Свенья Ларк
Враг един. Книга третья. Слепое дитя
Кривой, например, когда нервничал, время от времени начинал тараторить с такими интонациями, как будто задавал своему собеседнику вопрос в конце каждой второй фразы, Бугор вечно растягивал слова, а Кейр, наоборот, говорил обычно коротко и как-то рублено, и Мэйсон (как вот и прямо сейчас) явно старался подражать его выговору, хотя Аспид отчего-то чувствовал, что эта манера речи тому определённо не была родной…
Столбом замерший посреди гостиной Мэйсон тем временем нерешительно пожевал губами:
– Босс, а что если…
– Ты ведь, кажется, хотел приносить байк-клубу пользу… я правильно припоминаю, приятель? Или у тебя с этим какая-то проблема? – Кейр забросил ноги на журнальный столик и, выжидательно прищурившись, посмотрел тому в глаза.
Очевидно, отбывшие гости были не из самых простых, поскольку сегодня парень явно пребывал в образе классического «биг босса» – разве что серебряный замочек на толстой цепи, который тот раньше вечно таскал на шее, куда-то бесследно исчез. Вместо кожаной косухи на Кейре сейчас была стильная белая рубашка навыпуск, вместо привычных гриндерсов – замшевые ковбойские ботинки…
«Вот почему, интересно, здесь никто никогда не разувается? – рассеянно подумал Аспид. – Может быть, потому что прихожих нет? Открываешь входную дверь и сразу же оказываешься в гостиной. Страшно неудобно. Обувь, наверное, и хранить совсем негде…»
Мэйсон открыл и пару секунд спустя снова закрыл рот, так и не решившись ничего ответить.
– Эк тебя раскукурузило-то, салага… да не дрейфь ты, всё будет путём, – Бугор оттопырил мизинец с большим пальцем на сжатом кулаке и картинно покачал в воздухе рукой, сразу же сделавшись неуловимо похожим на гавайского сёрфера из рекламы «филинг-фри». – Ты ж ещё несовершеннолетний, да и предки, случись чего, тебя отмажут в любом случае…
Он в последний раз отхлебнул пива и смачно рыгнул. Кейр перевёл на Бугра испытующий взгляд:
– А что там, кстати, творится с нашими тачками, а, Майки? Воскресенье вообще-то давно кончилось, и на моих часах сейчас…
– Всё, уже ушёл звонить, босс, – тот виновато вскинул руки, поднимаясь, и поспешно скрылся за открытой дверью спальни, за которой виднелся угол чудовищно высокой кровати, состоящей то ли из трёх, то ли из четырёх сложенных друг на друга толстых матрасов.
Аспид на пробу закинул кусочек обвалянного в специях вяленого мяса в рот, поморщился – было сухо, горько и совершенно невкусно, словно он пытался разжевать лоскут дублёной кожи, – подхватил со столика крошечную пульку силиконового наушника и стал с любопытством вертеть наушник в пальцах.
Просто удивительно, как такие простенькие с виду штучки могут стоить таких огромных денег…
Мэйсон неуверенно, словно двоечник в кабинете директора, скомкал в руках край мятого спортивного блейзера:
– Я, наверное… тоже пойду, ладно? Надо на маглев успеть до Олбани, у меня в полвосьмого уже первый семинар…
Аспид вставил наушник в ухо и легонько коснулся тонко пискнувшего сенсора, отпихивая ладонью с любопытством протянувшего к нему нос маленького дракончика. Сквозь тихий белый шум, немного напоминавший шум прибоя, постепенно проступил ритмичный, словно капающая вода, странный звуковой узор. Как будто тиканье часов или потрескиванье поленьев, потом вроде как накладывающиеся на них то ли хруст снега, то ли кошачье мурлыканье…
– Дуй, младенчик, – равнодушно кивнул Мэйсону Кейр. – Завтра утром обо всём мне отпишешься.
