– Какая-то иллюзорная магия? – справившись с первым удивлением, спросил Теодорик. Он подошёл ближе, но ступить на шаткую конструкцию не решился.
– Не совсем, – отозвалась Ренетт, с такой гордостью, словно постройка этой местной достопримечательности была целиком её заслугой. – Этим у нас занимаются Творцы.
– Кто?
– Что-то типа магов. Их работа состоит в том, чтобы создавать такие вещи, а потом периодически укреплять «каркас» новыми заклинаниями. Этот мост, например, приходится обновлять раз в полгода. На самом деле, иногда нужно и чаще, потому что, чем ближе к окончанию срока, тем больше он проседает.
Теодорик покосился на бегущую внизу речку и острые скалы, о которые с шумом разбивалась вода. Парень ненавязчиво сделал шаг назад.
– А обычные мосты вам не нравятся?
– А зачем, когда можно сотворить такие? – округлила глаза Ренетт с таким видом, словно он предложил с разбега прыгнуть вниз. – Между прочим, это очень уважаемая здесь профессия. У нас из бюджета Совет выделяет отдельную статью на зарплаты и рабочие траты Творцов.
– То есть вы выделяете деньги на то, без чего спокойно можно было бы обойтись? – иронично уточнил Теодорик.
– Это дань традициям. К тому же, это отличительная черта нашего города, нигде больше нет таких шедевров.
– Вот уж точно, такого больше нигде не найти.
Ренетт устремила на него долгий, ничего не выражающий взгляд, от которого вампиру как-то мигом стало неловко.
– Не вздумай сказать такого при ком-то ещё.
Ни слова больше не проронив, девушка уверенно ступила на мост. Теодорику не оставалось ничего иного, кроме как поплестись за ней. У Ренетт была удивительная способность, которой в совершенстве могли владеть только кошки: демонстрировать обиду, различимую по одному только затылку. Решив немедленно спасать ситуацию, вампир заговорил более дружелюбно:
– Просто для меня непривычен такой подход к магии, как у вас. Это словно какая-то… наука что ли? У которой есть какие-то расчёты, формулы и схемы. Это странно.
– Да, для нас магия – это сила, у которой есть свои единицы измерения. Это позволяет всё держать под контролем. – В голосе Ренетт всё ещё скользил холодок, но тема была для неё слишком интересной, чтобы она о ней смолчала. Опершись о парапет, девушка рассеянно взглянула вперёд. – Этот мост, да и все прочие сооружения, включают настоящие строительные материалы: камень, стекло, сталь, только скреплены они определёнными магическими конструкциями.
– А сила, которой наделяет Орден?
– Она также находится под строгим учётом и контролем. Тебя наделяют ею во время посвящения, но, по сути, всего лишь дают её в долг. Сегодня, например, мне нужно будет сдать свою в хранилище.
– Сдать силу?! – Теодорик потрясённо уставился на Ренетт. Новые реалии никак не желали укладываться в его голове в ровные стопки. – Но разве это не нечто абстрактное и неисчерпаемое?
Ренетт с сомнением покосилась на вампира. До поры до времени не стоило бы посвящать его в такие подробности, ведь пока он не состоит в Ордене… С другой стороны, ей так импонировал его искренний интерес к этой теме. Что ни говори, но при всём своём скепсисе и осторожности, девушка совершенно не могла противостоять банальной лести.
Отстранившись от парапета, она соединила ладони, затем с усилием, медленно развела их в стороны. Сначала Теодорику показалось, что она держит в руках прозрачный шар, внутри которого сами по себе плещутся волны и сверкают тонкие, словно прожилки на теле, росчерки молний. Как будто некто неизвестный заключил целый мир, только небо и земля там ежесекундно менялись местами. Поморщившись, девушка торопливо сложила ладони, зашипев что-то себе под нос.
– Не очень приятное занятие, – пояснила она, торопливо начав дуть на порозовевшие ладони. – Ощущение, словно приложила руки к раскалённой печи!
– И у меня тоже так будет? – Трудно было понять, чего в голосе Теодорика было больше: любопытства или неприязни.
