Светлана Весельева
Башня
И в её голосе звучала такая откровенная обида на несправедливость бытия, что Кузьмич не сдержался, и непедагогично усмехнулся.
– Иди отсюда, Наташка! Не видишь, тут взрослые разговаривают? – раздражённым тоном упрекнула сестру Оксана.
Она вылитая мать. Также напускает на себя важность, и в голосе её звучат стальные не допускающие возражений нотки. Генерал в юбке.
Наташка фыркнула и скрылась за занавеской, заменяющей межкомнатные двери. Оксана выжидающе посмотрела на деда. Кузьмич вздохнул.
– Никто не знает, когда башню построили. Когда в эту степь свезли раскулаченных и начали строить село, она уже стояла. Отец рассказывал, что был совсем маленьким, когда они с родителями и братьями приехали в эти места. Это было начало лета. Всю степь покрывали маки, как красное море. А башня уже стояла на кургане, словно маяк. Село и называется Красные Маки из-за цветов. Люди стали обживаться. Места здесь сама видишь какие – степь кругом. Деревьев не было совсем. И камень взять неоткуда. Из чего дома строить? Землянки рыли поначалу. Мужики хотели башню разобрать на камень. Да ничего не вышло. Так крепко она сложена. Поднимались наверх. А там ровная такая каменная площадка. Никак внутрь не заглянуть. Кому понадобилось строить башню без дверей и окон? В неё не спрячешься, если она должна была от врагов защищать.
– А может там дверь под землёй? – предположила Оксана. – Башня ведь давно стоит. А вдруг она под землю глубоко уходит, и дверь просто со временем засыпало?
Кузьмич с уважением посмотрел на внучку. Умная девочка растёт.
– Не знаю, внуча, никто не копал. Но дверь у этой башни есть. Только открывается она не каждому. Когда я был молодым у нас один мужик из села в этой башне пропал. Говорили, что дверь ему показалась. Он её открыл и вошёл. А назад не вышел. Дверь исчезла. Я, когда был таким, как ты, часто там с друзьями бывал. Вход искали. Но нам дверь не открылась. Не гуляй там. Плохое это место, гиблое.
– Ты же гулял, ничего не случилось, – возразила Оксана.
Как это не гуляй? Все гуляют и ничего. Она разрисовывала свой рисунок красными маками, даже кончик языка по-детски высунула от усердия.
– Гулял. Собирались мы гурьбой возле той башни вечерами. Песни пели. О новой жизни мечтали. Невест себе присматривали, – принялся вспоминать Кузьмич. Сколько лет прошло? Или жизней?
– Ты там с бабушкой познакомился? – спросила Оксана. Словно полоснула по сердцу острой бритвой.
– Там… Ты давай-ка собери фломастеры. Бабушка будет ругаться, что ты опять на полу рисуешь. За стол садись. А я схожу, посмотрю… Надо мне…
Кузьмич поднялся и вышел из комнаты. Дом этот когда-то строил он для своей семьи. Для молодой жены, для будущих детей. Казался ему дом тогда просторным и светлым. А сейчас он словно осёл от старости. Как будто устали его стены держать крышу и сгорбились, стали меньше ростом. И воздуха в доме сразу стало меньше. Кузьмич вышел во двор, кряхтя преодолев три ступени. Болели колени.
