Жена управляющего Анастасия спешила по каменным коридорам, поправляя на ходу выбившуюся прядь волос. В кухне царило оживление – повара в засаленных передниках перекрикивались, переставляя дымящиеся котлы, кухонные мальчишки таскали дрова, а на вертелах с шипением подрумянивались зажаренные поросята. Воздух был насыщен ароматами тмина, шафрана и жареного сала.
– К пиру все готово, пани! – крикнул главный повар, вытирая пот со лба. Анастасия одобрительно кивнула, пробежав взглядом по рядам пирогов с капустой и грибами, копчёным осетрам на дубовых досках, горам свежего ржаного хлеба. Во дворе уже накрывали столы. Слуги в ливреях расстилали белые полотняные скатерти, расставляя оловянные кубки и глиняные миски. Из ворот доносился лязг подков – первые гости прибывали. Знатные паны в бархатных жупанах помогали сойти с коней дамам в парчовых платьях – некоторые из женщин сидели в специальных дамских седлах с резными деревянными подпорками, другие прибыли в крытых повозках, обитых изнутри мягкими тканями. Свита в кольчугах поверх цветных кафтанов держалась чуть поодаль, давая господам возможность для первых приветствий. "Всё идёт хорошо", – подумала Анастасия, замечая, как муж деловито отдаёт распоряжения у конюшни. Всеслав, несмотря на свои пятьдесят пять лет, держался прямо, как молодой воин. Их брак два года назад многие сочли странным – бедная дворянка и влиятельный управляющий княжеским замком. Но для осиротевшей Анастасии это была удача.
–Пани, вам бы переодеться к обеду? —служанка почтительно склонила голову. В опочивальне на резной лавке уже ждало праздничное платье – синее, с серебряным шитьём на рукавах. Глядя на своё отражение в полированном медном зеркале, Анастасия на миг замерла: тёмные глаза, высокие скулы, густые каштановые косы, уложенные по моде.
Во дворе уже звучала музыка. За длинными столами литовские бояре в лёгких суконных шапках чокались кубками с польскими шляхтичами в расстёгнутых жупанах. Августовское солнце сильно припекало, и многие, сбросив тяжёлые кафтаны, сидели в тонких льняных рубахах. Слуги сновали между скамьями, поднося кувшины с охлаждённым квасом и мокрые полотенца для освежения. Великого князя ожидали лишь завтра, но праздник уже уверенно набирал обороты.
За главным столом восседали Всеслав и Анастасия приветливо кивали гостям и поднимали кубки. Пир шёл своим чередом – смех, тосты, звон посуды. Вдруг взгляд Анастасии остановился на одном человеке.
Среди польских послов сидел молодой мужчина в скромном кафтане из добротного сукна. В отличие от разгорячённых вином вельмож, он лишь пригублял кубок. Их взгляды встретились, и Анастасия поспешно отвела глаза, но холодок уже пробежал по её спине.
Вдруг мужчина встал и потянул кубок в сторону Анастасии:
– За здоровье прекрасной хозяйки! – его голос прозвучал звонко, перекрывая общий гул.
Анастасия, чувствуя, как жар разливается по щекам, едва заметно кивнула в ответ.
Пир подходил к концу. Всеслав наклонился к жене, его губы едва коснулись её уха:
– Завтра прибудет князь. Проверь гостевые покои и часовню – всё должно быть безупречно.
Анастасия кивнула и, извинившись перед гостями, ушла со двора. Длинные коридоры замка, прогретые за день, теперь отдавали накопленное тепло. Она начала обход с гостевых покоев – слуги уже разложили на постелях свежую мяту и полынь, аромат которых смешивался с запахом вощёных полов.
Убедившись, что покои готовы, Анастасия направилась к часовне. Её шаги гулко раздавались под сводами пустынного коридора. Когда она толкнула массивную дубовую дверь, её окатил поток ледяного воздуха – словно здание выдохнуло ей в лицо. В полумраке, у самой стены, стоял тот самый поляк. Его длинные пальцы скользили по шероховатой поверхности. При свете настенных факелов Анастасия заметила, как он внимательно рассматривает фрески на стене, будто наткнувшись на что-то важное.
– Вы интересуетесь нашей историей? – её голос гулко разнёсся под сводами.
