Джеймс Суэйн
Ва-банк!

Ты сама в этом виновата, думала она. Ты видела в мужиках ответ на все свои вопросы, ты надеялась, что любовь хорошего парня – это все, что тебе нужно, чтобы избавиться от одиночества, которое преследовало тебя с самого раннего детства. И каждый раз ты с готовностью открывала им дверь. Хуже всех был Ник, но разве ты, расставшись с ним, уехала из Вегаса? Нет, тебе надо было остаться – ему назло, доказать, что ты и сама можешь справиться. И каким образом ты пыталась этого достичь? Приняла от него работу в его же собственном казино и сделалась его рабыней. Все правильно: «Сядь на мой прибор» и заткнись…

Прошло минут двадцать. Автомобиль – как поняла Нола – свернул с шоссе. Ей удалось стянуть с головы мешок, и она стала смотреть на дорогу сквозь столь любезно проделанную дырочку. В пределах видимости никаких других машин не было, и Нола поняла, что они едут по пустыне, а там уж ее точно никто никогда не найдет.

Автомобиль свернул с основной дороги и еще какое-то время ехал по щебенке. Похититель притормозил и трижды просигналил. Нола услышала, как поднялись металлические ворота, машина въехала внутрь, и ворота с тяжелым стуком опустились.

Через несколько секунд крышка багажника поднялась, и Нолу ослепил яркий свет.

– Вставай, солнышко, и сияй, – объявил похититель.

Нола выбралась из багажника, протерла глаза и огляделась.

– Здесь не очень шикарно, но это наш дом, лапушка, – сказал похититель.

Они находились внутри какого-то пустого склада, холодно было, как в рефрижераторе. В центре огромного помещения располагалась копия пита для блэкджека из «Акрополя» – несколько старомодных столов. У одного из них стоял Фрэнк Фонтэйн. На нем была красная шелковая рубашка, и он мастерски тасовал колоду.

Здесь же располагался огромный мольберт с планом игрового зала «Акрополя», размеченный, словно карта военных действий, голубыми и желтыми линиями.

– Привет, – сказал Фонтэйн.

– И тебе привет, – онемевшими губами прошептала Нола.

– Что, удивил я тебя?

– И еще как.

– Ты в порядке?

– Бывало и лучше, – сказала она.

– Я не причинил ей никакого вреда, Фрэнк, – заявил стоявший рядом с ней похититель. Он уже успел сменить лыжную маску на огромную шляпу. Высокий, мускулистый блондин с продубленной солнцем и ветром кожей. Настоящий ковбой, подумала Нола. Развернувшись, она отвесила ему звонкую пощечину.

– Ах ты сволочь, хам!

Ковбой улыбнулся, словно она сделала ему комплимент. Фонтэйн вышел из-за стола и сказал ковбою:

– Хорошая работа.

– Спасибо, – ответил тот.

Нахлобучив свою шляпу на Нолу, ковбой открыл ворота и растворился в ярком солнечном свете.

Фонтэйн подошел ближе. Нола вся сжалась и вопреки самой себе разревелась.

– Скучала по мне? – спросил он.

– Пошел ты, Фрэнк, или Сонни, или еще как там тебя зовут! – рыдала Нола. Сжав кулаки, она попыталась стукнуть его в грудь, но он перехватил ее руки и держал, пока она не успокоилась. – Чтоб ты сдох вместе со своими планами и схемами! – рыдала Нола.

– Я тоже соскучился, – сказал он.

16

Валентайн стоял на солнцепеке подле Сэмми Манна – «скорая» должна была вот-вот подъехать. Похититель Нолы оказался парнем не промах. Как выяснилось, первым делом он зашел в дом по соседству, где дежурил шпик Лонго – вот тот оказался как раз тупицей, поскольку позволил привязать себя к стулу. Затем похититель перешел через улицу и наставил на Уайли и Сэмми «Магнум» тридцать восьмого калибра. Уайли он пристегнул наручниками к рулевому колесу, а Сэмми приказал выйти из машины, где с помощью рукоятки пистолета проделал с его здоровой ногой то же, что проделала с ногой своей соперницы Тоня Хардинг^[26].