Тот торопливо подошёл к двери и стал натягивать на себя сдёрнутую с вешалки курточку, то и дело путаясь в рукавах. «Какой-то он в последнее время сделался нервный, правда, покровитель?» – послышался в мыслях у Аспида тихий голос Таютки. Мальчик задумчиво покачал головой, пересаживая крылатую ящерку с плеча себе на колени, и та тут же принялась вылизывать себе тонким раздвоенным язычком полупрозрачное перепончатое крыло. Что-то в Мэйсоне в последнее время действительно изменилось, это точно. Ещё совсем недавно тот, помнится, старательно смотрел на всех свысока, чем невероятно раздражал Кейра…
Аспид снял наушник и с лёгким разочарованием бросил его обратно на стол.
– Ни фига не чувствую, – недовольно сказал он.
– Ничего удивительного, – хмыкнул Кейр. – Ты же больше не смертный.
– А на смертных волновые стимуляторы что, действительно всегда так сильно действуют?
– На кого как, – тот ухмыльнулся. – Говорят, сны «под волной» интересные снятся.
– Это опасно, да?
– Ай, да брось ты, бро, – Кейр пожал плечами. – В Канаде вся эта дребедень вообще давно уже продаётся в каждой аптеке. Вроде как от депрессии помогает и от алкоголизма. Сплошная польза… И в Калифорнии мозгочастотные корректоры в будущем году, наверное, тоже легализуют. Чем, спрашивается, гражданин Нью-Йорка принципиально отличается от какого-нибудь там, мать его, канадца? Так что мы с парнями просто принимаем удар на себя и по мере сил работаем на справедливость, ага?
Пыльные жалюзи на окнах были плотно закрыты, и гостиная казалась сумрачной, будто погреб. Почему-то здесь нигде не было люстр – только приделанная к вентилятору матовая лампочка под потолком неохотно освещала стены и истоптанный ковролин под ногами, да ещё ярко горели огоньки вдоль кухонной арки, из-за которой доносился слабый запах кофе и недоеденной пиццы.
«А дома сейчас солнце, наверное, как раз заходит, да, покровитель?» – тёплой волной прокатился вдоль затылка Аспида неслышный шёпот Таютки.
«Наверняка, маленькая, – мысленно ответил он дракончику. – Зимой ведь темнеет рано…»
Народ, небось, сейчас только валит из школы, шлёпает по слякотным дворам, дерётся на ходу мешками со сменкой. А Аспид сидит тут, как у себя дома, в каком-то дальнем углу Нью-Йорка и как ни в чём не бывало рассуждает о нелегальном сбыте волновых стимуляторов… которые в России, между прочим, кажется, тоже пока ещё под запретом…
Смех, да и только. А ведь не стань он год с лишним назад тули-па…
Аспид не успел додумать, ощутив внезапно лёгкий, едва осязаемый ток воздуха около самого своего лба – будто зябкий сквознячок, которым в жаркую погоду тянет из приоткрытого окна.
Таютка на его коленях предостерегающе пискнула, свечой взвиваясь вверх, и мальчик тут же, не думая, пригнулся и вскинул к груди скрещённые кулаки. Спиралью закрутившаяся вокруг его горла бледно-розовая нить, не успев затянуться, столкнулась с на миг окутавшей туловище Аспида туманной пеленой и разлетелась в разные стороны тучей звонких фиолетовых брызг.
– Чёрт, нет, всё-таки капля камень точит, маленький тули-па, – послышался знакомый насмешливый голос со стороны кухни. – Чему-то ты постепенно учишься…
Фигура рослого мужчины с густыми рыжими кудрями до плеч, облокотившегося о край барной стойки, всё ещё была подёрнута полупрозрачной вибрирующей дымкой; тусклый уличный свет из раздвинутого кухонного окошка проходил через эту фигуру насквозь, будто через компьютерную голограмму.
Рыжеволосый свёл запястья на груди, позволяя окончательно себя разглядеть, и Аспид осторожно выпрямился, тайком переводя дыхание и на всякий случай не меняя позу силы. Он слишком хорошо помнил, что расслабляться рядом с Вильфом было опасно – в особенности после таких отпущенных тем в свой адрес нарочито доброжелательных комментариев.
Но на этот раз рыжий тэнгу явно приметил рядом с собой нечто более интересное.
– Кого я ви-ижу… – сладко улыбнулся он, в упор глядя на Мэйсона. – А ведь мы с тобой давненько не болтали, м-м?
Парень выронил из рук так и не надетую куртку и отшатнулся к стене, не отрывая от того взгляда и пытаясь вслепую нащупать за своей спиной дверную ручку.
– Сто-ять, – уже совсем другим тоном лениво велел ему Вильф.
Он медленно подошёл к Мэйсону совсем близко – тот неподвижно замер, прижавшись лопатками к двери, как будто был уже не в силах пошевелить ступнями, – и положил руку парню на плечо. По пальцам рыжеволосого побежали крошечные малиновые искорки:
– Как, ты разве уже не рад мне, а, дружочек?
Тот судорожно дёрнулся и попытался вынырнуть из-под ладони Вильфа, затравленно глядя через его плечо на Кейра.
– Он ведь не нужен тебе сейчас, молодой тули-па? – негромко спросил рыжий, перехватив его взгляд.
– Нисколько, – бросил Кейр, отворачиваясь.
В глазах застывшего как изваяние Мэйсона мелькнуло беспомощное отчаяние, и Вильф, снова улыбнувшись, ласково потрепал того по щеке:
– Ну тогда пойдём-ка немного прогуляемся, смертный, – он обернулся к Аспиду: – Хочешь составить мне компанию перед тренировкой, юный воин?
Мальчик резко замотал головой:
– Н-нет, мне… мне хватает силы, Вильф, правда.
– Смотри, малыш, – сделавшиеся из золотистых тёмно-красными глаза на миг опасно сузились. – Поблажек ты от меня сегодня не дождёшься, учти…
Мэйсон бросил последний умоляющий взгляд на Кейра, но тот молчал, безразлично рассматривая свои ногти.
Вильф несильно пихнул парня в спину, выталкивая на улицу.
– Это давно уже? – Аспид непроизвольно поёжился, проводив их взглядом.
– С месяц где-то, – покачал головой Кейр. – До этого этот кретин всё хвостиком за ним бегал, помнишь?
– Знаешь, меня всё равно до сих пор жуть берёт, когда он это делает, – мальчик рассеянно погладил вновь примостившегося на своём плече дракончика по тёплой чешуйчатой спинке. – А вот Таютка говорит, что это ещё должно быть страшно больно…
– Это не наше дело, бро. Парня никто насильно не тянул давать ему клятву. Сам захотел, – Кейр отвёл взгляд. – И мой тебе совет, бросал бы ты примерять на себя шкуру смертных, ага? При мне-то ещё ладно, а вот при старших…
Аспид по привычке прикусил себе щёку, снова поднимая глаза на Кейра:
– Слушай, а ты сам… ну… это уже пробовал?
Тот нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но в этот момент раздался оглушительный дребезг завибрировавшего мобильного, и Кейр, чертыхнувшись, подхватил его со стола и сразу же мученически закатил глаза:
– …твою мать, Бивень, ну вот что с тобой не так, а?! Я ведь уже говорил тебе сотню раз, что больше не хочу, чтобы мы ввязывались, на хрен, во все эти мутные схемы. Бабло проведём через букмекера, как обычно, ага? Да… именно… Вот как раз заедем на недельке и со всем разберёмся… Всё, старик, мне сейчас некогда. Ага, бывай…
– Ты теперь, типа, стал совсем уже важная шишка, да? – хмыкнул Аспид.
– Да ну бы их всех к чёрту… ничего без меня решить не могут, – раздражённо ответил Кейр.
Некоторое время Аспид молчал, уставившись на потрескавшийся от старости настенный телемонитор, на котором помаргивала блёклая заставка, изображавшая двух боксёров на ринге.
– А у меня день рождения будет во вторник, – сказал он наконец.
– Ты это Вильфу, главное, не вякни, – усмехнулся Кейр. – А то он тебя по стенке размажет тонким слоем за потакание смертным традициям.
– Что ж я, дурак совсем, что ли… – пробормотал Аспид. – А ты придёшь завтра ко мне? Ты ведь у нас ещё никогда не был. Непорядок.
– Да вообще не вопрос, бро, – парень ухмыльнулся. – Покажешь мне медведей и всякое там такое… или что у вас там ещё есть, ага?
* * *
«…почему мы до сих пор не стали сильнее ни-шуур? Почему, шезин-сама? – человек с длинной чёрной косой, перехваченной высоко на затылке плетёным кожаным шнурком, бесшумно опустился на колени на горячий каменный пол. – Почему смертный раб всё ещё в силах отречься от трижды произнесённых им слов служения?»