– Возможно. Но сдавать силу придётся, если только тебя отстранят, как и меня. А так людям Ордена позволено сохранять силу при себе. – Тут Ренетт сделала паузу, криво ухмыльнувшись своим мыслям. – Только пользоваться этими силами вне заданий всё равно не положено.
– Идиотские правила, – фыркнул парень, тоже облокотившись о парапет, пусть и не без внутреннего содрогания. Его не покидало ощущение, что при каждом движении мост ощутимо раскачивается.
– Полностью согласна, – вздохнула Ренетт, тоже облокотившись рядом с ним. – Но этого лучше тоже никому не говори здесь.
– Здесь вообще что-то можно говорить? – невесело усмехнулся Теодорик.
Девушка предпочла в ответ загадочно улыбнуться, оглядев пустынную округу. Обычно парк – самое популярное место в Коронуме и уже через каких-то пару часов здесь будет жуткое столпотворение.
С точки зрения вида мост был расположен просто идеально. Пышные кроны деревьев скрывали от глаз всевозможные постройки и издалека даже казалось, что своими макушками они касаются громоздких, тяжеловесных облаков. Помимо всего прочего, на этом месте Ренетт всякий раз казалось, что она отрезана от всего мира. Приятную тишину даже не нарушало щебетание птиц, только их отголоски мерещились где-то там, вдали.
Тем временем солнце смело взошло над горизонтом и теперь наполовину утопало в облаках, почему-то навевая ассоциации со зверьком, который зарылся носиком в пуховую перину, да так и задремал. По другую сторону моста вид открывался совсем другой: там материк словно просел, образовав подобие оврага. Отсюда деревья внизу выглядели совсем крошечными, а яркие крыши домов напоминали шляпки грибов, разбросанных в этой низине в небывалом количестве.
Прикрыв глаза, Ренетт с удовольствием подставила лицо прохладному ветру, пропитанному тонким запахом шиповника и свежескошенной травы. Наверное, впервые за это время она чувствовала себя так спокойно и даже умиротворённо. Неужели природа сегодня оказала на неё такое целительное воздействие? Девушка непроизвольно скосила глаза на Теодорика. Нет, определённо, это заслуга не только бодрящего ветерка.
– Как я понял, у вас тут две силы, – вдруг заговорил вампир, словно продолжая прерванный разговор, – это Совет и Орден. Но если поставить их на воображаемые чаши весов, кто главнее?
Ренетт недовольно поморщилась. Тема ей уже начала надоедать.
«Лучше бы он поговорил со мной о погоде или поэзии. Никакой романтики! В конце концов, мог бы уже и комплимент какой-нибудь сказать, а то я разоделась перед ним в пух и прах, а он даже не удосужился толком расчесаться!»
– Скажем так, для большинства населения именно Совет является главным, – вопреки мыслям, спокойно и миролюбиво отозвалась она, – но если ты состоишь в Ордене, то в первую очередь должен подчиняться магистру. Короче говоря, если один местный прирежет другого, то его будут судить члены Совета. Но если, например, ты решишь кого-то убить, будучи при этом слугой Ордена, то судить тебя будет магистр и специальная комиссия. – Тут Ренетт запнулась, лукаво взглянув на Теодорика: – А зачем ты спрашиваешь? Затеваешь преступление?
– А ты за меня беспокоишься? – в тон ей поинтересовался вампир, склонив голову так, чтобы заглянуть ей в глаза.
Вопреки обыкновению, Ренетт не отвела взгляда, хотя для этого ей и пришлось приложить усилие. В его лице, глазах, улыбке было что-то такое располагающее и гармоничное, что хотелось рассматривать каждую чёрточку. Наслаждаться чётким рисунком губ, необычным смешением различных цветов в глазах. Наверное, такой щемящий восторг испытывают художники, когда видят необычный узор или причудливую игру света и тени.
Взгляд Теодорика вдруг затуманился, скользнув к губам девушки.
«Отвернись! Переведи тему!» – истерично взвизгнул голос где-то на задворках сознания, но тут же был беспощадно подавлен.
Подавшись вперёд, вампир едва коснулся её губ, так осторожно, словно опасался, что девушка немедленно отшатнётся. Но она не сделала этого. Рефлекторно продолжая держаться одной рукой за парапет, она почувствовала, как её тело буквально парализует. Желания и эмоции захлестнули её с такой силой, что причиняли физическую боль. Забывшись, Ренетт обвила его шею руками, целуя уже смелее. Словно ожидая такого ответа, Теодорик прижал её к себе, охотно отвечая на поцелуй.