– Ты этого парня разглядел? – спросил Валентайн.

– На нем была лыжная маска, – проскулил лежавший на траве Сэмми.

– Думаешь, профессионал?

– Угу. Деловой такой, спокойный.

– Почему он стукнул тебя, а не Уайли? Сэмми скривился от боли:

– Понятия не имею.

– Думаешь, Уайли с ним заодно?

– Не-а.

– С чего это ты так уверен?

– Он в штаны намочил. Буквально.

Наконец Сэмми уложили на носилки, сделали ему укол обезболивающего, и Валентайн смог вернуться в дом. Лонго собрал всех уцелевших в гостиной и расхаживал по мерзкому косматому ковру.

– Это черт знает что такое! – вопил он во всю мощь своих легких. – Нас притащили сюда под предлогом каких-то чертовых писем, которые, черт подери, так в глаза никто и не увидел. И на тебе – на нас нападает какой-то тип, которого тоже никто не разглядел! Черт возьми, не надо быть гением, чтобы понять, что нас подставили, черт, черт, черт!!! Вот только кто?

Злобный взгляд Лонго скользил по лицам.

– Нола, кто ж еще! – пискнул Уайли. Ему пришлось снять мокрые штаны и надеть найденный в ванной мужской халат.

– Нола? – недоверчиво переспросил Лонго. – Да единственное, в чем Нола Бриггс виновна, так это в том, что она ненавидит Ника. А судя по размеру камешка в кольце, эта дамочка пылает к вам, мистер, ненавистью нешуточной.

Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.

– И так вот всю жизнь, – прошептал он.

– Из этого следует, что виноват один из вас, – и Лонго снова оглядел каждого по очереди. – Кто-то из вас подстроил эту заваруху.

Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови – падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго – судя по всему, он был растерян не менее остальных.

– Я к этому делу никакого отношения не имею, – ровным голосом ответил он.

Лонго взвыл, как раненый бык.

– А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!

– Вы с ума сошли. – И Андерман печально покачал головой.

– Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола – твоя клиентка!

– Я просто приехал сюда вместе со всеми, – неловко оправдывался Андерман.

Лонго злобно засмеялся:

– И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтанном?

– Такое признание ни одной проверки не выдержит.

– Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша – просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!

– Перестаньте! – огрызнулся Андерман. – Хватит глупости болтать.

– Хочешь позвонить своему адвокату? Андерман было заколебался, но потом буркнул:

– Нет.

– Ах, вот как мы решили! – воскликнул Лонго игривым тоном. – Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.

– О чем это вы? О какой такой сделке?

– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.

Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:

– Я вас внимательно слушаю.

– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.

– Но он – невидимка.

– Только для нас, – сказал Лонго.

– Что вы имеете в виду?

– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.

– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.

– Ты его найдешь?

– Попытаюсь.

– Этого недостаточно.

– Ладно. Найду.

– Значит, договорились?

Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.

А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.

Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:

– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.

– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?

– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.

– Почему ты так в этом уверен?

– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.

– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?

– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.

Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.

– Вот сволочь, – сказал Валентайн.

– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.

Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.

– Никогда, – ответил Валентайн.

– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.

– Я не это имел в виду, Билл.

– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?

– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.

Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.

Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.

Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.

Ник печально покачал головой:

– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.

– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.

– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.

– Он ведь тоже был женат раз сто?

– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?

Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.

В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:

– Вы позволите задать вам личный вопрос?

– Валяйте.

– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?

– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.

– И так никогда и не прикасались?

– Нет.

– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?

– Случалось.

– И вам приходилось с ним возиться?

Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.

Прокашлявшись, он коротко ответил:

– Нет.

Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.

– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.

– Сверх того, что вы уже мне должны?

– А сколько я вам должен?

– Две тысячи.

Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:

– Сверх вот этого.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:

– Это может показаться довольно странным предложением.

– Не стесняйтесь.

– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.

– А я думал, что вы рады от нее избавиться.

– Я передумал.

– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.

Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:

– Знаю.

– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:

– Возможно.

– Она что, действительно вас за живое тронула?

– Я сам до этого дошел.

– Это как же?

– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.

Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления^[27].

Богоявление – маленький греческий рыболовецкий городок во Флориде, где Ник рос, отмечал шестого января. В этот день они праздновали крещение Христа в реке Иордан, когда Святой Дух в виде голубя сошел к юному Иисусу. Согласно канонам православной церкви, именно это событие ярче всего демонстрировало божественную сущность и миссию Христа.

– Для нас этот праздник покруче Рождества будет, – пояснил Валентайну Ник.

В этот день в их городке не работало ни одно заведение. Все жители собирались в церкви Святого Николая, и после недолгой службы священники и паства с хоругвями шли крестным ходом к речке Бэйоу – священники в богатом облачении, с унизанными драгоценными камнями крестами, опирались на узорчатые посохи, а за ними следовала одетая во все белое юная девственница с белоснежной голубкой в руках.

– Как правило, на эту роль выбирали самую красивую девушку в нашем городке, – рассказывал Ник, и лицо его раскраснелось от воспоминаний. – В тот год выбрали девушку, в которую я был влюблен. Ее звали Зельда Каллас.

После благословения голубку отпускали, она летела над речкой, а священник бросал в реку белый крест, и пятьдесят мальчишек прыгали в воду с выстроившихся полукругом лодок, чтобы поймать его.

– Паренек, выловивший крест, возвращал его священнику и получал от него благословение на весь последующий год – именем Иисуса Христа.

– Неплохая сделка, – заметил Валентайн.

– Еще бы! – согласился Ник. – В тот год удача мне была нужна как никогда: один за другим умерли отец и дед, я бросил школу, так как приходилось кормить мать и сестер. И я решил во что бы то ни стало выловить этот белый крест, получить благословение и произвести впечатление на Зельду Каллас.

Ник сокрушенно покачал головой.

– И что?

– А ничего не получилось.

– Вы не поймали крест?

– Мне просто не разрешили прыгать. Священник сказал матери, что лучше бы мне остаться на берегу – якобы из уважения к отцу и деду. Но на самом деле, я думаю, она не разрешила мне прыгать из страха, что я вдруг утону. Ну, сами знаете, как это бывает.

– Это уж точно, знаю.

– Вот тогда это и случилось, – продолжал Ник. – Я стоял на берегу, смотрел, как прыгают в воду мои друзья, и на меня снизошло прозрение. Передо мной явился отец, он погрозил мне пальцем и сказал: «Никогда не сдавайся». А потом – бах! – и растаял.

– Вы действительно его видели?

– Как вас сейчас, – ответил Ник. – Он был сердит. «Никогда не сдавайся». То есть он меня отругал. И знаете что, Тони? С тех пор я ни разу и не сдавался. Я повторяю эти слова, как мантру, и они помогли мне стать тем, кем я стал. Я такой, какой я есть, понятно?

– Понятно, – откликнулся Валентайн.

– А там, в доме Нолы, на меня снизошло другое прозрение. Именно там я понял, что отец мог и ошибаться. Порой нужно как раз сдаться. Господи, какую же глупость я сотворил!

– Вы ее любили?

Ник глубоко вздохнул:

– Да. И она любила меня. Она даже подписала брачное соглашение. Чего еще я мог желать? Я стал перед ней на колени, Тони. Стал на колени на этот кошмарный ковер, надел ей на палец громадное кольцо и попросил выйти за меня замуж. Она сказала: «Да», – а я что в ответ брякнул? Вот идиот! Я сказал: «Но сначала ты должна увеличить сиськи». Тут говно из вентилятора и полетело.