Мужчина вздрогнул, но мгновенно овладел собой. Повернувшись, он заслонил рукой тот участок стены, который только что изучал:
– Старинные символы… удивительно похожи на краковские. – Его улыбка была вежливой маской, но глаза оставались холодными и настороженными.
Она сделала шаг назад и внезапно осознала, что они здесь одни. Последние лучи солнца скользили сквозь окна, окрашивая плиты в багровые тона.
– Мне пора, – прошептала Анастасия. – Муж ждет.
Поляк молча склонил голову, но его взгляд, казалось, преследовал её даже когда она уже вышла в коридор.
Едва уставшая Анастасия опустила веки, как за окном закричали петухи – наступал рассвет. Весь следующий день прошёл в лихорадочных приготовлениях – проверка запасов, последние уборки, расстановка стражей вдоль дороги. К полудню на башнях появились дозорные.
– Видим! – разнёсся крик с восточной стены. – Княжеский стяг на горизонте!
С этого момента всё словно поплыло. Гонцы сновали между воротами и покоями, передавая новости о приближении свиты. На кухне началась последняя лихорадочная суета. Анастасия, облачённая в парадный голубой летник с серебряными застёжками, стояла рядом с мужем у главных ворот, когда над замком разнёсся протяжный звук рога. Въезд Ягайло во двор замка запомнился ей калейдоскопом образов: сверканием доспехов его дружины, тяжёлым топотом конских копыт по бревенчатому настилу, переливчатым звонов колокольчиков на сбруе. Князь сошёл с коня – высокий, с пронзительными серыми глазами, в тёмно-красном кафтане, расшитом золотыми нитями.
После приветствий и краткой церемонии, когда солнце уже склонялось к закату, начался пир. Во внутреннем дворе, за длинными дубовыми столами, ещё залитыми дневным светом, пестрели яства: оленина с можжевельником, утка с лесными яблоками, свежий хлеб с тмином.
Слуги в синих ливреях с гербом князя быстро сновали между рядами, наполняя кубки медовухой и вином. На специально возведённом помосте музыканты начали первую мелодию – негромкую, размеренную, как раз в тон уходящему дню. По мере того как солнце опускалось ниже, слуги начали зажигать факелы вдоль стен. Их трепещущий свет постепенно заменял угасающий дневной, превращая пиршество в волшебное зрелище. Тени танцующих гостей вытягивались по каменным плитам двора, сливаясь в причудливые узоры.
Когда вспыхнула жаровня с благовониями, двор будто преобразился в гигантский светильник: отблески пламени дрожали в зеркальной глади кубков и металле украшений. Именно тогда, в этом таинственном переходе от дня к ночи, когда последние солнечные лучи ещё цеплялись за зубцы башен, а факелы уже вовсю плясали в вечернем воздухе, Анастасия заметила его взгляд…
– Панна Анастасия, – поляк склонился в изящном поклоне, – осмелюсь ли просить вас о танце?
Его рука оказалась удивительно тёплой, когда она вложила в неё свои пальцы. Они двигались в такт музыке, и Анастасия поймала себя на мысли, что не может отвести взгляда от его глаз – тёмных, как чернила, но вспыхивающих золотом при свете факелов.
– Ваш замок прекрасен, – прошептал мужчина, чуть наклоняясь, – но ничто здесь не сравнится с его хозяйкой.
Прежде чем она успела ответить, музыка смолкла. Он поцеловал её руку, и его губы обожгли кожу:
– Станислав Соколовский. До завтра, панна.
Позже, когда пир достиг апогея и гости перешли к крепким медовым настойкам, Анастасия незаметно выскользнула в часовню. Тишина здесь, после шума пиршества, была почти осязаемой. Через несколько дней на этом самом месте подпишут унию, и Великое княжество Литовское навсегда изменит свой путь.
Сняв со стены факел, она поднесла его к тому месту, где стоял Станислав. В дрожащем свете пламени на камне проступили едва заметные линии – круг с расходящимися лучами, окружённый спиралями и странными значками, напоминающими руны. Языческий символ солнца, тщательно замазанный, но не уничтоженный до конца.
Анастасия провела пальцами по шероховатой поверхности. Почему этот знак так привлёк внимание польского дипломата? И почему её собственное сердце бешено забилось при виде этих древних линий? В груди поднималось странное чувство – будто она стояла на пороге чего-то непонятного, но неизбежно важного.