Сегун сел на пятки, низко склонил голову и привычно зажмурился, плотно прижимая ладони к бёдрам. Рассеянные в воздухе силовые разряды сразу же начали мучительно покусывать ему босые стопы.
Он не торопился – Обитель не терпит торопливых.
Обитель – это чертог вечности, средоточие непостижимого, а непостижимое можно лишь смиренно вопрошать в надежде, что оно сочтёт нужным однажды дать тебе ответ…
А Правителю сейчас очень нужны были ответы.
«Смертный, нарушивший приказ… по воле моего врага оставшийся в живых. Мой грех, моё поражение. Его клятва не была искренней. Моя вина… Как её искупить?»
Тяжёлый вдох обжёг горло солью океанских глубин – тех самых, что притаились по ту сторону бесконечно толстых каменных стен Обители. Горько пахнущий йодом и ещё чем-то, похожим на горный снег, разрежённый воздух медленно вполз в тело, скрутился вокруг пупка ледяной дрожащей пружиной.
Хриплый выдох – и эта пружина накалилась, распрямляясь, а в межбровье у замершего на полу мужчины сделалось ощутимо горячим невидимое тлеющее пятно. Так, кажется, порой бывает у смертных во время медитаций, только сейчас для этого не нужно было прикладывать никаких усилий.
А в следующий миг сознание Владетеля уже проникало в его собственное, просачивалось внутрь его существа, словно кипящая вода, напитывающая морскую губку, и Сегуну, как всегда в этот момент, почудилось, что, если Владетелю захочется, тот с лёгкостью даст ему сейчас заглянуть в будущее, куда-то далеко в бесконечность… или, наоборот, позволит увидеть то, что случилось много десятков тысячелетий тому назад.
Но морозные змейки во внутренностях, как обычно, настойчиво тянули его всё глубже, тащили сквозь мглистый туман чужого необъятного сознания, сквозь мутное и рыхлое, мерцающее, переливающееся серебряным и кроваво-красным незримое пламя, волокли всё дальше и дальше в тёмную пучину, в ненасытную бездну, и эта бездна безжалостно и неостановимо растворяла в себе его «я», не оставляя ни единого шанса воспротивиться слиянию…
Непостижимое невозможно познать, не проявив при этом должной покорности духа.
Однако это кажется сложным лишь поначалу – так, бывает, сперва кажется сложным удержать равновесие во время схватки-кумитэ́, по пояс стоя в высоких волнах зимнего океана или бурной горной реки. Водопады ледяной воды, накатывающие на берег, пронзают кожу миллионами игл, требуют отдать всего себя без остатка, до последней капли, до мельчайшей частички воли, до самой крохотной крупицы дарованной тебе души – но эти волны собьют с ног и раздавят лишь слабого, а сильному они придадут выносливости и научат держать любой удар, балансируя над краем пропасти…
«Почему мы ещё не выиграли эту войну, шезин-сама? Где он, тот камень, что лежит на пути к вершине?»
Струйки фиолетовой лавы сжали сердце, потекли по артериям сгустками то стылого холода, то горячечного жара:
«СМЕРТНЫЕ ЖИВУТ СВОЕЙ ВЕРОЙ, ВОИН…»
Произносимое Владетелем каждый из тули-па всегда ощущал по-своему – шумом свирепого урагана, или потоком палящего зноя, или чередой ярких осязаемых картин. Для Сегуна этот тягучий голос меж висков более всего был подобен звону напряжённых струн старинного ко́то. Когда Владетель был доволен своими воинами, звуки этих струн обдавали всё тело волнами искрящейся первородной энергии, словно порывы жаркого ветра, и энергия лилась прямо в грудь и напитывала тело упоительным блаженством – тонкая, как прибитая дождём пыль на сельской дороге, густая, как мятная влага зеленеющих рисовых полей и сливовых деревьев поздней весной, терпкая, словно запах трескающихся на углях каштанов или жареных кленовых листьев. «Вы часть целого, воины-дети, – угадывалось тогда в стремительной лавине гулких нечеловеческих мыслей. – Вы – плоть от моей плоти…»
Если Владетель гневался, то шёлковые струны незримого кото делались жёсткими, словно сталь, затягивались вокруг шеи и туго передавливали глотку, а плотный воздух Обители в одночасье становился липким, горячим и удушливым, и казалось, что он разом наполняется сыростью старого дерева и кисловатой прелью подгнивающей бамбуковой рощи: «Эта планета – жалкое подобие того, что должно, воины…»
…Когда тули-па обращались к Владетелю все вместе, речь того дробилась на множество разноцветных потоков – так дробятся лучи света, пойманного в плен многогранного горного кристалла, – и объединяла их сознания, оплетая одновременно тысячей энергетических нитей.