– Получается, после этого вы напились и стерли эту историю из памяти, – осведомился Валентайн.

– И эту, и кучу других глупостей, – признал Ник. Потом взглянул на Валентайна: – Так вы сделаете это для меня?

– Вы имеете в виду, найду ли я Нолу?

– Да. Мне необходимо ее увидеть. Еще хоть разок.

– И вы действительно раскаиваетесь?

Ник мрачно угукнул.

Валентайн задумался. Он уже много лет не занимался розысками. Но пять тысяч – заманчивая сумма, к тому же к ней прилагалась небольшая премия: в ходе поисков он, скорее всего, столкнется с Фрэнком Фонтэйном и заставит его заплатить по счетам. Как там говорится? Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным? Что ж, придется еще несколько деньков попотеть, но подобная перспектива вдруг перестала выглядеть пугающей.

– Что ж, попробую, – сказал Валентайн.

Когда Валентайн вернулся в свой номер, горничная-мексиканка все еще наводила там порядок. Безжалостно изгнав ее, он заперся в ванной, сбросил пропотевшую одежду и влез под ледяной душ, после которого буквально заново родился – хоть и продрог.

В номере пахло политурой для мебели и свежими цветами. Он нашел на обеденном столе пульт и включил спортивный канал, по которому шла игра между «Янки» и «Девил Рейз». Ха-ха, «Девил Рейз» вели с перевесом в два очка! Хорошо бы позвонить Джерри и сообщить ему об этом… Желание, что и говорить, неправедное, но подобный поступок, несомненно, доставил бы ему удовольствие, так что совсем уж неправедным оно быть не могло.

Он порылся в шкафу в поисках чего-нибудь легкого. Увы, в поездку он взял рубашки с длинными рукавами, все тех цветов, которые принято называть «немаркими», три пары брюк, все черные, да два темно-синих клубных пиджака. Что ж, он по-прежнему одевался как полицейский – наверное, и в гроб его положат в таком вот прикиде.

Всю выпивку обслуга из бара убрала, заполнив его «Эвиан» и диетической колой. Какое внимание! Он налил себе минералки и улегся на кушетку. Игра в самом разгаре, и – на тебе! – реклама собачьей еды, потом моторного масла. Сегодня без нее телевидению просто не выжить… А вот реклама светлого «Будвайзера» – в ней участвуют два знаменитых бейсболиста, один из которых в прошлом преступник. Дома он слушал трансляции с игр по радио, а телетрансляций старался по возможности избегать.

«Янки» вроде бы сравняли счет, но «Девил Рейз» все-таки удалось вырвать победу. Джерри наверняка сейчас просто с ума сходит. Валентайн прошел в спальню и позвонил Мейбл.

– Он уехал, – сообщила соседка. – Улетел двенадцатичасовым рейсом. Сказал, дела есть. Замечательный молодой человек, Тони, не понимаю, почему ты его не любишь.

– Как-нибудь за молочным коктейлем я тебе расскажу, – пообещал Валентайн, укладываясь на мягкий матрас и изучая собственное отражение в потолочном зеркале. – Мейбл, хочешь – верь, хочешь – не верь, но у меня тут зеркало над кроватью.

– Наверное, это очень приятно – иметь возможность бриться лежа.

– Один-один! – признал Валентайн. – Спасибо, что ты о нем позаботилась.

– Это было совсем не трудно. А знаешь, он ест совсем как ты.

– Руками, что ли?

– Нет! Я имею в виду его отношение к еде. Похоже, у вас в доме принято было относиться к еде всерьез. А как ты там проводишь время, приятно?

– Бывает и хуже.

– У тебя голос что-то не очень веселый. Они тебе платят?

– По-королевски, – ответил он.

– Вот и не ной.

– А кто ноет?

