Владимир Свержин
Ищущий битву
Глава третья
Здесь каждый играет в свою игру.
Наставление по игре в драконий покер
«Европа в большом долгу перед римскими военными инженерами, – размышлял я в то время, как наши кони мерной рысью гарцевали по дороге легионов, все еще сохранившей остатки былой проходимости. – Интересно, далеко бы ушла цивилизация, не доведись ей пользоваться такими хорошими дорогами?»
– Скажи мне, Капитан, – нарушил молчание Лис, скакавший рядом, – вот сегодня у нас новое задание. Сегодня мы вломились в мир, в котором все шло своим чередом, чтобы устроить тарарам и цирк с конями. Скажи мне, Капитан, кому и зачем это нужно?
Не знаю, то ли окрестные пейзажи располагали к патетике, то ли выпитое с утра горячительное наводило на мрачные мысли, но мой напарник был на редкость задумчив и, я бы даже сказал, печален.
– Ты же знаешь, стабилизация ноосистем, фокусирование цивилизационных процессов этногенеза… – начал было я.
– Да ладно, будет тебе эту муру втирать. Ты лучше скажи, вот мы два этаких Джеймса Бонда с лицензией на убийство решаем вопросы, которые ни к тебе, ни ко мне не имеют ни малейшего отношения. Ты когда-нибудь думал о тех, кого завтра положишь?
Загадочная славянская душа Лиса неумолимо делала свое дело – запутывала проблему до ее полной нерешаемости. Попытки проверить алгебру гармонией и наоборот время от времени доводили моего друга до приступов мистицизма и черной меланхолии. Я же с грустью думал, цитировать ли Лису выдержки из Льежской конвенции, хотя ее-то он знал не хуже меня.
Честно говоря, время от времени я тоже задавался подобными вопросами, но, в конце концов, попав сюда, мы сами становимся частью этого мира и задачи решаем для этого мира естественные и понятные, более того, принятым в этом мире способом. А то, что ставятся они в стенах нашей странной конторы, – так это, пожалуйте, обратитесь к разработчикам хроно-полиорбической теории цивилизации, а не к нам – исполнителям. Как говорит старина Зеф: «Есть такая работа – делать историю».
– А, черт! Монаха нам в начале дороги не хватало! – прервал мои размышления Рейнар из Гайрена, моментально забывая о тягостных метаниях своей загадочной души.
Далеко впереди, ярдах где-то в ста, дорога расходилась в разные стороны. Вросший в землю покосившийся крест, одиноко высившийся у развилки, напоминал путникам о необходимости помянуть Господа с благодарностью на путях своих. У подножия креста, погруженный, видимо, в благочестивые размышления, сидел человек в одеянии цистерианца.
– Мир тебе, святой отец, – приветствовал я.
– И вам мир, добрые путники. Куда путь держите?
Говоривший едва ли перешагнул двадцатилетний рубеж. «Послушник из какого-нибудь ближнего монастыря», – подумал я.
– Дружище, какая из этих дорог ведет в Рейхенбах?
– Ройхенбах, – поправил юноша, – вот эта. Через три лиги увидите Кадельсдорфский монастырь, оттуда дорога повернет налево, до берега Везера еще пару лиг, а там и сами увидите.
– Благодарим вас, отче. Быть может, проводить вас до аббатства? Дорога неспокойна.
– Что мне опасности, угрожающие бренному телу моему? Сказано ибо: «Вы не заточены в свои тела, и вас не удержат дома и поля. Все, что есть Вы, обитает над горами и странствует с ветром. Это не тварь, что выползает на солнце погреться или роет ходы во тьме, чтобы укрыться от опасности. Но нечто свободное, дух, который объемлет земли и движется в эфире».
От неожиданности я нервно дернул поводья:
– Святой отец цитирует Мудрого Джебрэна?
Брови послушника поползли вверх.
– Господин рыцарь читал труды отца левантийской премудрости?
– Это не странно. Я многие месяцы провел в местах, где строки Пророка у всех на устах. Но услышать Джебрэна здесь?
