Светлана Курилович
Слёзные родственники
Что я хотела найти: стену, увешанную ремнями? Комнату Синей бороды? Пыточную Малюты Скуратова? Понятия не имею, но меня неудержимо влекло желание помочь Арсению.
На следующий день, несмотря на настойчивые предупреждения внутреннего голоса, внушавшего, что я не классный руководитель и мне не должно быть до этого никакого дела, я взяла золотистую визитку и позвонила отчиму моего странного ученика.
– Николай Григорьевич? – услышав его голос, спросила я и, получив утвердительный ответ, быстро представилась и сказала, что согласна заниматься с его пасынком. Он обрадовался, радость была открытой, никакого второго дна в его словах я не заметила. Решили встретиться во вторник, в семь вечера, договориться об условиях. Арсений после того случая вёл себя хорошо, неприятностей не доставлял, но теперь я пристально наблюдала за ним, фиксируя всё, что могло бы показаться странным. Он мало общался с девочками, например, хотя явно им нравился, порой его настроение менялось, как ветер весной, иногда он был не в меру весел или агрессивен. И Арсений курил. От него регулярно пахло табаком и мятной жвачкой. Я подозревала, что отчим не в курсе его пристрастий, вряд ли бы он это одобрил.
Во вторник ровно в семь я звонила в домофон. Дверь открылась без вопросов, я поднялась на четвёртый этаж и вошла в приветливо распахнутую дверь. Меня встретил Арсений. Он принял пальто и проводил меня в столовую, где был накрыт стол.
– Присядьте, пожалуйста, отец сейчас придёт.
Я устроилась на удобном деревянном стуле и огляделась: квартиры в этом микрорайоне были новые, очень уютные и большие. Мебель, обои, декор – всё было подобрано со вкусом, просто и стильно.
– У вас очень чисто, Арсений, – отметила я. – Кто убирается? Наёмные рабочие?
– Я навожу порядок, – ответил он. – Отцу некогда, поэтому уборка на мне. А вот готовит приходящая кухарка, мы оба можем лишь пельмени сварить.
Всё это время он не садился, стоял у стены.
– Что ты стоишь, как столб! – улыбнулась я. – Садись!
Он лишь помотал головой. Вообще Арсений был бледным и казался слегка нездоровым. Я хотела спросить, как он себя чувствует, но тут вошёл Николай Григорьевич, извинился, что мне пришлось его ждать, сел за стол и скомандовал:
– Арсений, чаю, пожалуйста!
Мальчик быстро налил нам чаю в изящные фарфоровые чашки и стал у стены.
– Прошу, – улыбнулся Николай Григорьевич.
– А как же Арсений? – удивилась я. – Пусть тоже выпьет чаю!
– Ему нельзя, он наказан.
– Что это значит? – я отложила конфету, которую собралась было попробовать.
– Вчера недостаточно хорошо вытер пыль, поэтому сегодня на голодном пайке, – улыбнулся отчим.
У меня чай застрял в горле. Арсений стал красный как рак.
– Николай Григорьевич, вы понимаете, что это издевательство над ребёнком? – сдерживаясь, спросила я.
– Какой он ребёнок, лоб здоровый, – отмахнулся отчим. – Ест в три горла, а пыль протереть забывает… Никакой ответственности! Зато теперь не забудет о своих обязанностях, так ведь, Сеня? – интонация его опять изменилась.
– Да, – ответил мальчик.
– Да, папа! – с оттяжкой сказал отчим.
– Да, папа, – торопливо повторил пасынок.
– Современные дети вообще не приучены к трудностям, всё им на тарелочке с голубой каёмочкой подаётся. Так-то я его неплохо вышколил, но иногда башню срывает и гайки приходится подкручивать.
Мне стало не по себе от его откровений.
– Вышколил – говорили обычно о слугах, а Арсений – ваш сын! Он растёт, и как на голодный желудок ему заниматься? – возмущённо спросила я.
– Ну, каждое действие влечёт последствия, – пожал он плечами. – Кто-то же должен преподать ему урок? Пусть лучше это буду я, чем кто-то другой.
– Давайте договоримся, – твёрдо сказала я, – что в дни, когда я буду заниматься с Арсением, он будет сытым и спокойным! И сидеть сможет нормально! Иначе всё бессмысленно… Все наши разговоры.
– Хорошо! – подозрительно легко согласился отчим. – Но у меня тоже есть условие.
– Какое?
– Заниматься вы будете с сыном в течение месяца каждый день по два-три часа. После этого я его проэкзаменую и посмотрю, смогли вы его чему-то научить или нет. Если да – будете заниматься дальше, если нет – на нет и суда нет. Согласны? – острые карие глаза смотрели внимательно. Он выжидал.
«Какой-то подвох?» – подумала я. Возможно. Но сзади стоял забитый и подавленный мальчик, которого этот взрослый, сильный человек держал в узде, и я отбросила подозрительные мысли.
– Хорошо, договорились, начнём завтра же. Я смогу заниматься с пяти до восьми.
– Замечательно! – опять передо мной был добрейший человек. – Арсений, с завтрашнего дня все уроки должны быть выучены к пяти часам, чтоб не отвлекаться от дополнительных занятий. Ты понял? Я проверю!
– Да, папа, понял, – тихо ответил мальчик.
– Теперь я пойду, а вы, пожалуйста, накормите сына и разрешите ему сесть в конце концов.
Я поднялась и, честно говоря, кипя тихим негодованием, направилась прочь из этого гостеприимного дома. Идя домой, постоянно срывалась на бег, потому что не знала, как дать выход возмущению, бурлившему во мне.
Дома опять полезла в ноутбук и начала искать ответ на вопрос, как и за что можно лишить родительских прав. Убив пару часов, пришла к выводу, что это невозможно: родительские обязанности он исполняет, за ребёнком следит, у Арсения есть всё необходимое и даже сверх того. Эксплуатация? Это уборка квартиры эксплуатация? Отчим только рассмеётся и будет прав. Жестокое обращение с ребёнком? Скажет, поучил ремнём разок – и всё! С кем не бывает! Тем более Арсений не считает, что это ненормально, и может поддержать отчима.
Тупик. Я налила себе коньяк в бокал полечить расстроенные нервы и призадумалась. Есть ведь более простой выход: парню вот-вот стукнет восемнадцать, вероятно, он поступит в вуз и избавится от более чем назойливой опеки Николая Григорьевича. Возможно, я смогу хотя бы поддерживать его…
– Мальчишка хоть сытым будет, – пробормотала вслух. – А кто вообще его отчим?
Вытащила визитку, которую так и не удосужилась изучить, и увидела: адвокат какой-то там фирмы, ну, всё понятно, можно было сэкономить два часа зря потраченного времени, если бы прочитала заранее. Воевать с законником да его же оружием и на его территории! Я фыркнула и подлила себе ещё коньячку. Потом подумала, не продешевила ли? Я взяла обычную почасовую оплату, но не учла дорогу и моральный ущерб, который, несомненно, будет иметь место.
– Мда… – я прикончила второй бокальчик и начала подумывать о третьем. – Если моральный ущерб лечить коньяком, то я сопьюсь… Лекарство уж больно крепкое…
С этими мыслями я и уснула. Сон был глубокий, не омрачённый тревогами. Утром едва не опоздала на первый урок, хорошо, директриса по средам на совещании при губере, в школе тишь да благодать, дела идут своим чередом. Первым уроком 6 класс, можно было не напрягаться.
Признаюсь, я люблю уроки литературы в старших классах: ребята сейчас нисколько не стеснены высказыванием собственных позиций, как правило, нелепых и глупых, но порой и жемчужину можно раскопать среди тонны навоза. Вот за эту-то жемчужину и можно пахать как проклятой, расчищать Авгиевы конюшни в их мозгах.
Но сегодня… мне категорически не хотелось видеть 11 класс! Не хотелось видеть Арсения, его нарочитую нахальную улыбку, слышать его ехидный или, что ещё хуже, возбуждённый хриплый голос, его глаза, в которых вместо естественной радости жизни или такой же естественной озлобленности будет читаться абсолютно неестественная похоть и покорность. Не хотелось вступать с ним в словесные перепалки, до которых он был великий охотник, и всё время помнить, помнить, помнить и видеть внутренним взором его исхлёстанную заботливым и любящим отчимом спину!..