– Да ты, по-моему, собрался пожаловаться на судьбу. Я тут посмотрела в газете погоду – оказывается, у вас там в Вегасе вчера стояла страшная жара.

– Сухо и жарко. Ты мою птичку кормить не забываешь?

– Кормить… – Мейбл запнулась. Потом неуверенно сказала: – Но ведь у тебя нет птички!

– Вот я тебя и поймал! Слушай, я тут получил твое сообщение. Так ты написала новое объявление вместо того?

– Конечно. Я час назад отправила его на факс твоего отеля.

– Уже отправила? – Валентайн сел и посмотрел на телефонный аппарат: лампочка, которой следовало мигать, если б в его отсутствие пришло какое-то сообщение, не светилась. – А мне от портье никто не звонил. Слушай, я сейчас повешу трубку и проверю. Если факс не дошел, я тебе перезвоню.

– Мне с этим новым текстом Джерри помог, – сказала Мейбл.

Он поплотнее прижал трубку к уху. Насколько он знал, его Джерри никогда никому не помогал.

– Повтори-ка!

– Ну, он высказал концепцию. Твой сын очень умный молодой человек. Это объявление пока что у меня лучше всех получилось.

– Что, даже лучше, чем объявление «Татуированный мужчина ищет татуированную женщину», опубликованное в религиозном разделе?

– В миллион раз лучше!

– Тогда его обязательно надо прочитать.

Попрощавшись, Валентайн надел туфли – при этом он пытался представить себе, как Джерри сочиняет объявление. Может, встреча с Мейбл и была той самой дозой реальной жизни, в которой так нуждался его сыночек? Во всяком случае, эта встреча явно пошла ему на пользу.

Он прошел в гостиную и принялся искать пластиковую карточку-ключ от номера. И в этот момент из кухни вышел человек в ковбойской шляпе и навел прямо на него «Магнум» тридцать восьмого калибра. Человек был высок, широкоплеч, со светлыми длинными волосами и глазами холодными, как лед.

– На колени! – скомандовал ковбой.

Валентайн опустился на пол. Плитка была холодной, и ощущения не из самых приятных. Ковбой полез в нагрудный карман.

– Узнаешь?

В руке он держал ту самую фотографию с медового месяца.

– Да, – ответил Валентайн.

Зажав уголок фотографии зубами, ковбой разорвал ее сначала наполовину, потом на четыре части. Валентайн наблюдал, как обрывки его прошлого медленно планируют вниз, и вспоминал тот день на пирсе – так ярко, словно это было вчера.

– У меня к тебе сообщение от Фрэнка Фонтэйна, – сказал ковбой.

– Я весь внимание.

Ковбой усмехнулся:

– Фонтэйн просил передать, что у него есть свои люди в каждом штате. Ты знаешь, что это означает, старик?

Валентайн кивнул. Это означало, что буквально в каждом городе страны у него есть свои бандиты, и Фонтэйну надо лишь позвонить, и они сделают все, что он прикажет, не задавая лишних вопросов. Ковбой снова полез в карман.

– А это узнаешь?

На этот раз он достал записную книжку Валентайна.

– Да, – снова ответил Валентайн.

– Завтра ты уедешь из города, – пояснил ковбой. – Если же нет, Фрэнку достаточно сделать один звонок, и кому-то из твоих близких не поздоровится. Усек?

– Усек, – сказал Валентайн.

Ковбой под дулом пистолета препроводил Валентайна в ванную и закрыл за ним дверь. Настенный телефон в ванной был вырван с корнем. Валентайн спустил штаны и проверил трусы – сухо.

– Побудь здесь некоторое время, – приказал ковбой.

– Уж непременно, – ответил Валентайн.

Он натянул брюки и уселся на толчок. Поскольку заняться было нечем, он принялся обдумывать угрозу Фонтэйна. Почему Фонтэйн попросту не приказал пристрелить его уже сейчас? Ответ логичный: сейчас ему невыгодна большая шумиха.