Но сегодня Сегун был в Обители один.
«Иногда мне кажется: чем ближе мы к маяку, тем темнее делается вокруг нас, шезин-сама…»
Тело вновь окатило одновременно теплом и холодом, дыхание остановилось – лёгкие будто мгновенно обратились в камень: «Смертный должен искренне верить… в то, что он выродился, воин. В то, что он смердит. Что дети его смердят. Что помыслы его смердят. Что чувства его смердят. Что вся его жизнь смердит. Что грядёт конец его миру…»
Ладони Сегуна неподвижно лежали на прикрытых полами чёрного кимоно коленях. Призрачные кольца вокруг его запястий мерно вибрировали в такт со вспышками малинового света, который неумолимо обжигал глаза даже сквозь плотно сомкнутые веки.
«Только такие, произнеся слова служения, станут хорошими рабами. Только они должны остаться в живых…»
«Не все принимают это… не все признают истину. Некоторые ещё сопротивляются, – тоненькая ниточка мыслей дрогнула от боли, тотчас навалившейся на плечи Правителя грудой раскалённых камней. – Нет, они лишь пытаются, шезин-сама. Пытаются сопротивляться…»
Пространство вокруг него искажалось всё сильнее. Словно рисовая бумага, оно мялось и рвалось, расползалось кроваво-красной тушью по плотному шёлку непроглядной космической тьмы, – а голос Владетеля всё звучал, всё плыл, всё катился штормовыми валами, заползал в уши жгучими ртутными каплями и сдавливал виски:
«Вы – тули-па. Вы знаете, что надо делать с теми, кто сопротивляется вам. Много… возможностей заставить. Только тогда… подчинятся. Отдадут себя…»
Волна жара, накатившая вместе с этими словами, на мгновение накрыла Правителя огненной стеной…
…стеной огня над разрушенными поселениями, которая простирается до самых небес, когда чужой плач и мольбы будят в сердце гордость победителя, а звериное человеческое вспыхивает и снова гаснет, и гордость исчезает за золой равнодушия, потому что поколения смертных сменяют друг друга так безлико и так одинаково, а слабые – это всего лишь мясо, которое поедают сильные, и их жизни – жалкие песчинки на алтаре справедливости…
Ослепительные картинки-образы перед зажмуренными глазами сменяли друг друга всё быстрее, всё чаще, всё неостановимее, пока наконец не превратились в один бурный, головокружительный пенный водоворот: замки и скалистые побережья, лёд и дымное пламя, летний жар сменяли трескучие морозы, а те снова уступали место свету беспощадного солнца – и расплавленным золотом текли его лучи по израненным телам и изборождённым морщинами лицам тех, кто избрал для себя путь подлинного воина…
«ДОЛЖНЫ ПРИНАДЛЕЖАТЬ МНЕ-НАМ… – достиг сознания Правителя последний отблеск невидимого пламени, и только в этот момент тот вновь начал ощущать собственное тело. – А теперь слушай, что вам следует делать…»
Глава 2
– Техника клетки, в общем-то, даже и не совсем боевая, – Вильф качнул орлиной головой, опускаясь на вершину отвесно обрывающегося в пропасть холма, усыпанную обломками камней. – Скорее пыточная. Цель её очень проста: удерживать врага на одном месте так долго, чтобы можно было с максимальным для себя комфортом его уничтожить…
Продолжая говорить, птицеголовый сложил крылья и вскинул к груди скрещённые лапы, возвращаясь в человеческое тело, и секунду спустя Аспид сделал то же самое: Вильф вовсе не шутил, когда предупреждал его сегодня насчёт «отсутствия поблажек», и сейчас мальчик едва мог дышать от усталости, а на то, чтобы и дальше удерживать зверя, у него не было уже никаких сил.