– Если угодно вашей милости, я смиренный послушник обители святого Салюстия в Мюнстере, где состою писарем при канцелярии его преосвященства епископа Арнульфа. Трудами святых отцов я обучен каллиграфии, языку алеманов и франков, а также латыни, греческому и арамейскому, левантийскому наречию и той дикой смеси саксонского, романского и валийского наречий, на которой говорят по ту сторону пролива. Храни их Господь. По повелению его преосвященства я переводил множество рукописей, привезенных из знаменитой Александрийской библиотеки. Так по малости своей и я отхлебнул толику премудрости из чаши предвечного знания.
– Что же делает светило учености в здешних лесах? – вмешался в наш разговор дотоле молчавший Лис.
– Господин епископ изволил направить меня с письмом в Кадельсдорфское аббатство…
– Что ж, у него гонца конного не нашлось?
– Нет, почему? Но после того, как настоятель, отец Гонорий, умер, упокой Всевышний его душу, его преосвященство сомневается, остался ли кто-нибудь в аббатстве, разбирающий латинские письмена.
– Ничего себе почта, – усмехнулся Рейнар, – сам пишешь, сам относишь, сам читаешь.
– Сейчас обратно в Мюнстер?
– Ах, господин рыцарь, если бы вы знали, как не хочется мне туда возвращаться. Всю жизнь свою я мечтал странствовать, наблюдая разные земли и изучая нравы народов, о коих только читал, и тех, о коих еще никто не написал ни строки. Но с детских лет я воспитывался у святых отцов, я не знаю мира, у меня нет ни дома, ни семьи, нет даже медного гроша, чтобы заказать похлебку в придорожной корчме. Я живу милостыней и не ведаю иной жизни. В тот час, когда вы застали меня, я молил Господа открыть мне пути моего предназначения.
– Скажи проще, – подвел итоги Лис. – К монахам возвращаться неохота, а денег нет.
Обескураженный столь циничным выводом, экзальтированный юноша запнулся на полуслове и беспомощно посмотрел на меня, как бы ища понимания и защиты.
– Прости моего друга, он груб, но все же говорит временами дельные вещи. Твоя душа принадлежит миру, а не матери нашей церкви. Да, в миру не обойтись без денег. Увы, мой друг. – Я скорчил подобающую случаю рожу.
– Что ты втираешь, – пробормотал Лис, – послушал бы ты себя, что ты несешь!
– Что ж, ступай в мир! – закончил я свой страстный монолог, удовлетворенно глядя, как умиротворенный покой отражается на лице юнца. – Рейнар, погляди, есть ли что-нибудь пристойное для такого молодца?
– Пристойное? Пожелание доброго пути. – Лис был явно не в духе. Что, впрочем, случалось с ним всегда при необходимости расставаться с деньгами.
– А из одежды?
– Он и так одет, не голый же…
– Эту одежду я у него покупаю! – Я стойко держал патетическую ноту.
– Что ты делаешь?
– Покупаю. Эту сутану, вервие, чернильницу, набор перьев и все прочее, что может найтись. Как ты думаешь, пять серебряных монет хватит?
При этих словах Лис едва не вывалился из седла.
– Капитан, скажи, пожалуйста, что я ослышался. Все это тряпье и все эти финтифлюшки стоят три медяка вкупе с благословением. Если ты намерен подобным образом заботиться о развитии здешнего просвещения, то бюджета Института надолго не хватит.
Я выразительно посмотрел на напарника, и тот, уловив наконец в моих глазах некий тайный смысл свершаемого действия, несколько поостыл.
– Пристойное? Ну, из твоей одежды ему, понятное дело, ничего носить не пристало. А из моей? Учитывая, что он на полторы головы ниже меня и на треть уже в плечах, ближайшее воронье пугало в сравнении с ним будет выглядеть сельским франтом. Хочешь, я, как святой Мартин, отрежу кусок своего плаща, чтобы бедолага прикрыл наготу? – Лис тщетно пытался подладиться под мою ноту.
– Зачем, лучше отдай весь плащ. Он у тебя все равно рваный.
Лис смерил меня недобрым взглядом.