А это означало лишь одно: Фонтэйн намерен нанести «Акрополю» еще один удар.

Через пять минут Валентайн вышел из ванной. Клочки фотографии, на которой они с Лоис были изображены во время своего медового месяца, по-прежнему валялись на полу. Он собрал их и положил в нагрудный карман. Две полоски клейкой ленты – и карточка станет как новенькая.

Он осмотрел номер, просто чтобы убедиться, что ковбой ушел. Потом сел на кровать и постарался выработать решение.

Прежде всего, бежать он не намерен. Если сбежит, с бизнесом придется распроститься и заняться тем, чем убивают время все остальные старики во Флориде, – бинго, шаффлбордом или еще чем-то в этом роде. Не может он одновременно быть заложником Фонтэйна и специалистом по поиску шулеров и прочих уродов.

Нет, он останется и отыщет Фонтэйна. По поводу большинства своих друзей он не особенно беспокоился: многие из них тоже были полицейскими и могли постоять за себя. Двоих из тех, кто таковыми не являлись, Мейбл и Джерри, он уж как-нибудь сможет прикрыть, пока Фонтэйн не окажется в руках закона. Угрожал Фонтэйн ему по одной лишь причине: он испугался. И даже не того, что его схватят: он боялся проиграть. На кону стояли его гордость и его репутация.

А также гордость и репутация Валентайна.

17

Роксана крутилась как белка в колесе – перед ее стойкой выстроилась целая толпа только что заехавших постояльцев. Валентайн и забыл, что во вторник вечером состоится бой Холифилда, так что он засел за столик в «Убежище Ника» и решил дождаться, пока у нее начнется перерыв.

Сердце у него все еще глухо стучало о ребра – приставленный к виску пистолет никому здоровья не прибавлял. Хуже этого мог быть только выстрел. Наконец появилась Роксана.

– Слыхала, в аэропорту вы изображали из себя Чака Норриса, – сказала она, когда им принесли их напитки. Роксана сделала глоток шардоне и состроила смешную рожицу: – Вот уж никогда не думала, что вы у нас мастер восточных единоборств.

– Я почти двадцать лет проработал в казино, – пояснил он, отпив свою воду из-под крана. – А там оружием не очень-то помашешь.

– Поэтому вы и занялись восточными единоборствами?

– Да.

– Вот что я поняла: вы необыкновенно хладнокровный человек. И не агрессивный.

Валентайн улыбнулся. Сердце его наконец-то перестало колотиться, и он слегка расслабился.

– Вы угадали. Заказать вам еще?

– Спасибо, хватит.

Роксана мечтательно смотрела не него. Сегодня она выглядела старше, чем накануне. От усталости стали видны морщинки, и почему-то от этого она стала ему еще симпатичнее – Валентайн подумал, что сейчас разница в возрасте, наверное, не так бросается в глаза.

– Вы давно работаете на Билла? – спросил он.

– Около года. Билл сказал, что вы меня вычислили.

– Кто-нибудь еще знает?

– Никто. Если вы только сами Нику не рассказали.

– И не собирался.

Она положила свою руку на его и устало улыбнулась. Ее сигарета потухла.

– Вас беспокоит то, что вы мне так нравитесь?

– Начинаю к этому привыкать, – признался он.

– В вашей жизни есть женщина?

– Только Мейбл. Это моя флоридская соседка.

– Та Мейбл, что послала вам смешной факс?

– Она самая. Кстати о факсе: вы еще одного от нее не получали? Где-то с час назад?

– Господи, Тони, я была так занята, что не заметила бы и пожара.

– Вся эта публика приехала на Холифилда?

– Это словно Четвертое июля и Новый год в одном флаконе.

Валентайн жестом попросил официантку принести им еще по одной.

– И как? – спросила Роксана. – У вас с Мейбл серьезно?

