрь.
– Буду как рыба! – радовался Одди.
– Видимо, про рыб-говорунов ты ничего не знаешь.
– Рыб-говорунов?
Мара цокнул.
– Просто держи язык за зубами и принеси мне из ящика в столе канцелярские ножницы!
Одди тут же подорвался с места. Уже протягивая острую вещицу, он поинтересовался:
– Это твое призвание?
– Нет. Просто развлечение.
– А каково твое призвание?
– У меня его нет.
– Как это?
– Вот, скажи, у тебя-то оно есть? Только не заливай про пророчество.
– Но я хотел сказать про пророчество, – начал Одди с энтузиазмом, – и про то, что я отказываюсь ему следовать. Я ведь говорил уже тогда, на горе – я сам не понимаю, как можно считать меня избранным. Все-таки думаю, что следовать чему-то, в чем ты не уверен, – это немного ненормально, поэтому…
В прошлый раз Мара, слушая исповедь мальчика, поначалу ругался про себя, но в какой-то момент стушевался и хотел метаться из стороны в сторону от незнания того, как ему реагировать. Но в этот раз…
– Знаешь, тогда, я совсем растерялся от твоих заявлений. А сейчас что? – Мара сменил еле спокойный тон на выкрик, – Ты ждешь от меня похвалы что ли?! Одди, мальчик, молодец, нечего верить всяким бредням, так держать! Ты это хотел услышать?! Не дождешься!!
– Спасибо, – искренне ответил Одди, чуть склонив голову и выпрямившись. – Но мне достаточно, чтобы меня просто выслушали.
Мара задиристо хмыкнул.
– А сам справляться со своими тараканами в голове не умеешь?
– Тараканами?
– Мыслями!!! Со своими противными мыслями ты не умеешь смиряться, фильтровать их, уничтожать, если они непригодные??
Одди тут же потупил взгляд в пол. Вторая попытка Мары расстроить мальчика – удалась. Он – первое существо, из-за кого Оутэрнуму захотелось сильно плакать. А все потому, что его задели за живое, и будто поругали ни за что. Два раза подряд – открыто проявили словесную агрессию. Но Одди, стойко пытаясь показать, что ему совсем не неприятны слова грина, промямлил слово «нет», и дрожащим голосом выдал свои эмоции с поличным.
– Ты что, обиделся?! – еще более возмущенно спросил Мара. – Тебя что, кто-то тут истязает?! Пытается убить, а?!
– Я не… – как только возможность проговорить даже одно слово превратилась в безумную пытку из-за комка в горле, и когда у него задергались плечи сами собой, мальчик заставил себя повернуться хотя бы боком к грину.
– Меня слезами не напугаешь! Ты не добьешься этим от меня другого отношения, понял? – все еще злясь, говорил Мара.
– Я… я…
Одди начал ронять слезы. Его попытка внушить себе, что не стоит обращать внимание на слова Мары, что они вовсе необидные, провалилась. Грустно было и то, что мальчик чувствовал себя виноватым. Он стал искать причину, по которой рассердил грина. А грин в свою очередь, увидев первые упавшие соленые капельки, перестал ерничать, и усердно искал способ исправить ситуацию. Он совсем не хотел обидеть маленького монаха настолько сильно… И все-таки, сделал это. Тогда Мара подошел к младшему, без слов потянул его внутрь гончарной мастерской, и толкнул к холодной печи для обжига. Пока Одди как мышка расплывчатым взором наблюдал за Марой, тот достал с антресолей два куска глины и положил их на специальный квадратный столик для поделок.
– Иди сюда. Научу лепить корзу1, – спокойно произнес Мара и подвинул один кусок глины для Одди на другой край стола.
Мальчик один раз тихонько шмыгнул носом и робко подошел.
– Смотри, – грин начал ваять фигуру, – первым делом нужно обобщить форму. Если бы я предложил слепить змею, то нужно было бы сделать из этого куска толстую веревку. Но корзу удобнее делать из овальной фигуры. Понимаешь? – Мара выискивающе посмотрел на Одди. Но тот был все еще в угнетенном состоянии. Мара спросил еще раз: – Понимаешь?
Одди кивнул. Тогда грин принялся лепить молча, и когда овальная фигура была готова, он визуально проверил состояние куска глины у Оутэрнума. Однако его овал походил больше на неровную глыбу. Одди вяло перебирал руками, и Мара понимал свою вину за то. Он поменял местами куски глины, отдав свой готовый овал мальчику, и стал дорабатывать кусок, принадлежащий Одди, до нужной формы. И пока продолжал ваять, спокойно и искренне поделился:
– Я ненавижу, когда лезут не в свое дело. Считаю, что если существо сует свой нос куда-то, то должен быть готовым помочь хоть чем-то. Но постоянно, постоянно, – сжав зубы, грин начал отыгрываться на глине, сминая уже почти получившийся овал, – они отнимают ценное время из-за простого любопытства, а не из-за переживаний! Как я его ненавижу! Он просто спросил! Просто! И посмел бросить в трудную минуту!!
Одди встал по струнке, стоило только Маре начать дебош. Хотелось бы ему спросить, о ком ведется речь, но побоялся.