– Капитан, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. На, приятель, – обратился он к монашку, завороженно следившему за нашей перепалкой, – носи на здоровье. Да, вот еще… – Рейнар тронул поводья, и конь нетерпеливо забил копытом. – Если вдруг тебе придет в голову светлая мысль явиться местному рейнскому казачеству чудом спасшимся Фридрихом Барбароссой и поднять народ на кровососов-угнетателей, то не премини благодарно вспомнить этот плащ, ежели тебе вдруг доведется нас вешать.
Юноша, которого изрядно потрясла происшедшая метаморфоза, обалдело глядел на моего спутника, поровшего какую-то несусветную чушь.
– Ты это о чем, Рейнар?
– Да так, к слову пришлось. Пугачева вспомнил. Вот, как говорится, еще одно тело спасено для мира. Ступай же и не греши. Без нужды, – миролюбиво добавил Лис.
Глава четвертая
Что-то подозрительно много совпадений.
Винни Пух
Единственная в Ройхенбахе гостиница носила странное название – «Императорский рог». На обшарпанной вывеске была изображена усекновенная голова государя, увенчанная тем, что, по мнению художника, должно было знаменовать корону. Голова трубила в охотничий рог, причем, судя по щекам, некий злоумышленник, пользуясь вышеуказанным музыкальным инструментом, явно пытался надуть бедного монарха подобно воздушному шару.
Можно было поставить золотой солид против дохлой крысы, что если бы вдруг нелегкая занесла наместника Господа по административно-хозяйственной части в этот забытый Богом угол, то голова кабатчика не отягощала бы себя более заботами о бренном теле.
Пока же объемистый обладатель этой головы бодро сновал между бочонками, заменявшими столики. В черной части, помогая трем толстушкам, в которых без труда можно было угадать его дочерей, разносить оловянные кружки с пенным пивом и рыбные закуски. Их внушительные габариты служили лучшей рекламой прелестям здешней кухни.
Пиво я не любил с детства, но уже через пару часов мог подробно объяснить, что же именно скрывалось под витиеватыми названиями подаваемых блюд. Насытившись, я с некоторой тоской наблюдал за выводком молодых лоботрясов, неуклюже пристававших к дочерям кабатчика. Девушки деланно сопротивлялись, бросая на нахалов обнадеживающие взгляды. Внезапно мое внимание было привлечено появлением нового действующего лица. Лицо вместе со всем, что полагается иметь в боекомплекте, спускалось вниз по скрипучей лестнице, и ступени ее прогибались под тяжелыми шагами.
– Друг мой Лис, отвлекись от бедной форельки и обрати внимание на этого джентльмена. Будь я режиссером самодеятельного театра, я бы непременно пригласил его на роль командора.
Лис неохотно прервал свою трапезу и воззрился на вошедшего. Телосложение «командора» более всего напоминало вывернутый пень векового дуба, втиснутый в потертую кожаную куртку. Голова, возвышавшаяся над пнем, служила мощным продолжением шеи без всякого заметного перехода. Судя по надбровным дугам вошедшего, его благородные предки явно были созданы за день до Адама. Он обвел зал взглядом, заставившим поперхнуться какого-то парня, и жестом подозвал к себе хозяина.
– Чего изволит господин купец? – Живо подскочивший кабатчик склонился в поклоне настолько, насколько позволяло его объемистое брюхо.
– Накрой стол для меня и моей жены! – тоном, не допускающим промедления, рявкнул «господин купец».
– Ваша очаровательная супруга осчастливит нас… – начал было витиеватую фразу хозяин заведения, но натолкнулся на выразительный взгляд своего клиента и поспешил сменить тему: – Надеюсь, общество господина рыцаря и французского менестреля вас не побеспокоит?
Купец смерил нас долгим подозрительным взглядом.
– Ладно, – произнес он со скрытой угрозой, – пусть едят.
– Интересно, чем торгует этот почтенный маркитант? – с живым интересом осведомился Лис, глядя в обширную спину удаляющегося торговца.
– Сейчас уточним… Эй, милейший! – обратился я к хозяину, суетливо хлопотавшему у нашего стола. – Кого это ты нам подсунул?
– Фризский купец, ваша милость. С их супругой.
– Я представляю себе эту супругу. Если ты посадишь их на один конец лавки, боюсь, мы проломим головами потолочные балки.