«Идиотка! Прямо посреди моста! У всех на виду!» – бессвязно вякнул было голос, но даже не был услышан.
Мир вдруг сузился до одних тактильных ощущений, обострившихся до болезненного максимума. Но было что-то ещё. Вначале едва уловимое, а затем всё больше нарастающее, распирающее изнутри.
Отвращение.
«Как это мерзко!» – эта мысль будто обдала Ренетт ледяной волной. Резко отшатнувшись, девушка непроизвольно всхлипнула. По щекам градом покатились слёзы. Ненависть, раскаяние, злость – эти не пойми откуда взявшиеся эмоции удавкой обхватили её горло.
– Я что-то сделал не так? – растерянно спросил Теодорик.
– Всё нормально, – через силу выдавила Ренетт, чувствуя, как новый спазм стискивает горло. Она попыталась вытереть слёзы, но вместо этого они полились с удвоенной силой. Чувствуя, как заливается краской, она почти в отчаянии вскрикнула, словно пытаясь убедить саму себя: – я ведь не хочу плакать!
– То есть это ты от счастья что ли? – нервно усмехнулся вампир. Он шагнул было к девушке, но она тут же шагнула назад.
– Всё нормально. Я просто вспомнила… Мне надо… Я пойду… Не иди за мной!
Продолжая тщетно растирать по щекам нескончаемый поток слёз, Ренетт попятилась, а затем и вовсе перешла на бег, оставив окончательно смешавшегося Теодорика посреди моста.
«Этих девушек вообще не поймёшь», – рассеянно подумал он, продолжая глядеть ей вслед, хотя она уже давно скрылась из виду. Облокотившись о парапет, парень прикрыл глаза, пытаясь привести в чувство затуманившийся мозг. На губах всё ещё горел недавний поцелуй.
Ренетт не помнила, как покинула парк и как пробралась в свою комнату, вечно утопающую в полумраке из-за широких еловых лап, надёжно скрывающих эту части пристройки от посторонних глаз. Лишь накапав врученного Тианой успокоительного, девушка перевела дух и опустилась в кресло, как всегда перебирая звенья тонкого браслета на руке.
– Идиотка! – вполголоса обратилась она к самой себе. – Что он теперь о тебе подумает! И как с ним общаться? Нет, я теперь вообще ни за что из дома не выйду! Никогда!
Тяжело вздохнув, она откинулась на спинку, прикрыв глаза. Еловый запах, вначале такой приятный, теперь стал казаться немного навязчивым. Ощущение, что она поселилась где-то посреди леса, того и гляди в комнату случайно свалится белка! Впрочем, её мысли быстро перетекли в другое русло.
Что в самом деле на неё нашло? Чувство вины? Наверное, хотя, к своему стыду, ощущения ей так понравились, что она не видела в этом поступке ничего дурного. Но другая её часть, та самая, которая недавно закатила истерику на ровном месте, была с ней категорически не согласна.
«Тристан так любит тебя, а ты поступаешь с ним как последняя…», – тут голос запинался от бессильной ярости в попытке подобрать слово, в полной мере характеризующее её моральное падение.
Вежливый стук в дверь прервал назревающий сеанс самокопания.
– Милая, ты уже пришла?
Ренетт мгновенно подскочила с кресла. Чёрт возьми, наверное, после её самозабвенного рыдания, вся косметика размазана по лицу! Отвечать на неловкие вопросы мужа ей совсем не хотелось.
– Да, но я бы хотела побыть одна.
– Уоррен накрыл стол для завтрака.
«Проклятье! С другой стороны, поесть сейчас было бы неплохо…»
– Хорошо, я скоро спущусь в столовую.
За дверью замолчали, но шагов слышно не было.
– Всё в порядке?
Ручка двери легонько повернулась, но тут же стала в прежнее положение. Как хорошо, что она, Ренетт, приобрела такую приятную привычку как запираться изнутри.
– Всё отлично. Я скоро спущусь, милый, – отрывисто заверила его Ренетт, улыбнувшись, чтобы придать беззаботности в голосе больше убедительности.
Помедлив, Тристан нехотя зашагал прочь.
Наскоро стерев макияж и надев платье попроще, Ренетт полюбовалась результатом в зеркале и только после этого решилась покинуть своё укрытие. Внизу её в самом деле уже поджидал накрытый стол, как ни странно, на две персоны.
– Ты тоже ещё не завтракал? – удивилась она, привычно усевшись на стул, торопливо отодвинутый Уорреном, мальчишкой-слугой. Тот усатый дворецкий, что встречал их в первый визит, принадлежал госпоже Копингер-старшей. Она ни в коем случае не пожелала с ним распрощаться, поэтому Ренетт с мужем выделили одного из мелких служек. Как все подростки, он был немного неловок и угловат, но исполнял все свои обязанности очень старательно и в силу возраста ещё не успел приобрести того высокомерия, каким обладал дворецкий Копингеров.
– Я ждал тебя, – улыбнулся Тристан, однако его взгляд, словно у пограничного стража, привыкшего вычислять лазутчиков, быстро пробежал по её лицу и наряду. Но если он что-то и заметил, то, как всегда, этого не выдал.
Первые несколько минут в столовой царила тишина, нарушаемая лишь звоном вилок. Ренетт уж было с облегчением подумала, что буря миновала, когда Тристан вдруг снова заговорил:
– Куда ты ходила так рано?
«На свидание, гори ты синим пламенем!»
– Я гуляла. Говорят, променад на рассвете способствует здоровью.
– И где же ты гуляла?
«Судя по тону, ты не хуже меня знаешь ответ».
– Я гуляла по парку.
– И как там?
– Свежо.
Звон вилок возобновился. Больше всего Ренетт раздражал даже не сам допрос, сколько тон, в котором он вёлся. Казалось, они не муж с женой, а деловые партнёры, собравшиеся за ужином, чтобы обсудить дела и тут же разойтись, позабыв о существовании друг друга. Первое время девушка списывала это на смущение, потом на высокомерие, сейчас же начинала склоняться к мысли, что иначе Тристан общаться просто не умеет. Он всё также мил и любезен, всё также щедр на подарки, хотя уже и в рамках разумного, но стоит завести с ним личную беседу, как мгновенно ощущается эта фантомная вытянутая рука, на расстояние которой к нему никак не приблизиться. На вопросы о родителях он неизменно кривился и задавал встречный вопрос «тебе зачем?», на вопрос о детстве заявлял, что ничего не помнит. Как-то раз, в первые дни после свадьбы, Ренетт затеяла откровенный разговор, решив, что хотя бы из солидарности, он ответит тем же. Парень внимательно её выслушал, покачал головой и сказал, что с ним ничего подобного никогда не происходило. На этом откровенный разговор был окончен. Навсегда.
– Я слышал, ты зачем-то ходила в Лиственный переулок, – как бы между прочим заметил Тристан. Вероятно, его фамильное клеймо, обязывавшее говорить только правду, воспитало в нём неприятную привычку говорить недосказанностями и полунамёками.
– В самом деле? – с напускной живостью отозвалась Ренетт, ощущая себя героиней какой-то низкопробной оперетты: все действующие лица переигрывают, итог диалога предсказуем и даже если сейчас кто-то выйдет вперёд и запоёт, этот уже никак не спасёт ситуацию.
– А ты не ходила?
– Ходила.
Тристан отложил вилку в сторону, Ренетт же, напротив, с двойным усердием накинулась на еду, словно голодала уже несколько дней.
– И что же ты там делала?
– Что же я могла делать в районе гостевых домов Ордена? Вот так загадка! А твоя мама, помнится, хвастала, что для всех детей нанимала учителя, который заставлял решать задачки по логике. Ты, похоже, как всегда спал в это время.
– Почему бы тебе хоть раз не ответить без этих твоих глупых шуточек?
– Это не шутка, а язвительное замечание.
– То есть отвечать ты не собираешься?
Вздохнув, Ренетт тоже отложила вилку в сторону.
– Я была бы рада тебе ответить, но ты ведь знаешь ответ не хуже меня, но зачем-то разыгрываешь тут этот спектакль. Да, я навещала Теодорика. Хотела убедиться, что он нормально устроился. В конце концов, именно я его сюда привезла и чувствую за это ответственность.
– И всё?
Сердце тут же сбилось с ритма, пропустив удар. Неужели он следил за ней и всё видел?
– А какие ещё подробности ты хочешь от меня услышать?
– Ты какая-то очень напряжённая, я ведь задал вопрос из любопытства, – мгновенно пошёл на попятную Тристан, состроив раздражающе-невинное выражение лица. В больших тёмно-зелёных глазах отражались солнечные блики, придавая взгляду мечтательный блеск.
«Сначала довёл, а теперь хочет устроить сцену: жена-истеричка и я, смиренно несущий свой крест. Что ж, будет тебе сцена!»
– Напротив, это ты мне кажешься напряжённым, – заботливо проворковала Ренетт. Поднявшись с места, она встала позади спинки стула мужа, мягко запустив пальцы в его волосы. Тристан было дёрнулся, но тут же в напряжении замер. Перед его мысленным взором наверняка пронеслись те несколько часов, которые он потратил, чтобы хоть как-то уложить свои непокорные вихры.
– Всё время на работе, совсем о себе не заботишься, – продолжила она, мстительно взлохмачивая голову Тристана. Тем не менее парень заметно обмяк, едва не урча от удовольствия.
– Ты переводишь тему, – вяло попытался воспротивиться он.
– Не говори ерунды, – легкомысленно отозвалась Ренетт, чмокнув его в щёку и уже развернувшись было уйти, но он тут же поймал её за руку.
– Я думаю затеять небольшой ремонт.
– Рада, что ты такой деятельный.
– Прежде всего я решил начать со своей комнаты, так что мне придётся из неё съехать.
Тристан выжидающе уставился на девушку, продолжая удерживать её за руку. Ренетт не без злорадства скопировала его недавний невинный взгляд.
– Съезжай на здоровье, комнат для этого полно.
– Почему бы мне не поселиться в твоей?
– В моей очень душно, темно и к тому же я дерусь во сне.
Мужчина изобразил улыбку, но вышла она у него какой-то кислой.
– Мы уже месяц женаты.
– Время действительно летит незаметно. Мне правда пора, – Ренет по-свойски взъерошила его мягкие волосы. – А ты, я уверена, сумеешь как-нибудь решить свой вопрос с ночлегом.
Вежливо, но решительно высвободившись из его хватки, девушка торопливо взбежала по ступеням, спрятавшись за дверью своей комнаты, как в укрытии.
«Почувствовал, что почва уходит из-под ног и решил всё форсировать! Ну, ничего, как-нибудь выкручусь».
Ренетт вновь плюхнулась в излюбленное кресло у трельяжа, рассеянно взглянув в окно на мерно покачивающиеся от ветра еловые лапы. Надо идти к магистру, навестить родителей и… Вопреки недавней клятве самой себе всячески избегать встреч с Теодориком, сейчас ей ужасно хотелось снова с ним поговорить и вернуть то спокойное, безмятежное состояние, в которое погрузилась сегодня утром. Да, просто увидеть его и пообщаться. Ничего такого.
«Я вру самой себе. Это уже смешно!»
Стук в дверь прервал её размышления, мигом приведя в боевую готовность. Неужели Тристан не стал дожидаться вечера и решить уже сейчас продавить ситуацию в свою пользу?
– Что такое?
– Госпожа Копингер, вам письмо.
Ренетт с облегчением выдохнула. Всего лишь Уоррен. Вручив письмо, мальчик хотел было ретироваться, но она жестом попросила его подождать. Возможно, ещё придётся немедленно писать ответ. Однако стоило девушке увидеть оттиск на сургучной печати, как она мигом поняла от кого письмо.
«Ренетт Копингер! Напоминаем, что вы обязаны явиться сегодня в Орден Девяти Демонических Чинов не позднее пяти часов вечера».
Ниже следовала аккуратная, дважды перечёркивающая саму себя подпись магистра и поблекшая местами печать. Сложив листок пополам, Ренетт задумчиво постучала им по подлокотнику, переведя взгляд на слугу. Столкнувшись с ней взглядом, мальчик тут же опустил глаза. Его смущение почему-то передалось и Ренетт. В доме у родителей никогда не было слуг и такое подобострастие её ни столько радовало, сколько коробило.
– Как тебе у нас? – как можно более миролюбиво поинтересовалась она.
– Меня всё полностью устраивает, госпожа, – поколебавшись, пролепетал мальчик, не отрывая взгляда от пола.
– А как тебе семья Копингеров?
На секунду Уоррен удивлённо вскинул на неё глаза. Ренетт мигом вспомнился тот дворецкий. Вот уж кто тёртый калач: у него что не спроси, на лице ни один мускул не дрогнет. У мальчика же последовательно удивление сменилось на замешательство, затем на страх, потом появилось беспокойство, после чего он, спохватившись, что пауза слишком уж затянулась, покорно склонил голову.
– Всем известно, что это очень уважаемая семья.
– Я это знаю. Так положено здесь говорить. Но я хочу узнать лично твоё мнение. Поверь, мне незачем выносить этот разговор за пределы комнаты.
– Едва ли моё мнение стоит того, чтобы быть услышанным.
– Глупости! Кто бы какое место не занимал и в какой семье не был рождён, он имеет право на своё мнение.
Уоррен снова вскинул на Ренетт глаза, но теперь в них проклюнулось нечто похожее на горькую усмешку:
– А вы можете открыто сказать своё мнение о Копингерах?
Неопределённо пожав плечами, девушка принялась сосредоточенно убирать лист в конверт. И что ей вздумалось вести с ним задушевные беседы? Она хотела показать, что они на равных, а получилась сцена в духе «знатная дама почтила своим вниманием простолюдина».
– Спасибо за откровенность. Можешь идти.
Уоррен поклонился, но у двери вдруг обернулся, оглядев Ренетт каким-то странным, задумчивым взглядом.
– Госпожа Копингер, с моей стороны это будет дерзостью, но раз уж вы похвалили мою откровенность, позвольте сказать вам ещё кое-что.
Уловив какие-то новые интонации в голосе мальчика, Ренетт неуверенно кивнула:
– Говори.
– Эти украшения, – мальчик провёл по своей шее, – они…
Уоррен вдруг налился краской, но всё же выпалил с решимостью приговорённого к смерти:
– Они вам не к лицу. Не надевайте их. Извините.
Не поднимая глаз, мальчишка изобразил нечто среднее между поклоном и кивком головы, так резво припустившись с места, что едва не сбил с ног Тристана, на свою беду как раз оказавшегося на его пути. Проводив его недоумённым взглядом, мужчина заглянул в распахнутую дверь. Опешив от такой внезапной наглости, Ренетт так и осталась сидеть в кресле, рефлекторно приложив руку к колье на своей шее.
– Что-то случилось? Он что-то сделал? Одно слово – и я вышвырну его вон! – зачастил Тристан.
– Ничего не случилось, – медленно выговорила Ренетт, сама с трудом понимая, почему так говорит. – Просто…
Девушка лихорадочно окинула взглядом комнату, тут же наткнувшись на письмо, всё также лежавшее на её коленях.
– …Просто я на нём сорвалась, и он… Испугался.
– Сорвалась? Ты? С интересом бы на это посмотрел, – повеселел вдруг Тристан.
– Ещё увидишь, не переживай, – сузила глаза Ренетт, мигом обретя прежнюю уверенность. – Мне написал магистр, – девушка красноречиво взмахнула письмом в руке, – жаждет увидеть меня как можно скорее. С момента возвращения я живу в таком перманентном напряжении, что на моём месте уже кто угодно бы сорвался.
– Думаю, магистр может немного подождать. Я, собственно, зашёл закончить тот разговор…
– Тристан, котик, магистр бы заставил тебя написать десять объяснительных за такие дерзкие слова, – шутливо покачала головой девушка и, тут же развернувшись к трельяжу, сухо добавила: – мне надо привести себя в порядок. Не в моих интересах сейчас злить начальство.
Шумно переведя дыхание, Тристан с издёвкой отвесил поклон, с грохотом захлопнув за собой дверь. Ренетт же, придвинувшись ближе к зеркалу, укоризненно взглянула на собственное отражение.
– Ну, и что за неуместный приступ благородства? Уоррен заслужил как минимум хорошую трёпку за такие слова!
