У меня столько моральных принципов
Что, наверное, можно быть принцем
Любить принцессу, не ждать приданого
И еще творить что-то странное
У меня столько лишних комплексов
Что хватит на тысячу комиксов
Простых и глупых, где лбами бьются
А читатели смеются, смеются
У меня столько ответственности
Что громоздится целая лестница
Кажется, вот-вот на голову рухнет,
А голова от имен и дат – пухнет
И я клянусь, я влюблюсь в любого
Будь он смертным или древним богом
Кто мне скажет: я сам все решу
А ты сядь, подыши, порисуй
…будь слабее!
И хочется ее попросить: будь слабее!
Пожалуйста, хоть чуть-чуть…
Мне тяжело с такой, хоть убейте
Но все бросить, уйти – не хочу
А ты по-другому не можешь
Ты ты сама, ты одна, и всё так
Ты мне с этим, увы, не поможешь
Я на цепи, я в цепях, я дурак
Я – на привязи, я околдован
Это не сталь, не чугун, не титан
Я как птица тобой окольцован
И радар – на зависть всем маякам
Меня держит не замок, не запоры
И не рота дюжих солдат
Меня держат твои разговоры
Меня держит всего лишь… Твой взгляд
Сердечко на окне
Скрипят автобуса покрышки,
Стоят дома, антенны, вышки,
Гудит мотор, и спит кондуктор.
Шипит уставший репродуктор.
От влаги запотели стёкла -
Рисую слово, тут же стёрла.
Пока стоим, здесь время вечно,
С той стороны – одно сердечко.
Я еду дальше по району,
Гудят недобрые клаксоны,
А у меня внутри – запело:
Найти б того, кто это сделал!
Снаружи подойдя к окошку,
Вскочив опасно на подножку,
В ответ какой-то человечек
Нарисовал своё сердечко.
Мой лучший враг
Качается ель, и мы снова враги,
Я тебя не прощаю, так что лучше беги
Я тебя ненавижу – исчезай, испарись!
Но только уйдёшь, заклинаю – вернись.
Проклятия шлём, снова страшен накал
И на брудершафт поднимаем бокал.
Ты не просто мой враг – ты лучший из них.
Заходится ветер в криках глухих…
Невозможным нам кажется рядом шагать,
Но опять мы рвемся друг друга спасать…
Чтобы с гордостью крикнуть: «Здравствуй, мой враг!»
И прервать хрупкий мир чередою атак.
Снова в Париже
У меня всё прекрасно, я снова одна.
Я снова в Париже, и снова зима.
Антенна трамвая холодит провода,
И в Сене бурлит и смеётся вода.
У меня всё отлично – нет больше слёз,
И жизнь не летит, как трамвай, под откос.
Есть один недостаток – сигареты курю
И мысли свои доверяю дождю.
Мальвина
Из коробки на мир, из витрины –
Тонкая, больная Мальвина.
Ручки-ножки, палочки-ветки,
Пей, малышка, цветные таблетки.
А она, вдоль леса, по краю,
Возрождаясь и вновь погибая,
Возрождаясь и снова теряясь –
Но болезни своей не сдаваясь.
Она лучше погибнет в полёте,
Лучше станет крылом в самолёте,
Лучше встретит последний рассвет,
Чем в стекле проведёт сотни лет.
Что начертано – случится
Что начертано – случится,
Что должно – тому и сбыться,
Нас судьба ведёт по свету
За разменную монету.
И от рока не укрыться,
Не забыть и не забыться,
Шаг по льду неосторожный –
Все мы под законом Божьим.
Чертополох в бокале
Мне кто-то положил в бокал чертополох
А пить нужно до дна, и сердце стынет.
Я пальцами впиваюсь в белый мох –
Во рту уже бескрайняя пустыня.
Глаза с пытливым холодом глядят,
Как будто я – блоха под микроскопом.
И я глотаю этот сладкий яд,
Застывший между выдохом и вдохом.
Появится новый и свежий…
Нет крови в остатке клеток
Сама себя умножаю на ноль -
То ли выпить таблетки,
То ли найти алкоголь…
То ли райские кущи,
То ли ближайший кювет.
Пусть меня Данко научит,
Чему не смог пропитый валет.
Говорят, я себя разрушаю,
Но на деле – обломки давно.
Я витринный образчик, что с краю
И вместо мыслей – вино.
Появится новый и свежий…
Скажет: «Дамам лучше не пить!»
А я усмехнусь, я невежа,
Потому что не умею любить.
И он уйдет, быстро шагая,
Я снова буду одна –
Сама себя проклиная
И осадок выпивая до дна.
Сны роботов
У меня есть график – линия,
И посчитаны протоны.
Извини, но эта химия,
Мне и правда – не знакома.
А ты бьешься у железа,
Непонятный мне филолог…
Сердца, желудочки, протезы –
Не плачься мне, я не психолог!
Как ты в бездушный автомат
Умудряешься влюбиться?
Ты даже жалок и не рад –
Ты простой самоубийца.
Расскажи скорей про звезды,
Давай сыграем на гитаре:
Для чего такой ты создан?
Вдруг сердце каменно ударит…
Детская
Во мне три тысячи метаний
Тугой комок в груди залёг
Мы в гробовом идём молчаньи,
А раньше – громко и взахлёб.
Так почему мы оробели?
Чему причина? Где итог?
А мы всего лишь повзрослели
И выросли из детских строк.
В таком беззвучии не легче –
Ведь каждый в этой тишине
Сбивает шаг и горбит плечи,
И верит – вся любовь не мне.
Время волшебства
Опустились синие сумерки
На зелёный лиственный лес
И кажется, что в этом сумраке
Наступает время чудес…
Качаются ветви дубовые,
Шумит шоссе вдалеке,
И мы – без причины весёлые –
Жизнь живём налегке.
Внутри меня
Зови экзорциста, святой водой окропи –
Я сошла с ума, и мысли сбила с пути.
От счастья такого очумевшие скачут строки,
Звенят свежим металлом, сыплются по дороге.
Забегают в овраг и в самую лезут чащу –
Они моего безумия лучший образчик.
Они моей души – верное знамя,
Что щедро приправлено страхами и грехами,
Не всякий отважится пробовать – слишком остро
Для тех, кто решится, внутри меня целый остров.
Там робинзонит запылившая крылья надежда:
Осатанела, меня обзывает невеждой,
А я возвожу вокруг неё целый купол –
Чтоб не сломала кости нелепостью глупой.
Мельница чудес
Кто-то оставил на облаке мельницу,
И забыл остановить процесс…
С неё сыпет метелицей
И нам шлёт ожиданье чудес.
Вернётся мельник, прервёт работу,
Снег и вправду перестанет трусить…
Глянет вниз, скажет: «Вышло неплохо,
Надо бы через год повторить…»
Лифт
Восемнадцать – я не знаю, куда мне бежать,
Я могла б подождать,
Но все ждут, что я встану и буду решать…
Это жизнь.
Еду в лифте, считаю подряд этажи,
А пора бы считать социальные лифты.
Быть упрямым…
Учат страху, лицо наклонить,
Но почему-то не учат драться.
Людям страшно на свете жить –
Нас всё время учат бояться.
А я встану, устав лежать,
Меня снова повалят на пол.
Почему меня учат быстро бежать,
А не быть упрямым солдатом?
Нужно вовремя выбрать свои пути –
О терроризме висят плакаты.
Но и там одна дорога – уйти,
А не бить до кровавой ваты.
И мы по жизни неровно идём,
Не умея давать отпоры.
Мы терпим дожди, спасения ждём,
Будто судьбы крали, как воры.