Причём рыжеволосый, конечно же, прекрасно это видел, а это означало, что Аспиду в ближайшее время как пить дать следовало ожидать какой-нибудь совсем уж изощрённой гадости. («Как любит говорить наш Правитель, победа достаётся тому, кто вытерпит на полчаса дольше, чем его противник, юный воин. Мало уметь сражаться, когда ты здоров, полон энергии и не получил ещё ни одной серьёзной раны – в настоящем бою такое умение вряд ли тебе особенно пригодится…»)
Как минимум, слова о «пыточной технике» из уст Вильфа звучали чрезвычайно многообещающе…
Но делать было нечего. Как известно, твой делатель никогда не потребует от тебя невозможного, а потому и демонстрировать перед ним собственную слабость… себе дороже выйдет.
Против ожиданий Аспида, на сей раз они прыгнули не в Цитадель, а снова куда-то во внешний мир, молнией промчавшись над освещённой частью планеты и опять нырнув вниз на самую границу ночной тени, рваным одеялом наползавшей с востока. Хорошего в этом, конечно, было мало: в Цитадели – созданной Владетелем, поддерживаемой его волей и напитанной его энергией – было много проще восстанавливать потерянные во время тренировок силы. С другой стороны, Аспид всё равно был сейчас почти рад.
Всё-таки там, глубоко подо дном Атлантики, ему время от времени отчаянно не хватало неба…
А здесь неба как раз-таки было необыкновенно много, и в этом небе величественно и немного зловеще полыхал и искрился зимний закат – то жемчужно-малиновый, то почти огненный, словно внутренности какой-нибудь экзотической морской раковины. Пронзительный, терпковато-студёный ветер посвистывал над вершинами горбатых каменистых холмов, слизывая с них паутинные нити первого вечернего тумана.
Кое-где на холмах осколками гигантских зубов торчали сторожевые башенки – точно такие же, как та, на верхней площадке которой они с Вильфом сейчас стояли. А между башенками, ловко огибая многочисленные отроги и преодолевая глубокие ущелья, исполинской змеёй ползла древняя полуразрушенная стена, весь верх которой, густо заросший кустарником, казалось, состоял из одних только крутых лестниц с высокими осыпающимися ступенями. («Памятник великой эпохе, маленький тули-па, – мысленно ответил мальчику Вильф на его незаданный вопрос, когда они летели вниз. – Может быть, ты даже сумеешь ещё почувствовать вкус памяти тех смертных, что погибали здесь почти тысячу лет назад…»)
Медноволосый взмахнул рукой, и на кончиках его пальцев крошечными фонариками затанцевали блёклые фиолетовые огоньки:
– Ну что, кем желает побыть сейчас наш малыш, палачом или жертвой, м-м?
– Жертвой, – немедленно откликнулся мальчик.
Вопрос, как обычно, был с подвохом, и он прекрасно об этом знал.
– Почему не палачом? – улыбнулся Вильф.
Аспид обречённо вздохнул.
– Потому что во время схватки я всегда смогу выбирать те приёмы, которые буду использовать сам, но никогда те, от которых мне придётся защищаться, – заученно выговорил он.
Подчиняясь короткой мысленной команде, крошечный дракончик снялся с его плеча и пристроился на ветке похожего на чей-то огромный разлапистый рог кривого деревца, которое пробивалось из щели в полуосыпавшейся кирпичной кладке.
Воздух вокруг мальчика ярко вспыхнул, твердея и превращаясь в подобие переливающейся, словно поверхность бензиновой лужи, скорлупы. Очертания вечереющих холмов медленно померкли перед глазами, растворяясь в струях горячей сероватой дымки, которая тут же мокрой ватой забилась Аспиду в горло, и миг спустя тот почувствовал, как у него неумолимо и стремительно закладывает уши, как будто во время падения с большой высоты.