Открепив многочисленные шпильки, девушка с удовольствием запрокинула голову назад, позволяя длинным волосам рассыпаться по плечам и спине. Полупрозрачные солнечные лучи тут же просочились в комнату, добавив каштановым прядям позолоты.
– Нет, всё я правильно сделала, – заспорила она, принявшись заново собирать волосы в причёску. – Он так жутко смущался, когда это говорил! Как-будто сам этого не хотел…
Ренетт вновь прокрутила в голове недавнюю сцену, продолжая параллельно ловко собирать локоны в причёску и закреплять заколками. Если на мальчика напал приступ небывалой наглости, он бы не стал так при этом смущаться. С другой стороны, иначе его слова никак нельзя было объяснить.
К моменту, когда Ренетт вышла из дома, небо затянулось тучами, приблизившись к земле так близко, что башенок городской библиотеки через дорогу даже не было видно. Как часто бывает перед надвигающимся дождём, воздух казался душным, густым и липким, что отбивало всякое желание прогуливаться пешком. В омнибусе, правда, оказалось ничуть не лучше, но поездка хотя бы не заняла много времени.
В вечернее время девушка ожидала увидеть как всегда пустующий вестибюль и секретаршу, скучающую за книжкой, которую она вечно прячет под ворохом бумаг, но вместо этого увидела целую толпу галдящих людей. Здесь были и совсем юные мальчики лет пятнадцати и матёрые воины лет сорока, но одна черта объединяла их всех: красный треугольник и заключённая в нём ящерица – такая татуировка красовалась у каждого на тыльных сторонах ладоней.
– Это ещё что такое? – понизила голос Ренетт, обратившись к секретарше, как раз заполняющей какие-то бланки.
– Слуги князя Астарота вернулись, – не поднимая головы, отозвалась она, с пугающей скоростью выводя строчку за строчкой.
– Это я и так вижу, но что им здесь надо?
К слугам Астарота девушка испытывала неприязнь, смешанную со страхом. Шпионы самого Принца Тьмы, они не только обладали большими привилегиями, чем все прочие, но ещё и любили активно этим злоупотреблять. Страх же вызывала их способность с одного взгляда вычислять слабости любого, кто стоит перед ними. По этой причине Ренетт всякий раз рядом с ними чувствовала себя некомфортно. Ей категорически не нравилось, что кто-то может узнать о ней больше, чем она того хочет.
– Плановые учения. К тому же… – тут секретарша отложила ручку, впервые за всё время вскинув глаза на Ренетт, – …среди них есть новенький. Принято решение, что обучать его лучше здесь.
– Что-то здесь с новенькими зачастили, – недовольно проворчала девушка, скосив глаза на шумную компанию, как раз залившуюся громоподобным смехом.
Недвусмысленно хмыкнув, секретарша вернулась к заполнению бланков. Подавив внутреннюю дрожь, Ренетт распрямила плечи, гордо проследовав мимо слуг князя Астарота, правда, те её и вовсе, кажется, не заметили. Лишь уже поднимаясь по лестнице, девушка вдруг обернулась, мгновенно натолкнувшись на пристальный взгляд карих глаз.
«Что-то с ним не так», – мысленно подметила Ренетт, хотя и сама не могла понять, с чего сделала такой вывод. Первое, что бросалось в глаза: тип был очень неприятным: тяжёлый, выдающийся вперёд подбородок, взгляд, из-за нависающих надбровных дуг казался угрюмым и злым, а скулы выделялись на лице так отчётливо, словно были высечены из камня. Вопреки своей внешности, мужчина вдруг расплылся в кривой ухмылке и залихватски подмигнул. Вспыхнув от возмущения, Ренетт поспешно отвернулась, торопливо взбежав по лестнице. Сегодня день внезапной наглости: сначала этот тихий мальчишка Уоррен, теперь этот тип!
Уже стоя у дверей кабинета магистра она снова вспомнила это лицо.
«Как же всё-таки мерзкий! Но когда подмигнул, как же сильно поменялось его лицо. Словно он…»
Закончить собственную мысль Ренетт не успела. Дверь кабинета распахнулась. Выражение лица магистра не предвещало ничего хорошего.