– Ладно… – успокоился Мара и принялся возвращать нужную форму. – Это же в прошлом, да? Не отвечай… Еще знай, что я не люблю, когда кто-то плачет… Обычно, я… не специально злюсь на что-то… Очень часто в такие моменты существа обращают внимание только на мою выразительность, но никак не на суть того, что я говорю в моменты злости. Поэтому, ты лучше бери во внимание не то, как я говорю, а то, что именно я тебе говорю. И, нужно привыкнуть к моей саркастичной натуре, раз уж нам сказали часто находиться вместе.
– Что… такое сарказм?.. – выронил Одди, переступив боязнь спросить.
Мара, завершив ровную форму, налегке ответил:
– Это то, на что ты не должен обижаться.
– Я думаю, это слишком размытое объяснение.
– Да-а-а… Так и есть. Просто, постарайся не обращать внимание на то, что я пытаюсь как-то тебя задеть. Это… выходит непроизвольно… – немного взяв паузу из-за смущения, и чуть обдумав свою другую мысль, Мара поделился ею: – Я постараюсь в твою сторону грубить поменьше… Но я не обещаю. И, – тут же грин снова стал прежним ворчуном: – это не значит, что раз поплакал, то тебе все можно, стоит лишь слезинку пустить! Понял?
– Да. – Одди наконец-то улыбнулся. Ему думалось, что объяснения Мары являлись извинениями. И их было вполне достаточно.
Мара шаг за шагом показывал Одди, как из овала вытягивать и сразу вылепливать задние и передние лапки будущей глиняной корзе; ее ушки; хвост; сумчатый животик. Затем принялись за детали: шерсть, маленькие коготки, мордочку. Не везде и не всегда у Оутэрнума получалось следовать за учителем. Ему приходилось неудачные дубли заминать в основную массу и снова делать овал, а потом проделывать остальные шаги. Пару раз Мара горячился, но для Одди его крики уже были не так страшны, хоть все еще непривычны.
Они вдвоем ушли с головой в лепку настолько, что пропустили ужин. И только когда живот Одди заурчал, Мара отпустил мальчика, вручив ему незаконченную заготовку корзы домой со словами, чтобы тот возвращался обратно тогда, когда полностью ее сделает или, когда понадобится помощь.
Уже в своей комнате Одди старался слепить правдоподобную моську животного, но все никак не выходило. Корзу он никогда вживую не видел. А образца рядом не было. И так как Мара не уточнил, есть ли границы по времени, запрещающие обращение к нему, Одди в обнимку с глиняной поделкой отправился в древо коридоров.
Мальчик постучал в дверь комнаты Мары. Никто не открыл, и он сам зашел внутрь. Никого не было. Только тогда послушник подумал, что товарищ может быть за дверью номер восемь, и на всех парах помчался проверять свою догадку.
Одди тихонько приоткрыл темно-синюю дверь с искривленной белой цифрой восемь. Он, вначале просунув голову, а затем ногу, неуверенно вышел к берегу озера, покрытому невысокой травой. Слегка поблескивающая вода в свете ранней ночи вполне успокаивала глаза после коридорного освещения. Мальчик на темном фоне сразу заметил яркий зеленый огонек волос Мары, и расплылся в улыбке от того, что очень четко слышал, как отрешенный от всего грин нахваливал россыпи маленьких желтеньких светлячков, которые ритмично мерцали над всей протяжностью травянистого берега. Вдохнув ночной прохладный воздух полной грудью, Одди налегке отправился к Маре. Тот даже не удивился, когда маленький монах присел рядом, но стал соблюдать приятную природную тишину. Оутэрнум с радостью любовался, как грин продолжал кормить светлячков, держа на своей ладони горстку цветочной пыльцы и беря щепотку, развеивал ее в воздухе. А маленькие существа подхватывали частички на лету, продолжая свой плавный полет рядышком. И пока между ребятами сохранялась такая благодать, Одди, не ожидая разговора, застряв в моменте «здесь и сейчас», направил свой взгляд на почти черное зеркальное озеро, отражающее много-много желтеньких огоньков и блистающих точек от небесных звезд. И аккуратно обнимая свою глину, он некоторое время наслаждался прелестями ночного спокойствия.
Мара, аккуратно стряхивая с ладони последние остатки пыльцы вниз, вдруг решил нарушить тишину:
– Я не стану спрашивать, как ты меня нашел. Просто напомни мне дать оплеуху Май Лоу при встрече.
– Но как ты?..
– Не переживай по пустякам. Ему больно от этого не будет, поверь.
– Я… постараюсь.
– У тебя не выходит мордочка?
– Мордочка?
Мара с усталым видом потер пальцами веки.
– Тебе повезло, что мы находимся здесь. Были бы в другом месте, я бы вспылил.
– Прости…
– Ты!.. Фу-х. Ты уже напортачил. Не отягощай меня извинениями.
– Прос… – Одди потупил глаза в сторону. И тут же вспомнил, зачем он пришел к грину. Подняв вверх поделку, он бодро произнес: – У меня не выходит мордочка, да. Я просто никогда не видел корз вживую и был не настроен запомнить образец.
– Ну конечно, кто бы еще радовался неудаче, как ты. Я тебя понял. Тогда завтра придешь и посмотришь на мой экземпляр.
– Хорошо. А можно вопрос? Но он может быть личным. Но мне любопытно…
Мара, вместо громкой брани начал шептать. Очень громко шептать:
