Сюзанна Шаттенберг
Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Фото 10. Брежнев (первый справа) при торжественном пуске первой восстановленной домны завода «Запорожсталь», 30 июня 1947 г.

Фото 11. Брежнев (второй справа) с правительственной комиссией на заводе «Запорожсталь», 1947

Глава 3
В тени Сталина, или Годы учения Генерального секретаря – I

До нас дошло совсем немного фотографий Брежнева послевоенного периода. Большинство из них – снимки из прессы, которые делались по важным поводам: 30 июня 1947 г. при торжественной задувке первой домны завода «Запорожсталь», при посещении правительственной комиссией цеха того же предприятия, при выдвижении первого секретаря Днепропетровского обкома КП(б)У кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР в феврале 1948 г. На них перед нами предстает рослый и стройный молодой мужчина с густыми бровями, взгляд из-под них серьезен и сосредоточен. Поистине символически выглядит фотография, где Брежнев стоит у края трибуны на «Запорожстали» – взгляд устремлен вверх, на оратора, за которым висит такой большой портрет Сталина, что видны только его ноги и туловище. Этот снимок использовался в официальных биографиях, а фигуру Сталина на заднем плане ретушировали⁴⁶⁷. Имеется и фотопортрет Брежнева, сделанный в 1945 г. и показывающий его пристрастие к хорошей одежде: он стоит в полупрофиль в модной фетровой шляпе, в темном костюме-тройке, при галстуке, пиджак с очень широкими лацканами как нельзя лучше соответствует тогдашней моде. Фотографии свидетельствуют об успехах Брежнева в эпоху Сталина, о его умении одеваться со вкусом, но те же самые снимки ничего не говорят о тайной борьбе, тяготах и опасностях.

Патронат

О большом значении для Советского Союза сетевых структур патроната написано много, но среди них совсем немного примеров, доказывающих решающее влияние отношений между патроном и клиентом⁴⁶⁸. И здесь случай Брежнева, пожалуй, самый показательный. Как говорилось в предыдущей главе, не удивительно, что личное доверие и надежность обретали совершенно другое значение в то время, когда каждого могли арестовать как врага и саботажника. Именно в партийном аппарате решающую роль играла возможность опереться на людей, о которых было известно, что они не донесут, не переметнутся в другую структуру. Поэтому, если речь шла о назначениях и продвижениях, умение повиноваться было существенно более важным качеством, нежели профессиональная компетентность. Патрон заботился о собственном восхождении, защите и доступе к ресурсам; клиент отвечал абсолютной лояльностью.

Фото 12. Брежнев, 1945

Своими теоретическими работами и полемическими речами Ленин сформировал партию большевиков под своим руководством. Сталин упрочил эту позицию, нейтрализовав оппозицию сначала интригами, а затем перейдя напрямую к арестам и убийствам. Хрущев был обязан своей карьерой капризам Сталина и искусной аппаратной политике после его смерти. Брежнев, в отличие от своих предшественников, должен был благодарить за свой политический взлет патронат. У него не было необходимости (по крайней мере, на первых порах) ни бороться, ни интриговать или занимать сколь-нибудь четкую позицию: он выполнял поставленные перед ним задачи и его переводили с одного поста на другой, от одного патрона к другому. Эти отношения говорят о лояльности Брежнева его покровителям. Он был надежен, приятен в общении и хорошо выглядел, что, согласно вновь и вновь распространяемым слухам, сыграло вполне определенную роль в его продвижении⁴⁶⁹. Но это свидетельствует и о том, что Брежнев действительно был хорошим организатором, администратором и созидателем, который брался за дело, засучив рукава.

Брежнев пользовался покровительством некоторых партийных руководителей: после Грушевого в Днепропетровске и Мехлиса во время войны Хрущев, став председателем Совета народных комиссаров Украины, покровительствовал Брежневу после 1945 г. и рекомендовал его Сталину. Как и в 1938 г., Хрущеву требовались надежные люди для восстановления Украины. Вот он при поддержке Мехлиса и позаботился о том, чтобы Политбюро во главе со Сталиным демобилизовало Брежнева и подчинило его ЦК Компартии Украины⁴⁷⁰. Тем самым карьера Брежнева была поставлена в зависимость от Сталина. Он проделал путь от руководящих постов городского и областного масштаба промышленного города Запорожье в 1946 г. через те же должности в региональном центре Днепропетровск (1947) до первого секретаря ЦК компартии Молдавии (1950), откуда в 1952 г. Сталин перевел его в Москву на должность секретаря Президиума ЦК КПСС. Когда в 1953 г. Сталин умер, Брежнев сразу же лишился своего поста.

Сетевые структуры, которые должны были защищать Брежнева от непредсказуемого поведения Сталина, приблизили его к вождю и поставили в зависимость от него, но вместе с тем он, кажется, нашел возможность отойти от сталинских методов, как это уже было в 1937 г. Он противостоял давлению и риторике, агрессивно выявлявшей повсюду врагов, призывавшей доносить и подозревать людей, увольнять коллег по работе и исключать товарищей из партии. В итоге Брежнев утвердился как прагматичный организатор, чуждый любых крайностей: в политических речах он сосредоточился на деловых вопросах, а не занимался оголтелой пропагандой, в повседневной работе он ездил с одной стройки на другую, а не сидел за письменным столом, в обращении с людьми был тверд, но дружелюбен.

Брежнев представляется прообразом «сильного вождя», который, по словам историков Олега Хлевнюка и Йорама Горлицкого, сформировался и возобладал как тип руководителя в 1950-е гг. Он не был деспотом и «маленьким Сталиным», не суетился и не тиранил свое окружение, но не был он и марионеткой, которой манипулируют сильные группировки⁴⁷¹. Он был похож на секретаря парторганизации, который действует в соответствии с четкими правилами и ясными принципами и тем самым предсказуем для окружения. Важно отметить, что это поведение не преследовало цель стать заметнее или занять крайнюю позицию, напротив, Брежнев видел в себе администратора, что позже вменялось ему в вину как проявление слабости руководителя. Этот образ действий возник в специфическом контексте позднего сталинизма и доказывал известную силу Брежнева – возможность сохранить определенную независимость в рамках сталинистских предписаний.

При этом после 1945 г. начались провокационные политические кампании: к вымышленным врагам из довоенных времен прибавились образы новых врагов «с Запада» со всем их пагубным влиянием, а также новые национальные движения, вызванные войной, неподконтрольные партизанские соединения, Украинская повстанческая армия (УПА). Эти вооруженные бандформирования были полностью побеждены только в начале 1950-х гг. Война открыла ворота на Запад, которые Сталин и его окружение хотели любой ценой закрыть снова. Для этого секретарь ЦК А. А. Жданов, ответственный за идеологию, инициировал в 1946 г. кампанию против западного влияния в искусстве и литературе, нашедшую свое продолжение на Украине в борьбе против «буржуазно-националистических уклонов»⁴⁷². Брежнев должен был участвовать в реализации этой политики, причем он, не способствуя разжиганию сталинской истерии, полностью сосредоточился на выполнении плана, чтобы не попасть под подозрение в качестве виновника его срыва.

Семь лет обучения при Сталине, с 1946 по 1953 г., стали годами труда величайшей интенсивности, который на деле был экстенсивным и изнурительным. Как это уже было в конце 1930-х гг., Брежнев работал почти круглые сутки, спал лишь несколько часов. Невозможность справиться с огромным объемом работы, недостаток сна и постоянный стресс были следствием сталинских методов руководства. В те времена, когда Москва не только выдвигала нереальные планы, но и ожидала их перевыполнения, ни один партийный руководитель не мог не попытаться прибегнуть к крайним мерам, чтобы выполнить директивы из столицы, насколько это было вообще возможно. Так как до 1953 г. каждое невыполнение плана могло караться как саботаж, а проблемы при выполнении плана всегда объяснялись человеческим фактором, лишь бы не обнажить неблагоприятные обстоятельства или недостаток ресурсов, показная деятельность подчас помогала спасти свою голову. Кроме того, каждый, кто непосредственно подчинялся Сталину, должен был быть доступен и ночью, потому что «вождь» был печально известен своей привычкой работать до трех утра и, разумеется, мог в это время звонить подчиненным.

Наконец, важно учесть еще один фактор, когда речь идет о формировании политического стиля Брежнева: все существенные вопросы решались в Политбюро в Москве. Это касалось как избрания руководителей партии и правительства, так и содержания планов и сроков их выполнения: Москва принимала решение, Киев утверждал, а Запорожье, Днепропетровск или Кишинев претворяли в жизнь. Возможности для реализации в республиках, краях, городах и сельских районах ограничивались характером директивы из Центра. Ресурсы для восстановления народного хозяйства также предоставлялись Москвой в централизованном порядке. Если Брежнев хотел построить новое здание или ему нужны были лампочки для стройплощадки, приходилось ходатайствовать в Москве перед ответственным за это секретарем ЦК или министерствами.

Запорожье

Две недели длилась поездка на поезде из Карпат в Восточную Украину⁴⁷³. При этом Брежнев воочию увидел весь масштаб разрушений в республике. Запорожья, которое когда-то называли Питтсбургом Украины, больше не было⁴⁷⁴. Все лежало в руинах. Плотина с электростанцией, символом первой пятилетки, гордостью всего Советского Союза и некогда крупнейшей в мире, были разрушены: за первым взрывом, осуществленным советскими солдатами, последовали другие с помощью 70 замурованных в стены 500-килограммовых авиабомб. Это сделали военнослужащие вермахта⁴⁷⁵. Из 47 отводных труб целыми остались лишь 14; все турбины были взорваны немцами⁴⁷⁶. Американец Маршалл Макдаффи, который в 1946 г. возглавлял миссию ООН на Украине, считал разрушенными 90 % дамбы, в то время как советские инженеры оптимистически заверяли, что разрушены только две трети⁴⁷⁷. По оценке немецких специалистов восстановление региона могло продлится 25 лет, но Сталин приказал, чтобы в конце шестой пятилетки (1946–1950) все было восстановлено на довоенном уровне⁴⁷⁸. При этом в развалинах лежал и второй «выставочный образец» Запорожья, металлургический завод «Запорожсталь», зарубежные специалисты рекомендовали построить его заново⁴⁷⁹. «Запорожсталь» был единственным заводом в Советском Союзе, катавшим листовую сталь, а США в то время ввели эмбарго на экспорт этого листа, который срочно требовался для автомобильной, легкой и строительной промышленности. В результате в ходе восстановления этого предприятия Брежнев оказался под особым нажимом и наблюдением Москвы⁴⁸⁰. Но это было еще далеко не все, как говорится во второй книге «мемуаров» Брежнева «Возрождение»: «В руинах лежал и весь город… в Запорожье разрушено свыше тысячи крупных жилых домов, двадцать четыре больницы, семьдесят четыре школы, два института, пять кинотеатров, двести тридцать девять магазинов. Город остался без воды, без тепла, без электричества»⁴⁸¹.

Тем не менее Брежнев привез сюда свою семью. Дом, в котором они жили в Черновцах, обменяли на квартиру в только что выстроенном доме, впоследствии семья смогла занять квартиру предшественника Брежнева⁴⁸².

Восстановление

По рекомендации Сталина и Хрущева XI пленум Запорожского обкома 30 августа 1946 г. избрал Брежнева новым секретарем⁴⁸³. За этим последовал VIII пленум горкома, который 12 сентября 1946 г. утвердил Брежнева первым секретарем⁴⁸⁴. Как всегда при Сталине, передача должности проходила ввиду якобы несостоятельности и провалов предшественника. Ф. С. Матюшину ставились в вину серьезные недостатки и упущения: он расставлял кадры без проверки, так что на руководящих позициях оказались люди с партвзысканиями, уже исключенные из партии; другим он отказывал в необходимой поддержке, что приводило к постоянной текучести кадров. За восемь месяцев сменилась почти четверть партработников⁴⁸⁵, что вовсе не означало неправильного поведения Матюшина, а просто отражало послевоенный кадровый голод. Большая часть довоенных кадров погибла или вернулась из эвакуации, из действующей армии или мест заключения⁴⁸⁶. У местных партийных руководителей не было другого выбора, если они хотели выполнить амбициозные планы Москвы, как принимать на работу всех, кто обращался. Но в том-то и состояла сущность сталинизма, чтобы и при наличии экономических проблем считать подбор кадров важнейшим приоритетом и тем самым иметь возможность взвалить все структурные недостатки на «врагов» и «козлов отпущения». Следовательно, задача Брежнева заключалась в том, чтобы отбор персонала осуществлялся строго в соответствии с партийными директивами и чтобы партия проверяла все кадры. В течение двух месяцев ему следовало найти для городских и районных комитетов в общей сложности 70 человек, проверить их и поручить выполнение задач, связанных с руководством⁴⁸⁷.

Брежнев продемонстрировал сразу же на пленуме горкома в сентябре 1946 г. свой стиль – не впадать в обвинительную риторику, хотя было бы нетрудно раскритиковать предшественников. Он разрядил атмосферу, пересыпая выступления остроумными замечаниями, которые смешили участников⁴⁸⁸. Он зашел даже столь далеко, что взял под защиту лиц, ставших мишенью нападок, сказав, что, если с кем-то, бывает, и не поговоришь, то это еще не свидетельствует о плохой работе, но, вероятно, о перегрузке; если он сам готовит свои речи, то уединяется, бывает, часа на четыре⁴⁸⁹. Наконец, Брежнев оправдал свой отказ от критики тем, что здесь он недавно: «Не имея возможности критиковать работу отдельных райкомов партии из-за недостатка времени моей работы [в Запорожье], я хотел бы остановиться на наших задачах»⁴⁹⁰. Это полностью соответствовало его поведению в 1937 г., когда он, вместо того чтобы обвинять других, предпочитал сосредоточиться на деловых вопросах. Тем не менее и ему приходилось повторять и поддерживать сталинские лозунги. Не имело значения, насколько были нереалистичными планы, насколько разрушена страна и ограничено материальное снабжение, насколько устарел и разрушен машинный парк. Якобы дело всегда было в людях, о которых партия заботилась, но которые не прилагали достаточно усилий, которые, мол, проявили недостаточно большевистской убежденности и бойцовских качеств: «Прежде всего мы должны улучшить работу с нашими кадрами, как сказал Сталин, для этого надо улучшить нашу организационную работу, надо быть на высоте нашей руководящей роли. Наша вторая большая задача – идейность. Идейно подготовленный человек, закаленный легче решает вопросы, никогда не собьется с правильного Ленинско-сталинского пути, не запустит руки, куда не надо. Он будет идти прямо большевистским путем, будет тверд»⁴⁹¹.

Брежневу сразу же пришлось доказывать на Днепровской гидроэлектростанции (Днепрогэс), что он правильно воспитывал кадры и вдохновлял их на совместное решение задач, требовавших сверхчеловеческого напряжения. Днепрогэс был не только объектом престижа, но и символизировал успешную индустриализацию, воплощал в себе те разрушения, которые причинил враг в стране, а теперь еще и несокрушимую волю советских людей к победе. «Мемуары» Брежнева подчеркивали это с некоторым пафосом: «Днепрогэс на нашей земле – это как Пушкин в литературе, как Чайковский в музыке. Какие бы гиганты ни появлялись на Волге, Ангаре, Енисее, им не затмить величия патриарха советской энергетики»⁴⁹². От Днепровской гидроэлектростанции, которая при работе с полной нагрузкой производила 650 тыс. киловатт⁴⁹³, зависело энергоснабжение города, промышленности и всего региона. Так Брежнев снова оказался на всесоюзной сцене, внимание Сталина и Хрущева было ему обеспечено. Но у него были и соратники: уже с 1944 г. Кириленко, с которым он познакомился еще до войны в Днепропетровске, работал вторым секретарем обкома⁴⁹⁴. Они подружились и вместе преодолели немало испытаний. Руководство большинством пленумов и заседаний бюро горкома Брежнев передал в это время своему заместителю Моисеенко⁴⁹⁵. Он не присутствовал и на некоторых заседаниях бюро обкома⁴⁹⁶. Казалось, тройка хорошо функционировала в напряженной ситуации: Брежнев заботился о стройплощадках, на которых проводил день-деньской и даже ночевал на походной кровати. Моисеенко руководил горкомом, Кириленко – обкомом.

Газета «Правда» оказывала серьезное моральное давление, вновь и вновь публикуя критические статьи о состоянии работ, которые были нацелены против Брежнева и Кириленко⁴⁹⁷. Москва должна была выделять больше денег, машин и строительных материалов, но надеяться на это не стоило, и Брежневу не оставалось ничего другого, как с помощью агитации доводить рабочих и инженеров до грани их работоспособности. Он организовывал социалистическое соревнование, чтобы строительные участки состязались друг с другом за скорейшее завершение работ, присваивал звание стахановца наиболее передовым рабочим⁴⁹⁸. Действительно, 4 марта 1947 г. Брежнев смог, торжествуя, сообщить Москве о пуске в ход первой турбины⁴⁹⁹. Давление сверху и стремление приспособиться к обстоятельствам видны даже в «мемуарах» Брежнева: «В этом обилии дел, которые сразу обступили меня и которые ждали решения быстрого, было легко потонуть»⁵⁰⁰.

Голод 1946–1947 гг

Но на повестке дня различных заседаний горкома и обкома преобладала другая «горячая» тема: голод 1946–1947 гг., третий в этом столетии, снова особенно тяжело сказавшийся на Украине. В отличие от 1930-х гг. он был не следствием роковой политики, а результатом военных опустошений и длительной засухи, затронувшей всю Европу⁵⁰¹. Согласно оценкам, на Украине в 1946–1947 гг. более миллиона человек страдали дистрофией, 300 тыс. были госпитализированы, 46 тыс. умерли⁵⁰². Хрущев разгневал Сталина, осмелившись в декабре 1946 г. попросить его о помощи для голодавшей Украины⁵⁰³. Брежнев тоже писал тогда многочисленные просьбы о помощи в ЦК в Киев, в Москву или другие союзные республики, не раскрывая в них весь драматизм ситуации. В письме секретарю ЦК Компартии Латвии он разъяснял лишь, что просит о поддержке при закупке и транспортировке картофеля, «чтобы иметь возможность накормить наших рабочих»⁵⁰⁴. Действительно, в начале 1947 г. Брежнев получил возможность распорядиться о распределении по колхозам партий гуманитарной помощи⁵⁰⁵. Но бедствия людей, снова приведшие к каннибализму, не были включены ни в повестку дня многочисленных заседаний и собраний, где бюрократическим языком говорилось «о руководстве Райкомов КПУ осенним севом в колхозах и подъеме зяби»⁵⁰⁶. Они открыто обсуждались делегатами. Дискутировался вопрос не о том, как обеспечить голодающее население самым необходимым, а о том, как добиться выполнения установленных государством планов по сбору урожая. В полном соответствии с линией Сталина, согласно которой здесь работают «враги», имел место не недостаток продовольствия, а лишь виновные, которых за низкую урожайность следовало привлечь к ответственности. И в данной ситуации снова проявилась особенность Брежнева – не усугублять ситуацию, а, напротив, стремиться разрядить ее. Когда на XII пленуме Запорожского обкома 15 ноября 1946 г. один партиец потребовал, чтобы следствие было, наконец, завершено и виновные преданы суду, Брежнев вмешался: «Вы нас заставляете всех прокуроров бить дубинкой, вы сами направляете их работу… Я думаю, каждый должен понимать, что решение ЦК партии прежде всего на устранение недостатков, имеющихся в колхозах»⁵⁰⁷. Следовательно, Брежнев пытался еще раз сгладить дискуссию, обратив внимание на деловые вопросы. Он призывал не только к честной самокритике, но и напоминал также, что следует, наконец, расстаться с намерением обобрать колхозы, тем и ограничившись⁵⁰⁸. Подобным же своевольным образом он комментировал уже в сентябре 1946 г. на собрании секретарей городских и районных комитетов решения ЦК об обращении с колхозниками, которые «крадут» часть урожая: «ЦК партии требует применения суровых мер наказания виновных, в какой бы форме их вина ни выливалась. Можем ли мы задать себе вопрос: кого мы наказали из руководящего состава? И почему мы должны думать, что задержка сдачи государству зависит только от колхозов, а мы стоим в стороне? Это неправильно… Это значит самоустраниться и снять с себя ответственность. Я считаю, что мы с вами находимся в таком положении, нам даны такие права, что мы в районах просто плохо следим за действительным положением дел. Если в районе плохо, то нужно не только искать виновных в этом на стороне, но и посмотреть на себя со стороны – какую ж окраску мы имеем. Если мы не в состоянии организовать дела – значит, мы негодные руководители»⁵⁰⁹. Из этих слов с удивительной для времени Сталина ясностью следует, что Брежнев считал ошибочным наказывать голодающих людей за то, что они «воровали» с полей хлеб и кукурузу. Вероятно, в это напряженное время 1946–1947 гг. Брежнев видел себя снова перенесенным в эпоху коллективизации, когда он был вынужден отбирать у голодавших крестьян их последние запасы. Брежнев очень четко дал понять, что он как нельзя лучше понимает положение колхозников и считает обязанными не их, а партию, взывая на этом собрании к совести другого секретаря: «Я вас предупреждал тогда о том, что, поскольку мы брали у колхозников и не отдавали им, мы потеряли в их глазах веру в нашу совесть и поэтому идти в такую минуту к ним и забирать у них остатки семян – нам неудобно»⁵¹⁰. С одной стороны, слова Брежнева о том, что он больше не будет притеснять колхозников, можно понять почти как противоречие с указанием Сталина. С другой стороны, из этих слов явствует и давление, которому подвергались он и местное партийное руководство: «Не хотелось бы работать с такими мерами, но приходится. Чем слабее дисциплина, тем острее должно быть наказание. На фронте дисциплина расшаталась, вот Сталин и издал приказ 227. У нас дело обстоит не совсем так, но аналогия есть»⁵¹¹.

Тема голода, иными словами, сельского хозяйства наложила свой отпечаток на все время работы Брежнева в Запорожье. Она была главной и на XIV пленуме обкома в марте 1947 г., на котором Брежнев выступил со вступительным докладом «О мерах по оживлению сельского хозяйства в послевоенное время». Формулировки и требования остались, что было в порядке вещей для такого доклада во времена Сталина, шаблонными: требовалось больше сеять, больше разводить скота и проводить больше собраний, чтобы перевоспитать колхозников: «Надо вести агитацию сейчас за это, разъяснять закон, не извиняться перед колхозником, а требовать и наступать в нашей агитации, надо практически готовить колхозы к этому делу»⁵¹². Но одно уже то, что Брежнев упомянул о том, что есть, вероятно, причина попросить извинения у крестьян, было отклонением от сталинского дискурса и обращало внимание на то, что партия брала на себя некоторую часть вины. Как уже говорилось, возможности варьировать высказывания были невелики, да и варианты действия для секретаря обкома были очень ограничены. Но применительно к Брежневу вновь и вновь бросается в глаза то обстоятельство, что он после оглашения речей вел в рамках возможного открытую беседу с делегатами и особенно охотно ставил дополнительные вопросы о трудностях, с которыми они сталкивались. Здесь обнаруживалось, что он любил добираться до сути вещей и пытался решить проблему. Он не кричал, не угрожал, а старался найти прагматичные решения, так как в результате его дополнительных вопросов часто выяснялось, что трактора простаивали просто из-за недостатка бензина, грузовиков для доставки зерна не было или не хватало семян. Типично было при этом также, что он формулировал свои мысли очень просто и забавными замечаниями охотно вызывал смех участников пленума. На мартовском пленуме 1947 г. речь шла и о том, что из-за засухи озимый сев не начинался и до 80 % посевного зерна развеяно ветром. Брежнев: «Это очень важный вопрос. Он касается и Андреевского района… На днях я имел с ним разговор по телефону, и он заявил, что у них процентов 15 по району выдуло. Я так и упал в кресло… От этих 15 % меня в пот бросает до сих пор»⁵¹³. Когда секретарь, подвергавшийся критике, сказал, что они хотели в будущем возделывать яровые, чтобы получить более высокий урожай, но в последние годы пренебрегли этим вопросом, Брежнев съехидничал: «Вопрос сложный, поэтому в сторону его», что вызвало смех⁵¹⁴. Если товарищи, выставленные таким образом на посмешище, занесли в протокол, что Брежнев их «неоднократно ругал», он всегда настаивал на этом: «К сведению членов пленума, я ни разу тов. Гулькина не ругал, только критиковал, а то могут подумать, что секретарь ругается»⁵¹⁵. И действительно, критика, с которой выступал Брежнев, всегда оставалась предметной и никогда не была агрессивной.

Это являлось одним из свойств, характеризовавшим «сильного» вождя в отличие от деспотического или слабого: он не суетился и не обращался к прокурору, он не закрывал глаза на проблемы, а требовал в рамках допустимого, чтобы каждый использовал все свои возможности до последнего. Брежнев сам работал до предела своих сил и требовал того же от всех других. В какой-то мере здесь совпадали сталинские пути решений и возможности для действия, которые предоставляла повседневность, и Брежнев не мог влиять ни на организационные структуры, ни на постановления и планы, ни на такие ресурсы, как деньги, машины, посевной материал и т. д. Фактически в качестве единственного метода воздействия ему оставалось давление на секретарей парторганизаций и председателей колхозов, чтобы заставить их сделать невозможное возможным. Но именно это и означала сталинская идеологема «кадры решают все»: только от воспитания людей зависело, не выполняли, выполняли или перевыполняли они план.

Под прицелом Сталина

Голод и кризис сельского хозяйства еще находились в своей высшей фазе, когда для Брежнева возникла следующая угроза. Хрущев оказался в немилости у Сталина среди прочего еще и потому, что осмелился попросить о продовольственной помощи для Украины и тем самым не следовал риторике, ориентированной на поиск врагов, и к тому же проявил независимость. 3 марта 1947 г. он потерял пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины⁵¹⁶. На его место Сталин назначил своего близкого соратника Л. М. Кагановича, а Хрущев остался только председателем Совета министров Украины и в этой должности долго не появлялся перед общественностью, тяжело заболев воспалением легких⁵¹⁷. Для Брежнева, человека Хрущева, это положение было очень щекотливым, так как можно было ожидать, что Каганович, присланный из Москвы, заменит команду Хрущева собственной. Через два дня после того, как 4 марта 1947 г. Брежнев сумел объявить об успешном запуске первой турбины Днепрогэса, ему пришлось на X пленуме Запорожского горкома одобрять смену руководства в Киеве: «Я думаю, что товарищи должны понять, что такое решение ЦК партии есть большая забота и внимание в первую очередь к украинской парторганизации и ко всему украинскому народу»⁵¹⁸.

Действительно, этот ход Сталина не означал ничего другого, кроме того, что он поставил Украину под свой прямой контроль, осуществлять который он приказал своим посланцам. К тому же он приказал воздействовать на Брежнева с помощью ряда статей «Правды», которые на сей раз обвиняли его в пренебрежении работами на «Запорожстали»⁵¹⁹. В «мемуарах» Брежнева говорится: «Ночью мне действительно позвонил И. В. Сталин, и разговор был серьезный»⁵²⁰. Вероятно, этот звонок и в самом деле был. Конечно же, Брежнев и без этого ночного звонка сознавал, что находится под прямым наблюдением Сталина и подвержен его переменчивому настроению. Новые сроки строительства, которые в Москве Совет Министров принял 16 марта 1947 г., были установлены совершенно произвольно. Под воздействием агитации министра строительства Павла Юдина стахановцы обязались выполнить годовой план до годовщины революции, 7 ноября, и уже в июне завершить восстановление первой домны⁵²¹. Работы, шедшие прежде в рамках прежнего плана, теперь резко отставали от нового. Как говорится в «мемуарах» Брежнева, «то, чего мы успели добиться, что еще недавно считалось успехом, обернулось вдруг едва ли не поражением»⁵²². В соответствии с этим постановление ЦК ВКП(б) от 8 апреля «резко критиковало партийный комитет Запорожстроя [т. е. Брежнев и Кириленко] за то, что в сложных условиях он оказался не на высоте положения»⁵²³. «Правда» атаковала партийное руководство за то, что оно погрязло в «благодушии и самоуспокоенности», и теперь должно отвечать за колоссальные отставания в строительстве⁵²⁴. То, что литературные негры Брежнева кратко представляют как обычную для секретаря парторганизации рабочую ситуацию, было, вероятно, в высшей степени напряженным временем: голод еще не преодолен, урожай 1947 г. еще не гарантирован, Хрущев, оказывавший покровительство, лишен власти, и Сталин лично установил сроки строительства «Запорожстали», казавшиеся невыполнимыми. Дни Брежнева как партийного руководителя Запорожья, казалось, были сочтены⁵²⁵. Сталин прислал Кагановича в Запорожье, чтобы поторопить с выполнением решений по «Запорожстали», «которым ЦК ВКП(б) и лично Сталин особо интересовались и беспокоились в связи с затяжкой его восстановления и большой нуждой страны в его продукции»⁵²⁶, – вспоминал Каганович. Теперь Брежнева могло спасти только чудо, о котором он сам должен был позаботиться – своевременный запуск «Запорожстали». Действительно, Брежнев реагировал так, как ожидалось от него, от «большевика». Не утратив самообладания, он созвал 28 апреля 1947 г. пленум горкома партии, который полностью посвятил критике и самокритике. И в этой ситуации Брежнев остался верен своему стилю: он не пытался приписать вину только руководителям строительства, а подчеркивал свою собственную несостоятельность: «Зная положение дел на стройке, я был недостаточно острым в решении некоторых вопросов, которые стояли перед строительством и иногда допускал благодушие в решении вопросов со стороны обкома партии»⁵²⁷. Брежнев не угрожал крайними наказаниями, а сосредоточился на единственном средстве, официально находившемся в его распоряжении. Он требовал большевистской дисциплины труда: «Мы должны требовать партийной ответственности. Вряд ли кто-нибудь пожелает, чтобы на его партийном деле было какое-нибудь пятно. Я не хочу этим кого-то пугать, я не хочу призывать партийный комитет исключать кого-либо из партии или насыпать мешок выговоров. Это тоже не метод воспитания, но когда мы бездействуем – это очень опасно»⁵²⁸. Он не делал тайны из драматизма ситуации: «Поэтому, если тт. Дымшиц и Кузьмин детально не разберутся с домной и ТЭЦ, то мы можем оказаться в таком положении, что через месяц будем констатировать факт провала»⁵²⁹. Тем самым Брежнев необычно четко дал понять, что им всем грозил конец карьеры и, может быть, нечто худшее, если они не сумеют найти решение. Удивительно открыто обсуждается это и в «мемуарах» Брежнева: «Всем стало ясно: планировать мы обязаны, исходя не из того, что “можно”, а из того, что “нужно”»⁵³⁰. В речи, когда он говорил о своем решении, ощущалась некоторая растерянность: «ЦК требует от партийного комитета создать на строительстве обстановку напряженной борьбы за выполнение плана работ. Я думал над этим вопросом и не представлял себе, каким образом можно создать обстановку напряженной борьбы, не имея в руках оружия, при помощи которого эту напряженную обстановку можно создавать. Что я имею в виду? Если нет графика, если нет в руках оружия, при помощи которого можно контролировать, требовать, поощрять и наказывать, ни о какой остроте, ни o какой обстановке и думать нельзя»⁵³¹. Это не означало ничего иного, кроме необходимости удвоить темп и повысить производительность труда на 20 %⁵³². Руководителю треста «Запорожстрой» В. Э. Дымшицу, который, как и Брежнев, был послан в Запорожье только осенью 1946 г., чтобы снова пустить металлургический завод, Брежнев поручил выбрать из 50 предстоявших задач 30 важнейших и лично ежедневно контролировать ход их решения⁵³³. Но Брежнев не был бы Брежневым, если бы не указал на скверное снабжение рабочих едой в заводской столовой: «Это же позор, когда рабочие стоят в очереди из-за того, что нет ни ложки, ни вилки»⁵³⁴. Он сам больше почти не уходил со стройплощадки, оборудовав себе кабинет, в котором снова поставил походную кровать, и день и ночь наблюдал за ходом строительства⁵³⁵. Благодаря невероятному напряжению сил ему, Кириленко, Моисеенко, Дымшицу и директору сталеплавильного завода А. Н. Кузьмину удалось сделать, казалось бы, невозможное, а именно снова задуть первую домну в срок, 30 июня 1947 г. Для этого они прибегали, что было обычным делом в условиях сталинизма, к непривычным, рискованным методам: «Домна № 3… была единственной, устоявшей после взрыва, но она осела, наклонилась в сторону, словно Пизанская башня, и ее не демонтировали, чтобы поставить заново, а подняли и выровняли»⁵³⁶. В октябре «Запорожсталь» смогла отправить на автозаводы страны первый лист⁵³⁷. Это событие, очевидно, произвело на Сталина и Кагановича сильное впечатление; они прислали поздравительные телеграммы из Москвы и Киева⁵³⁸. Брежнев успешно преодолел этот кризис и обрел в лице Кагановича нового покровителя. В декабре 1947 г. Сталин лично наградил Брежнева орденом Ленина⁵³⁹.