– Эта структура проницаема только односторонне, маленький тули-па. По этой же причине, кстати, из неё уже нельзя выбраться, даже используя стяжку, – услышал он искажённый голос, зазвучавший сразу со всех сторон. – Представь себе, что внутренняя поверхность у неё зеркальная. Атакующие лучи проникают внутрь, а вот наружу не проникает уже совершенно ничего…
Подтверждение не заставило себя ждать: длинная лиловая молния хлыстом прошила воздух в миллиметре от его головы. Мальчик едва успел увернуться, защищая шею, но червеобразный хвост этой молнии, раскалённый, словно только что вынутая из огня проволока, тут же ожившей лианой нырнул вниз и в пару оборотов оплёл его грудь.
Собственный истошный вопль, отразившийся от стенок силовой оболочки, резанул Аспида по ушам, будто усиленный многочисленными мощными динамиками. Мальчик рухнул на колени, пытаясь на одном коротком выдохе блокировать головокружительную боль, тупым ножом резанувшую было внутренности, – и судорожно скрестил у груди запястья, направляя на розоватую плёнку перед собой упругую волну сконцентрированной энергии.
Внутренняя стенка скорлупы зашипела и пошла крупными волнами, словно маслянистая нефтяная плёнка на воде, но почти сразу же разгладилась, затвердевая вновь.
– Слабовато, юный воин, – донёсся насмешливый голос откуда-то сзади. – Пробуй дальше.
С затянутого туманом купола сферы посыпались серебристые кляксы, похожие на крошечных скользких медуз.
– А я тут пока что ещё поразвлекаюсь…
Одна из медуз скатилась по спине Аспида, ошпарив кожу точно струя кипящего масла, выплеснутая из невидимого ковша. До крови закусив щёку, чтобы не доставлять Вильфу лишней радости очередным криком, тот заметался внутри энергетической сферы, судорожно уворачиваясь от остальных студенистых сгустков; будто издеваясь, стенки купола вновь и вновь отбрасывали его в центр площадки, словно резиновые.
Все мышцы до единой невыносимо тянуло и рвало, как будто они превратились в удерживающие непомерную тяжесть якорные канаты. Аспид изо всех сил сжал зубы, выпуская из ладоней два коротеньких бритвенно-острых стилета, и, хрипло выдохнув, с размаху вонзил их в зыбкую преграду перед собой. Стилеты прошили ту насквозь обманчиво легко, будто полиэтиленовую плёнку… но больше ничего не произошло, лишь дрожь от полуживых стенок тошнотворно растеклась по его беспомощно вытянутым пальцам; воздух внутри пузыря зазвенел тучей разъярённых насекомых.
– Уже лучше, малыш. Чувствуешь резонанс? Чтобы разрушить клетку, ты должен замкнуть её на себя. И лучше бы тебе поторопиться, потому что иначе твой противник обязательно использует «обруч», чтобы ты не смог больше принимать позу силы…
Аспида вместе со скорлупой медленно приподняло в воздух, переворачивая головой вниз. Обе его руки рывком растянуло в стороны, в висках бешеными молоточками заколотилась кровь.
– Ну а потом, как ты понимаешь, сразу же будет «игла»… а потом «костёр»…
Тело мальчишки затрясло, как от удара током; рот снова открылся для невольного крика, но голосовые связки неумолимо немели, словно ошпаренные. Аспиду казалось, что все его рёбра давно уже трещат, пытаясь сложиться какой-то хитрой гармошкой.
Блок, ещё один блок. Мучительная, дробящая суставы внутренняя пульсация вроде бы немного отступила – только вот надолго ли? Надо было что-то придумывать, и срочно… иначе Вильф ведь в жизни не успокоится, пока в очередной раз не устроит ему полноценный паралич. Как он там обычно выражается? «Слишком трудно удержаться, когда ты так долго меня на это провоцируешь, маленький тули-па…»
Мальчика вновь перевернуло в воздухе; носом хлынула кровь.
Руки больше не скрестить, значит, о любых атакующих техниках сразу можно забыть… была же вроде бы какая-то подсказка, или нет? Резонанс? Резонанс…
Шею Аспиду перехлестнула тугая энергетическая шлейка.
– А потом, конечно, будет «дыба», – он готов был поклясться, что Вильф сейчас улыбается. – А потом – «распятье»…
Два гравитационных луча из обеих ладоней мальчишки тугими жгутами синхронно ударили в стороны, и Аспид всем телом почувствовал, как те подёргиваются, откликаясь на биение биотоков в стенках силового купола, а в следующий момент призрачная оболочка треснула с глухим звуком, похожим на хлопок шампанского. В воздухе разнёсся острый запах канифоли, и Аспид, насквозь мокрый от пота, кувырком полетел к ногам Вильфа, едва успев перевернуться в воздухе, чтобы приземлиться на четвереньки и не свернуть себе шею.
– Как ты понимаешь, твой противник тоже может при некоторой доле везения разбить клетку изнутри, – как ни в чём не бывало произнёс тот, опираясь плечом об облитую кровавым закатным светом каменную стену. – Исключение существует только одно: ты изначально замыкаешь энергетический контур на волю кого-нибудь, кто сам потом останется внутри клетки…
Аспид с трудом поднялся на ноги, и его тут же качнуло, будто он находился на палубе теплохода во время шторма.
– Чтобы замкнуть контур, в качестве топлива можно использовать любого смертного, готового тебе открыться, – продолжил Вильф, насмешливо наблюдая, как тот рукавом рубашки промакивает ручьями струящийся со лба пот. – Нужно лишь должным образом зарядить внутри него силы и кровь, и тогда ни ему, ни тем, кто окажется с ним рядом… а сколько их будет – зависит только от количества вложенной в технику энергии… из клетки уже никогда не выбраться. Ну да подробности тебе, пожалуй, пока что особенно ни к чему…
«И на том спасибо», – мрачно подумал Аспид. Тело его, необычайно чувствительное после оттока энергии, понемногу начинало колотить от холода (ветер дул уже такой, что, если бы не воля тули-па, мальчик, наверное, вообще вряд ли сумел бы удержаться на ногах), в голове гудело, и сосредоточиться на подобных лекциях было сейчас почти так же сложно, как перестать стучать зубами. Аспид сделал пару глубоких вдохов-выдохов и устало присел на переплетение мощных древесных корней между камнями, непроизвольно обнимая себя руками.
Таютка сорвалась с облюбованной ветки и приземлилась ему на затылок, цепляясь коготками за волосы и обнимая крыльями виски: «Всё хорошо, всё пройдёт, только немножко переждать, покровитель…» По позвоночнику потекла живительная струйка тепла.
«Уйди, не смей делиться со мной силами, глупое маленькое, – Аспид ссадил дракончика на серый потрескавшийся камень и накрыл его рукой. – Сам справлюсь…»
Таютка коротко лизнула мальчика между пальцев длинным раздвоенным язычком, прижимаясь к его ладони, и тут же снова вспорхнула вверх.
– А если в клетку попадёт мой соратник… – начал тот, свободной ладонью утирая всё ещё бегущую из носа кровь. – Снаружи её можно будет разбить?
– Снаружи – да. Попробуй, – предложил Вильф.
Он вытянул руку и небрежно поймал в тускло мерцающую полупрозрачную сферу пролетавшую мимо птицу с жёлтыми как у кошки глазами. Подчиняясь движению пальцев Вильфа, сфера плавно подплыла ближе и замерла в воздухе в паре метров от Аспида; было видно, как птица мечется внутри, пытаясь разбить клювом эфемерное стекло её гладких стенок.
Мальчик на секунду замешкался, а потом выбросил вперёд покрытый ссадинами кулак и резко разжал пальцы, пуская в сферу бесшумную серебристую молнию. Молния полыхнула в наступающих сумерках ужасно коротко и слабо – силы у Аспида были почти уже на исходе – но птицу всё равно отшвырнуло к дальней стенке серебристого пузыря, как подстреленную. С хриплым звуком, похожим на карканье, она задёргалась и секунду спустя безжизненно сползла вниз, слабо шевеля крыльями.
– Без оружия, Аспид, – усмехнувшись, посоветовал Вильф. – Все удары оружием, как видишь, просто пройдут насквозь и достанутся тому, кто находится внутри.
– А как же тогда? – мальчик безвольно опустил руки.
– Просто направленное усилие воли, – ответил Вильф, лениво затягивая в хвост медные кудри. – Усилие, не связанное с материализацией оружия.