– Ну что вы! Она прекрасна, как солнечный день, но только послушайтесь моего совета, – хозяин перешел на шепот, – постарайтесь даже взглядом не задерживаться на ее прелестях.
Мои брови удивленно поползли вверх.
– А вот и она сама! – тихо сказал хозяин.
Я перевел взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж, и едва не поперхнулся. «Это купчиха?!» В нашем веке агентства фотомоделей вели бы кровопролитные бои за один ее благосклонный взгляд, а какой-нибудь монарх заложил бы свою корону за возможность чеканить ее профиль на золотых монетах. Между тем волшебное видение, сопровождаемое медведеобразным спутником, грациозно спустилось к нашему столу, отвечая благожелательной улыбкой на наш почтительный поклон. Глаза ее супруга полыхнули мрачным пламенем.
– Да он ревнивец, каких мало! – пробормотал Лис, который вопреки всем предупреждениям хозяина обалдело созерцал сидящую рядом красавицу.
– Да, и поэтому перейди на канал связи,– как бы случайно притрагиваясь к груди, посоветовал я своему напарнику.
О, это чудо современной микроэлектроники, плод работы гениев биофизиков, творение корифеев визионной техники! Символ веры, висевший на груди у меня и у Лиса, был напичкан электроникой не хуже ВЦ Королевского Научного Общества. Связь, обеспечиваемая им, была уникальной.
Лис внял моему предупреждению, и по мыслесвязи пошла длинная тирада о том, как украсили бы чело этого выродка троллей ветвистые рога и что психология прекрасных дам есть вещь темная и анализу трезвого разума не поддающаяся.
На улице вечерело. В залу, освещенную колеблющимся светом факелов, бочком втиснулись трое малокровных личностей со следами одухотворенности на лицах и музыкальными инструментами в руках.
– Сейчас будут танцы, – предположил Лис и не ошибся в своих прогнозах.
Приободренные визгливыми звуками, издаваемыми местным джаз-бандом, парни наперебой устремились к немногочисленным представительницам прекрасного пола, норовя вовлечь их в веселый танец. Рослый белобрысый детина, слывший, видимо, здесь первым парнем на деревне, проворно подскочил к нашему столу и с провинциальной галантностью протянул руку купчихе.
Купец поднялся. Его кулак с хрустом врезался в челюсть наглеца. Снаряд, попавший в голову бедняги, не произвел бы больших разрушений. Челюсть, стремительно рванувшаяся к выходу, увлекла за собой уже безжизненное тело. Пролетев через весь зал, оно рухнуло в самую гущу танцующих. Веселье мгновенно стихло. Парни побросали своих истошно завизжавших подруг и с возмущенными возгласами стали окружать наш стол.
– А танцы все-таки были бы лучше, – перекидывая ногой лежавший под столом посох себе в руку, пробормотал Лис.
Круг разъяренных парней сужался. Купец обвел наступающих взглядом, не сулившим им ничего хорошего, вытащил из-под куртки серебряный свисток и свистнул. Четверо молодцов, которых можно было бы принять за его детей от первого брака, словно ожидавших сигнала, появились за спиной наступающих. В руках у каждого была увесистая дубина. Не говоря ни слова, они принялись раздавать удары направо и налево, расчищая дорогу к своему господину.
– Клянусь шпорами святого Георгия! Если этот господин – купец, то это – его приказчики, – услышал я голос Лиса по мыслесвязи.
– Возможно, ты и прав, но только эти молотилы отчего-то не кажутся мне местными рыбаками!
Пришедшие в себя после первого натиска местные женихи довольно ловко уклонялись от ударов. Кое у кого в руках уже сверкали кинжалы.
– Не возражаете, если мы вам немного поможем? – обратился я к своему соседу, все менее напоминавшему мне мирного купца. – Лис, ты больше не будешь эту форельку? – задал я некорректный вопрос напарнику, удачно запуская блюдом в голову ближайшего противника.
– Сарынь на кичку! – не слушая моего вопроса, издал свой любимый боевой клич Лис и ясным соколом взвился на стол, опрокидывая оставшиеся метательные предметы.
– Аккуратнее, Лис, тут еще есть вино! – И я залпом опустошил увесистый кубок, едва не сбитый Рейнаром, а затем послал его вслед за блюдом.
Посох Лиса вычерчивал в воздухе замысловатые петли и круги. Какой-то смельчак, пожелавший поближе рассмотреть, что бы это значило, уже лежал с разбитой головой около стола. Все было нормально – мужчины от души забавлялись дракой, женщины визжали, кабатчик сновал меж дерущимися, с причитаниями стараясь извлечь из-под ног дерущихся опрокинутую посуду.
Неправильно вела себя одна «купчиха». Она спокойно стояла, прижавшись к стене, и хладнокровно наблюдала за схваткой. Дело принимало опасный оборот. Несколько безжизненных тел уже валялось на полу, мешая маневру.
– Отступление не есть бегство! Отступаем наверх, приятель! – крикнул я купцу, перехватывая чью-то руку с кинжалом у своего горла.
В знак согласия купец подхватил стол, которым при случае можно было бы заменить ворота небольшого замка, и ухнул его в самую гущу нападающих.
– Позвольте сопроводить вас наверх, сударыня! – Одна моя рука обхватила тонкий стан красавицы, вторая обнажила меч.
Подступившие было молодцы отпрянули. Обнажить благородное оружие в подобном месте было верхом неприличия, но, похоже, мои противники хорошо осознавали, что может натворить рыцарь с этакой штуковиной в руках. Брошенный кем-то кинжал со звоном отлетел в сторону, столкнувшись с моим клинком.
– Назад! Назад, ублюдки! В труху искрошу!
За моей спиной раздался тихий шорох. Перемахнув через перила, Лис занял подобающее ему место, прикрывая мой тыл.
– Ко мне, Бренд! – подала голос дотоле молчавшая «купчиха». Нежный супруг прелестницы с явной неохотой отпустил горло очередной жертвы, чье тело, полегчав на целую душу, рухнуло к его ногам.
Краем глаза я отметил, что оно попало в хорошую компанию. Как ни в чем не бывало Бренд переступил через распростертые тела и в пару шагов преодолел расстояние, разделявшее нас.
– Рад видеть тебя в добром здравии, приятель. – Посох Рейнара опустился на чью-то макушку, показавшуюся над перилами лестницы. Макушка исчезла, но тотчас же появилась вновь. – Экий ты настырный, дружок! – Страшное оружие моего напарника тут же вновь устремилось к цели.
– Это мой человек. – Мелодичный голос красавицы, удобно расположившейся за моим плечом, звучал так буднично-спокойно, как будто она попросила Лиса отдернуть штору.
Пополнившись еще одной боевой единицей, наш маленький отряд медленно отступил наверх. Пользуясь временным затишьем, спутники таинственной незнакомки разительно преобразились. Не успел местный священник прочесть отходную по тем, чей ужин сегодня был последним, как эта сладкая парочка предстала пред наши взоры в виде, вполне для нее подобающем, но мало согласующемся с моими представлениями о торговле.
Могучие торсы спутников красавицы обтягивали превосходные испанские кольчуги. Талия Бренда, точнее, то место, где обычно бывает талия, была охвачена широким поясом из буйволовой кожи, на котором в дорогих ножнах висел тяжелый норманнский меч. Короткое копье и небольшой круглый щит довершали его «купеческий» наряд. Экипировка «приказчика» была попроще. Вместо меча у него красовался длинный кинжал, а в руках он держал славную кавалерийскую секиру.
– Вы что, собираетесь развязать здесь небольшую войну? – любезно осведомился я.
Тяжелый взгляд был ответом на мой вопрос.
– Почему вы мне помогаете? – Вмешательство прекрасной дамы лишило Бренда возможности ответить на заданный мною вопрос. Впрочем, он и не проявлял к беседе особого рвения.
– Во-первых, под угрозой была жизнь и честь столь очаровательной леди. – Наградой за этот ответ была обворожительная улыбка, способная заставить замурлыкать льва. – Во-вторых, вас было пятеро против двух дюжин головорезов…
– А в-третьих, реши бы мы соблюдать нейтралитет, нас бы попросту затоптали в пылу схватки, – вмешался Лис.
В дверь ударили чем-то тяжелым.
– Ну! Дело еще не кончено! – Лис поудобнее перехватил посох и потянул его в разные стороны. Бритвенно-острое лезвие ниндзя-то хищно сверкнуло в полумраке комнаты. Дверь снова затряслась от ударов, но петли и засовы еще держали.
– Самое время познакомиться, не правда ли, сударыня? Я – Вальдар Камдил сьер де Камварон. Моего друга зовут Рейнар Л’Арсо д’Орбиньяк, славный менестрель из Гайрена. И поет он не хуже, чем сражается.
Тяжелый удар вновь обрушился на дверь. Красавица молчала, думая, казалось, о чем-то своем.
– Да! Вот еще! Если вы собираетесь рассказать нам сказку о купце и его супруге, то мы с другом разворачиваемся и уходим.
– Я – леди Джейн Эйстон, маркиза Венджерси, супруга лорда Томаса Эйстона, камерария короля Ричарда…
Повисшую в комнате тишину прервал новый удар в дверь.
– Сударыня, нам нельзя больше оставаться здесь. Германцы строят с похвальным тщанием, но даже такая дверь выдержит еще не более десяти ударов. Вам надо спасаться.
Мои слова, полные прелестной рыцарской куртуазности, на деле имели второе дно. Спасаться надо было нам всем. Если бы дело касалось только нас с Лисом, все было бы куда как проще. Окно комнаты, прикрытое сейчас ставнями, выходило в сад, примыкавший вплотную к конюшне. Когда бы нашим незваным гостям удалось выбить дверь, им бы осталось только горестно повторять про себя: «От топота копыт пыль по полю летит», но… Это прелестное «но» стояло за спиной своего псевдомужа, и в ее тонкой ручке недвусмысленно поблескивал изящный стилет, от удара которым не спасала никакая кольчуга. Юная леди была бледна, но я уже встречал такую бледность и готов был биться об заклад, что багровый лик ее спутника сулит куда меньшие неприятности.
– Я леди Джейн Эйстон, – медленно повторила она, – и я приехала для того, чтобы спасти своего супруга. Я это сделаю, даже если мне придется стереть этот мерзкий городишко с лица земли.
– Городок, ваше сиятельство, пусть стоит себе, как стоял, а в предприятии этом мы с Рейнаром будем рады вам помочь. Мы здесь почти по той же причине. Нам нужен господин вашего мужа.
– Король Ричард?
– Надеюсь, у маркиза нет другого господина? – Я продолжал свои упражнения в изящной словесности.
Красавица отрицательно покачала головой.
– Кстати, друзья, вам не кажется, что нас перестали штурмовать? – Лис разочарованно вернул клинок в прежнее положение.
– Вряд ли. Скорее решили сменить тактику. В любом случае мы об этом непременно узнаем. – Робкий стук в дверь сопровождал мои слова.
– Господа, господа… – В голосе трактирщика слышалось сдерживаемое рыдание. – Сжальтесь, господа.
– Нет проблем, – вступил в чрездверные переговоры Лис. – Какие трудности?
– Они сожгут мою гостиницу, если вы не выйдете. Сжальтесь, я всего лишь бедный трактирщик. У меня четверо детей. Дочери на выданье. Я не хочу воевать. Я не возьму с вас денег за сегодняшний ужин. – Хозяин заведения начал нести откровенную околесицу.
– А мы что, пожарная команда? – Остроумие моего напарника достигло критической отметки.
– Эти сожгут… – согласился я с трактирщиком, подходя к окну и убирая ставень.
– Сожгут, сожгут, и сомневаться тут не приходится, – приободрил публику славный гайренский менестрель.
– Что вы намерены делать? – Голос маркизы звучал нежно, но властно. Видимо, наши словоизлияния ей были не по нраву.
– Во-первых, начать переговоры…
В комнате повисло гнетущее молчание. В какой-то миг стало слышно, как по темным углам стремительно маршируют тараканы. Лицо прекрасной маркизы пылало гневом.
– Я дочь и жена рыцаря и не намерена вступать в переговоры с какой-то шайкой холопского отребья.
В этом я не сомневался. Ни в одном, ни в другом. Судя по взглядам ее спутников, в единодушном их желании продолжить прерванное развлечение тоже не было сомнений. Не знаю уж, как там Дарвин со своей бредовой теорией, но эти люди были явными предками бульдогов. И все же, что там ни говори, на стороне маркизы был неоспоримый перевес в один голос. Я всегда был противником демократии в критических ситуациях. Пора было брать командование на себя.
– Сударыня, если вас это хоть как-то утешит, то мы имеем дело с профессиональными солдатами.
Вновь воцарилось молчание. За дверью жалостно поскуливал кабатчик.
– Эй, милейший, – окликнул я бедолагу, – пусть сюда придет их начальник. Мы будем вести с ним переговоры.
На лестнице за дверью послышался дробный топот башмаков убегавшего толстяка.
– Почему вы решили, что это солдаты? – спокойно осведомилась прекрасная леди.
– Это ясно, как Божий день. Только солдаты едят, быстро запихивая в себя большие куски мяса. Они пьют, как солдаты, не считая денег. Они дерутся, как солдаты. Не правда ли, коллега? – призвал я в свидетели угрюмо молчавшего Бренда.
Похоже, освобожденный внезапным раскрытием инкогнито от обременительной обязанности разговаривать незадачливый телохранитель с наслаждением молчал. Привлеченный моим вопросом, он проделал судорожное мозговое усилие и медленно кивнул.
– А кроме того, – вставил Лис, который уже, кажется, понял мой план, – местные жители не стали бы палить единственный в городке постоялый двор.
– Хорошо, – задумчиво произнесла леди Джейн. – Пусть это будут солдаты. Что из этого следует?
– Из этого следует несколько вещей. Первое – они упорны, как быки, и даже за спасение души не откажутся от своего замысла добраться до нас.
– Увы, это меня вовсе не радует.
– Напротив. Но я продолжаю. Второе. Как истинные вояки, они, во всяком случае, те, кто поопытней, признают два военных развлечения: хорошая драка и долгие переговоры. В этот момент они чувствуют себя вершителями судеб. Первое, по милости нашего мужественного друга, – я кивнул в сторону Бренда, – они уже имели. Кстати, позвольте выразить свое восхищение. Давно не получал такого удовольствия от демонстрации веских доводов.
Лицо лжекупца выразило не более эмоций, чем если бы я рассказывал ему о бое Майка Тайсона с Джеймсом Смитом.
– Сейчас самое время для переговоров. Вряд ли кому-нибудь из них приходилось участвовать в них самолично, теперь им выпадет редкостный шанс почувствовать себя великими полководцами.
В подтверждение моих слов в дверь забарабанили.
– Барин почивать изволят, не велели беспокоить, – тут же отозвался Лис.
– С кем имею честь? – Я перешел на высокий штиль.
– Я Готфрид из Вейлера, латник герцога Лейгонбургского.
«Вот и первые орлы прилетели, – передал я Рейнару по мыслесвязи. – Сие есть дядюшка государев, дивный, должен тебе заметить, тип».
– Обладаешь ли ты званием, достаточным для переговоров с имперским князем? – Что-то часто за последний день мне приходилось испытывать свои пиитические способности.
Лис ошалело посмотрел вокруг.
– Капитан, ты это о ком?
– Спокойно, Рейнар! Блефовать так блефовать. Пусть проникнется.
За дверью напряженно молчали.
– Итак, как вы сами слышали, это солдаты. И не просто солдаты, а солдаты немецкие. – Я был немного разочарован тупостью своих собеседников.
– И что же?
– Это значит, что делать два дела сразу их не заставишь под угрозой казни. Поэтому, пока я буду, как говорит мой друг Рейнар, ездить им по ушам, ваша задача добраться до берега Везера.
– Мой отец был рыцарем, ваша светлость, – почтительно произнес латник.
– А мать – обозной шлюхой, – пробормотал Лис, умело высаживая оконную раму и первым прыгая в сад. Через пару секунд самый опытный наблюдатель не смог бы различить его силуэт в густых сумерках.
– Я маркграф Бурхквард фон Эггенбург, великий сенешаль императора, – продолжил я охмуреж несчастного вояки.
Усвоенная с детства субординация сыграла с рыцарским отпрыском дурную шутку. Банальная трактирная драка грозила перерасти в большие государственные неприятности. Нужный эффект был достигнут. Стоявший за дверью ветеран чувствовал себя отвратительно. Как бравый сержант, обругавший впотьмах командира корпуса. Самое время было развивать успех.
– Латник, что вы делаете в этой чертовой дыре?
– Герцог велел усилить гарнизон замка.
– Так. Кто у вас там главный?
Представляю, какие рожи скорчили кнехты. Да! Глупые, должно быть, рожи были у собравшихся внизу у лестницы, и мысли наверняка были невеселые. Одно дело – купец заезжий с женой-красавицей. Такому, глядишь, и мошну порастрясти можно, а то вдруг и с женой его, непонятно уж как такому пню неструганому доставшейся, порезвиться… ан нет! Неудача вышла пресквернейшая.
Императорский сенешаль. Это тебе не рыцарь какой – волчина голодный, утроба ненасытная! Это даже не князь, с которым в общем-то тоже в здравом уме лучше не сталкиваться. Скажет сенешаль слово веское, моргнет глазом недобрым, и поди гадай: колесом ли тебя потянут, топором ли на части, или, скажем, прокатишься ты напоследок на четверке коней диких да огненных, на все четыре стороны света белого, который в этот миг тебе ох как не белым покажется.
Что и говорить. Невеселые мысли у кнехтов были, очень невеселые. Но мне до их раздумий дела не было. Враг в панике – гони и бей! Не давай опомниться и остановиться. Остановится – задумается: «Что это такая птица без свиты и охраны в здешней глуши делает?»
Ну, это, положим, не их собачьего ума дело, но зачем давать сомнениям зарождаться, когда их можно пресечь в корне. Так, бронзы колокольной в голосе побольше, чтобы «Мизерере»[2] сама собой в мозги лезла, по рукам и ногам леденила.
– Эй, латник! Кто тут у вас гарнизоном командует?
– Коронный рыцарь Фридрих фон Норгаузен.
– Как, старина Фриц сидит в этом лягушачьем садке?! Вот так встреча!
Сказать по чести, о роде Норгаузенов я знал лишь то, что их герб – в червлении золотая орлиная голова, сопровождаемая тремя гонтами. Этот самый старина Фриц мог оказаться нежным юношей с персиковым пухом на щеках, но очень вряд ли. Коронный рыцарь – это серьезно. Это по-нашему вроде гвардейского капитана. И копье[3] его не из дворовой челяди и крестьян местных. Не меньше двух десятков головорезов. Один к одному. Чего мелочиться? Казна платит. Коронный рыцарь фигура не маленькая. Присутствие его здесь – примета не добрая. Опять же, по нашим сведениям, в замке не больше восьми человек, а тут, как ни крути, их за тридцать получается. Невеселый расклад.
– Послушай, как там тебя?
– Готфрид, ваша светлость.
– Как ты думаешь, Готфрид, спит ли сейчас твой командир?
– Не могу знать, ваша светлость, но если его милость спит, то его заменяют либо рыцарь Арнульф фон Меренштайн, либо барон фон Кетвиг.
«Час от часу не легче, – сам себе вздохнул я. – Еще пара рыцарей – это минимум два десятка бойцов, а может, и все три. Да, влипли мы в историю.
Ничего себе скромный рыбацкий поселок. Ничего себе гарнизон для ветхого замка, где еще месяц назад и пьяный ключник-то не каждый день ночевал».
– Лис вызывает Капитана, – услышал я в своем мозгу голос напарника, – все в порядке. Мы у конюшни. Тут отирается какой-то недоносок. Но это не проблема.
В этом я как раз не сомневался. Дружище Лис до работы в институте, у себя на родине, занимался весьма интересными вещами: охранял «толстых дядь с большими звездами», уничтожал террористов, освобождал заложников, а в промежутках, для отдыха, выигрывал первенства по боксу, бодзюнцу, стрельбе из лука и кен-до. Очень, знаете ли, разносторонне развитой молодой человек.