Серьезно с Мейбл? Он никогда не думал об их отношениях под таким углом.

– Это не такого рода отношения, – улыбнулся он.

– А… – Она водила наманикюренным пальчиком по краю стакана. – А какие тогда?

– Мы вместе время коротаем.

– И никаких других подруг?

– Никаких.

Официантка принесла свежие напитки и сказала Валентайну:

– Вам – за счет заведения.

Официантка кивнула в сторону бара – там стоял любимый бармен Валентайна. Приветствуя его, Валентайн поднял стакан.

– Знаете, – заметила Роксана, – я ведь старше, чем вы могли подумать.

Валентайн чуть было не сказал: «Я знаю», – но вовремя спохватился и вместо этого спросил:

– Сколько вам? Двадцать восемь?

– Очень смешно. А вам сколько?

– Шестьдесят два, – признался он. Она и бровью не повела.

– А мне тридцать восемь, – сказала она.

Шестьдесят два плюс тридцать восемь составляет ровно сто, если разделить на два – получится по пятьдесят, самая вершина жизни. Что ж, он согласен на такую арифметику.

– Так почему вы не встречаетесь с женщинами? – спросила она. – Проблемы со здоровьем?

– Да нет, в последний раз когда я проверял, все вроде бы работало исправно.

Она улыбнулась:

– Тогда почему?

– Вы были замужем?

– Не уходите от ответа.

– А я и не ухожу. Так замужем вы были?

– Да. Мой брак продлился пару лет.

– А мой – тридцать пять. Жена умерла в ноябре. И мне по-прежнему кажется, что мы с ней вместе. Освободиться от этого чувства довольно трудно.

– А вы не хотели посоветоваться с психотерапевтом? – тихо спросила Роксана.

– До сих пор у меня проблем не возникало, – сказал он.

Через несколько минут Роксана просмотрела пачку полученных факсов. Последнее присланное Мейбл объявление оказалось в самом низу, и Роксана подала ему лист.

– Хочу попросить вас еще об одной любезности, – сказал он. – Вы могли бы сделать так, будто я уже выехал из отеля?

– Конечно, – ответила она. – Вы снова поссорились с сыном?

– Нет, на этот раз мне надо создать дымовую завесу.

– Считайте, что все уже сделано.

– Большое спасибо.

– Завтра я выходная, – сказала она, когда он уже собрался уходить.

Валентайн вернулся к ее конторке:

– Есть какие-нибудь планы?

Она пожала плечами:

– Отоспаться, посмотреть «мыльные оперы». Может, взять напрокат кино. Давно хотела посмотреть «Мужской стриптиз»^[28].

«Мужской стриптиз»? Неужто она действительно хочет видеть, как раздеваются эти английские доходяги? Да, за последнее время женщины действительно здорово изменились. Ему следовало сейчас что-то сказать, но он не был уверен, что именно. Может, предложить ей съесть по чизбургеру, сходить в кино, потом – мороженое? Или такое предложение выглядит несовременно?

– Можно мне вам позвонить? – робко осведомился он.

– Конечно! – Она написала свой номер на гостиничном бланке. – Я знаю в южной части города место, где подают роскошные вегетарианские бургеры.

Вегетарианские бургеры? Это что, оксюморон? И разве он что-то говорил об обеде или ужине? Все, что он попросил, – номер телефона, однако на лице ее сияла такая радостная улыбка, что он не решился ее погасить.

– Звучит заманчиво, – сказал он.

В лифте было полно народа. Валентайн пристроился позади двух афро-американских пар, одетых в майки с надписью: «Холифилд – народный чемпион» – они наверняка приехали сюда со спецтуром. Люди оживленно болтали, воздух был насыщен электричеством того рода, какое бывает только в предвкушении поединка тяжеловесов. Он развернул факс от Мейбл. Она вернулась к тому, что получалось у нее лучше всего, – пародиям на рекламные объявления: